Текст книги "Чёрные короли. Убийца минотавров"

3.3

Очнулся от того, что кровь лилась на лицо. Открыл глаза: незнакомый парень лил из рога воду. Я открыл рот, жадно ловя струи. Парень весело засмеялся, говоря:

– Живой, – и бросил мне на грудь тяжелый рог, поднимаясь с корточек. Рядом радостная Рата щебетала, трогая постоянно парня то за руку, то за плечо. Тот поощрительно улыбался.

– Брат мой, живой! – счастливо говорила девушка, не сводя глаз с неизвестного парня, а тот смущенно отворачивался, хекал, кокетничал, и я понял, что «живой брат» – это про меня, а не про него. «Интересно, когда я для Раты успел стать братом?»

– Да, красавица, живой твой брат! Теперь оклемается!

Я вытер воду с лица и тревожно посмотрел по сторонам, еще не в силах подняться. Лежал я на земле, в лагере, среди повозок поломанных, вдалеке от ратного поля. Кругом деревья да кусты. Птицы поют. Люди ходят. В щеку лизнули горячим языком, и рядом заскулил радостный волчонок. Я осторожно потрепал его по голове и взял с груди в руки большой рог. Стал рассматривать, слушая:

– Это ты его спас, мой герой! Ты!

– Да что ты, красавица, – смущенно хохотнул парень. – Я тут ни при чем.

– Какой же ты настоящий воин! Но прощу тебя, не скромничай! Твой верный удар копья убил минотавра. Ты мой герой! Ты спас нас!

– Да он почти дохлый был. Брат твой тоже не промах, хоть и мал, а вон какую дыру в голове быка сделал. Я лишь добил тварь.

– Мой герой, – в экстазе простонала Рата и положила парню на плечо голову. У меня сразу силы появились, и я резко сел. Мир вокруг полыхнул красным цветом и закачался. Сердце от возмущения усиленно забилось резвым молоточком.

– Слышь, малец! Один рог твой, другой мой. Справедливо? Ты ведь на два не претендуешь – бык почти убитый был, а мы с тобой его добили.

– Не претендую, – прошептал я, – можешь и мой забрать, – я протянул рог, глядя на счастливую девушку, удобно устроившуюся на плече парня. Тот уже обнимал ее, небрежно, по геройски поглаживая ниже талии.

– Что? Правда, что ли?

– Конечно. Зачем он мне?

– Трофей! Дудеть будешь!

– Дудеть? – я с сомнением посмотрел на рог. Огромный.

– Дудеть! Я тебе потом покажу как.

– Ну, если только дудеть, – я отложил рог на землю. – Откуда вы взялись?

– Бранковские мы. У нас малая дружина. Шли на соединение. Как раз видишь к утру вышли на поле, а бой уже и закончился. Не успели. А то бы непременно всыпали этим рогатым! Храбрее нас нет никого! Мы – бранковские!

– Бранковские! – закричало с десяток луженых глоток, подхватывая клич парня.

– Да уж. Вы бы всыпали, – устало пробормотал я.

– Мой герой! Мой бранковский герой! – горячо шептала Рата.

– Тебе бы помыться, красавица. Как зовут-то?

Девушка задумалась.

– Рата.

– А брата?

– Егорка. Мы с обоза. Сироты.

– Ну, теперь вы не сироты. Теперь вы – бранковские! Бранковская Рата и Бранковский Егорка.

– Бранковские! – подхватили шныряющие вокруг мужики, двое тащили тяжелый мешок с добром. Третий десяток шлемов в крови. Я покачал головой – бандиты какие-то, а не малая дружина.

– Пойдем, покажу, где ручей звонкий!

– Пойдем, – заулыбалась Рата, с нежностью глядя на своего героя.

– Не ходи, – тихо попросил я, но меня, кроме волчонка никто не услышал.

