Текст книги "Нинка, беги. Психологические мемуары"

Не дружи с этой девочкой

Эта история запомнилась, потому что она заставила меня принять мысль, что надо прислушиваться к людям, которые взрослее, мудрее и просто любят тебя. Плохого они тебе точно не желают.

Однажды я звала играть подругу в одну дворовую компанию, но она сказала, что не пойдёт, потому что в этой компании есть Аня, а мама ей запрещает играть с Аней. Я была возмущена и заявила, что «вот моя мама не может мне запретить с кем-то дружить, потому что это моё дело».

Саянская дворовая жизнь была очень бурной, насыщенной. Все всех знали. Общались, ругались, играли вместе, лазили по стройкам, подвалам, чердакам, оврагам. Жевали гудрон, ели багульник и лиственную хвою. Находили муравейник, которых было полно вокруг, и засовывали в него предварительно обслюнявленный стебелёк. Затем этот стебелёк облизывали, он был невероятно кислый от «муравьиной кислоты». Играли в мяч, в казаки-разбойники, прыгали через резинки, делали «секретики». Зимой катались с огромной городской горки. И в каждом овраге ещё были ледяные спуски, с которых мы катались на санках, на картонках, на клеёнках. А ещё ели пышный белоснежный снег и сосульки, которые были прозрачными, хрустящими и вкусными. Саянск – город таёжный и очень молодой, в период моего детства он ещё был в стадии строительства. Наши родители получили квартиры, отправившись на молодёжную стройку 70-х годов. И Саянск вырос среди тайги, рядом с огромным химическим комбинатом, который и стал градообразующим. Дома стояли (и стоят) среди мачтовых сосен и оврагов.

Выйдя на улицу, можно было попасть в абсолютно разные сборные дворовые компании. Большим преимуществом для меня было то, что у нас была своя семейная «банда». Я, мой старший брат и два двоюродных брата, которые жили с нами, и гулять мы ходили все дружной толпою. Так что вопроса, с кем погулять, у меня долгое время не возникало.

В какой-то момент я познакомилась с девочкой из нашего дома, Светой. Она была старше меня намного. Думаю, когда мне было лет шесть-семь, ей было уже лет двенадцать-тринадцать. Однажды мама увидела, что я с ней дружу, и сказала мне, что она мне запрещает дружить с этой девочкой. Я возмутилась и сказала ей всё то же, что раньше сказала подруге: мол, это только моё дело. Мама сказала, что у Светы пьющие и скандальные родители, что она намного старше меня и у нас не может быть общих интересов. Я маму не послушалась. В чем были наши совместные интересы и игры, я не помню. Но одно событие заставило меня понять, что мама была права.

Света пригласила меня к себе в гости. Сначала мы играли в куклы. В какой-то момент она сорвала с моей куклы всю одежду и стала демонстрировать акт насилия над куклой другой куклой. Я, видимо, не совсем понимала, что происходит, в силу возраста. Просто понимала, что одна кукла бьёт другую. Затем Света разделась догола и стала меня просить, чтобы я ногу куклы засунула ей между ног. У меня как-то внезапно пропал интерес к такой игре, я сказала, что мне пора домой. И ушла.

Об этом я никому не рассказывала, но странность поведения Светы меня отпугнула и мы больше не дружили. Тогда я поняла: мама плохого не посоветует.

Нинка, беги!

Ещё одна дворовая история.

Во времена мoего детства в каждом дворе заливали каток. Был ещё большой городской каток на стадионе, и мы туда часто ходили, но эта история приключилась именно во дворе. Училась я тогда классе в четвёртом-шестом. При этом в пятом классе я вообще не училась. Такая была задумка переходного периода системы образования. Когда уже все перешли на одиннадцатилетнее обучение, но учебная программа ещё не была адаптирована на одиннадцать лет. Поэтому нас учили десять лет, но окончить мы уже должны были одиннадцать классов, а не десять. Тогда и придумали такой «скачок» через класс. Я окончила четвёртый класс и сразу перешла в шестой. Так что во время этих событий мне было лет двенадцать.

