Текст книги "Интервью со смертью"

Мне стало дурно. Я отошла к нише лифта, прислонилась к стене, сжала ладонями лоб, пытаясь прогнать ужасный образ, принялась себя уговаривать: это всего лишь беджик, он работал продавцом-консультантом, они все обязаны носить на груди такие карточки, ничего тут нет особенного. Но уговорить себя не получалось, и образ не желал уходить.

– Вы его знаете?

Я вздрогнула, подняла голову: один из тех милиционеров, которые были на балконе, с профессиональным интересом смотрел на меня. Я и не слышала, как он подошел.

– Что, простите?

– Вы знакомы с пострадавшим?

Знакома ли? Может быть. Лицо его точно знакомо.

– Думаю, нет.

– Думаете или нет? Вы знаете, кто он такой?

Кто он такой? Назаренко Павел, продавец-консультант – четко и ясно прописано на табличке.

– Нет, не знаю.

– Странно. – Он достал из пачки сигарету, закурил, протянул мне: – Угощайтесь.

Я не стала отказываться, курить мне давно хотелось.

– Что странно?

– Странно, что вы так разнервничались по поводу гибели незнакомого вам человека. Вы очень впечатлительная девушка!

– Любая девушка разнервничалась бы на моем месте.

Этот дотошный въедливый мент вывел меня из себя, я разозлилась, и мне стало легче: образ мертвого на балконе наконец ушел, смерть с табличкой перестала мучить.

– Но не любая дошла бы до такого состояния! Посмотрите на себя, какая бледная, руки дрожат… Я наблюдал за вами, в какой-то момент вы чуть в обморок не упали.

Вранье, ни в какой обморок я не собиралась падать. А вот руки действительно дрожат: сигарета мелко трясется в пальцах. Это плохо, это подозрительно. Я напрягла кисть, стараясь унять дрожь, но ничего не вышло.

– Никакая любая не прошла бы на место происшествия. Я видел, как вы бросились на балкон, невзирая на запрет. Для вас это было важно. И мне показалось, что вы ожидали подобного несчастья. А на потерпевшего смотрели так, будто знаете его.

– Ну хорошо. – Я затянулась сигаретой в последний раз и с сожалением отбросила окурок. – Этой смерти я действительно ожидала… то есть боялась. Дело в том, что я журналистка, работаю в газете «Происшествия», веду криминальную рубрику «Черная перчатка»…

– Вы Кира Самохина? – перебил он меня и как-то совсем не по-доброму посмотрел. – Та самая, которая утверждает, что в городе завелся маньяк?

– Та самая.

– Я читал вашу статью «Вторая жертва». Полная ерунда! Крайне вредная пропаганда! Вы сеете панику на пустом месте. Никакой серийностью здесь и не пахнет. Двое убитых…

– Уже трое, и, заметьте, одним и тем же способом и без всяких на то причин.

– Без всяких причин? Вы ясновидящая?

– Нет, я просто умею логически мыслить. Уверена, причин не найдется и в этом случае.

– На вашем месте я бы не делал таких скоропалительных выводов. – Он окончательно вышел из себя, глаза сделались злыми-злыми. С каким удовольствием он сделал бы из меня четвертую жертву! Или немедленно арестовал и поставил к стенке. – Как вы узнали об этом убийстве?

– Увидела милицейскую машину у подъезда и «скорую».

– Но как вы оказались именно у этого подъезда?

– Здесь живет мой знакомый, пришла его навестить.

– Знакомый?

– Ну да, в девяносто пятой квартире, Руслан Столяров.

– Столяров? – Подозрительность еще возросла, хотя, казалось, расти ей было уже некуда. Желание арестовать пересилило желание тут же меня прикончить. – Это он вам сообщил об убийстве?

– Н-нет, я просто пришла его навестить, Руслан заболел…

– Да будет вам известно, это он вызвал милицию, это он обнаружил труп.

– Вот как? И потому вы его немедленно зачислили в подозреваемые? А меня в подозреваемые подозреваемого? – Я рассмеялась – вышло несколько натужно. – Не по тому пути идете, – уверенно заявила я, хотя никакой уверенности у меня на этот счет не было.

