Текст книги "Волчий корень"

Глава 7

Сестры Сорокина и Воронина только что по очереди приняли ванну, накрутили на бигуди волосы и слонялись теперь по квартире. Обе худые, как занозы. Мать родила их в один день, однако похожи они друг на друга, как вилка на бутылку. Разнояйцовые оказались дочки. Фамилии у них с некоторых пор тоже разные.

Все очень просто. Сорокина Марина была в браке, от которого осталась лишь одна фамилия. Даже ребенком обзавестись не смогла. Марина вышла замуж, а назавтра развелась. Она торопилась. Муж ничего ей не давал, кроме головной боли. Машка не имела никакого желания кухарничать на слесаря со Старого завода и стирать его робу, потому что ее сестра, Воронина Дарья, шла на подъем. Та совершала карьеру проститутки. Сутенером у нее выступал некий клоп из ментуры по прозвищу Пахом.

Следом за сестренкой прыгнула в омут и Манька. Это не представляло большого труда. Хороший омут, если каждый день обе сестры при деньгах. О чем действительно переживать, кроме денег? В этом деле так: попал в дерьмо – и не чирикай. С другой сторон, куда им обеим податься, если ни к какому делу не приучены.

К началу их сексуальной карьеры отец давно лежал на местном кладбище, а мать досиживала век на скамейке у подъезда. Поздние оказались близняшки. Родительница в начале пыталась качать права на счет семейного счастья и прочей бредятины, но у нее ничего не вышло. Кто она им? Мама? Но им самим четвертый десяток идет. Содержат себя, и ей перепадает. Ходит во всем новом. Сыта. Пенсию со сберкнижки не снимает. Вот и помалкивает теперь матушка. Она бы, может, будь сама моложе, тем же бизнесом занялась, но, увы, поезд безвозвратно ушел.

Сегодня у тружениц выходной. Надо себя в божий вид привести, к гинекологу сбегать. Перышки ощипать. Подбрить, где требуется. Телефон у них по этому случаю отключен – ничто не должно их сегодня тревожить. Даже Пахом. Однако Дашкин мобильник все равно прозвенел. Забыла, идиотка, питание отключить.

– От заката до рассвета?

– Да, – привычно загнусавила Дашка. – Фирма «От заката до рассвета». Слушаем вас очень внимательно.

– Хорошенькие вы мои… – ржал Пахом. – Что бы вы без меня делали! Собирайтесь, родимые!

– У нас выходной, – гундосо напомнила Дашка. – Башка вся мокрая…

– По службе я! – прервал Пахом. – Бнатова гирькой погладили. Осмотр в кабинете делать надо. Собирайтесь. Машина за вами выслана…

С улицы вскоре донесся сигнал автомашины. Сестренок звали на выручку. Никуда не денешься, если по своей воле в фекалии наступили.

Девицы натянули высокие сапоги-ботфорты и, захлопнув за собой дверь на автоматическую защелку, загремели ступенями книзу.

Мать вздохнула в соседней комнате. Ни днем, ни ночью покоя нет дочерям. Ну и жизнь пошла, едрит твою в кандибобер. Будь в живых отец, все кудри давно бы выдрал. Куда можно бежать сломя голову в выходной день?!

Машина вошла на просторный милицейский двор и остановилась. Девицы и сержант-водитель вошли через заднюю дверь в управление. Это был знакомый маршрут. Дальше они без сопровождения обойдутся.

– К Пахомову нам…

– Проходите, – разрешил сержант на проходной.

Дамы шагнули к ступеням и вскоре образовались на этаже, переводя дух после подъема. Торкнулись в дверь к Пахомову: закрыто. Поднялись этажом выше – услышали сразу несколько голосов. У Бнатова в кабинете оказалось несколько милицейских чинов в форме, а также один в штатском. Кругленький. На Колобка походит. Зовут Мутным, однако на кличку не отзывается.

– Мы прибыли…

– Что за люди, кто такие? – вылупил глаза Колобок. Понятые? Пусть обождут. Потерпевшего не успели еще допросить…

Бнатов, с забинтованным ухом, сидел в углу помещения и морщил лицо. За рабочим столом теперь находился заместитель прокурора Поляков. Тягомотина только что начиналась. Из сейфа пропало сразу три уголовных дела. Бнатову лечь бы в больницу и лежать там, ни о чем не думая. Он и лег бы, но похищенные дела оказались из разряда «особых».

