Текст книги "Синдром отката"

Земля ушла из-под ног и больно ударила в плечо. Лакс знал, что это значит. Он просто упал. Такое уже бывало – много раз, пока ему не починили поврежденное внутреннее ухо. Должно быть, что-то случилось с микрочипами в голове.

Больше встать он не мог. Не понимал, где верх, где низ. Просто лежал на боку, раздавленный тяжестью мира, вытянув перед собой правую руку. Она быстро краснела под убийственным солнцем; но стальной браслет без пятнышка ржавчины оставался прохладным и чистым. Священный кара — напоминание о том, что Лакс не должен делать зла своей правой рукой.

Он не сделал зла.

Камера сгорания

– Кокс, – сообщил Т. Р., проведя пальцем по стене камеры сгорания.

Палец стал черным. Стена, как и все внутренние поверхности здесь, была покрыта толстым слоем черноты – не блестящей, а матовой черноты, сажи, поглощающей любой свет.

– Я подумала, это уголь, – сказала Саския.

В прошлый раз, когда она тут была, все в этом месте сверкало полированной сталью.

– Это одно и то же, – ответил Т. Р. – Кокс – старинное английское словечко. Берешь уголь, хорошенько прокаливаешь, уничтожаешь все летучие примеси, оставшиеся от дохлых динозавров, и на руках у тебя остается практически чистый углерод. Очень высококачественное топливо.

– И что оно делает на стенах вашей камеры сгорания?

– При сгорании углеводородного топлива остается вот такой угольный остаток, – объяснил Т. Р. – Со временем он накапливается. Папаша мой любил сесть в «кадиллак» и погонять по шоссе на предельной скорости – говорил, что так выдувает уголь из цилиндров. Обычная, мол, процедура. Не уверен, что это помогало, но как же мы, ребятишки, радовались! А матушка каждый раз стонала и охала. Короче говоря, инженер сказал бы, что здесь все закоксовано.

Саския не хотела «закоксоваться» сама, поэтому расстелила на полу камеры сгорания спасательное одеяло. Пол здесь был вогнутым, как и стены, так что на одеяле ей пришлось полусидеть-полулежать. Рядом были сложены их небогатые запасы, в том числе фонарик – единственный источник света. Где-то там же лежала коробка свечей и спички, на случай если у фонаря разрядятся батарейки.

Наверху прогрохотали шаги – две пары ног, поняла Саския, – а потом низкий «бум!» захлопнутого люка на Минус Четвертом. Через несколько секунд раздались два удара по поршню, служившему им потолком, а верхней насосной камере – полом. Условный сигнал, что и Конор, и Жюль в безопасности.

– Хотела бы я знать, что увидел Жюль? – сказала Саския. – Почему бросил бутылку?

– Можно было бы выяснить, если бы я с бойскаутских времен не позабыл азбуку Морзе, – вздохнул Т. Р.

Он сидел у другой вогнутой стены и смотрел оттуда на Саскию. Луч фонаря, направленный прямо вверх, достигал потолка и там исчезал без следа, растворялся в закоксованной тьме. Лицо Т. Р. по другую сторону от фонаря выглядело едва различимым овалом.

– Вы сейчас, должно быть, спрашиваете себя, – сказал он, – на кой черт вернулись на ранчо «Летящая S».

Саския оттолкнулась от стены и присела на корточки над грудой запасов. Порывшись в них, достала и открыла коробку со свечами. Рядом лежала упаковка безопасных спичек. Саския чиркнула одной, немного полюбовалась на огонек, а потом зажгла свечу.

– Спасибо, что бесплатно проводите стресс-тест нашего газового хозяйства, – усмехнулся Т. Р. – Будь здесь метан или водород…

– Я знаю, зачем вернулась, – ответила Саския.

От первой свечи она зажгла вторую. Потом растопила на полу немного воска и поставила свечу в эту лужицу.

– И зачем же? – спросил Т. Р., глядя на огонек свечи.

Саския тоже на него смотрела: как любой огонь, он гипнотизировал и притягивал взгляд. Быть может, так и началось глобальное потепление: люди просто смотрели в огонь и никак не могли оторваться.

Она протянула вторую свечу Т. Р.

– Один человек, по всей видимости, из Моссада, попросил передать вам сообщение.