Я потом, когда котелок нашел и воду грел, несколько раз бегал к ручью, но Рату не видел. Мы с Волком намылись, я переоделся в чистое, кашу поставил варить да топор принялся точить, а Раты все не было. За новыми вещами не бегал и не искал специально, взял с подвод, которые бранковские набивали с верхом, стаскивая с округи все подряд. Так и ночь встретили. Мужики увязывали телеги, радостно гомоня, утром хотели тронуться куда-то. А мы с Волком лежали на овечьей шкуре да смотрели в костер, каждый о своем думая. Топор я уже давно наточил. Кашу есть больше не могли, не лезла. Тоска, а не жизнь. И где этот король? Поскорее бы встретить. Задержался я здесь, сил нет, дольше находиться. Да где же ты, Рата? Что так долго ходишь? Куда пропала?

Бранковские тоже начинали утомляться да у костров садиться, кашу ели, смеялись. Травили байки. Я сначала не слушал, а потом как-то само собой получилось:

– Слышал про рыбный народ?

– Те, что из чешуи шубы шьют?

– Дурак, ты. Лишь бы зубы скалить! Тут трое днем проходили, одни с обоза уцелели. Страсти такие рассказывали: рвали их минотавры на части.

– Ну, всех рвут. Что с того?

– А ничего! Ты слушай и не перебивай! Был среди них воин: стрелял метко, топором бил минотавра!

– Один?

– Один на один вышел! Так те мужики рассказывают.

– Врут! Нет такого воина, чтоб один на один мог с минотавром выйти в поле!

– Зачем им врать? Воин тот – настоящий убийца минотавров был.

– Почему «был»?

– Сгинул, вот почему.

– Жаль. Таких бы десяток и, глядишь, не стало бы минотавров.

– Да хоть бы одного!

Я задумался, переваривая кашу и разговор услышанный: «Это что получается? Убийца минотавров все время рядом был, а я его и не усмотрел толком, на Рату засмотревшись? Ну и тупица! Девку не видел, что ли, разомлел, а цель рядом прошла!»

– Эй, малец! Егорка, кажись? Что задумался? – у костра стоял улыбчивый парень, новый друг и герой Раты, голый по пояс. С мощного торса стекала капелька пота. Парень пах настоящим козлом, словно и не мылся весь день у реки.

– Где Рата? Утопла? – встревожился я не на шутку.

– Так спит, где же еще, утомилась, уездил девку, – парень присел у костра, вытянул ноги. – Ложка есть? Дай! – навалил себе каши из котелка. Ел быстро. Покрякивал. Крупа хорошо разварилась. Я и зелени добавил и мяса копченного. Чего не есть? Знатная каша. Три глубокие миски парень умял. Блаженно развалился, закинув руки за голову. Рыгнул сыто:

– Хорошо.

– Правда? – не поверил я, поглаживая топор.

– Вообще хорошо, – парень повернулся ко мне, подперев рукой голову, – ты, малец, теперь меня держись, мы теперь родственники с тобой навсегда.

– Да ну? – протянул я, и руки перестали оглаживать топор, напряглись.

– Я тебе говорю! Со мной не пропадешь. Буду о Рате заботиться да за тобой приглядывать. Теперь ты мне как младший брат. Понял?

– Понял.

– Что понял?

– Буду сам за собой присматривать.

Парень махнул травинкой и дальше заковырял стеблем в зубах, сплюнул в костер:

– Как знаешь. Я к тебе не ссориться пришел, а как старший родственник к младшему. Показать, как на роге дудеть?

– Ну покажи, – согласился я, нахмурившись. Парень повозился чуток с рогом, стругая ножичком, потом ко рту поднес, мне подмигнув, и задудел.

Протяжный рев полился в ночи, наполняя души зловещим мраком и тоскливой безнадежностью. Люди, сидящие у костров, стали меньше, сжимаясь от страха. Пламя, дрогнув, поблекло. Звук оборвался. Майские жуки стали падать с неба, наверное, умерев от страха.

Трубач отстранил от себя рог и с сомнением посмотрел на дуделку.

– Странно. Моя не такая.

– Дай-ка мне, – заинтересовался я, протягивая руку.