– Дальше, – требовал Мутный. – Махнул, говоришь, рукой?

– Да, – продолжил Бнатов. – Из рукава гиря выпала. На резинке. И прямо в голову.

– Но у тебя же правое ухо задето! Как же он так?…

– Выходит, левша оказался…

Александр Сергеевич с шумом всосал воздух и сморщился. Голова гудела. Не каждый день головой об сейф получать приходится.

– Потом как все происходило? – допрашивал жертву налета Поляков, не поднимая головы от протокола.

– Дальше я сознание потерял. А когда проснулся, то увидел, что дверь открыта…

– В кабинете?

– В сейфе…

– Выходит, дверцу увидел открытой… И что?

– Сразу кинулся пересчитывать. Трех дел не оказалось.

Мутный, не разгибаясь, писал. Стукнули по котелку тяжелым предметом и дела выгребли. Всего три. В интересное время живут менты. И он в том же числе…

– Кто мог совершить налет? – задал Мутный ключевой вопрос.

Знать бы Александру Сергеевичу, кто это сделал, не стал бы он прокуратуру впрягать. Сам нашел бы. «Посеяны» дела безвозвратно, потому он и сообщил об этом случае, чтобы снять с себя ответственность за их утерю. Не для того их из сейфа крали, чтобы хранить как реликвию.

Мутный поднял голову от бумаг и впился взглядом в потерпевшего, ожидая ответа.

Потерпевший пожал плечами. Единственный, кого он запомнил, был мужик килограммов на двести. На японца походит. Глаза жиром заплыли. Возраст у него лет за шестьдесят будет.

«Не густо, – решил Мутный. – Дело так и останется в висячем положении. Если где-то воруют уголовные дела, значит, это кому-то надо…»

И заместитель прокурора вдруг загрустил. В последнее время на него часто наваливалась тоска. Очень хотелось денег, по их пока что было не видно. Дело, заняться которым ему поручил Докукин, оказалось особенное.

«Возьми под свой контроль и собери первичный материал», – сказал прокурор и даже пролился слезами благодарности, когда заместитель с готовностью согласился. А ведь обязанность заместителя – вовремя подчиняться. Как говорится, назвался клизмой – полезай в жопу. К тому же, как говорят, общество беспорочных наблюдателей объявилось. Кто такие? Может, партизаны?… Или еще какие-то паразиты.

– Другого я никого не заметил, – продолжал Бнатов. – Но такого не может быть, чтобы один приходил. Надо же кому-то на стреме стоять…

– С такими килограммами? – очнулся от мутного забвения Поляков.

Он принялся дописывать протокол допроса, затем протянул следователю для подписи. Тот бегло прочитал и поставил размашистую подпись.

– Зови понятых. Осматривать будем.

Сорокина и Воронина вошли в кабинет, озираясь по сторонам, словно впервые здесь были. На самом деле они знали здесь даже то, какие тараканы бегают у потерпевшего в тумбочке. Лошади! На бега выставлять можно! Раскормил тортами и пряниками. Даже коньяк оставлял им в рюмках.

– Сейф видите?

– Видим…

– Уголовные дела… Десять штук… Сосчитали?

Понятые хлопают глазами, соглашаясь. Может материалов больше или меньше, какая им разница. Их дело присутствовать и молчать в тряпочку. Без них разберутся. Раз надо – они приехали. И еще приедут, если попросят. На то они и подписались, чтобы сотрудничать.

Мутный записывает в протокол названия уголовных дел. Затем предлагает потерпевшему Бнатову и понятым сделать замечания. Все трое молчат. У них нет ни замечаний, ни дополнений.