– Вот как? И чем же решил поделиться со мной Моссад?

Столько всего произошло с тех пор, что Саския уже с трудом припоминала тот разговор. Она зажгла еще одну свечу и поставила ее на пол.

– Для меня тогда это прозвучало так: до них дошла информация, что Китай что-то планирует.

Т. Р. рассмеялся.

– Что-то конкретное в связи с вашей геоинженерной деятельностью, – продолжала Саския.

– И ведь они, черт возьми, не ошиблись! – заметил Т. Р.

– Поэтому я попросила Виллема нанести вам визит.

– Весьма признателен.

– Понятия не имею, знали ли они что-то о планах Индии. Но предупреждение было сформулировано очень расплывчато, так что… почему бы и нет?

Она зажгла еще одну свечу.

– Как вам показалось, в чем был общий смысл этого предупреждения? – спросил Т. Р., немного нервно наблюдая за тем, как она зажигает следующую.

– Опасность тоннельного зрения, – ответила Саския. И невольно подняла глаза на потолок тоннеля, в котором сейчас находилась. Но он оставался невидим. Сколько свечей ни зажечь – они не рассеют тьму. – Хотя, может быть, тут уместнее говорить не о тоннеле, а о шахте.

– Помню, спускался я сюда пару лет назад, – заговорил Т. Р. – Когда шахту только пробурили и она еще стояла пустая. Была глубокая ночь, тьма кромешная. Надо мной – маленький кусочек неба и звезда. Одна-единственная. И я сказал себе: смотри-ка, всю жизнь о ней слышу, а вижу только сейчас!

– И что это была за звезда? – спросила Саския, зажигая очередную свечу.

– Да черт ее знает. Просто одинокая звезда, понимаете?

Саския недоуменно смотрела на него поверх пламени свечи.

– Здесь же Техас – штат Одинокой Звезды! – объяснил Т. Р.

– Ах да, понятно. И вы решили, что это доброе предзнаменование.

– Знаете, ваше высочество, со свечами стоит держать ухо востро. На них, конечно, приятно посмотреть, особенно когда горит много сразу…

– Но они выделяют углекислый газ.

– Вот-вот.

– И повышают уровень CO₂ в атмосфере, без которой нам не выжить, – вздохнула Саския.

– Ну да, я так и думал, что вы догадаетесь.

– Но что за беда в том, чтобы зажечь еще одну свечу? Если она и ухудшит наше положение, то совсем ненамного.

– Можно сжечь хоть всю коробку, – ответил Т. Р., – потому что вы знаете, что эта история закончится не так.

– А как же?

– Либо сюда спустятся террористы и нас взорвут, либо спустятся хорошие парни и нас спасут. Так или иначе, Саския, можете жечь столько свечей, сколько захотите. Не стоит бояться, что свечи кончатся и мы останемся в темноте. Не стоит бояться, что задохнемся от избытка CO₂. Что-то другое – дурное или хорошее – случится намного, намного раньше. Потому что пока мы тут сидим на попе ровно, ждем и ведем между собой ученые беседы о том, как свечи отравляют воздух, – другие люди там, снаружи, действуют. И знали бы вы, как мне тошно быть тем, кто сидит и ждет!

– Предпочитаете быть тем, кто действует?

– Ну кто-то же должен. Почему бы и не я?

– Но что дальше? Китай, Индия, Саудовская Аравия… когда в игру вступают такие игроки – что вы можете против них?

– Они делают то, что отвечает их национальным интересам. Всегда так было, всегда так будет. Китай, если хотите знать, положил глаз на этот медный рудник задолго до того, как я начал строить Шестиствольник. Это стало удачным предлогом, только и всего. Да, они сильнее: ну и что теперь, удавиться? Сидеть и ничего не делать – когда знаешь, что делать, знаешь как и чувствуешь, что должен действовать?

– Значит, все, чем вы нас потчевали, – все эти разговоры о повышении цены недвижимости в Хьюстоне – были просто дымовой завесой, – сказала Саския.

– Ну, не совсем. Я все подсчитал, мне это и правда выгодно. Но вы правы, это не единственная причина.