3.4

Значит, к рыбакам пойду.

Кажется, сказал вслух, то, что подумал, потому что Рата перестала расчесывать длинные седые волосы и недоуменно посмотрела на меня. Сидела в голубом сарафане, чистая, опрятная, какая-то другая. Рядом серебряный обруч лежал, расшитый колчан, полный стрел, да дивный лук.

– Чего удумал? – спросила грозно. Парень ее, что до этого на шкуре лежал, заняв наше с волком место ночлега, приподнялся, и, жуя травинку, с интересом уставился на меня, глаза вытаращив, как на диковинку.

Я мешал кашу в котелке, готовя завтрак. Волк сидел рядом и чихал. До этого в цветах бегал, шмелей гонял. Я кивнул, тоже любил шмелей.

– Зачем тебе рыбаки? – искренне удивился старший родственник.

– Дело у меня к ним, – поморщился я, досадуя на свою оплошность: не уследил за языком.

– Дело? – усомнился тот. – Так обычно по нересту рыбы к ним дела возникают – тогда и телегу надо снаряжать. Я смотрю, ты, малец, в торговле-то ничего не понимаешь, так я помогу.

– Мой герой, – прошептала Рата, всплескивая руками и низко голову наклоняя. Парень ей подмигнул, пояснил, оборачиваясь:

– Так по-родственному! Не за деньги! Натаскаю мальца, пойдет по торговле, посмотришь. Сделаю из брата твоего человека.

– Какая торговля, – я перестал помешивать кашу и гневно поглядел на мнимых родственников, – когда война кругом? – не мог я понять эти перемены. Рата какая-то другая: отца убили – не верит, искать хотела – не ищет. Выглядит дура дурой. Что произошло?! Как подменили девку. Этот друг ее сидит, все время лыбится, как кот у сметаны. Целое поле убитых, а они телеги не телами грузят, а их имуществом.

– Так война на запад ушла, – зевнул герой и снова прилег. – Не выспался ночью. Быки теперь все на западе. Там жгут. Лет десять у нас затишье будет. Заживем. Детишек нарожаем.

Рата радостно засмеялась. Герой ее тоже.

Я – нет. Насупился, свел брови. Щенок грозно тявкнул, и чихнул, портя момент.

– Ну зачем тебе рыбаки? Айда в Бранковское!

– Бранковские!!! – тут же отозвались суетливые мужики, отрываясь от своих важных воровских дел.

– Да, да, – отмахнулся от них парень, – бранковские. Не хочешь в торговлю, пойдешь в кожевники, станешь шкуры варить. Прибыльное дело, я тебе говорю, сейчас нормальных кожевников нет. Все дрянь делают, что ни шкура, то дыры сплошные.

– Мне к рыбакам надо.

– Заладил. Уважь сестру. Видишь, волнуется. Места себе не находит.

– Мой Харьюрик такой заботливый. Захотела лук – принес самый лучший. Захотела гребешок – принес с жемчугом. Мысли мои читает. Исполняет все, что захочу, – сказала радостно Рата.

– Харьюрик? – хрюкнул я, не веря.

– Бранковский, – гордо кивнул головой парень. – Меня все знают. А что не исполнять, если девка честная, то и намеренья самые честные.

Я скрежетнул зубами. Помрачнел, хотя куда уже больше, брови и так видеть мешали, свисая над глазами.

– И где тебя знают?

– Да в Бранковском и знают. А если там знают, то значит везде. Бранковское – это же центр мира, место, откуда земля начинается.

Я нехотя улыбнулся:

– Что-то знакомая песня. Меня напомнил.

– Ну, ты мал еще, чтоб тебя знали, да и не из Бранковского ты, – отмахнулся от речей мальца Харьюрик. – Уважишь сестру?

– Нет.

– А меня?

– Нет.

– Гляди, – вздохнул Хариюрик, – сам себе жизнь портишь, взрослым переча.

– Не пойдешь! – подумав, сделала вывод Рата.

– Пойду.