– Никто никого ни в какие подозреваемые не зачислял, – как-то по-детски обиженно проговорил милиционер. – Столярова допрашивают сейчас как свидетеля. А, – он вдруг посмотрел куда-то мимо меня и улыбнулся, – уже закончил? Ну, что там? – Это относилось, очевидно, не ко мне. Я оглянулась – из столяровской квартиры выходил довольно пожилой потрепанный мужчина, по виду явный мент.

– Закончил, – устало выдохнул явный мент и покосился на меня, – пойдем перекурим.

Они спустились на пролет ниже, а я проскользнула в приоткрытую дверь столяровской квартиры.

* * *

Руслан сидел за компьютерным столом, подперев ладонью голову, курил – невиданное кощунство, он никогда не курил в комнате, где стоял его комп! – меланхолически стряхивал пепел в коробочку для дискет. Он не слышал, как я вошла, и потому сильно, как-то судорожно, словно захлебнувшись ужасом, вздрогнул.

– Кира! Боже мой, как ты меня напугала! – Он сунул горящую сигарету в коробочку – запахло плавленой пластмассой, – вскочил, нервно прошелся по комнате, резко остановился и уставился на меня. – Боже мой, Кира! Они меня допрашивали… Я не знаю, что теперь делать!

– Прежде всего успокоиться.

– Успокоиться? Как я могу успокоиться?! Как тут вообще можно успокоиться?! – Столяров шмыгнул красным простуженным носом. – А ты-то, ты-то спокойна?

– Спокойна.

– Не понимаю! – Он снова заметался по комнате. – Не понимаю, как ты можешь быть спокойна! Они докопаются, все равно докопаются. Сейчас я ничего не рассказал… и не расскажу, но…

– Сядь. – Я догнала его у окна, взяла за руку, потянула к стулу. – Сядь и постарайся успокоиться.

– Да как?…

– Дверь закрыть можно? – перебила я его.

– Дверь? – Он посмотрел на меня непонимающим взглядом, он вообще выглядел каким-то оглушенным.

– Входную дверь. Так можно закрыть или нет? Она открыта нараспашку. Нам нужно поговорить, а при открытой двери…

– Ах да, конечно, закрой. Они ничего не сказали. Может, сегодня ко мне больше и не будет вопросов. В крайнем случае позвонят. Но ведь это не важно, Кира! Это ведь ничего не решает – по сути ничего.

Я прошла в прихожую, выглянула на лестничную площадку: милиционеры столпились у балкона, в сторону столяровской квартиры никто не смотрел. Закрыла дверь на замок и вернулась в комнату.

– Ну а теперь рассказывай.

– Рассказывать? – Руслан покачал головой, тяжело вздохнул, поднялся со стула, прошел в другой конец комнаты, грузно плюхнулся на диван. – Мне-то что рассказывать? Кира, Кира! Это самое страшное, это такой кошмар!.. А ты так спокойна!

– Тебе тоже советую успокоиться. – Я села рядом с ним. – Возьми себя в руки и расскажи, что произошло.

– Да как ты так можешь?! – Он резко отодвинулся от меня. – Зачем ты передо мной-то комедию ломаешь? Какой в этом смысл? Я не милиция, я не суд. Зачем ты это сделала, Кирочка, зачем? – Руслан закрыл лицо ладонями, затрясся, зашмыгал носом – истерика с насморком. – Тебя нужно лечить! Тебя давно уже нужно было лечить! Боже мой, Кира!

– Подожди! – Я оторвала его руки от лица, он замотал головой. – Ты что, думаешь, что это я убила?

– Кира… – Он снова прикрылся ладонями и застонал от боли.

– С ума сошел, что ли?

– Боже мой, Кира!

– Прекрати! Ты можешь на минуту прервать истерику и объяснить толком?

– Да что тут объяснять? Все и так ясно.

Он вскочил с дивана, посмотрел на меня так, будто это я над ним издевалась, а не он надо мной.

– Я давно ждал, что произойдет нечто такое, ждал и боялся. Твое состояние, твои почти непрекращающиеся головные боли, эти твои предвиденья, твое ожидание – все это болезнь, серьезная болезнь. Я виноват в том, что не решался заговорить с твоими родителями о лечении, все надеялся, что пройдет само по себе… А когда пошли эти убийства, я опять стал убеждать себя, что ты ни при чем… Доубеждался! Теперь у меня нет такой роскоши – возможности сомневаться.

