Текст книги "Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира"

У нас был один заключенный на основном режиме, парень по кличке Очаровашка, маленький засранец ростом всего 150 см, зато такой же широкий и очень противный.

Он пробыл в крыле К восемь месяцев, и ему оставалось уже совсем немного до выхода на свободу. Ну и хорошо – он угрожал персоналу и все такое, так что мы были рады от него избавиться. Его речь была ужасна, особенно для женщин, это был просто какой-то непрерывный поток вульгарных сексуальных оскорблений.

Однажды его послали на склад за чистыми трусами – такое тоже случалось. Вскоре они с Реджем оказались лицом к лицу.

«Ты старый мудак, – говорил этот парень. – Я тебя к хренам вырублю… Я найду тебя, убью тебя, убью твою жену…» Кто-то нажал на кнопку тревоги, я прибежал на склад с другими сотрудниками, и мы потащили парня наверх в его камеру, кряхтя и матерясь на каждом шагу. Но не то чтобы Реджа все это взволновало – такое он уже слышал, и не раз. На трусы был большой спрос, и Редж не собирался вот так запросто отпускать еще одну пару. Еще Редж был надзирателем за уборщиками – работа, которую я тоже выполнял время от времени. Это важно для такого большого крыла, как наше, требующего постоянной уборки. Это довольно непросто, потому что здесь столько людей. Убирать пустой дом – нефиг делать. А теперь попробуйте вылизать четырехэтажный коттежд с сорока детьми-переростками на каждом этаже.

Но Редж поднял уборку на новый уровень. Он выбирал самых крутых парней, каких только можно себе представить, из тех, с кем не хотелось бы сталкиваться на улице, ублюдков с дрянной репутацией, одевал их в зеленую одежду – брюки, футболку, ботинки, стандартный набор для работы – и делал из них уборщиков. Он заставлял их чистить, красить и – как выяснил Гелл – полировать полы… Работы было много.

Надзиратели за уборщиками обычно управляют и раздаточной. Они отвечают за всех, кто выполняет бытовые задачи. Как я уже сказал, раздаточная может легко стать горячей точкой. Обычно там дежурит надзиратель за уборщиками, старший офицер и, возможно, еще пара человек. В этот день мы с Реджем были в раздаточной, и Очаровашка с важным видом спустился по лестнице. У него оставалось два дня с нами, у этого несносного клопа, а потом он сваливает. Ублюдок взял свой обед и яблоко и запустил им прямо в офицера Урвина. Он явно затаил обиду.

Яблоко сильно ударило Реджа в грудь. Я услышал это – настоящий глухой удар. Попади оно в лицо – и сломало бы старику нос.

Есть в тюрьме такая фишка – заключенные, собираясь затеять драку, смазывают себя маслом, чтобы быть скользкими.

Этот парень был как член жиголо в вазелине. Мы изо всех сил пытались запереть его, даже когда к нам присоединились еще четверо или пятеро. Поэтому я пнул его по ногам. Бах! Он с силой ударился об пол. Я тоже упал, его мерзкое дыхание ударило мне в лицо. Раздался жуткий треск, когда моя голова отскочила от пола. Я почувствовал, как у меня распухает глаз. Зэка снова уволокли, на этот раз в изолятор.

На следующее утро я вошел в офис с огромным фингалом. Редж сидел ко мне спиной, широко раскинув руки, и рассказывал, как врезал этому зэку. Как только Нобби Нобблер увидел меня, он все понял.

– Так ты врезал ему правой или левой? – спросил он.

Маленький засранец пытался вырубить Реджа яблоком – но ему уже шестьдесят лет, и он готов к отставке, так почему бы не рассказать историю о битве? Я подошел к чайнику, повернувшись к нему спиной, а Нобби все еще подзадоривал его. Рассказывая свою историю, Редж все больше и больше возбуждался. Люди уже посмеивались – те, кто увидел мой фингал. Я взял свой напиток и сел, глядя прямо на Реджа своим невредимым глазом. Посреди рассказа он посмотрел по сторонам, и комната взорвалась от смеха.

– Черт, – сказал он, обхватив голову руками.

Редж Урвин извинялся каждый день и через три месяца ушел на пенсию.