– Сейчас мы сидим здесь, потому что вы разозлили Индию, – сказала Саския. – Я разговаривала с людьми, у которых связи в Пенджабе. Видела климатические модели, подтверждающие, что эта штука… – она похлопала ладонью по стенке камеры сгорания, и ладонь немедленно стала черной, – эта штука здесь вызовет неурожаи там! Стоит ли удивляться, что они отправили сюда людей ее взорвать? Как по мне, это вполне логично.

– Если бы они потрудились прийти ко мне, – сказал Т. Р., – я показал бы им Вадан. Снеуберг. Показал бы модели, сделанные моими ребятами, – о том, как будет выглядеть Земля, когда заработает все разом. Пенджаб будет в полном порядке!

– Так, может, стоило им об этом сказать?

– А может, стоило спросить? Они же даже не поинтересовались. Да им на это плевать, вот что я скажу. Это просто пиар-акция, чтобы выиграть следующие выборы.

– Я понимаю, как устроены демократии, – сказала Саския. – Поверьте, понимаю лучше многих других. Но эта пиар-акция теперь может нас обоих убить. Разве это не говорит о том, что, возможно, в чем-то вы ошиблись?

– Ну… не могу отрицать, все несколько вышло из-под контроля, – проворчал Т. Р.

Саския невольно рассмеялась.

– Но надо же было с чего-то начинать! Знаете, как открывают нефтеносную скважину? Вы бурите землю – и вдруг оттуда начинает фонтаном хлестать нефть. Ужас просто! Ну и что дальше? Понятно, надо ее перекрывать, как-то с ней разбираться. Но что же теперь, не бурить?

Саския только головой покачала. Добрую минуту они просидели в молчании. Не в полном молчании; быть может, это было только ее воображение – но Саскии казалось, что, полулежа на вогнутом стальном полу, она ощущает всем телом какие-то слабые толчки. Быть может, шаги.

– Вот для этого мне и нужны вы, – сказал Т. Р.

Саския вздохнула.

– Извините, если что, – добавил Т. Р., кажется озадаченный ее реакцией.

– Нет-нет, все нормально, – ответила Саския. – Просто очень уж много всего на меня свалилось. Я теперь королева Нижнемира, слышали?

– Да, мне сообщили.

– И саудовский принц подарил мне самолет.

Т. Р. пожал плечами.

– Один самолет разбили, другой вам подарили – выходит, сравняли счет.

– Нельзя просто сказать «вы мне нужны» и дальше вести себя, словно ничего не изменилось, – сказала Саския. – Вам придется меня слушать.

На черной стене камеры сгорания вдруг появился ослепительно-яркий полумесяц. Кто-то приотворил люк. В щели показался силуэт человека в чем-то, полностью закрывающем голову. По шумному дыханию неизвестного Саския поняла: респиратор. За спиной у незнакомца виднелась пластмассовая перегородка, видимо отгораживающая область вокруг люка от остальной шахты. Человек бросил в камеру пару свертков и закрыл дверь.

Саския сидела ближе к двери. Она вскочила на ноги и подняла над головой свечу. В каждом свертке, запечатанный в полиэтилен, находился аккуратно сложенный защитный комбинезон и респиратор.

К одному свертку был приклеен листок бумаги, на котором кто-то написал маркером: «ОСТОРОЖНО, РАДИАЦИЯ! НАДЕНЬТЕ, ЗАТЕМ ПОСТУЧИТЕ».

– А вот и кавалерия! – заметил Т. Р.

– Похоже, шахта радиоактивна, – сказала Саския.

Один комбинезон был среднего размера, второй побольше. Тот, что побольше, она бросила Т. Р.

– Но я отказываюсь быть мамочкой в «кадиллаке», – сказала она, разрывая полиэтилен.

– Прошу прощения?

– В той истории, которую вы рассказали. Как ваш отец гонял на «кадиллаке» по техасским шоссе, выдувая уголь из цилиндров. Судя по вашим словам, детям на заднем сиденье было очень весело. Водителю за рулем тоже. А о матери вы сказали только, что она «стонала и охала». Так вот: я не хочу быть такой мамочкой.

– Понял вас, – ответил Т. Р. – И не будете.