– Но я действительно ни при чем!

– Ни при чем? Ну хорошо! – Руслан сорвался с места и бросился из комнаты.

Интересная получается картина: я подозревала его, а он был убежден, что виновна я. Куда он ушел? Зачем?

Руслан вернулся буквально через минуту и протянул мне какой-то обрывок желтой материи.

– Я нашел это на железном штыре перил. Уже после того, как обнаружил труп.

– Что это? – Я в недоумении взяла обрывок, повертела его между пальцами, выдернула нитку.

– Не узнаешь? А я сразу узнал. – Он невесело усмехнулся. – Это лоскуток от твоего желтого сарафана. Видишь, здесь желтое переходит в синий? Синий цветок.

Невозможно узнать в этом обрывке мое платье, совершенно невозможно узнать. А он сразу понял. Как он мог догадаться? Никак. Если только ему догадываться не нужно было…

Он видел, как я порвала платье! Он бежал за мной. Это он был на балконе! Хотел доказательства моей виновности достать и сам попался.

– Да, теперь узнаю: это от моего платья. Я заходила к тебе часа полтора-два назад, но тебя почему-то не оказалось дома. Странно, да? – Я внимательно следила за его реакцией, и мне показалось, что он вдруг смутился.

– Я ходил в магазин, продукты кончились.

– Но я звонила тебе на мобильный, ты не отозвался.

– Забыл телефон. – Он окончательно смутился. – Я тебе тоже звонил на трубку.

– Потеряла, не знаю где. Ты не находил? Такой синий пакет, в нем сок, печенье, колбаса и мой мобильник? Я приходила тебя навестить и купила продукты, не знала, что ты вполне оклемался и сам в состоянии себя обслуживать.

– Потеряла пакет? Как можно потерять пакет?

– Как можно забыть мобильник? Знаешь, я ведь тоже тебя подозревала. А теперь мои подозрения переходят в уверенность.

– О чем ты? – Он растерянно на меня посмотрел. – Ладно, проехали, это не важно! Дело в том… Видишь ли… Я ведь не только клочок твоего сарафана нашел. Я… Вот. – Руслан вытянул из кармана брюк какую-то цепочку и положил передо мной на диван. – Главная улика. Это-то ты как сможешь объяснить?

Порванная серебряная цепочка, кулончик, изображающий знак зодиака. Рак. Мой знак. И цепочка тоже моя.

– Я нашел это на балконе, в углу лежало, практически рядом с трупом.

Неотъемлемая деталь детективного жанра, давно ставшая шаблоном. Тот, кто додумался до нее первым, посчитал, вероятно, удачной находкой. А за ним и все остальные так посчитали и стали использовать напропалую. Жертва обороняется изо всех сил, пытается сопротивляться, слабеющая с каждым мгновением рука цепляется за цепочку, висящую на шее убийцы (за часы на запястье, за кольцо на пальце, за серьгу в ухе), – неопровержимая улика остается на месте преступления: зло будет наказано.

– Дешевый прием! Лучше бы ты мой пакет нашел.

– Ты что, не понимаешь? Я нашел это рядом с трупом! Ты там была, ты убила! Это твой кулон. Он тебе его подарил. Ты всегда его носишь, когда наступают приступы ожидания, а сейчас как раз такой период.

– Замолчи! Тебя не касается, совершенно не касается!.. Ты украл у меня мой кулон и теперь пытаешься шантажировать…

– Я тебя не шантажирую, я хочу тебя спасти!

– Еще один спасатель на мою голову! Не от чего меня спасать, о себе позаботься. Я никого не убивала, а вот ты… Слишком много подозрительных моментов.

Он посмотрел на меня как-то странно, хотел что-то сказать, но не сказал, отошел к окну, распахнул его, высунулся чуть не до половины и довольно долго так стоял. Дышал воздухом? Собирался с мыслями? Готовился к новому наступлению? Если Назаренко убил Столяров, зачем ему сваливать убийство на меня, именно на меня, а не на кого-то другого? Кто он такой, этот Назаренко, что у него может быть общего со Столяровым? За что Столярову его убивать?

Назаренко убит тем же способом, что и две предыдущие жертвы. Назаренко убил маньяк. Столяров не маньяк, это ясно. Значит, убил не он.