Бнатов придумал историю с гирькой на резинке. И в нее сразу поверили. Подобным способом членовредительства давно не пользуются. Слишком он старый. Тем не менее Бнатову поверили – не мог он признать, что его чуть не размазали по сейфу. Все-таки мужик, как ни говори. Пусть ищут. Может, поймают. Зато он считает: если украдены три дела, искать надо сразу троих. Но двое из них сидят в следственном изоляторе, а вторая, что связалась с ним недавно, ходит у него под подпиской. Кто из них замешан, попробуй, определи. Может, родня у них объединилась и полезла гурьбой на амбразуру. Придется утихомиривать. А кого и отключить по полной программе. Стоит лишь привести для допроса и поговорить, как сразу же станет понятно, имеют ли они хоть какое-то отношение к данному факту. С другой стороны, это может быть обычное хулиганство. Залил какой-нибудь гондон шарики и полез в милицию. Тем более что перед этим долго и упорно стучал к нему. Где-то он видел его. Но где? «Общество беспорочных наблюдателей»? Это даже интересно. Неужели это звенья одной цепи?

Мутный сложил в папку весь материал: рапорт потерпевшего сотрудника, протокол его допроса, протокол осмотра кабинета. Как ни старайся, нельзя в первый день собрать больше. Потом дело обрастет дополнительными данными – справками о розыске, рапортами участковых.

– Надо тебе ведь пройти освидетельствование, – вспомнил Мутный. – На предмет причинения телесных повреждений, а также алкогольного опьянения, естественно. Вот направление.

И протянул бумажку Бнатову. Не нравилось ему дело. От него заранее наносило нехорошим запахом.

Заместитель прокурора встал из-за стола.

– И помни… – Мутный хлопнул рукой по папке. – По этому факту ты не имеешь права заниматься следствием. Статус не позволяет.

– А розыском? – оживился Бнатов.

Вопрос следователя застал Мутного врасплох. Коллега-юрист задал хитрый вопрос. Действительно, может ли потерпевший искать того, кто так вероломно поставил его «на уши»?

– На твое усмотрение, – ответил Мутный. – Но ты сильно рискуешь.

Бнатов от удивления качнул головой: слишком Мутный преувеличивает. В РУВД сила. Если ее использовать с толком, то дело можно раскрыть. Не будет Бнатов сидеть сложа руки. Ухо с черепушкой подживут, тогда и посмотрим. Он еще найдет для себя золотую середину, хотя до сих пор не ясно, во что может вылиться кража уголовных дел. Если бумажки пойдут гулять за пределами района, то никто не скажет, во что выльется их прогулка…

В дверь постучали, и в кабинет вошел начальник РУВД. Девочки-понятые в высоких сапогах мнутся у дверей. Домой хотят.

– Отвезите их вместе с Поляковым, – велел начальник управления, развернулся и вышел. Его тошнило от вида присутствующих.

Он вернулся к себе в кабинет, включил свет, подошел к холодильнику и остановился, ловя себя на странной мысли. Он может открыть дверцу холодильника, а может не открывать. Не открывать – это означает воздержаться. Он потянул на себя ручку. Достал изнутри початую бутылку и налил себе в фужер. Тут же, не закрывая холодильник, выпил и принялся закусывать, отрывая виноградины от гроздей.

Виноградом остался тоже недоволен. Недостаточно сладок. Горьковат. Налил еще. Выпил и, взяв ломоть окорока, принялся есть. Он съел бы даже Бнатова, будь сам в настоящее время кем-нибудь другим. Вероятно, в будущей жизни он станет им. Погоны там не будут иметь значения. Там будет играть роль одна только сила. И еще острые клыки. Во всяком случае, там не будет той лжи, которой их пичкали до самых девяностых.

Прахов вылил в фужер остатки коньяка, ловя себя на странной мысли: «Уровень жидкости совпал с донышком бутылки – это как понимать?…» Выпил коньяк, доел остаток мягкого сочного мяса и поднял трубку: машину начальству. Выключил свет и вышел из кабинета.

В коридоре прислушался: с верхних этажей доносились приглушенные голоса. Прахов решил проверить, кто бы это мог быть. Он поднялся двумя этажами выше, подошел к кабинету Бнатова и толкнул дверь. Но дверь не поддавалась. На полу у стены валялся выбитый замок – Мутный позабыл приобщать его к делу. Вместо замка в двери зияла огромная дыра. Будто кулаком выбили кусок древесины. В другое время начальник управления прошел бы мимо, но сейчас он решил показать, кто в доме хозяин. Распустились. Мышей ловить перестали.

Засунул руку в отверстие, нащупал продолговатый холодный предмет. Ломом подперли дверь, скоты. Ухватив рукой прохладное железо, начальник приподнял его, придвинул к двери и, выровняв вертикально, с силой оттолкнул от себя.