Детство моё выпало на времена тотального дефицита. И так получилось, что у меня не было фигурных коньков. У подруги Наташи были, а у меня нет. Наташа была девочкой нежадной и всегда давала мне покататься. Но кататься одной не так весело. И мы часто ходили на каток вместе и катались по очереди. Но это тоже не очень хорошо. Хочется же ехать вместе, разговаривать, показывать друг другу разные трюки.

Потом папа купил мне коньки, у которых закруглённый носок на полозьях, по-моему, назывались они «Снеговик». Ужасно неудобные для катания. Я уже к тому времени научилась кататься на фигурных коньках, у которых зазубрины на полозьях и менять технику катания на «коньком» совсем не хотелось.

Однажды я придумала выход: мы идём с Наташей на каток, она в своих коньках, а я беру коньки старшего брата, которые тоже были с зазубринами (ну и что, что чёрные, мы же вечером пойдём, в темноте никто нас не увидит). И я надела побольше шерстяных носков, так как у Лёши нога была гораздо больше моей, и мы пошли. Помню, что процесс катания не задался. Управлять ногами у меня не получалось, было неудобно.

В какой-то момент мы обнаружили, что нас окружила толпа парней. Хотя мы и были во дворе, но каток был окружен плотной стеной из сосен. Конечно же, родители даже и не увидели бы в окно того, что происходит на катке. Разве что пытались бы разглядеть, что моя куртка мелькает между сосен и успокоиться, что я во дворе…

Окружили нас ребята и начали лапать самым грязным образом. Мы вырвались и побежали. Наташа смогла убежать, а я ни ехать, ни бежать в большущих братовых коньках не могла. Они за Наташей не погнались, а переключились все на меня. Благо дело было зимой. Они меня завалили на лёд и стали пытаться через шубу, свитер, рейтузы и колготки добраться до тела.

Я даже не помню, кричала ли я, но точно пыталась вырваться, затрудняла им процесс пробирания через мои одёжи. И вдруг я услышала: «Нинка, беги!»

И увидела, как, размахивая какой-то корягой, на этих парней (их было трое или четверо – не помню) бежит одноклассник моего старшего брата. Звали его Саша Мотовилов. Был он смешной, маленького роста… И называл меня «Нинель». А мне это не нравилось очень, и я каждый раз ему говорила: «Я не Нинель, а Нина! Нинель – это другое имя. Нинель – это Ленин наоборот!»

Он увидел, что на меня напали, и бросился спасать. Они отвлеклись на него, а я на четвереньках, черпая снег в рукавицы, поползла к подъезду.

Самое удивительное, что эту историю я не рассказала дома. Не знаю почему. Не рассказала брату. Не поблагодарила Сашу, с которым мы виделись в школе каждый день. Для меня до сих пор остаётся загадкой, почему я умалчивала случаи сексуальных домогательств. Мне было даже стыдно говорить об этом, тем более – рассказать родителям. Хотя я уверена, что мне, по крайней мере, оказали бы защиту и предупредили бы подобные случаи.

Но мне было стыдно. Нет, виноватой, как часто бывает у жертв домогательств, я себя не чувствовала, но было стыдно говорить «об этом». Наверное, хотелось скорее это забыть.

Печально, но подобных историй в мой школьный и даже дошкольный период жизни было несколько. И слава богу, что ни одна из них не закончилась реальным изнасилованием.

Очень важно рассказывать детям, как себя вести в случаях сексуальных домогательств, предупреждать подобные ситуации и обязательно постоянно расспрашивать детей о том, что с ними происходит, вводя в привычку доверие и желание делиться с родителями значимыми событиями.