– Руслан, – позвала я его, он опять вздрогнул. Повернул ко мне голову, но от окна не оторвался. Поворот головы… Где-то я уже видела такой поворот головы. В страшном сне, в кошмаре, в своих видениях. – Расскажи, как ты обнаружил труп.

– Да как? Просто обнаружил. Возвращался из магазина, лифт не работал, пошел по лестнице пешком, увидел, что дверь бельевого балкона приоткрыта, черт его знает, зачем заглянул…

– И сразу решил, что убила его я?

– Н-нет… не сразу. Только когда понял, что убит он тем же способом, что и предыдущие жертвы.

– Ну спасибо! – Я зло рассмеялась. – А я, наоборот, вот сейчас, буквально минуту назад, поняла, что убил не ты, как раз на том же основании.

– Кир, – Руслан наконец отлепился от окна, подошел ко мне, – ты правда его не… Это правда не ты?

– Ну конечно! Что это ты придумал?!

– Я не придумал, просто боюсь. Так боюсь, ты не представляешь! – Он опустился на диван, обхватил голову руками, качнулся. – И эта цепочка, и этот лоскут от твоего сарафана. Я, когда это все обнаружил, думал, с ума сойду. Стал звонить, а тебя нигде нет. Кошмар какой-то!

– Обнаружил? – Я усмехнулась: после того как стало понятно, что Столяров не убийца, он начал до невозможности действовать мне на нервы. – Или специально искал?

– Не то что специально, но… – Он не заметил, что я на него злюсь, и принялся доверчиво объяснять: – Когда я его увидел, мне стало так страшно!

И главное, я никак не мог понять, отчего мне так страшно. Сделалось больно, до слез, где-то здесь, – он ткнул себя в грудь, – и почему-то в ушах. Я вошел на балкон, закрыл дверь… Я не искал против тебя улик, чтобы потом их использовать, ты не подумай. Я просто хотел убедиться, что это не ты… Нет, я надеялся, что я ничего не найду и пойму, что это не ты. Но натолкнулся на цепочку… И тогда понял: все кончено, надежды не осталось. И принялся тщательно обыскивать балкон и потом лестницу. Нашел этот лоскуток… Но ведь это твое, Кира, это твои вещи! Это улики против тебя! Ты была там, ты… Ну скажи, что это не ты, ну докажи мне, пожалуйста!

– Как я могу тебе доказать? Ты можешь мне просто поверить или не поверить. Все зависит от того, чего ты хочешь больше.

– Чего я хочу?! – Столяров снова вскочил с дивана (третий по счету приступ истерики), подбежал к окну, но оно его на этот раз не удовлетворило, ринулся к компьютерному столу, крутанул кресло, схватил зажигалку, вытянул из пачки сигарету, но долго не мог прикурить – руки плохо слушались. Прикурил, жадно, чуть не на четверть сигареты затянулся. Машинально покрутил мышкой – разбудил компьютер. Вздрогнул от неожиданности, когда зажегся экран. Закусил фильтр – и замер, надолго замер, сидел не шевелясь, словно впал в ступор. Сигарета дымила в лицо, но он не замечал. Он ничего не замечал! С лестничной площадки донесся шум: одновременный говор множества голосов, топот ног (выносят труп? собирают свидетелей?), но Столяров никак не отреагировал. Мне даже жутковато стало: застыл как изваяние, не движется, может, с ним какой-нибудь приступ, такой своеобразный обморок, или еще что? Нужно вывести его из этого состояния.

Я встала, подошла к нему, вытянула из пальцев догоревшую до фильтра потухшую сигарету. Он не пошевелился.

– Руслан!

Повернул голову в мою сторону – как тогда, у окна, как кто-то где-то еще поворачивал (в моих видениях? в снах?), посмотрел удивленно:

– Кира?

– Да что с тобой?!

– Со мной? – Руслан пожал плечами. Идиот чертов! – Ничего. Я вот все думаю, как могла твоя цепочка оказаться на балконе рядом с трупом? Могла она там оказаться, если ты туда не входила?

– Я не входила, а она оказалась, значит, как-то могла. Если ты мне не веришь…

– Подожди! Я не о том. Просто хочу понять.