Парень, которого я назову здесь Космический Кадет, был одним из тех, кто прошел прямо через крыло G, блок, куда поступают только что прибывшие, так что мы знали, что он будет настоящим наказанием. Я так и не узнал, за что его посадили; он был подследственным, мог вытворять что угодно. Он говорил, что инопланетяне в камере угрожают телепортировать его. Однажды утром он явился к нам на двойки, весь такой летящий, как воздушный змей, судя по виду, под ЛСД. С ним невозможно было разговаривать – он смотрел куда-то в самые дальние уголки Вселенной.

В обед мы обслужили сначала четверки и тройки, настала очередь двоек. Я заглянул в камеру Космического Кадета и увидел, что он режет себя.

Кроме меня в нашем блоке в тот день дежурил Дилан, молодой офицер, с которым мы вместе начинали, бывший морской пехотинец, и мы с ним хорошо ладили. Но, эй, он только что заступил, а у меня заканчивалась утренняя смена, и я хотел поскорее отправиться домой. Этот странный заключенный не умирал – он только пытался, а мне не хотелось возиться с бумагами. Поэтому я шагнул в следующую камеру, и Дилан, не заметив ничего, отпер Космического Кадета. Я не горжусь этим, но в тот момент мне это казалось хорошей идеей. Когда зэк вышел в коридор с окровавленными руками, как только Дилан дотронулся до него, он начал размахивать руками, и мы принялись за дело. Нас учат удерживать заключенных на ногах, но почти при всех сдерживаниях, в которых я участвовал, в итоге заключенных опускали на пол. Потребовалось шесть или семь сотрудников, чтобы утихомирить этого парня. Мы не надели сразу на него наручники, а в нем проснулась та сверхъестественная сила, которую заключенные получают, когда находятся в этом состоянии – одержимось демонами, как сказали бы в Средневековье. Этот парень вообще-то был высокий, но не качок, никакой мускулатуры.

Я изо всех сил старался надеть на Космического Кадета наручники, кто-то держал его голову, кто-то – ноги, но он продолжал брыкаться. В какой-то момент он порвал мою рубашку. Я пошел смыть кровищу с рук и шеи – это могла быть и моя кровь, и чья-то еще.

Когда я вернулся, они еще не закончили, и я снова оказался верхом на парне. Тем временем остальные заключенные все еще хотели есть, поэтому мы отправили его в медицинское отделение. До него было всего сто метров, но нам потребовалось еще двадцать минут, чтобы миновать меньше чем полпути, хотя он уже был в наручниках. Обычно игра заканчивается, когда их руки оказываются за спиной, но не в этот раз.

В конце концов мы поместили его в камеру постоянного наблюдения – с двухстворчатыми дверями, из плексигласа, чтобы можно было смотреть сквозь них. Однако старшая медсестра велела нам не оставлять его одного – он был слишком опасен, – так что нам пришлось тащить его немного дальше к изолятору. В итоге прошло уже полчаса с тех пор, как мы вошли в его камеру сегодня, а шестеро или семеро из нас все еще обливались потом, и мы снова отправились в путь, а этот парень брыкался, как черт. К тому времени всех остальных отправили в их камеры, и заключенные в изоляторе подбадривали его: «Давай, парень, давай!»

Чтобы доставить его туда, потребовалось еще двадцать минут. Обычно персонал брал верх, но они видели, что мы покрыты кровью. Порезы были неглубокие, но смешанная с потом кровь – то еще зрелище: вроде вытекло немного, а выглядит как настоящая кровавая бойня. Мы завели его в специальную камеру, где должен был пройти обыск с раздеванием, обычная процедура с буйными заключенными после переселения. Его уложили, используя вариацию старой борцовской «фигуры четырех». Это может причинять адскую боль – я проверил на себе на тренировках, – но Космический Кадет словно и не испытывал ничего подобного. Ноги у него были как стальные: он держал их прямо и не собирался сгибать. Сотрудники изолятора стояли снаружи и смотрели на нас.

– Вы нам поможете или как? – спросил я старшего.