Королева Нижнемира

Новый самолет Фредерики Матильды Луизы Саскии не поднимался так высоко, как старый. Теперь стратосфера была для нее закрыта; там осуществлялись безумные схемы по изменению климата, но заглянуть туда по дороге с континента на континент она не могла. Поэтому и путешествие из Хьюстона обратно на ранчо «Летящая S» заняло больше времени, чем на бизнес-джете. Ну что ж: если она всерьез намерена стать королевой Нижнемира, жить по-старому больше не придется. А кроме того, долгий перелет позволил ей лучше познакомиться с Мохиндером. С ним Саския встречалась в прошлом году, когда вместе с другими гостями обедала в Мобильном центре «Т. Р. Микс». Но там они, разумеется, толком не поговорили. Теперь, во время полета над бесконечными техасскими равнинами, он рассказывал ей о традициях погребения и траура у народа сикхов, а она – о том, с какими практическими сложностями будет связано соблюдение этих традиций на сей раз.

Груз на спине у Лакса, объяснила она, оказался цилиндром с измельченным в пыль кобальтом-60, обернутым вокруг взрывчатки. Объем небольшой, но вполне достаточный, чтобы навсегда вывести Пина2бо из строя, если бы все прошло по плану. Т. Р. был бы вынужден залить шахту бетоном. А так заражена оказалась лишь небольшая площадка возле копра: сейчас к ней никого не подпускают, а дальше ее придется засыпать и запечатать.

К несчастью, в центре этой площадки лежит тело Лакса. Из уважения к умершему, а также для того, чтобы не подпускать к нему канюков и других падальщиков и не дать им разнести радиацию, военные засыпали всю площадку единственным материалом, который оказался под рукой в достаточном объеме, – серой. Довершат погребение гравий и бетон; они сейчас в пути.

К этому времени Саския пережила в кресле второго пилота уже десяток приземлений. Как и большинством современных самолетов, этим «рулить» практически не требовалось. Эрвин охотно отпустил штурвал и дал ей сесть самостоятельно. Он готов был, если что, перехватить управление, но все прошло благополучно – они без приключений опустились на длинную, сухую, совершенно свободную от свиней посадочную полосу «Летящей S».

> Сели, все хорошо. Ложись спать!

> Удачи и спокойной ночи, мамочка.

> И вам, ваше величество.

> LOL.

Снижаясь, они обогнули Шестиствольник по широкой дуге. Отчасти это была обычная предосторожность пилотов, не желающих, чтобы в них попал мчащийся на сверхзвуковой скорости снаряд с расплавленной серой. Сегодня снарядов в воздухе не было, но имелись и другие причины не приближаться к Шестиствольнику. Саския невольно полюбовалась им на расстоянии. Увидела из бокового окна и застывшее возле копра золотистое озерцо, покрывающее радиоактивную область. И огромные армейские машины цвета хаки на гусеничном ходу. А больше ничего не увидела – пора было садиться.

Ближайший к терминалу край посадочной полосы превратился в небольшой военный хаб. Вместо обычного ряда бизнес-джетов здесь теперь стояли армейские самолеты и вертолеты. Повсюду натянуты сети и установлены защитные устройства: насколько Саския понимала, они сбивают дроны, испуская лучи, выводящие из строя их электронную начинку. И последняя линия обороны – вооруженная пехота в изрядном количестве. Но, похоже, все эти предосторожности были излишни. Люди Т. Р. сообщали, что со вчерашнего полудня никакие враждебные дроны на территории ранчо не появлялись; а правительство Индии объявило об официальном прекращении миссии Климатического миротворчества в нестабильном и опасном регионе Западный Техас.

Саския припарковала самолет там, где ей указали, и поблагодарила Эрвина. Теперь ему предстояло заняться доставкой сжатого водорода через военный кордон. Впрочем, быстро улетать Саския не собиралась. Она шагнула на трап и улыбнулась, увидев внизу Амелию.

Та как-то нерешительно протянула руки, словно не знала, не будет ли вопиющим непрофессионализмом обняться с ее королевским высочеством. Саския разрешила ее сомнения: сбежав по трапу, бросилась к Амелии и сама заключила ее в объятия, уверенная, что та не будет против. Объятие вышло долгим. И когда время вышло и обе наконец разжали руки – этим безмолвным соприкосновением сказали друг другу столько, что Саския могла теперь, не испытывая неловкости, перейти прямо к делам.