– Она могла вывалиться из твоего собственного кармана. Тебя она всегда раздражала. Думаю, ты ее прихватил, когда был у меня, машинально или умышленно, не знаю, сунул в карман, но в любом случае о ней забыл. А когда обшаривал балкон, цепочка выпала.

– Да, вполне возможно! – Руслан прямо-таки засветился от радости. – Но платье? Платье я на тебе не рвал. – Он снова потух.

– Платье я порвала сама – зацепилась за перила.

Пришлось рассказать ему все: и о том, чему я стала свидетелем, и о том, как подозревала его, и о том, как потеряла пакет с продуктами, а потом обнаружила, что и мобильник тоже пропал.

Руслан мне поверил, сразу успокоился (хотя ничего особо успокоительного в моем рассказе не содержалось), предложил денег на покупку нового мобильного (я отказалась), предложил сварить кофе, предложил отпраздновать мою реабилитацию.

– У меня есть отличный шоколадный ликер, может, тяпнем по рюмочке, а?

– В такую жару – ликер? Нет, спасибо, увольте.

– Жаль! – совершенно не расстроившись, жизнерадостно выкрикнул он. Вдруг обрушившееся на него счастье просто переполняло его, требовало какого-то выхода.

– И мне очень жаль! – невольно поддавшись его настроению, так же радостно сказала я.

– Тогда чаю! Холодного чаю. У меня банка с кипяченой водой стоит в холодильнике. От чаю-то не откажешься?

Мы выпили чаю, покурили на кухне, обсудили мою будущую статью о сегодняшнем убийстве (это Руслан завел разговор, наверное, думал сделать мне приятное). И только после этого я засобиралась домой. Столяров проводил меня до остановки.

Часть вторая
Тайный список

Глава 1
Расследование частного детектива Андрея Никитина

– Пашу убили позавчера, а ему все звонят и звонят и спрашивают, в какое время его можно застать дома. – Ольга неумело затянулась сигаретой, закашлялась, брезгливо скривила рот, расплющила окурок о дно пепельницы, помахала рукой перед носом, разгоняя дым. – Никогда раньше не курила, – словно извиняясь, проговорила она. – Вот решила попробовать, думала, поможет успокоиться, а оказалось, это так противно! Боже мой, я не могу, не могу! – Ольга сцепила пальцы в замок, прижала ко рту. – Ему все звонят, звонят, вчера вечером человек пятнадцать позвонили. Звонят и просят позвать Пашу к телефону, а я не могу сказать… У меня просто физически не получается сказать… И вру, что его сейчас нет, а они спрашивают, когда его лучше всего застать дома.

– Постарайтесь успокоиться, Ольга. – Андрей накрыл ладонью ее маленькую, почти детскую нервную ладошку. – Я понимаю, как вам тяжело, но все-таки постарайтесь успокоиться.

– Да, да, – она часто-часто закивала, словно в нервном тике, – я сейчас. Простите, ради бога!

Андрей отошел в другой угол комнаты, прихватив с собой пепельницу, закурил, давая ей время прийти в себя.

Ольга позвонила ему вчера поздним вечером, продиктовала свой адрес, но совершенно не ввела в курс дела – не в состоянии была ввести. Она и вчера только всхлипывала и жаловалась на телефонные звонки, на которые отвечать не может.

Докурив сигарету, Андрей вернулся на свое место, в кресло напротив Ольги, решил, что дал ей достаточно времени.

– Вы уже можете говорить?

– Да, могу, – еле слышно произнесла она.

– Тогда расскажите, что случилось, а то я ведь не знаю.