Офицеры вошли в камеру – теперь их было восемь или девять, – и в итоге мы решили, что лучше всего снять наручники с парня, а затем, по одному, как можно скорее, убраться к черту. Мы делали все не по учебнику, но каким-то образом нам это удалось. Было уже три часа дня, когда я вышел наконец из тюрьмы. Я так хотел уйти пораньше, что вызвал весь этот переполох. Наверное, так мне и надо.

Через пару дней в крыле К раздался телефонный звонок.

– У нас тут парень в изоляторе сидит, уже два дня… – сказал офицер, и я расхохотался.

– Космический Кадет, – сказал я. – Да, это мы привели его туда.

– Я слышал, что это заняло у вас пару часов, – сказал он.

В общем, как бы то ни было, а я спустился вниз в качестве прикрытия для команды «Торнадо». Один из парней подколол меня, когда я пришел.

– Теперь будут работать профессионалы, Сэмми, – сказал он. – Это команда «А», а не куча дерьма из крыла К.

Они открыли камеру, и оттуда вышел Космический Кадет, явно все еще настроенный на полет. К чести офицеров, они сразу поняли, что все плохо, и попытались направить его обратно. Он отошел от двери всего на метр, если не меньше. Но знаете что? Он не собирался успокаиваться.

Через сорок минут, с небольшой помощью вашего покорного слуги, он был водворен обратно. «Профи» из команды «Торнадо» тем временем сидел на корточках, сняв шлем, потея, как зад сумоиста.

Я не знаю, как Космический Кадет в итоге вернулся в крыло К.

Может быть, его телепортировали туда пришельцы.

7. Заприте все двери

Обычно мне не звонили с работы домой, но в этот субботний вечер, только я вскрыл банку «Стоунз Биттер», моего любимого напитка, который делают в Шеффилде, как на экране телефона вспыхнула надпись «Стрэнджуэйс».

– Офицер Сэмворт – «Торнадо»?

– Ага. Это Дэнни Джи?

Я знал это. Я уже выпил пару глотков своего горького пива, и было бы проще всего поставить телефон на беззвучный режим и оставить их разбираться самим. На столе уже ждала заказанная мной еда. Но теперь я сам был в команде «Торнадо», и это было то, ради чего я тренировался. Я поставил банку с пивом обратно в холодильник, вздохнул и пошел в машину.

Программа «Торнадо» включает в себя экипировку защитным снаряжением – щитами и шлемами, и обучение работе в команде по всем аспектам, от контролирования проблемных заключенных, таких как Космический кадет, до подавления полномасштабного восстания.

На мой взгляд, в каждой тюрьме должно быть больше персонала, прошедшего такую подготовку. Она придает уверенности, особенно в потенциальных беспорядках, а в «Манчестере» никогда не было недостатка в парнях, желающих побуянить.

Это был достаточно трудный курс – например, в одном из упражений нужно было выстроиться со щитами под углом сорок пять градусов, трое против одного, в то время как парни швыряли в меня всякой всячиной, и с каждой неделей обучение становилось все труднее. Один из кинутых кусков дерева попал мне в живот и оставил синяк 15 на 15 сантиметров. Было чертовски больно, но я справился. Мы, манчестерские ребята, были готовы к этому и неслись в бой, ломая баррикады, отрабатывая все сценарии, которых только можно ожидать при тюремном бунте. Ребята из других тюрем выглядели испуганными – мягкотелые южане, держу пари, эти парни бегут заполнять бланки несчастных случаев за каждый ушибленный палец. Но такая подготовка и должна быть максимально реалистичной и жесткой. Люди должны знать, каково будет столкнуться с разъяренными психами, которые хотят снести тебе бошку, да ведь?

Мы обучались как двенадцать офицерских подразделений, которые, будучи квалифицированными, теоретически находились в распоряжении тюремной службы и могли быть отправлены в любую тюрьму, где случался бунт, или «мятеж», как теперь это называют. Но поскольку Стрэнджуэйс – учреждение повышенной безопасности, оттуда редко кого-то вызывали: это не та тюрьма, из которой можно позволить себе отправить, скажем, двадцать четыре человека на три дня в Хаверигг, тюрьму категории С в Озерном крае[24]24
  Озерный край – регион и национальный парк в графстве Камбрия на северо-западе Англии, который пользуется огромной популярностью у туристов. Он известен своими лентовидными ледниковыми озерами, крутыми горами и другими достопримечательностями, не раз упомянутыми в литературе.