Падение инструмента прозвучало как ружейный выстрел. В тот же миг внутренняя дверь скрипнула, запястье начальника ухватили сильные руки и крутанули в сторону противоестественного изгиба. Николай Николаевич услышал хруст собственных костей. В ту же секунду рука пошла в обратном направлении, и Прахов услышал собственный крик. Так страшно он не кричал лет сорок. Тело полковника безжизненно повисло на двери, застряв рукой в отверстии.

Пахомов с Бнатовым остолбенели, обнаружив в коридоре собственного патрона. От болевого шока тот потерял сознание.

Двое понятых, Дашенька с Машенькой, глядели во все глаза из кабинета. Вот что называется торчать от жизни на полную катушку. На сколько бабок сегодня их нагрели? Уму непостижимо! Пришлось обеим бегать в торговый центр за коньяком с закуской. И ведь ничего не поделаешь. Такова у них «диспозиция». Бнатов часто употреблял это странное слово.

Полковника Прахова осторожно вынули из отверстия и затащили к себе в кабинет. Положили на диван. Рука пострадавшего изгибалась выше запястья в разные стороны. Открытый перелом человеку обеспечен. Что делать?

Веки у начальника дрогнули, и он замычал:

– Где я?

Он поднял покалеченную руку и, заметив неестественный изгиб, вновь опустил.

– «Скорую». Быстро мне… – и вновь закатил глаза.

«Скорая» пришла через пять минут. Прахову сделали укол обезболивающего, затем подняли и, придерживая под руки, повели вниз. От носилок полковник отказался. На вопрос о причинах перелома полковник мужественно соврал: «Запнулся на лестничной площадке и упал на бетонные ступени… А когда очнулся, оказался на диване…»

Проходя мимо дежурной части, Прахов посмотрел сквозь стекло на дежурного и погрозил тому пальцем. «Смотрите у меня!». Сел в машину и отъехал. На душе у него было тоскливо. На кого управление оставил? А уже через четверть часа на его руке тяжелым поленом лежал гипс.

Сестренки Сорокина и Воронина, выскочив из милицейской машины, побежали к себе в подъезд. Коньяк ударил им в голову. Тянуло лечь в постель и отключиться, ни о чем не думая. Утром все будет выглядеть по-другому. Оттянулись по полной программе.

Однако не успели они раздеться, как из ванной комнаты, туалета и кухни вышли сразу несколько мужиков с надетыми на голову капроновыми чулками. Мать стояла среди них, беззвучно двигая ртом.

– Идите к себе, мамаша, – распорядился здоровенный мужик. – Вы все правильно сделали, поэтому спокойно ложитесь спать. Детское время вышло.

Мужик вышел в прихожую и закрыл дверь на дополнительный замок.

Сестры сжались от страха. Значит, их решили ограбить. Прошла молва: нигде не работают, живут на широкую ногу – золотишко, шубенки, сапожки, телевизоры. Они их меняют чуть не каждый день. Плюс ко всему деньжонки. Станут пытать – все отдашь. Даже незаработанные… Лишь бы жизнь сохранили. Вот они, времена! Спаси и сохрани, господи…

– Садитесь пока… – опять распорядился мужик и тяжко, с голосом, вздохнул. – Поговорить надо.

Точно. Это грабеж. Наезд. Все, что заработано кровью и потом, придется отдать этим. Вон как смотрит. Тяжелый, неумолимый взгляд. На одну ногу наступит, за другую дернет и разорвет. Вдоль этой самой, откуда деньги берутся…

Девушек усадили в зале. Сами сели вокруг, удавьими глазами живьем едят. Словно спрашивают: «На «передках» в рай въехать мечтали?»

– Расскажите, Мария и Дарья. Как вы на самом деле живете? Не давят ли вас менты?

– Мы только что оттуда, – обрадовались близняшки. – Еле из лап вырвались. Прахову руку сломали прямо на работе…

– Что вы говорите! Выходит, он жив, а мы думали – давно скончался.

– Жив. Сунул руку в отверстие, а Пахомов подумал – лезет опять кто-то. Крутанул туда-сюда и чуть не отвинтил.

– Выходит, жуткий шухер у них…

Здоровый мужик, кажется, расплылся в улыбке – сквозь чулок-то не видно.