Снова «об этом»

Чтобы подчеркнуть важность предыдущей темы, я решила поведать ещё несколько «незабываемых моментов», потому что меня лично поражает концентрация подобных случаев на одного ребёнка – меня! И почему-то есть уверенность, что я не одна такая. Самое страшное, что не всегда подобные случаи могут заканчиваться благополучно. И не всегда родители смогут узнать о том, что произошло с их ребёнком.

Однажды я зашла в свой подъезд, а мне навстречу спускался по лестнице мужчина. Каким-то внутренним чутьём я почувствовала от него угрозу и остановилась. Это меня спасло, потому что он на меня напал.

Если бы я продолжила идти ему навстречу, то мы встретились бы на площадке, между лестницами, где не было квартирных дверей. Он же набросился на меня рядом с дверью соседей с первого этажа (я жила на втором), зажал мои руки и полез мне между ног, а я поняла, что могу дотянуться ногами до двери соседей и изо всех сил стала долбить ногами в дверь. Он испугался, бросил меня и убежал. И опять я никому ничего не рассказала…

Ещё будучи дошкольницей, я подверглась приставаниям родного дяди, маминого брата. Он закрывался в комнате со мной наедине и щупал моё тело. Гладил мои груди. «Груди» – это, конечно, громко сказано. Какие «груди» у шестилетнего ребёнка? Он их гладил, а мне говорил, что вот когда я вырасту, то они у меня будут большими. Потом гладил меня между ног и говорил, что «тут будут волосы». Мне очень не нравились такие «игры», я пыталась вырваться, уйти. Но он какими-то уговорами, подкупами, что «он только погладит» меня, удерживал. Родителям я не рассказывала. Сейчас понимаю, что зря. Мама бы его убила. Про папу я вообще молчу… Было стыдно рассказывать о «таком».

Ещё более шокирующее домогательство было от соседа. Мне было лет 9-10. Соседу (жили на одной лестничной площадке) лет 80–90. Да-да, и такое бывает. Я ходила к ним в гости, о чем-то мы разговаривали с ним и его старушкой-женой. Я им что-то рисовала, читала вслух, они меня угощали чаем с конфетами, мы смотрели фотоальбомы.

В какой-то момент я стала замечать, что дед ко мне прижимается. Всё время старается притронуться. Так как от него шёл выраженный старческий запах, то меня эти прижимания стали напрягать, и я перестала к ним ходить в гости. Тогда дед стал приходить к нам! Даже не к нам, а именно ко мне: он вызывал меня в подъезд и разговаривал со мной в подъезде, приближаясь постоянно ко мне. Я стала избегать таких «встреч». Просто не открывала дверь. Однажды он пришёл, а мама была дома, она удивилась, что он вызывает меня в подъезд, и, видимо, подслушала наш разговор. Дед дал мне пряник, затем сказал: «Я тебя люблю, Ниночка». И стал меня хватать руками за все места. Я была в шоке и сразу забежала в квартиру. У двери стояла мама, тоже в шоке. Она спросила: «Он к тебе пристаёт, что ли? Этот старый хрыч?»

Я не смогла даже тогда рассказать, что происходит. Мне было стыдно. Но мама, даже не видя того, что происходило, а только услышав наш разговор, видимо, всё поняла и сама была в шоке. Возможно, она имела с ним разговор, я не знаю. Больше мой престарелый поклонник не приходил. И в скорости преставился. Я на его похороны не ходила и помню, что тихо радовалась, прости господи. Но не из чувства мести или от злости, а от чувства облегчения, что я этого мерзкого старика больше никогда не увижу.

Саянские «онанисты»

Не люблю говорить на эти темы, но слов из песни не выбросишь. Это реалии, о которых надо рассказывать даже спустя время, потому что я уверена, что ничего не изменилось. Не в Саянске, так в любом другом городе ребёнок может встретиться с извращенцем.