– Да я и сама не знаю. – Ольга жалобно улыбнулась. – Не понимаю, как такое могло случиться! Он никому не сделал ничего плохого. А его убили! А они все звонят и спрашивают… А я все вру, глупо вру, потому что врать не умею. Я вообще ничего в этой жизни не умею! Бесполезная дура. Думала, хоть любить умею, оказалось – нет! Потому что, если бы умела, почувствовала бы и не допустила, чтобы его убили. А я проспала! Проспала! Его убивали, а я в это время спала. – Ольга нервно рассмеялась. – Извините. Это все коньяк, перед вашим приходом я выпила две рюмки, хотела прочувствовать… Паша пил перед смертью коньяк… Зачем он пил коньяк? Он никогда не пил по утрам, да и вообще почти не пил! Я все эти дни пытаюсь прочувствовать, что ощущал он. Мне казалось, что, если я полностью окунусь в его состояние, смогу понять, что случилось… Вот и этот коньяк потому… И сигарету закурила тоже поэтому, а не для того, чтобы успокоиться! Но я не умею пить, не умею курить. Я ничего не умею! И прочувствовать не сумела. Я ведь даже… – Ольга наклонилась к Андрею и зашептала: – Я ведь даже в подъезд тот ходила. Поднялась на пятый этаж… Его на балконе нашли для сушки белья. Я была там, стояла на том самом месте – и ничего не почувствовала. То есть почувствовала, но совсем не то, что должен был ощущать Паша, что ощущают за мгновение до смерти. И тогда я поняла, что не справлюсь, причины разгадать не смогу. Здесь нужен тот, кто умнее меня, кто сможет почувствовать… – Ольга отодвинулась от Андрея, помолчала немного, нервно сжимая ручку кресла. – Ваше объявление я нашла в газете. Купила в киоске, даже не знаю зачем… Синий с белым киоск возле универмага на площади Энтузиастов… Может, я некролог в газете хотела увидеть? – Ольга вопросительно посмотрела на Андрея. Он сочувственно покачал головой и ничего не ответил – что тут можно сказать? – Не знаю, зачем я купила газету! Фотографии Паши в ней не оказалось – чужие лица и тексты, ужасные тексты! Многие в стихах. Некролог в стихах – какое кощунство! И эти цветы у киоска…

– Ольга! – Андрей не знал, что делать с этой ее тихой истерикой. – Может быть, мы встретимся с вами завтра?

– Завтра? – Она удивленно на него посмотрела. – Почему завтра?

– Вы себя плохо чувствуете. Возможно, завтра вам станет полегче.

– Нет! Полегче не станет. Они опять будут изводить меня звонками. А завтра нельзя. Завтра никак нельзя! Завтра похороны. Приедут Пашины родственники из Винницы. Боже мой! – Она обхватила лицо руками. – Они приедут уже завтра! Я этого не вынесу! Похороны, поминки – я не смогу, я сбегу! Мы будем сидеть за столом, вспоминать, какой Паша был хороший, – и это все вместе, коллективно! А мама его станет причитать: «Бедный мой мальчик!» А он мой, только мой, понимаете, мой, и ничей больше! Я не смогу с ними сидеть за столом, я не смогу видеть плачущие лица. Я одна хочу по нему плакать. В одиночестве. Закрыться в квартире, для надежности забаррикадировать дверь креслом, чтобы никто не ворвался, выключить свет…

– Оленька! – Андрей поднялся, подошел к Ольге, положил руки ей на плечи – она судорожно дернулась, словно он причинил ей боль. – Тише, тише, не надо, все пройдет, со временем вам станет легче. Я постараюсь найти того, кто убил вашего мужа, сделаю все, что в моих силах. Тише, тише, успокойтесь… – Ольга прижалась виском к его руке и всхлипнула. – Не надо плакать.

– Да, да, да, простите, пожалуйста. – Ольга мягко отстранилась от Андрея, достала из кармана носовой платок, вытерла слезы. – Я успокоилась, давайте продолжим.

– Давайте. – Андрей сел в свое кресло. – Прежде всего нам необходимо выяснить, за что могли убить Павла.

– Я не знаю. В том-то и дело, что для этого нет никаких причин! У него не было ни врагов, ни долгов. Не за что, совершенно не за что! Его ведь даже не ограбили.

– Но все равно – без причины убийств не бывает. Расскажите, какой он был человек, чем занимался, кто его знакомые.

Ольга задумалась.

– Павел был очень хороший. Я его очень любила, и он меня тоже очень любил, у нас были прекрасные отношения. Вот только одно: он был до невозможности ревнив, до патологии какой-то.