– Мне так тяжело это слышать… А еще какие у них новости?

– Ищут кого-то, – выдавила из себя Маринка. – На вас похожего…

Она вдруг осмелела, подумав, что информация может спасти их обеих.

– Рассказывай. Чем занимались сегондя? Только без вранья, – распорядился мужик.

– Мы-то? Расписаться нас вызывали…

Остальные в масках продолжали хранить молчание. Рожи бандитские выставили напоказ. Мороз по шкуре бежит от физиономий. Один походит на питекантропа. С дерева недавно спустился. Ночью увидишь в темном месте – упадешь и не встанешь.

– Ждем-с…

И сестренки обе враз, перебивая друг друга, торопливо поведали четырехчасовою историю своего отсутствия дома. Мужик слушал, иногда поправляя, задавал новые вопросы. В результате получасовой беседы сестры полностью облегчились. В головах у них стало легко и пусто.

– Давно бы так, – пробормотал мужик. – Ваши речи как мед на губах.

Он словно чувствовал их состояние. Остальные продолжали многозначительно сидеть и молчать.

– Мы не все рассказали, – пискнула Марина. Она боялась молчать. – Бнатов недавно девчонку изнасиловал. Наденькой зовут. Недели полторы назад. И в тот же вечер мужика одного избили, когда возвращались. На вас похожего…

Лучше бы она не говорила. Мужик вынул из-за пазухи винтовочный обрез и положил на стол. Остальные шевельнулись на своих местах.

– А с блатными как у вас? Тоже сотрудничаете? – продолжил допрос мужик.

– Не могу я глядеть на этих разрисованных, – честно призналась Марина. – Нам с этими проще.

– Расскажи про наркотики, – неожиданно заговорил Питекантроп. – Нас интересует, как их изымают. Говорят, вы присутствуете во время изъятия.

Вот оно! Наркотики! То самое, отчего прошибает от макушки до самого копчика.

– Наркотики… – заговорила Дарья. – Их вообще подкинули одному. Предпринимателем работает. Как сейчас помню. Ефремов его фамилия.

– Как же так можно, Дашенька? – удивился мужик.

– Так и можно… Потому что «крышуют» нас. И бабки гребут. Частную охрану приставили…

– Больше не будет такого. Обещаю. Соберемся, решим в вашу пользу. Под нас отойдете. Скажете, Японец теперь «крышует», и денег с сегодняшнего дня козлам не давать. Договорились?

«Ночные бабочки» мотали головами. Они все отлично понимают. Их дело маленькое. Сослаться, значит, на Японца. Приехал, дескать, недавно из «крытой» и готов восстановить справедливость.

– Станут бубнить – передайте: по первости хрюкало начищу, а потом по обстоятельствам.

– Как нам рассчитываться? И вообще…

– Потом решим. Позвоню. Однако не советую пудрить мне мозги. Договорились?

Конечно, договорились. Сестры облегченно вздохнули: им сохраняли жизнь.

– Вот и замечательно.

Мужик встал и произнес:

– Уходим.

Остальные поднялись с мест, подошли к двери и, не оборачиваясь назад, сняли маски и вышли наружу. Попробуй, узнай таких.

Из спальни с озабоченным видом выглядывала мать.

– Спи, иди, мама. Что смотришь?!

Глава 8

Телефон неожиданно прозвонил, и Серафима Семеновна поспешно подняла трубку.

– Слушай, ты! – кричал женский голос. – Может, за тобой бегать?! Но я еще ни за кем не бегала! Чтобы сейчас же был у меня! Одевай свои бродни и отправляйся!

У Серафимы Семеновны задергался левый глаз. Наверняка ее Степаныч, стервец, с кем-то спутался – вот та и требует немедленно явиться.

– Может, вы ошиблись? – осторожно спросила она.

– Это ты, что ли, Семеновна?! – воскликнула в удивлении дама. – Привет! Где твой гнедой? Ципкина говорит…

– Он не гнедой. – Серафима была не согласна. – Гнедой – значит, рыжий. А он у меня светлый.

– Да ладно тебе! Пусть придет! На учете и не ходит отмечаться…

– Хорошо, я передам, – холодно произнесла Серафима Семеновна и положила трубку.