– Ты, должно быть, помнишь мистера Сингха, у которого мы обедали здесь в прошлом году, – сказала она.

Мохиндер, вышедший следом за Саскией, поздоровался и пожал Амелии руку.

– А чем это пахнет? Кажется, барбекю? – спросила Саския.

– Спроси у мистера Сингха, – ответила Амелия. – Он, возможно, скажет, что это гриллинг. Барбекю – другое блюдо, оно готовится дольше. А Рэд развел костер всего полчаса назад.

Саския инстинктивно двинулась к дверям терминала, но Амелия махнула рукой, призывая идти дальше.

– В терминале сейчас делать нечего, – объяснила она. – Ни света, ни кондиционеров.

Заглянув за угол, Саския увидела Т. Р.; он разговаривал с высокой и стройной рыжеволосой девушкой, чем-то напомнившей ей Лотту.

– А это кто?

– Пиппа. Подруга покойного. – Амелия повернулась к Мохиндеру. – Она снимает видео. Но, если вы не хотите появляться в кадре, вас не будет.

– Видео чего?

– Разговора, который сейчас у вас состоится. О том, как оказать уважение останкам.

– Буду рад что-то вам подсказать, – заговорил Мохиндер, – но ведь прежде всего этот вопрос касается его семьи. Что с ними? Я слышал, они задержаны на границе?

Амелия кивнула, едва заметно закатив глаза.

– Пограничный контроль США совершенно помешался на «связях с Индией». Мы над этим работаем. Но даже в самом лучшем случае они появятся здесь не раньше завтрашнего дня.

Обойдя терминал, Саския увидела по другую сторону здания нечто вроде бивака. Брезент, одним концом закрепленный на стене терминала, а с другой стороны растянутый на веревках и шестах, обещал укрытие от безжалостного солнца пустыни. Впрочем, сейчас солнце уже опустилось к самому горизонту, и лица людей были словно омыты медом. Вокруг стояли столы для пикника. За одним из них Саския увидела Пита и Тордис, которых встречала во время их работы в Схипхоле, а также еще двух женщин – видимо, тоже сокольниц, о которых была немало наслышана. Они осматривали золотистого беркута, у которого, похоже, что-то случилось с ногой. Тордис подняла взгляд и заметила Саскию. Она и Пит встали. Саския помахала им, и они улыбнулись в ответ.

Навстречу вновь прибывшим уже шагал Т. Р.

– Как поживаете, мистер Сингх? Очень благодарен за то, что вы решились на такое путешествие.

– Добрый вечер, босс. Спасибо моим новым друзьям, долетел без приключений. Чем могу быть вам полезен?

– Мне сообщили, что в вашей религии нет священников. Если спросите меня, скажу, что это на редкость разумно! Хотя… меня здесь никто не спрашивает.

– Пока не прибыли родные усопшего юноши, – сказал Мохиндер, – более чем охотно проконсультирую вас о том, как оказать надлежащее уважение его останкам.

– Именно это нас сейчас и волнует, – ответил Т. Р. – Особенно учитывая, что место огородили и все там засыпали серой. Если хотите взглянуть, у военных есть карты и фотографии.

И Т. Р. повел Мохиндера к соседнему столу, где армейский офицер раскладывал документы, придавливая камнями, чтобы их не унес ветер.

Посреди бивака Руфус, сидя на вытащенном из здания кондиционере, жарил мясо на огне. На нем была фирменная футболка с логотипом «Летящей S», немного ему тесноватая, но Саския не возражала. Армейские штаны со множеством карманов, забинтованная левая нога, которую Руфус пристроил на импровизированную подставку из двух упаковок мексиканского пива. Увидев Саскию, он просто ей кивнул.

Амелия мгновенно куда-то испарилась.

Руфус скользнул спокойным взглядом по окружающим, должно быть проверяя, не смотрит ли кто на них.

Не желая его смущать, Саския подошла к костру неторопливым, прогулочным шагом.

– Ты не радиоактивный?

– Меня проверили, – ответил он. – Ответ – нет. Хотя… наверное, зависит от того, что ты под этим подразумеваешь.

– Для меня – точно нет.

– Что ж, приятно слышать. Добро пожаловать в Техас!