– Ревнив? – Андрей заинтересовался. – А… извините, я не хочу вас обижать, но…

– Вы хотите спросить, был ли у него для этого повод? – Ольга улыбнулась (Андрею показалось, что несколько самодовольно). – Никакого! Абсолютно никакого повода для ревности я ему не давала. Но он ужасно мучился и ничего не высказывал мне, все в себе таил. Лучше бы высказал, лучше бы скандал закатил… Вы бы видели его лицо, как он страдал! Он исходил ревностью, как другие исходят дикой, неконтролируемой яростью. Он меня даже к отцу стал ревновать, когда узнал, что он мне не родной, представляете, до чего доходило! Но ничего не высказывал, только страшно менялся в лице, когда папа меня обнимал или кто-нибудь из мужчин ко мне приближался. Боже мой! – Ольга всплеснула руками, запрокинула голову и рассмеялась – мучительно, болезненно. – Ну почему, почему он меня так ревновал! Зачем так страдал? Не было никакой причины! Я дома сидела, в магазин только за продуктами выйду, в парикмахерскую раз в месяц – и все. Мне и не нужно было никуда…

– Вы, как я понимаю, нигде не работаете и не учитесь?

– Не работаю и не учусь. Как школу закончила, так и сижу дома. Мы и с Пашей познакомились здесь, в квартире – я вызвала его налаживать компьютер…

– Он мастер по компьютерам?

– Ну конечно! – Ольга недоуменно пожала плечами. – Ах да! Я же вам не сказала! Простите. Да, Паша работал в салоне компьютерной техники, продавцом-консультантом. Но он по несчастью на такой работе сидел, он очень способный, он классный компьютерщик, честно! Я звала его «мой технический гений». – Ольга грустно улыбнулась. – У Паши была мечта: открыть собственный магазин, страстная мечта. У него и было-то две страсти: магазин и я. Не знаю, как объяснить. Открыть магазин для Паши было все равно что для другого стать самым знаменитым музыкантом, или… самым сильным человеком на свете… или самым богатым. Нет, с богатством неудачный пример, магазин ему не для доходов был нужен, вернее, не для одних доходов… Я совсем запуталась, не знаю, как объяснить… – Ольга беспомощно на него посмотрела. – Видите, я даже объяснить толком не умею. Ничего, ничего в жизни я не умею!

– Вы успокойтесь, Оленька, я вас прекрасно понял. Для вашего мужа желание открыть магазин превратилось в идею фикс.

– Да. – Ольга кивнула.

– А скажите, осуществлению его мечты мешали причины материального характера?

– Ну конечно! У Паши не было таких денег, требовалась же гигантская сумма.

– И Павел пошел бы на многое, чтобы ее раздобыть?

– На многое?! Если бы это было возможно, ей-богу, заложил бы душу дьяволу! – Ольга неожиданно рассердилась на погибшего своего мужа. – Как он хотел магазин, вы бы знали! Иногда я даже ревновала его. Мне казалось, что, если бы пришлось выбирать между мною и магазином, он выбрал бы магазин. Это, разумеется, не так, но… Он придумал название для своего магазина – «Виртуальный мир», бродил по городу, присматривал помещение – это притом, что реально нужной суммы у него не было, – все разговоры в последнее время сводились к магазину…

– Присматривал помещение?

– Да! – перебила Ольга. – Присматривал! Даже не то чтобы присматривал, а… как бы это лучше выразиться? Любой дом, любое здание рассматривал с единственной точки зрения – подойдет ли оно для его магазина?

– Так, может…

– Вы говорите, идея фикс! – Ольга зло расхохоталась. – Да он просто помешался на своем магазине! Это не просто идея фикс, это уже маниакальный синдром какой-то! Он стал маньяком, честное слово! Когда мне сказали, что Пашу нашли в доме на Большакова – а там никто у нас не живет, ни родственники, ни знакомые, – я сначала подумала, что он отправился туда присматривать помещение. Он только и делал, что присматривал помещения под свой чертов магазин! Но оказалось, это обыкновенный жилой дом, во дворах, и нашли его на балконе пятого этажа – он не мог там помещение присматривать. Хотя… наверное, мог: он к тому времени совсем свихнулся!

– Так, может, нужную сумму ему удалось раздобыть? Может, он не просто так присматривался?

– Да где ж бы он ее раздобыл? Вы вообще представляете, какие нужны деньги для открытия магазина компьютерной техники?

– Приблизительно представляю. Может быть, ему удалось занять нужную сумму? Понимаете, я ведь не просто так спрашиваю, я мотив ищу, а деньги – один из самых частых мотивов.