Происходили встречи с эксгибиционистами регулярно, но мы их называли почему-то онанистами, не сильно разбираясь в тонкостях терминологии извращений. На удивление богат был Саянск такими личностями. Как сейчас дело обстоит, я не знаю, но во времена моего детства уличный эксгибиционизм был явлением частым и распространенным. Девочки во дворе, в классе делились «увиденным» и никого этим не удивляли, потому что каждая из нас регулярно сталкивалась с этими «демонстрациями себя снизу». Конечно, мы старались в одиночку через лес не ходить. Но что значит «в одиночку через лес» в городе, который стоит среди тайги? Там везде лес. Деревья вырубались строго под периметр дома, а всё остальное оставалось стоять нетронутым. Красота, конечно, необыкновенная, но и широкое раздолье для сексуальных извращенцев. От дома к дому невозможно пройти, минуя сосновые заросли. Деревьев полно, одиноких тропинок в лесу – тоже. Демонстрируй – не хочу.

Обычно они, эти извращенцы, были пассивными. Выйдет из-за дерева со спущенными штанами, ты даёшь дёру, и на этом всё заканчивается. Однажды за мной погнался молодой человек, догнал, задрал мне юбку, заглянул под неё и сразу убежал.

Запомнилась встреча с «онанистом», когда мы с подругой Наташей шли по лесу и нас привлекли звуками. Когда мы повернули головы, то увидели этого кадра со спущенными штанами. Так как мы были вдвоём (не страшно), к тому же то, что нам показывали, мы уже видали в здешних лесах не раз, то мы не испугались и никуда не побежали, а отвернулись, продемонстрировав своё пренебрежение к его достоинству, и продолжили идти как ни в чем не бывало, не прерывая диалог. Подумаешь, человек без штанов. Ничего необычного. Наверное, извращенец был травмирован таким пренебрежением.

Этим летом мы с мужем гуляли на ВДНХ и забрели в декоративный лабиринт из туи. Ходили, бродили по тропинкам среди плотных деревьев. Потом я вдруг сказала, что эта аллея – прекрасное место для извращенцев. Муж поинтересовался истоками моих фантазий. Я ему поведала о своём детском опыте. На что он сказал: «А, ну тогда всё понятно». Я попросила уточнить, что именно ему понятно. А он ответил, что, мол, я не реагирую, когда мне демонстрируют сексуальность. Не могу с ним не согласиться. Я абсолютно безразлична к мужскому стриптизу, Тарзанам и т. п., не испытываю никаких внутренних колебаний, когда «трясут причиндалами». Видимо, да, эротически-заводной подтекст был порушен дядьками-извращенцами в детстве.

И ещё один эпизод, который можно смело брать девушкам на вооружение. Случился он со мной уже в старших классах. Поздно вечером я возвращалась домой одна. Саянские улицы всегда немноголюдны, а в позднее время прохожие встречаются вообще крайне редко. Мой дом расположен так, что со всех сторон его окружают овраги и любая дорога к дому представляет потенциальную опасность. Я шла по дороге, расположенной между двух оврагов. Свернуть и убежать некуда, только вперед. Этот нелюбимый отрезок пути я всегда старалась пройти как можно быстрее.

Я вот иду, и откуда-то из-за деревьев, со стороны оврага, появляется мужчина и идёт за мной. Я понимаю, что это не просто прохожий, и ускоряюсь. Он тоже. Я бегу. Слышу, что он тоже бежит. Я бегу к ближайшему дому и понимаю, что кричать и звать на помощь не смогу. Не знаю почему, но я никогда не могла кричать, когда нужно крикнуть, позвать, привлечь внимание. Какой-то зажим в горле. Часто снился сон, что мне надо закричать, а у меня сдавлено горло и я не могу крикнуть. И даже не уверена, что сейчас смогу закричать в экстренной ситуации.