«Кобыла! – выругалась про себя Семеновна. – Как была халдой, так и осталась…»

В дверь позвонили. Серафима подошла и взглянула в звонок: за дверью стоял Степаныч. Из магазина вернулся.

– Не раздевайся, – обрадовала его жена, когда тот вошел. – Поворачивай оглобли и дуй к Ципкиной. Помнишь Кобылу? Вот и ступай к ней. Велела! На учете, говорит, стоишь…

– Сама же сказала, что без приговора там делать нечего.

– Иди, пока время есть. Орет, даже не спросив, с кем разговаривает. И этот человек – начальник целой службы.

– Зато карьера их любит…

Степаныч снял фуфайку и надел куртку. Паспорт в карман и за дверь. Черти накачали ему Ципкину. А ведь она всего лишь медсестра в прошлом. Так и не закончила ничего, кроме медицинского училища. Умеют люди строить карьеру. А ведь если разобраться, кто такая Ольга Борисовна Ципкина? Роста высокого. С лестницей бегать за ней надо. Интересно, кто ее в девках обабил? Не важно, кто! Обабил, а позже обголосился от собственной «победы».

Степаныч прибыл в милицию. В районном управлении с утра беготня идет полным ходом. Из дверей в двери снуют сотрудники, светятся мониторы.

Ефремов вошел в кабинет Ципкиной и поздоровался.

– Чо не звонишь-то! – пробасила Ольга Борисовна. – Приговор пришел… Надо тебя ознакомить с порядком…

– Да знаю я… – тихо произнес Степаныч.

– Ну и что, что знаешь, – перебила его Ципкина. – Я обязана это сделать, хоть будь ты даже доктор юридических наук. Распишись иди… Прочитай… Понял? Распишись теперь…

Степаныч нахмуренно уставился в текст. Затем поставил свою подпись. Обязанности простые: периодически являться пред ясные очи госпожи Ципкиной. Цыпа. Цыпушка. Лошадь артиллерийская. Приходи теперь к ней, которая ездит на «Ауди». Отмечаться до тех пор, пока действует срок наказания.

– Давай. Без задержки у меня, а то ведь я не посмотрю, что ты у нас работал, – строжилась Ольга Борисовна. На ней был гражданский костюм. Пиджак и брюки.

– Разрешите идти? – произнес Степаныч официальным голосом.

– Иди, – сухо ответила Ципкина, отводя в сторону стеклянный взгляд.

Ефремов вышел с бумажкой в кармане. В ней написано все, что обязан совершать и чего должен избегать приговоренный к условной мере гражданин. Придется Степанычу ходить к этой ведьме. И слушать ее нравоучения, ничем не отличающиеся от обыкновенной грубости.

По коридору двигался Прахов. На груди у него висела загипсованная рука.

Степаныч в полупоклоне остановился. Глаза сами собой выразили удивление.

– Николай Николаевич, рука…

– Да! – с готовностью ответил начальник управления. – Запнулся вчера на площадке, упал, потерял сознание…

– А когда очнулся, – гипс?

– Если бы так. Сначала «скорую» вызвали. Наши ребята, Пахомов с Бантовым. Ты их знаешь…

Еще бы не знать! Но он тоже мент, а потому обиды не держит. Все пройдет… как с белых яблонь дым.

– Боялся, открытый перелом. Но оказалось, что закрытый… – хвалился своей травмой Прахов. Одна рука вставлена в рукав кителя. Другая часть кителя приколота булавкой к черной поддерживающей материи.

– Что вы не отдыхаете, Николай Николаевич? У вас же бюллетень…

– Какой отдых! Какой бюллетень! На минуту нельзя управление оставить! В отпуске не был пять лет!

Произнес, вытаращил от усердия глаза и поспешил дальше по коридору, не простившись. Ни словом не обмолвился о действительной причине перелома. А ведь лапу ему свои же сотрудники едва не открутили прошлым вечером. Не может он своих «гасить» раньше времени. Они ему еще пригодятся.

Ефремов проводил его долгим взглядом и подошел к кабинету Бнатова. Вместо замка по-прежнему зияло отверстие. Тишина стояла за дверью. Степаныч тронул ее рукой, и та отворилась. Вторая была тоже приоткрыта. В кабинете сидел помощник следователя в погонах старшего прапорщика.

– Что нужно?