– Вы думаете, его все же ограбили? Да нет, не может быть! Если бы он достал эти деньги, я бы знала. Паша ничего не говорил! Значит, не было денег. Правда… Черт, как же я не подумала? – Ольга обхватила ладонями виски, будто у нее внезапно очень сильно заболела голова. – Пистолет. В милиции сказали, что у Паши был пистолет в кармане, но я тогда не поверила, подумала: хотят сделать из него бандита, чтобы убийцу не искать. Они ведь много чего сказали! И то, что Паша был в сильном алкогольном опьянении, и то, что в крови у него нашли какое-то психотропное вещество.

А потом про пистолет. Как я могла им поверить? Паша не пил! Ну да, в то утро выпил немного коньяку, но они говорили, что он был совсем пьян! Паша никакие психотропные средства не употреблял, с чего это вдруг?

– Но может, он из-за чего-то сильно нервничал?

– Нервничал? – Ольга задумчиво кивнула. – Действительно, нервничал. Он всю последнюю неделю был не в себе. Да, нервничал. Я думала, это ревность. В последнее время мы даже немного отдалились друг от друга – я устала от его ревности, от его мрачного настроения. А получается… Какая же я бесчувственная, эгоистичная дрянь! У него, наверное, были реальные проблемы, а я все на себя переводила. Он занял деньги – вот оно что! – и его убили.

– Подождите! Я ведь только предположил, что Павел занял деньги. А не мог он их заработать? Вы сами сказали, что ради открытия магазина он пошел бы на многое.

– Заработать? Это в своем-то компьютерном салоне?

– В компьютерном салоне, конечно, не мог, но… другим каким-нибудь способом? – осторожно предположил Андрей и тут же пожалел: Ольга взъярилась.

– Другим способом?! – закричала она. – Ага! И вы туда же! Думаете, раз у него нашли пистолет… Вы тоже хотите Пашу в бандиты записать? Да вы не лучше милиции! Он не бандит, слышите? Мой Паша никакой не бандит! Думаете, если в кармане пистолет и он оказался в чужом доме, значит, шел кого-то убить?…

– Ничего такого я не думаю! Глупость какая! Я вообще не это имел в виду!

– Он никого не убивал, понятно?! И не мог на такую работу согласиться, ни ради чего! Господи! – Она резко отвернулась от Андрея, прикрылась локтем, чтобы он не видел ее лица. Несколько минут сидели молча.

– Простите, если я вас обидел, – заговорил Андрей. – Я не хотел.

– И родственники его завтра приедут, – пробормотала она. – Мы будем сидеть за одним столом, и вспоминать, и поминать – и все коллективно. Что мне делать, как мне жить дальше? Ходить на кладбище, благоустраивать могилу?

– Оленька!

– Ритуальная фирма «Реквием» работает круглосуточно, участникам войны – скидка.

– Ольга, прекратите!

– Круглосуточно, представляете, круглосуточно! Паша не участник войны, скидки ему не будет. – Она расхохоталась. – Это в той же газете, где некрологи, где ваше агентство «Инкогнито», – сверху соболезнования, а «Реквием» – под ними.

– Оля!

– Вы должны найти убийцу, должны! Я только тогда успокоюсь, когда рядом с могилой моего мужа вырастет новый холмик – они будут лежать бок о бок, и тогда Паша сможет ему отомстить! Да! – завизжала она и бросилась из комнаты.

Андрей с болью посмотрел на дверь, которую Ольга со всего размаха захлопнула, думал пойти за ней, даже поднялся, но понял, что сделать ничего не сможет, что Ольге лучше сейчас побыть одной – так она скорее успокоится, и снова опустился в кресло.

Он приготовился к долгому ожиданию, но не прошло и десяти минут, как Ольга появилась на пороге. Она не только успокоилась, но и переоделась, и даже нанесла макияж. Такая перемена поразила Андрея и почему-то очень ему не понравилась.

– Вот. – Ольга спокойно, даже как-то гордо подошла к нему, положила на стол папку с какими-то бумагами. – Здесь все Пашины контакты: адреса, телефоны и так далее. А здесь, – она протянула конверт, – ваш аванс. Если потребуется, гонорар будет удвоен. Я готова обсудить все детали. Итак, Андрей Львович, вы согласны работать на меня?