– Харьюрик скажи ему!

– Да уже все сказал, – вздохнул тот. – Ладно. Езжай, если хочешь. Дам тебе коня, доспехи, меч и щит. Овса вот возьмешь, котелок. Видел, как ты с моей подводы стянул. Забирай, раз понравился. Для родни – ничего не жалко.

– Спасибо. Мне ничего не надо. У меня топор.

– Ага. Топор у него, – пробормотал Харьюрик и зычно крикнул, – Сергож! Братуха, где ты!

Мужик, копошащийся у третей подводы, недовольно отозвался:

– Чего разорался?

– Братуха, проводи мальца до рыбаков. Сам не могу, дева у меня юная.

– Ты в своем уме? У меня две подводы добра, третью собираю. Сам бы не сидел без дела тоже.

– Да лень мне. Одну насобирал и хватит. Да и не сижу я. Лежу. Уж очень мне нравится лежать. Так бы и всю жизнь пролежал.

– Запас карман не тянет, – покачал головой Сергож.

– Так проводи, мальца, братуха, а я за твоими подводами присмотрю, поведу за собой. Мы же Бранковские.

– Бранковские!!! – тут же отозвались голоса.

– Ну не знаю. Вечно придумаешь заботы.

Тут в разговор влез я.

– Не надо меня провожать, сами дойдем. Я и Волк.

– Сами, – огрызнулся Сергож, – дойдут они! Кашу мешай, а то подгорит. Что дашь? – это уже к Харьюрику.

– Бери, что хочешь. Мне для братух ничего не жалко.

Сергож посмотрел на Рату и облизнулся. Старый он был, обрюзг малость, три десятка зим так точно разменял. Сальные волосы поредели от времени и из-под шапки сосульками торчали. Молодая дева ему явно понравилась.

Девушка, окаменев, поджала губы. Сердитый взгляд отвела. Принялась косу нервно пальцами теребить. Уже не кричала: «Мой герой!». Я покачал головой, вздохнул, и стал в миску для Волка кашу накладывать. Щенок нетерпеливо облизывался, пританцовывая, приседая и вытягиваясь на лапах. Всегда голодный, что с него взять? Растет.

Как я не противился, дело решенным оказалось. Днем с Сергожом выехали, обгоняя растянувшийся бранковский обоз. Спереди ехало полсотни всадников, сзади столько же. Многие в чужой броне. Важные на вид, но не рыцари. Только со стороны похожие. Подводы так растянулись, что и не сосчитать. Груженные, они ели тащились к центру земли. Я броню и оружие не взял, но от коня не отказался. Сергож сразу погнал, мало заботясь, как я за ним поспеваю. С главного тракта выехали на дорогу менее наезженную. Грязь на солнце подсохла, но лужи остались и иногда мы проносились по ним, разбрызгивая мутную воду на обочины. Сергож лягушку серую раздавил и дальше поскакал, не заметив. Как давно я покинул дядькин дом? Вечность назад? К позднему вечеру подскакали к рыбацкой деревеньке. Внизу вода бескрайним полотном раскинулась. Мутная, зеленая. Страшная. Под стать мертвому месту.

Вместо домов – головешки. Света белого не видно – черно. Дышать и то нечем: кругом ветер сажу да пепел гоняет. Некоторые угли еще чадят, но пожар давнишний. День, а то и два минуло. Я ели сполз с седла. Ноги свести не мог. Постоял, привыкая. Попытался сделать шаг. Ходить было больно. Сергож оглядывался по сторонам, крутил озабоченно головой, принюхивался, брови хмурил, сказал, не глядя на меня:

– Рыбацкая деревня.

– Мертвая, – отозвался я, кивая на вид кругом.

– Рыбацкая, – спокойно поправил меня бранковский мужик и потер нос.

– Одни головешки.

– Да пусть так! Я тебя в рыбацкую деревню привез?

– Привез.

– Значит, уговор свой выполнил и чист перед братухой. Все, прощевайте. Там ниже вторая деревня будет, затем третья. Малец!