[Закрыть]. Тогда это меня просто бесило. Я прошел обучение «Торнадо» и хотел попасть в реальную ситуацию, где можно будет применить свои навыки, но этого не происходило. Вместо этого наши четыре подразделения, включающие 40–50 сотрудников, в основном использовались внутри тюрьмы, где, по крайней мере, бывают сценарии, которые могут потребовать таких навыков.

В больницу заключенных доставляли, скажем, на мини-автобусе или фургоне. Там должна быть клетка, но она вовсе не пуленепробиваемая или что-то в этом роде, просто транспорт с водителем и кем-то, прикованным наручниками к преступнику.

Для того чтобы доставлять людей в суд, у нас были специальные фургоны, те самые белые машины с маленькими квадратными окнами, которые все видели в новостях – обычно рядом с толпами людей, плюющих в них. Зэки там заперты в маленьких клетках, похожих на католические исповедальни. Транспорт категории А немного другой: там может быть до четырех мини-камер для таких ублюдков, а сама машина – бронированная, с большими бамперами, и часто ее сопровождает полицейский эскорт. Такие называют баллистической тяжелой техникой, или БТТ, и не зря: они могут пробить стену, если нужно. Каким бы ни был транспорт, если кто-то нарушает правила, вы идете, вытаскиваете его из коробки-клетки и благополучно выводите.

Я очень ждал возможности применить обучение «Торнадо» в действии, и это наконец произошло. В тот день к нам должна была прибыть БТТ, чтобы доставить к нам заключенного категории А – мусульманского парня из Белмарша. Он был жестоким экстремистом и, как нам сказали, совершил много нападений на персонал и заключенных – все просто летали вокруг него, поэтому у нас хотели, чтобы сразу шесть крутых парней сопровождали его. Мы все были в полном снаряжении, но, когда он вышел из машины, мы увидели рыдающего паренька. Какое разочарование. Да, он был экстремистом. Да, он был мусульманином. Но он был невелик ростом и вообще довольно хлипким на вид, и его привезли в «Манчестер», потому что его судили в Ливерпуле и не собирались перевозить в Мерсисайд каждый день. Это был мой первый опыт «Торнадо», и я был слегка раздосадован, что все закончилось ничем.

И вот в субботу вечером мне позвонили по поводу Дэнни Джи. Я знал, разбираться с этим чудовищем вряд ли будет весело, но и не мог упустить такой шанс. Что-то такое есть во мне – весь былой регбистский адреналин начал действовать.

Семья Джи печально известна в Ливерпуле: это знаменитые преступники. У нас за решеткой в крыле К в течение двух лет сидел брат Дэнни – Даррен, мозг всех операций. Мы с ним поладили, хотя я не сомневаюсь, что он был очень плохим парнем. Никто не хотел ему перечить. Даррена Джи признали виновным в заговоре с целью убийства. Свидетелей не было, но он был пойман неподалеку от тела, а в преступном мире было известно, что он планировал убить парня, который пытался покончить с собой и в процессе убил друга Джи. Джи получил восемнадцатилетний срок, имеющий все шансы со временем стать шестнадцатилетним, а при хорошем поведении он может выйти через восемь лет.

Даррен Джи шел на контакт отнюдь не со всеми офицерами. Прошло шесть месяцев, прежде чем он заговорил со мной. Он был уборщиком, и с виду был не похож на заносчивого и самоуверенного парня, но он определенно был хладнокровным, расчетливым и хитрым. Я бы назвал его жестоким и безжалостным ублюдком.

После оглашения приговора его перевели в крыло С, – для пожизненного заключения. К тому времени я уже перешел из крыла К туда, где мне больше нравилось – в медицинское отделение, часть тюрьмы, о которой еще много будет сказано. А пока все, что вам нужно знать, – это то, что однажды утром к нам поступил парниша, который обосрался, и я сейчас не имею в виду диарею. Вообще-то он был хорошо воспитанным парнем и приятным заключенным, поэтому я спросил: «Что ты делаешь?»

– Я сделал очень глупую вещь, мистер С.

– Что ты сделал?