Он взял из стопки пластмассовую тарелку, пальцами снял с вертела, положил на нее шкворчащий кусок мяса и протянул Саскии. На вертелах чего только не было: куски курицы, говядины, сосиски, что вздувались и лопались на огне, обнажая свою начинку – красный и зеленый перец, оранжевый сыр. Последние сутки Саския питалась только батончиками мюслей, так что теперь готова была съесть что угодно. Она приняла тарелку и едва удержалась, чтобы не вцепиться в мясо зубами.

– Пива хочешь?

– Спасибо, пока не надо.

«Ужас какой, – думала она. – Жжем дерево, чтобы поесть мяса пукающих метаном коров, да еще и на одноразовом продукте нефтехимического производства! Что сказали бы “зеленые”?»

– Не переживай, это бизон, – сказал он, словно прочтя ее мысли.

– Рэд, как же я рада тебя видеть!

– И я рад.

– Расскажи мне, что произошло?

– Хочешь услышать полную версию? Или…

– Надеюсь, у нас еще будет время поговорить как следует.

– Ты ведь знаешь, что он нес на спине?

– Достаточно кобальта-60, чтобы шахтой нельзя было пользоваться ближайшие сто лет.

Руфус кивнул.

– Но кроме этого – никакого побочного ущерба, – закончила она.

Он снова кивнул.

– В этом и была идея. Как можно меньше жертв. При этом на шахте устроить такое, чтобы любые геоинженерные операции стали невозможны, пока Т. Р. не построит второй Шестиствольник – то есть как минимум на пару лет.

– И передать послание.

– В посланиях я не специалист, – признался он.

– Но остановка Шестиствольника вызвала бы синдром отката!

– А может, они этого и хотели. – Он вздохнул. – Так или иначе, я не знал, что у него там, в рюкзаке.

– Разумеется, не знал.

– Думал, это бомба. Думал, смогу ее расстрелять и привести в негодность. И, может, дам ему шанс выбраться отсюда живым. – Руфус умолк, глядя куда-то вдаль, через пустыню, словно происшедшее снова вставало у него перед глазами. На секунду высунул язык, но тут же убрал. – А он остановился.

– Что?

– Остановился. Должно быть, потому что заметил Жюля. Так Жюль рассказывает эту историю. Я-то в прицел не видел ничего, кроме рюкзака, но он потом мне рассказал.

Саския кивнула.

– Он остановился, – повторил Руфус. – Как будто в эту секунду понял, что в шахте прячутся люди.

– И не захотел нас убивать, – кивнула Саския.

– Я выстрелил трижды. Чтобы наверняка. Разодрал эту штуку. И он получил смертельную дозу гамма-лучей. Еще до этого у него что-то случилось с ногой, идти почти не мог… Ну, уже неважно. В армии я немало узнал о ХБР…

– ХБР? Что это?

– Химическое, биологическое, радиологическое оружие. Так что понял: с ним рядом задерживаться не стоит. Как только увидел, что он вырубился, – скатился по горе серы вниз, в яму под вагонами, и там затаился. Дроны больше не появлялись. Потом услышал близ Центрального автомобиль: это приехала полиция. Я кое-как выбрался из ямы – на другую сторону, где от радиации защищали вагоны, – и замахал им, чтобы уезжали. Крикнул, чтобы вызвали военных спецов из Форт-Блисс или из Уайт-Сэндс. В таком роде. Но, оказалось, они уже хватанули гамма-лучей из воздуха. Так что военные спецы были уже здесь.

– Те, что спустились в шахту и нас вывели.

– Ну да.

– С самолета я заметила желтое пятно…

Руфус кивнул.

– Серы здесь полно, так что для первого слоя взяли серу. В армии есть радиационно-устойчивые бульдозеры. Их привезли за ночь на нескольких поездах.

– Поразительно!

– Что?

– Что у них есть такие машины.

– В стране бардак, – заметил Руфус, – но кое-что еще работает. Например, армия. Позвонить и приказать, чтобы сюда прислали десяток освинцованных бульдозеров, – это пока возможно. Появились они здесь с первым светом и сразу засыпали загрязненный участок серой, чтобы радиацию не разносил ветер. Сейчас сюда везут гравий. А поверх гравия все зальют бетоном.