Так вот, бегу в сторону своего двора и понимаю, что не смогу закричать, а даже если и смогу, то никто не прибежит мне на помощь. Мало ли кто там на улице кричит. У меня созревает план: успеть добежать до ближайшего дома и кинуть камень в ближайшее окно. На разбитое окно хозяин точно выскочит. Что дальше делать с хозяином окна, об этом я не думала. Именно эту мысль надо внушать детям! Главное – спасти себя. Любой ценой выйти из опасной ситуации, не бояться разбить окно, бросить, если необходимо, вещи, документы, привлечь внимание, обратиться за помощью.

Я добегаю до дома, и, естественно, никакого нужного камня под ногами не вижу. Преследователь меня уже почти догнал. Я приостанавливаюсь, снимаю с ноги туфлю и швыряю со всей силы в окно первого этажа. Стекло, к счастью, не разбилось. Но штора отдернулась, к окну подошли. Преследователь мой матерно выругался и повернул назад. Хозяин окна не вышел, а я подняла туфлю и пошла домой. И дома никому ничего не рассказала. В таком возрасте я уже осознанно не хотела беспокоить родителей. Не будут же они меня каждый раз встречать-провожать в десятом классе. Сама как-нибудь справлюсь.

Рассказывайте детям про риски, с которыми можно столкнуться где угодно и когда угодно. Никогда не рано говорить об этом. Ко мне домогались уже в дошкольном возрасте. Извращенцев гораздо больше, чем думают взрослые.

Морковка за 15 копеек

Наличные деньги в моём детстве были вещью исключительной, но иногда перепадало. Однажды оказалось у меня пятнадцать копеек. Было мне лет шесть-семь.

Я, как взрослая, отправилась на рынок и стала прицениваться. Подходила к бабушкам, которые продают всё подряд, и спрашивала: «Сколько стоит?», «А это сколько стоит?», «А у вас?» Мне нравилось, что мне отвечают как взрослой. Но моя покупательская способность вызвала сомнения, и одна бабуся, к которой я обратилась с вопросом: «Почем морковка?» – задала мне встречный вопрос: «А сколько у тебя денег?» Я с гордостью сказала: «Пятнадцать копеек!» Она мне сказала: «Как раз хватит! Давай сюда деньги».

К такому повороту я была не готова. Мне морковка не нужна. Зачем она мне? Я же просто хотела поиграть в покупателя, а тут – на тебе, деньги отнимают. У меня этой морковки дома полно бесплатной, а тут – покупать. Я заотнекивалась. Бабуся завелась, говорит: «Я же не обманываю! Тебе как раз хватит».

Я убежала домой в слезах.

Я поняла: не выпендривайся и не строй из себя того, кем ты не являешься.

1 сентября

Мой поход в первый класс и вообще всё моё обучение в начальной и средней школе было унылым и временами совсем не радостным. И началось всё с драмы 1 сентября.

Нас построили около школы парами. Потом прошла учительница и собрала все букеты. Мы долго стояли, чего-то ждали. Потом вдруг нам стали обратно возвращать букеты, потому что мы должны были войти в школу красиво, с букетами (прям узнаю организационный дурдом в образовании, который никуда не делся за все эти годы). И в процессе раздачи букетов детям, естественно, не соблюдался принцип «своего» букета. И мне выдали не мой, а какой-то некрасивый букет. Это не моё! Отдайте мне мой букет! На меня шикнули, дёрнули и заставили идти под весёлую музыку с этим ужасным букетом. Шла и «позорилась» вся в слезах. Очень было обидно.

Потом нас попросили принести в школу для украшения класса цветок в горшке. Мой класс находился на третьем этаже, я перепутала этажи и постучалась в кабинет этажом ниже. Оттуда высунулась учительница, забрала мой горшок и закрыла дверь. Когда я осознала ошибку, то это была трагедия, я рыдала полдня. Потом мне мама выделила ещё один горшок с цветком, который я отнесла уже в свой класс.