– Я не знал, кто такой Даррен Джи, и кое-кто заплатил мне, чтобы я его прикончил.

Изолятор был полон; Джи мог достать его и в отделе собственной защиты, поэтому парень пришел к нам за помощью. Это говорит кое-что о Даррене Джи – люди были не прочь его убить, но их смелости хватало, только чтобы заставить кого-то другого замарать руки.

Случилось вот что: Джи играл в бильярд, когда к нему подошел этот парень и начал избивать банкой тунца в носке. Он сбил его с ног, но Джи встал и погнался за нападавшим обратно в камеру. Хотя Джи не так хорошо известен в Манчестере, как в Ливерпуле, в Стрэнджуэйс нашлись заключенные, которые были рады просветить облажавшегося паренька, поэтому он запаниковал и захотел выбраться из крыла.

И я понимал его. Служба безопасности доложила, что, если он вернется, зэки зарежут его, так что мы в итоге помогли парню.

Однако сейчас нас беспокоил брат Даррена, Дэнни, который сидел в специальной камере изолятора. Он переводился сюда, когда выдавалась такая возможность, возвращался в «Манчестер» из какой-то тюрьмы долгосрочного содержания, чтобы быть временно поближе к дому. Он был в системе с юности и внутренне искалечен до бесчувствия, как любой юный преступник. Система создала этого парня: он знал все лазейки. Его репутация как бандита укреплялась с каждым годом, и сейчас он был чертовски безжалостен. Однажды ему выстрелили в упор в грудь из револьвера – это не городской миф, но как только к нему вернулось сознание, он выписался из больницы.

Он был не просто жестоким, но еще и властным и сильным. Американские тюрьмы поняли раньше британских, что, если у вас есть помещения, полные гирь, и люди, которых вы запираете на двадцать лет, используют их каждый день и в итоге становятся огромными, это не так уж здорово, потому что иногда приходится вам им противостоять. Шея Дэнни Джи в обхвате была 50 см. Он был ростом под два метра и весил больше сотни, в год прибавляя по пять кило. Его запястья были как мои бедра, как стволы деревьев. И лодыжки тоже. Лежа он мог бы выжать почти 300 кг.

Такие парни встречались и в крыле К, и на самом деле мы легко сдерживали их. Когда кто-то берет вашу руку в захват, будет, возможно, даже больнее, если у вас приличная мышечная масса. Пожалуй, Джи был особенным. Он провел в тюрьме очень, очень много времени, видел и делал все: пожары в камерах, сдерживания, протесты с отказом от личной гигиены и все такое. Он сражался с тюремщиками, на него нападали люди со щитами: парень не знал страха. Он был уникумом, этот тип.

Прошлой ночью он сидел в обычной камере и угрожал устроить бунт, поэтому начальство хотело, чтобы его перевели. Он отказался двигаться и в итоге избил одиннадцать сотрудников тюрьмы в полном боевом снаряжении, среди которых было немало крепких орешков. Он не нападал ни на кого конкретно: он просто был в своей камере и делал выпады в стороны, как медведь гризли, отмахивающийся от комаров. Он схватил одного парня сзади за шлем и тягал его вверх и вниз, как будто тот сосал его член. Одиннадцать человек! Они выходили, снимали шлемы, вытирали пот, снова надевали их и возвращались. У них ничего не получалось. Это был случай, который нельзя было свести на нет. Зэк действовал им на нервы, потому что мог.

– Почему ты так себя ведешь, Дэнни? – Мне сказали, что об этом его спросил начальник тюрьмы. – Мы просто хотим, чтобы ты переехал.

– Если хочешь, чтобы я переехал, шеф, попроси вежливо. Выведи этих дебилов.

Так вот в чем дело. Они вышли. Джи получил курево, и его отвели в специальную камеру. Это даже нельзя было назвать ничьей.

Когда мы собрались на небольшое совещание, было около девяти часов вечера. Всего нас было двенадцать. Нам сказали, что Дэнни Джи дали не только курево, а еще и зажигалку, и теперь он угрожает поджечь новую камеру.

– Мы не потерпим такого дерьма, – сказал большой глупый главный офицер-ливерпулец. – Мы не позволим этому ублюдку диктовать нам условия.