– Я насчет Ефремова Олега. Сидит с лета. До сих пор дело не рассмотрели. Обжаловали два раза и все безрезультатно.

– А вы кто такой?

Вот те раз! О нем уже забыли…

– Ах да. Вы проходили у нас по другому делу… Нету следователя. На больничном он. -

Проговорил и уткнулся носом в ворох бумаг.

– Я именно с вами хотел… – Степаныч загадочно улыбнулся.

– Чего это? Я взяток не беру!

Во как! Не в бровь, а в глаз! Но Ефремов и не думал ему предлагать. Он лишь собирался выяснить некоторые вопросы, пока главный отсутствует. Например, как можно сделать так, чтобы дело прекратили или оно, например, просто потерялось.

– К следователю со всеми вопросами. И вообще вашего дела нету сейчас…

– Где же оно?

– Утеряно…

Глаза у посетителя полезли из орбит.

– Не мешайте работать. Так бывает. Иногда…

– Понятно… Но тогда почему сына держат так долго?

Ему не ответили.

Степаныч опустился на первый этаж и вышел на улицу. На морозном воздухе дышалось легко. Пешком дошел до остановки, сел в троллейбус и поехал в свои хрущебы. Дела уголовные требовали участия.

Семеновна отрапортовала: звонил какой-то мужик. Возможно, Карманов. Не доложился. Просил быть дома и ждать звонка.

– Об Олеге спрашивал? – спросила она, заглядывая в глаза.

Муж кивнул, отворачиваясь.

– И что? Когда у них конец-то – будет или нет?!

– Будет, когда-нибудь…

– Ты, папка, после тюрьмы совершенно пассивный стал.

– Пассивными педерасты бывают, – пробормотал Степаныч, садясь на маленький стульчик и собираясь снимать «бродни».

– Чо ты там ворчишь?…

Но муж не ответил. Показалось Серафиме. Ей вообще в последнее время стало многое казаться. Вчера, например, ей показалось, что Степаныч вернулся во втором часу ночи. Хотя бы и так! Не должна она во всеуслышание кричать, что он изменщик коварный и заслуживает абсолютного презрения. У народа кругом уши. Слышат то, чего им никак не надо слышать.

– Куда тебя ночью носило? – вспомнила тут же Семеновна, махая утюгом по столу.

– По делам…

Утюг остановился. Еще немного, и ткань под ним задымится.

– Какие такие могут быть дела? Ты же не работаешь. Тебя же по причине судимости давно уволили.

– Боюсь я тебе сказать…

– Говори!..

– Пыток в последствии можешь не выдержать. От одного вида помрешь…

– Какого еще вида?…

– Лучше тебе не знать.

Семеновна поставила утюг на подставку. Должна она знать в конце-то концов или нет?!

– Лучше тебе быть в неведении. Олегу нашему полезнее будет… – Ефремов лег на диван и вытянул ноги.

– Все равно ты должен держать меня в курсе!

– А вдруг ты расколешься раньше времени. Все ведь насмарку пойдет. И получу я лет десять или, того хуже, пулю в лоб. И тебя та же участь ждет. Думаешь, нет?

Серафима Семеновна задумалась. Выходит, Саня Царев не зря появлялся в их доме. Решили они и постановили. И теперь ночами где-то пропадают. Один раз уже было у них одно мероприятие. Теперь вот второй разу уже.

– По-твоему, я должна молчать?

– Плохого не будет. Понятые, которые по делу Олега проходят, – те еще штучки!

– Кто такие?

– Шалашовки с улицы Жуковского.

Жена не понимала.

Муж объяснил: «Проститутки, которых доят менты, Бнатов использует в качестве понятых, а также использует по прямому назначению…»

– Что значит по прямому?

– Они же проститутки…

Семеновна сморщила лицо. Ну и времечко.

– Сестренки родные. Одна Воронина, другая Сорокина. Близняшки…

Степаныча понесло. Он не мог остановится.

– Но не однояйцовые, так что совершенно не похожи. И фамилии у них разные. Сорокина замуж на два месяца выходила. И прописана она по другому адресу. Ни один суд не подкопается, что профессионалки живут под одной крышей, что они сестры друг дружке приходятся и что, мало того, на связи у оперативного уполномоченного Пахомова находятся. Как доверенные лица, что ли. А может быть, как агенты.