– Да.

– Коня я заберу. Зачем тебе конь. Ты на месте.

– Ладно, – согласился я. Сергож кивнул головой, взял под уздцы коня, тронулся. У околицы резко развернулся и вернулся быстрым галопом.

– Малец!

– Чего еще? – опешил я. Может совесть у мужика проснулась, решил коня вернуть.

– Давай котелок и топор снимай.

– Еще чего! – огрызнулся я. – Топор не отдам!

Сергож вытащил из чехла копье и, опустив острие, поехал на меня.

– Да подавись ты! – я поспешно отвязал с пояса котелок и положил на землю, – топор не отдам, мой он.

Сергож кивнул, подцепил острием ручку котелка, притянул к себе.

– А рог? – спросил он.

– Рог тоже не отдам! Убивай! Давай! Убивай меня из-за рога!

Мужик махнул рукой, пробормотал:

– Ну, пускай пропадает, – развернулся и быстро поехал, на ходу, говоря сокрушенно. – Хотя и жаль.

Я остался стоять один посредине пепелища.

3.5

Куда теперь идти, не представляю. Истуканом стоять и смотреть, как головешки дымят, искры редкие пуская – пустая трата времени. Вниз надо шагать, к следующей деревне, а ноги приросли. Волчонок присел рядом, посмотрел на меня, поднял голову вверх и тоненько тоскливо завыл.

Я очнулся. Прикрикнул на щенка:

– Ну будет тебе.

Волк судорожно вздохнул, сотрясаясь всем телом, и снова завыл, да так жалобно, что захотелось подтянуть.

– Как кашу-то варить будем? – сквозь слезы задал я вопрос. – Как я тебя спрашиваю? – кричал я в надрыве.

От моего вопроса волчонок сразу завелся, а я судорожно стал лицо вытирать, не в силах с отчаянием справиться. Замолчал щенок, когда из далекого леска воем ответили. Из темноты злоба и ненависть звериная шла. Приближалась, не таясь. Притих и ушами зашевелил, оценивая обстановку. Страшно стало. Переглянулись, сглатывая.

– А спать где будем? – свистящим шепотом спросил я.

– У меня можно, – хрипло сказал голос. Мы резко с Волком обернулись и увидели у разрушенной печи старика грязного и тощего. Сидел он в тени неподвижно, скрытый сумраком, опираясь о палку, совсем неприметный. Может, и неживой даже. Глазами, стеклянными на мир смотрит, и взор потухший – энергии нет, словно жизнь вытекла, прорвавшись сквозь плотину времени.

– Только места мало, – старик кивнул на печку, – зато надежно, закроемся, и не шевелясь до утра спать можно. Ночью волки шастают – кости ищут. Голодные. Таким лучше не попадаться. Вмиг сожрут. Так что пущу переночевать, мы же не волки.

Я снова переглянулся со щенком. Тот замотал головой, всем своим видом показывая, что он не волк. Я же трусил еще отчаянно и не мог решить для себя живой дед или нет. Очень хотелось убежать, а старик как ни в чем не бывало продолжил:

– Испачкаться не боитесь?

Волк махнул головой, что, мол, не боится – и так чумазый, а я плаксивым голосом спросил, приняв решение о материальности старика:

– Ты видел? Видел?! Котелок забрал!

– Молодец, что отдал. Бранковские они такие – за котелок убьют.

– А как ты понял, что он бранковский? – шмыгнул я носом, приходя в себя. Интересно. Может, секрет какой есть? Спокойная речь старика с пожарища успокаивала. Опять же похвалил меня, а не стал упрекать, что не кинулся с топором на всадника.

– Так у него на лбу написано. К нам такие дельцы по весне приезжают, рыбу телегами скупают. Много перевидал. Разбираюсь.

Я кивнул, понимая. Еще парочку таких мужиков увижу и тоже начну разбираться, кто бранковский.

– Что у вас тут случилось?

– Вестимо, что – минотавры.