В этом он был прав, этот сотрудник отдела собственной защиты. Если бы мы отступили, Джи уверился бы в своей безнаказанности. Мы должны были встать на защиту тюрьмы. И мы пошли в бой.

Большинство из нас были в стандартном снаряжении СИЗ, но инструкторы по контролю и сдерживанию надели полное облачение штурмовиков, как элитный национальный отряд «Торнадо»: шлемы, защитные очки, облегающие комбинезоны. Их тактика тоже впечатляла. Первый вошел с небольшим щитом в полметра шириной, удобным для маневра. За ним следовали еще двое, а четвертый, в шлеме и с большим щитом – около метра шириной – позади него, еще двое сзади. Руки на плечах. Остальные были подметальщиками, замыкающими шествие, – двое из нас буквально скакали там со щетками, чтобы убрать любой мусор, чтобы Джи не мог поджечь его. Мы все сделали, как было приказано, я был двенадцатым человеком с метлой. Не ради этого, пожалуй, я лез из кожи вон и пропустил выступление Ant and Dec, но, будучи профессионалом, взялся за дело.

Так вот, эта специальная камера была около 2,5 м в ширину. Но этот сильный ублюдок каким-то образом забрался на потолок, как Человек-паук, уперев руки в противоположные стены – он был не так уж высоко, но Боже… – и закрыл смотровые панели влажной туалетной бумагой, чтобы никто не мог его увидеть. Он заблокировал и дверную панель, так что мы вошли вслепую.

Дверь поддалась, и это был просто ад. Джи воспользовался старым трюком зэков: намочил пол мочой, дерьмом и мыльной водой, и мы скользили туда-сюда. В то время как первые ворвавшиеся полетели вверх тормашками, парни, шедшие сзади, протиснулись дальше, и бригада в шлемах больше не теряла времени. Все набросились на Дэнни Джи, пятеро схватили его за голову и за плечи, еще один парень из Йоркшира по имени Джилли – с другого конца, один или два между ними. У меня в руках была щетка для подметания. Случилось еще кое-что, чего никто не мог ожидать. Чертов свет погас – мы оказались в темноте.

Кто-то щелкнул выключателем, и снова вспыхнул свет. Джи не был обычным заключенным. Предполагалось, что его голова лежит на кровати, но это было не так. Она была на полу. Так что на ногах у него было пятеро парней в немецких шлемах и один парень, Джилли, на верхней половине туловища. В камеру ввалилось еще больше народу, и теперь над ним роилось человек десять. И знаете что? Ублюдок все равно начал подниматься на ноги. К черту подметание. Я выбросил щетку в коридор и вскочил на плечи Джилли. Мы оба смотрели прямо в лицо Джи.

– Вы грязные подлые ублюдки, – прорычал он. – Пришли сюда, чтобы скрутить меня, когда я сплю. Я убью вас на хрен.

Я усмехнулся, но вышло немного нервно, потому что, поверьте мне, у него была возможность сделать это. Один или двое из нас запаниковали, а парочка даже покинула камеру, так что грязная дюжина превратилась в десятку.

Я не могу точно сказать, что произошло дальше – это было похоже на то, как если бы компашка друзей нашкодила, а полицейский преследовал их, и они бы сматывались, толкая друг друга. Никто не хотел оставаться в камере с Дэнни один на один. Я точно знаю, что выбрался одним из последних, и к тому времени Джи уже поднялся во весь рост и рвался вперед, отчаянно желая кого-нибудь схватить.

Помните старые мультики, где щенок обгоняет бульдога, а тот хватает его за ошейник, но ноги мелкого все бегут и бегут? Дэнни Джи проделал то же самое с одним из наших ребят, хватая ноги и руки офицера, пока его тащили обратно в камеру.

Ублюдок. Мы снова забрались внутрь уже вчетвером. В конце концов Джи был брошен на пол – это был всего лишь скользящий удар, но пол камеры был покрыт всем этим дерьмом, и он поскользнулся, выпустив бедного офицера. Теперь речь шла о выживании. Мы несколько раз двинули ему, чтобы он остался лежать и дал нам время выбраться – мы были в специальных перчатках, но даже через подкладку было бы больно.