Степаныч перевел дух.

– Теперь ты поняла?

– Не совсем. Какое это имеет значение?

– А такое, что факт изъятия вещественных доказательств необходимо закреплять законными средствами – понятые должны присутствовать. Но где их взять по нынешним временам? Особенно в неурочное время. Среди ночи… Энтузиазма теперь у народа – на один выхлоп автомобильный. И тот холодный получится. Вот там и приспособились. Это особенно удобно в том случае, если дело фальшивое…

Семеновна кивала головой, прикусив верхнюю губу. До нее доходило.

– По нескольким делам одни и те же понятые, – втолковывал Степаныч, почесывая ногу об ногу.

– Но это же бросится в глаза. Любой судья поймет…

– В том случае, если придут несколько дел от одного и того же следователя, скажем от Бнатова. Но судей у нас в районе не один десяток теперь. Фальсификация поставлена на поток.

– Где же они наркотики-то достают?

– Странная ты, Стеша. Наркотики – дело наживное. Это у нас с тобой их нет. У них имеются. Благодаря тем же уголовным делам. Попадаются ведь им настоящие дельцы. Вот и думай. Часть вещества во время задержания изымают, просто прячут для себя, пока торговец клювом щелкает. Прячут для таких вот операций, как против Олега придумали.

Семеновна оставила губу в покое. Дошло наконец до историка. Как же она раньше до такого не додумалась. А ведь Степаныч ей и раньше пытался объяснить.

– Твой мозг рассчитан на честность… – произнес, как приговорил, Ефремов. – Между прочим, одного недавно опять взяли с наркотиками. Им разобраться осталось теперь с ним – что, почем и почему. И те же опять понятые у них – Сорокина и Воронина.

– Для чего им это? – продолжала удивляться Семеновна. – Они же ведь все-таки женщины.

Степаныч вскочил с дивана. Как можно не знать элементарного! Проститутки зависят от Бнатова и его компании! Откажись они от сотрудничества – останутся без работы. Теперь, когда вымогательство поставлено на поток, это даже опасно. При первом же подозрении от них попросту избавятся.

– Помнишь, летом пропали две «бабочки». Между прочим, в нашем районе жили шлюшки.

– Ты бы не ругался, а…

– Ладно. Больше не буду, – пообещал Степаныч. – Теперь ты знаешь основное. Этого достаточно, чтобы не страдать от любопытства.

Семеновна изобразила губами сковородник. Обиделась. Она и не думала страдать. Мог не говорить, если такая у него тайна. Вот почему, оказывается, муж отсутствовал дома. А ей приходили в голову нехорошие мысли. Надо хотя бы ей теперь извиниться.

В дверь позвонили. Она кинулась открывать. Как обычно, не глядя в глазок. Трудно избавиться от старой привычки. Раз звонят – значит, надо открывать.

В дверях стоял Карманов.

– Заходи, Сережа…

– Дома, Степаныч?

– С отметки пришел только что. Будешь с нами обедать?

Гость согласился. Снял куртку и прошел в зал.

– Короче, едем в Сочи, – проговорил он. – Побывал я у того мужика на его складе. Не захотел со мной даже разговаривать. «Какое, говорит, вам дело?! С какой стати я должен перед вами отчитываться?!»

– И что ты думаешь по его делу?

– С помощью взятки отъехал негоциант. В любом случае менты остаются в выигрыше – либо палка в отчетности, либо «тонны зеленых» в кармане. Второе для них предпочтительнее. Короче, колоть надо нам черноокого. И записать на цифру, пока бормочет. Он как раз на складе сейчас и никого нет, кроме грузчика. Звони Японскому Царю.

– Пообедайте вначале, – вставила Семеновна.

– Сначала позвоним, – не согласился Степаныч. – Вдруг он по магазинам пойдет. Усами людей пугать…

– Он же бритый…

– Теперь отрастил.

Степаныч набрал номер и услышал голос Царева.

– Слушай, давно я тебя не видел. Разговор есть, хотя и не телефонный. Дома будешь? Подъедем с Кармановым…

И положил трубку. Время поджимало. Купец мог уехать со склада – ищи потом неизвестно где. Этот тип людей при необходимости вообще живет на нелегальном положении. Коммерция требует жертв.