– Никак орда прошла? – изумился я. – Они же на запад ушли. Завернули, что ли?

– Если бы орда, я бы тут не сидел. Местный минотавр. Тот еще бычара, и не один, с молодым выводком. Теперь вот деревню сожгли. Развлекаются. Мужики-то все ушли с дружиной, вот они и пришли. Кого сразу съели, кого с собой забрали. Меня оставили.

– Почему?

Старик поковырял палкой золу, отвечая нехотя:

– Старый. Тощий. Зачем я им? Так сказали: только костями давиться!

– А что король ваш? Неужто так все оставит?

– Какой король? – насупился дед.

– Ваш.

– Не было у нас никогда королей. Зачем они нам? Что мы, не знаем, как рыбу ловить без них?

– У всех есть король, а у вас нет, – я скептически хмыкнул. – Странно. Обманываешь, что ли?

– Да зачем? – изумился старик. – Старшина есть. Точнее, был. Фрол сказал, что нет теперь у нас старшины. Но то ничего. Теперь и деревни у нас нет.

– Фрол?

– Фрол с войны пришел. Еще Макар и Еврасий. Навоевались, значит. Раньше войны длиннее были, а тут два дня и дома. Если уцелел.

– И где Фрол и друзья его?

– Да какие друзья? Еврасий постоянно Фрола бил, пока тот не вырос под потолок. Тогда только закадычными друзьями и стали, но я-то помню. В Вяземское мужики ушли. Домой с войны вернулись, а домов нет и семей нет – в полон угнали, чтоб свежее мясо всегда под рукой было, и деревню минотавры сожгли. В Вяземском хотят помощи просить, да выручать своих, только хитрые там все, еще хуже бранковских, и боятся минотавров, пуще тещ. У тебя теща есть?

– Нет, – покачал головой я.

– Будет, – резонно сказал старик. – Это минотавров можно не встретить, а от тещи не спрятаться.

– Сейчас и от минотавров не спрячешься.

– Судьба, – дед развел руками, – скоро и людей не будет, закончатся.

– Будут, – протянул я.

– Сомневаюсь, – старик сокрушенно вздохнул. – Ты малец, и то с топором по пепелищам бродишь. Незавидное у тебя будущее, и будет ли оно вообще.

– Будет. Непременно будет, – упрямо сказал я и пошел в сумрак ночи к белеющей полотном дороге.

– Куда ты на ночь? Да ты залезай в печь. Схоронимся. Расскажешь мне сказку про короля.

Я не ответил, упрямо шагая к дороге. Рядом трусил волчонок.

– Слышь, малец. Не ходи! У меня котелок есть. Останься!

Я вышел к дороге и остановился.

– Малец! – надрывался старик. – Малец.

Глава 4

К деду тогда пришлось вернуться.

Нет, не за котелком.

Хотя сначала и была мысль такая – силой забрать, но чем бы я отличался от бранковского мужика? Велика доблесть у слабых людей котелки забирать. Отдал старику мешок овса. Откуда у него зерно на пепелище? Овес у меня в роге лежал – удобно, оказывается, что хочешь можно носить, а время придет, и подудеть можно. Дед так растерялся, что больше мне в след ничего не кричал. Лишь коричневые кулаки на палке сжимал, как в последних конвульсиях. Губами безмолвно шамкал. Заплакал бы, если б мог. Только старики не плачут – нечем. Все слезы за жизнь уходят. Жалко его: отвык от человеческих поступков. Насупился, о чем-то своем думая. Сидел подбитой птицей у печи среди черного пепелища. Все мертвое кругом, насколько глаз хватит, и одинокий старик. Таким и запомнился.

Волк тоже не понял человеческого поступка и всю дорогу дулся. Оно и понятно – ему каша очень нравилась. Бежал, пыхтел и злобно урчал. Хорошего это у него получалось, по-звериному, не знал бы, что мой волк, точно остался бы с дедом.