В какой-то момент он закричал. Он в одиночку сражался с двенадцатью обученными и в основном закаленными тюремными офицерами и оттрахал нас по полной. Думаю, что нашлись бы и те, кто увидел бы в этом бессмысленную жестокость с нашей стороны, менталитет отряда головорезов. Я бы с радостью поменялся с ними местами и после спросил, каково им. Мы были в отчаянии, вымотаны до предела. Речь шла не о том, чтобы выйти оттуда и сказать: «Мы уделали Дэнни Джи», – мы хотели убедиться, что сможем схватить его зажигалку и очистить камеру, и точка.

У нас получилось. В целом. У нас было, может быть, секунд десять, поэтому мы встали и быстро попятились по одному, не сводя с него глаз. Но к тому времени, как мы все вышли из камеры, он уже был на ногах и все еще держал свою гребаную зажигалку.

То, что я ожидал увидеть, когда дверь камеры захлопнулась наконец и я снял шлем, оказалось совсем не тем, что я обнаружил. Кроме нас четверых, там были только управляющий и тот ливерпулец – главный офицер. Остальные сбежали. А что, блин, если бы Джи взял верх над нами, схватил кого-нибудь и начал вырывать руку из сустава или еще что похуже?

Итак, мы прошли в комнату для совещаний, и, черт меня побери, один из мягкотелых южан уже снял свой комбинезон.

– Нужно вызвать сюда специалистов. Мы туда не вернемся, – сказал он.

Я спросил одного из парней, все ли с ним в порядке. Похоже, он был в шоке. Я не думаю, что все они были трусами; инстинкты взяли над ними верх, вот и все: бить или бежать, и они выбрали последнее. Но в тот момент я был очень зол.

Главный офицер взорвался: «Если понадобится, чтобы ты вернулся в эту чертову камеру, ты вернешься».

– Мы не будем звонить в национальную полицию, – сказал управляющий.

Заключенный выходит из-под контроля, и мы не можем справиться с этим – вряд ли мы будем выглядеть как приличная тюрьма, каким бы большим ни был этот парень. Мы уже и так были похожи на гребаных неуклюжих копов из черно-белых комедий.

Дэнни Джи нажал на кнопку вызова.

Твою мать, что на этот раз? Мы уже ходили туда, чтобы забрать у него зажигалку, и нам повезло, что мы спаслись. Когда мы вернулись в камеру этого долбаного Кинг-Конга, он разгуливал там в очках, которые отнял у одного парня в шлеме из команды контроля и сдерживания.

– Отдай их, Дэнни, – сказал сотрудник отдела собственной безопасности, стараясь не рассмеяться. – Дай сюда очки.

– Отвали, – сказал он.

– Дэнни, пожалуйста. – В этот момент «пожалуйста» было уместно.

– Дайте мне немного курева, и вы получите их назад, – сказал он.

Двоякая ситуация. Можно бы уступить и разрядить атмосферу. Или возобновить сражение. После перерыва четверо из нас были готовы снова вступить в бой, но остальные – нет. И ему дали курево. Было уже три часа ночи, но у нас были очки, и мы уже показали ему, что он не может диктовать условия в Стрэнджуэйс – лучший результат из всех возможных.

Этот инцидент стал легендарным, и я не могу сказать, что репутация всех участников событий выдержала это испытание. Я горжусь тем, что получил письмо от начальника тюрьмы с благодарностью за участие в операции. В противном случае это было одно из таких событий, как концерт Sex Pistols в Малом зале свободной торговли Манчестера в 1976 году, когда впоследствии все подряд клялись, что были там, хотя на самом деле из всех них там была всего пара человек.

Несколько лет спустя, когда Дэнни Джи вернулся в тюрьму «Манчестер», офицер, которого я никогда раньше не встречал, начал рассказывать мне эту историю так, как будто он был частью той нашей человеческой сороконожки. Я сидел и слушал этого парня минут двадцать, а он все заливал, как ворвался в камеру и подрался с Дэнни Джи. Такое часто случается в тюрьме – некоторые люди крадут чужие истории.

В отличие от преступных кланов и синдикатов, бандиты составляли шестую часть контингента крыла К. В 2006 году у нас из двухсот заключенных было тридцать пять бандитов. Жестоких членов настоящих банд из самых жутких манчестерских районов.