– А… погибший?

– Он здесь. И останется здесь навсегда.

Руфус бросил взгляд на стол, за которым что-то обсуждали, склонившись над картами и снимками с воздуха, Т. Р., Мохиндер и армейский офицер.

– Ладно, поговорим позже, – сказала Саския. – Я так рада, что с тобой все в порядке!

– Верхом ездить любишь?

– Обожаю!

– В стиле Дикого Запада?

– Боюсь, в английском.

– Тогда посадим тебя на Патча, – улыбнулся Руфус, – он кроткий, как младенец.

– А я очень жду, когда ты прокатишь меня верхом, Рэд! – выпалила вдруг Саския и быстро отвернулась.

Она сразу поняла, что сказала глупость. Рэд не из тех, с кем стоит обмениваться намеками и каламбурами. Тонкие намеки – из того мира, где она прожила большую часть жизни, где вести разговоры с двойным дном умеет каждый, так же как охотиться на фазанов или пользоваться чашей для ополаскивания пальцев. Но какой смысл затевать такие игры с человеком, прожившим жизнь на противоположном конце спектра? Это просто нечестно. Может быть, лучше сказать напрямик то, что у нее на уме?

Пока она раздумывала, в какие слова это облечь, Руфус снова повернулся к своему грилю.

– Смотри-ка, – сказал он вдруг с улыбкой в голосе, – есть тут у меня одна сосиска, так вздулась от жара – того гляди лопнет! Видно, придется вечерком ею заняться! Поможешь?

Саския почувствовала, что краснеет до ушей, хотела броситься прочь – и едва не врезалась в Пиппу. После мгновения неловкости длинноногая новозеландка сделала вполне пристойный книксен.

– Ваше величество!

– Тогда уж ваше высочество.

– Ах да, ваше высочество!

– А вы Пиппа, верно? Это сокращение от Филиппы?

– Да.

– Я Саския. – Они пожали руки. – Мне сказали, что вы с покойным были друзьями. Очень соболезную вам.

Мягкий предзакатный свет ложился на лицо Пиппы, озаряя каждую веснушку, и Саския заметила, что глаза у нее заплаканы.

– Боюсь разговора с его родными, – призналась она. – Не знаю, что им скажу. Хоть бы они не винили меня!

– За что же им винить вас?

– Я сыграла свою роль в его истории. Рассказала о нем, сделала его знаменитостью. Может быть, это и привело… к тому, к чему привело.

– Но ведь к этому вы точно не имеете отношения!

– Нет, мэм, что вы! Когда Рэд рассказал мне, что происходит, я бросилась из Лос-Анджелеса сюда. Надеялась его отговорить. Но опоздала.

– Что ж, теперь вы сможете рассказать его историю до конца, – предложила Саския. – Пусть это и печальный конец.

Пиппа кивнула.

– Мэм… поскольку теперь частью этой истории становитесь и вы, я подумала… может быть…

– Не стесняйтесь, моя дорогая, – ответила Саския. – Делайте все, что считаете нужным. Так же, как отныне буду поступать и я.

Пиппа благодарно склонила голову и отошла с дороги.

– Джентльмены! – окликнула Саския, подходя к столу для пикника. – Может быть, обсудим, что мы можем сделать? Что это здесь на мониторе?

Фотография на экране ноутбука изображала высокий, остроконечный, как игла, обелиск.

– Я показывал Т. Р. монументы из Пенджаба, – объяснил Мохиндер. – Возведенные, чтобы почтить память наших былых героев. Святых-воинов, которые пали в битвах, защищая родину… – он значительно взглянул на Т. Р., затем на Саскию, – от захватчиков, пытавшихся отнять у нас Житницу.

– Что ж, – сказала Саския, – пожалуй, настало время об этом поговорить.

Она встала между двумя мужчинами, положила руки на плечи обоим. И втроем они пошли навстречу закату, прекраснее которого Саския никогда еще не видела. Амелия обогнала их и зашагала впереди, высматривая на дороге змей. Пиппа, с двумя видеодронами с флангов, пристроилась следом.

– Не знаю, слышали ли вы, – сказала Саския, – но мне предложили новую работу. И начинаю я прямо сейчас!