В село Вяземское ночью пришел, вышел на площадь, а там людно, кругом факелы горят. Засмотрелся на летучую мышь, что висела на лысом суку дерева и крылья расправляла, и споткнулся о камень, чуть не упав. Дальше уже осторожнее был. Стыдно такие камни не видеть. Хорошо, что никто не заметил: люди ко мне спинами стояли, рассматривая впереди что-то смешное. Потому что хихикали и прыскали незлобно в кулаки. Я привстал на носочки и увидел следующее.

На телеге мужичок стоит, кричит в толпу, призывает. У разбитых колес на земле два суровых товарища. Один огромный, на молот опирается, смотрит недобро, но молчит, терпит. Люди шумят, посмеиваются нервно. Забавно им. Я потоптался в задних рядах да стал вперед прокрадываться. Место мне давали неохотно – не часто в подобной глуши представления.

– Да скажи ты им, Фрол! – в сердцах выкрикнул мужичок и спрыгнул с телеги. Фрол подниматься не стал, вздохнул, говоря:

– Помогите, люди.

– И что нам с того?

– Мыслимое ли дело – идти против минотавров. Думай, что говоришь Фрол!

– Да чем ему думать? Только молотом и умеет махать.

– В логово соваться? Совсем сбрендил! Это же ло-го-во! Понимать надо. Здесь армия нужна, чтобы справиться, а не два погорельца!

– Три! – бодро отозвались со стороны Фрола. На шутку среагировали, в толпе громко засмеялись. Фрол обиделся, гневно ноздри раздул:

– Ваша деревня и на войну никого не дала. Отсиделись? А мы из сотни мужиков только втроем вернулись. И что видим? Домов – нет, жен – нет, детишек – нет. Деревню сожгли. Помогите деток отбить, жен вернуть.

– Так бери у нас жену. Нам лишний кузнец не помешает. Зачем в логово соваться? Дурень!

– Останешься ты, мы и Еврасия примем. А что, люди? Правда, ведь?

– Правда!

– Затем, что, если логово рядом с деревнями есть, то минотавр не успокоится, пока всех не съест.

– Ну, ваших в полон взяли – на месяц им точно хватить должно.

– Сволочи! – закричал в толпу мужичок, что до этого на телеге стоял. – Там же дети малые. Мои дети! – кузнец придержал его рукой, поморщился.

– Да, поймите вы, – сказал он зрителям. – Месяц быстро пройдет. Потом они к вам придут. Надо бить их, пока сытые. Потом голодных и всем миром не одолеем.

– Так уж и не одолеем.

– Так уж придут. Может, они к Никольским наведаются.

– У Никольских бабы толстые! Сытные! Глядишь, а там и зима наступит, в спячку залягут. Вот и перетерпим.

– А там уйдут они.

– По весне уйдут, я вам говорю.

– Точно.

– Короче, мы идем в логово. Кто с нами? – спросил Фрол, сурово глядя на деревенских жителей.

– Я, – сказал я и пошел к телеге. Кузнец еще больше нахмурился, глядя, как я рядом встал, к толпе поворачиваясь лицом. Да. Вид совсем другой. Когда на троих рыбаков смотрел из рядов, как-то и не чувствовалось, а когда наоборот – так и боязно стало: толпа колыхалась, лица равнодушные, у многих циничные.

– Кто еще?

Ряды не дрогнули. Больше охотников не было.

– Сморите! – закричал мужичок, прыгая обратно на телегу. При этом тыкал он в меня пальцем. – Даже малец не побоялся и идет с нами, а вы чего же?!

– Так он дикий!

– Не наш.

– Не местный.

– Приблудный!

– Ты кто? – тихо спросил Фрол, не поворачиваясь.

– Егорка.

– Чей будешь?

– Сирота.

– Понятно. Шел бы ты отсюда, Егорка-сирота. Дело себе придумай.

– Так есть у меня дело.

– Какое? – растерянно спросил Фрол и наконец повернулся в мою сторону. Толпа стала медленно расходиться. Больше охотников не нашлось.

– Короля ищу, – ответил я честно, пожав плечами.