1 сентября – совсем не праздник ни для детей, ни для учителей, ни для родителей. Для большинства детей начало школьной жизни – это травмирующий период. Особенно начальная школа. Так тяжело загоняться в рамки и жить по строгому распорядку. Мне было тяжело, наверное, ещё и потому, что последний предшкольный год я не посещала детский сад. В подготовительной группе детей, по крайней мере, морально готовят к школе. И не только морально, какое-то предшкольное образование даётся. У меня в этот период появился младший брат, и маме, видимо, было удобнее, чтобы я была дома – отводить/забирать не нужно, да и подспорье с младенцем в моём лице было очень кстати. А для меня это оказалось не очень хорошо. Уверена, что я бы и училась лучше, если бы изначально понимала, что меня ждёт в школе. Помню, как рыдала над прописью, потому что даже овал ровно нарисовать не могла, хотя одноклассники справлялись с этим без труда.

В связи с личными воспоминаниями чувствую вину перед своей старшей дочерью. Её поход в школу тоже совпал с рождением моего второго ребёнка, и я, как и мама в своё время, не могла уделять ей достаточно внимания. Помимо младенца, я ещё получала образование: по ночам занималась написанием конспектов и контрольных. Днём, как только сын, отобедав, засыпал, я тоже падала рядом. В это время дочь приходила со школы. Сама накладывала еду, сама делала уроки… Я понимаю, что ей меня не хватало, но сейчас изменить ничего не могу. Тогда, наверное, могла бы найти в себе какие-то ресурсы, но почему-то осознание всего пришло ко мне гораздо позже. Тогда она мне казалась уже взрослой и самостоятельной. Хотя, конечно, была совсем ещё малышкой.

«И Ленин такой молодой…»

Ещё одна печальная история, связанная с первыми учебными днями, мне запомнилась. Учительница сказала, что мы должны украсить кабинет портретом Ленина. Мы должны были принести каждый своего Ленина, а самого красивого повесят в классе. «Моего» Ленина, которого мы с папой выбирали в книжном магазине, не сочли достойным. Я шла домой и плакала, мне было обидно. Мой Ленин был красивее, чем тот, которого выбрала учительница.

И сразу расскажу ещё одну историю, связанную с Владимиром Ильичом, которая мне запомнилась. Приём в пионеры у нас осуществлялся в два этапа. На первом этапе, который происходил в ноябре и был приурочен к годовщине революции 1917 года, принимали самых достойных – передовиков учёбы и прочая. На втором этапе, приуроченном ко дню рождения Ленина, в конце учебного года, принимали всех остальных. С ноября по апрель все недостойные, с октябрятскими звёздочками, должны были смотреть на передовиков с красными галстуками на груди и осознавать свою ничтожность. Я была недостойна быть принятой в пионеры в ноябре. День, когда наших отличников приняли в пионеры, мне запомнился тем, что ко мне подошла одноклассница Жанна и, ослепляя меня своим галстуком, с высоты своего положения задала вопрос: «Новикова, ты кого больше любишь – маму или Ленина?» Я удивилась и ответила, не думая: «Маму». А она посмотрела на меня с сожалением и сказала торжественным голосом: «А я – Ленина!» Я потом много думала об этом и осознавала, что мне правда рано вступать в пионеры.

А потом случился 1991 год, всё развалилось, и наше поколение, видимо, стало последними пионерами. В комсомол мы уже не вступали. На мне закончилась пионерия.

Но Ленин жив. В 2019 году, ко дню рождения Ильича, мэр города Саянска Олег Валерьевич Боровский установил памятник вождю мировой революции. Данное событие до сих пор неоднозначно оценивается саянцами. Мои родители восприняли этот памятник толерантно: пусть стоит.

Живу сейчас в Москве, и в мавзолей сходить желания ни разу не возникло и вряд ли возникнет. Более того, мой муж, коренной москвич, которого принимали в пионеры на Красной площади, тоже ни разу в мавзолее не был. И не хотел там быть. А сейчас ещё мавзолей на карантин закрыли из-за коронавируса. Много шуток по этому поводу.