Кто более опасен – преступные кланы или банды (потому что это разные вещи)? Это все равно что спросить, кто победит в схватке между акулой и крокодилом.

В Манчестере и Сэлфорде была одна криминальная семья, члены которой возомнили себя Робинами Гудами, но в действительности все было немного иначе. Один из их лозунгов был «Держать наркотики подальше от Солфорда», но, как говорили, на самом деле они грабили дилеров и отдавали наркотики кому-то другому для перепродажи. И делали это втихаря, потому что банды и преступные кланы заключили нелегкое перемирие. Они все знают друг друга, очень часто сидели вместе, но ненависть и недоверие между ними есть. Однако по большому счету никто не хочет войны.

Это очень похоже на «Клан Сопрано» или «Крестного отца», с большим количеством людей и кучей посредников. Допустим, один из членов семьи вышел выпить в субботу вечером, наткнулся на другую банду и захотел устроить скандал. К этому твердолобому ублюдку будут подходить, чтобы охладить его пыл. В тюрьме тоже полно миротворцев, которые при необходимости выполняют эту работу.

Каждый тюремный офицер знает, что не стоит слишком давить на некоторых из этих парней, иначе могут возникнуть проблемы. Нельзя показать им, что знаешь это, но было бы глупо не проявлять немного осторожности, так ведь? Тем не менее то, что происходит в тюрьме, обычно остается в тюрьме.

Место проживания определяет то, в какую банду попадает человек.

Манчестерская бандитская культура широко известна: перестрелки, наркотики, куча всякой всячины. В большинстве городов есть одна банда, в Шеффилде по крайней мере две группировки, и их разделение определяется почтовыми индексами. Суть в том, что если твой отец был бандитом, то, скорее всего, и ты им станешь. Заключенные со скандально известными отцами поступают к нам под разными фамилиями, которые их матери давали им в надежде, что преступный мир не затянет их сыновей.

Куча молодых преступников, тех, что я знал в Форест-Бэнке, были членами банд, и многие из них в итоге погибли. Я хорошо помню одного парня по имени Джастин Мейнард – он поступил к нам в возрасте восемнадцати лет. Долговязый, забавный и ничего не смыслящий в тюремной жизни, он постоянно попадал в неприятности, но на самом деле был просто непослушным мальчишкой, а не закоренелым преступником. Он всем нравился – из тех ребят, которых хочется отвести к бабушке на чай. Но однажды, въезжая в Стрэнджуэйс, я услышал, что его застрелили.

Большинство бандитов в Стрэнджуэйс были из «Доддингтона» и «Гуч-Клоуз», самых известных банд города. Многие другие банды, например «Уайтеншоу», были связаны с ними. Я не из Манчестера, поэтому узнать, что банды обычно названы просто в честь улиц, было для меня большой неожиданностью. Я думал о «Калеках»[25]25
  «Калеки» – самое крупное преступное сообщество в США, состоящее преимущественно из афроамериканцев. По разным данным, на 2019 год численность Crips оценивается примерно в 125–130 тысяч человек. Известна противостоянием с другими преступными группировками, входящими в альянс «Кровавых», численность которого меньше, чем численность «Калек». Состоит из множества группировок, большинство из которых находится в Лос-Анджелесе, штат Калифорния.


[Закрыть] и «Кровавых», но нет, на самом деле все не так сложно.

Бандитская жизнь жестока. Если человек из Мосс-Сайда и к тому же член банды возвращается в этот район после освобождения из тюрьмы, он ни за что не будет вести жизнь добропорядочного гражданина. Оказавшись в банде, навсегда остаешься в банде и, скорее всего, не доживешь и до двадцати. Позже в Стрэнджуэйс я видел парнишку в закрытой камере медицинского отделения, с лицом, буквально превращенным в кашу. Полиция привела его сюда для его же собственной безопасности. Я тогда дежурил по ночам, а он был под постоянным наблюдением. Все его тело было покрыто шрамами – колотыми ранами, огнестрельными ранениями, – а также травмами от бейсбольной биты. На руке у него была татуировка, означающая принадлежность к банде. Как-то мы разговорились.