Текст книги "Нинка, беги. Психологические мемуары"

Хорошая девочка Нина

В седьмом классе нашим классным руководителем была пожилая учительница русского языка. Это был четвёртый классный руководитель за год. Тяжёлый был у нас класс, да и время для учителей было чудовищным. В регионах и сейчас учителя не жируют, а тогда, после развала советской системы образования, финансового кризиса… Всем было тяжело в то время, но помимо финансовых трудностей, я отчётливо представляю, в каком недоумении находились наши учителя: чему учить? Как учить теперь? Как воспитывать? Советской дисциплины в виде пионерско-комсомольских организаций нет, а что взамен? И как-то ведь учили.

Мы, ученики, должны были сами мыть свои классные кабинеты. За каждым классом закреплялся учебный кабинет. Дежурство распределялось поочерёдно. Конечно, делалось всё это без энтузиазма. Пожилая учительница, которую мы тихо ненавидели, как, впрочем, и она нас, совершенно не могла справиться с дисциплиной в классе. Дежурные периодически сбегали после уроков, не отработав дежурство. Учительница ругалась, совестила, угрожала… Думаю, что с неё тоже спрашивали за чистоту кабинета.

Однажды очередные дежурные удрали, а я спокойно переобувалась в уличную обувь на первом этаже, наблюдая за тем, как класснуха пытается поймать прорывающихся к выходу семиклассников-дежурных, которые, конечно же, без труда свалили по домам. В бессильной ярости она начала метаться по холлу и тут увидела меня. Встала передо мной мёртвой глыбой и сказала, чтобы я шла мыть кабинет. Я, конечно, возмутилась и сказала, что дежурная сегодня не я. Но ей тоже отступать было некуда – не самой же мыть кабинет! – и она чуть ли не силком потащила меня в класс. Помню, что я мыла пол в классе, глотая слёзы, и ненавидела всем сердцем эту несчастную старушку.

Годом раньше наш класс располагался в кабинете черчения на первом этаже. Классную руководительницу не помню совсем, так как была она у нас недолго. Но запомнился ремонт класса в конце учебного года. Нам выдали краску, и мы должны были красить дверь, плинтуса, ещё что-то… Весь класс стоял на ушах, никто не хотел работать. Я и ещё кто-то из девочек красили что-то, остальные просто бесились. Пришла учительница, оценила обстановку, поняла, что по-хорошему никто ничего делать не будет, и закрыла нас в кабинете, сказав, что никто никуда не уйдёт, пока не закончим. Те, кто работал, – возмутились, что мы выполнили половину всех работ, рассчитанных на класс, и хотим уйти домой. Но классная заявила, что она не будет вникать, кто и сколько сделал, пока не будет выполнена вся работа, мол, сами разбирайтесь. Закрыла кабинет на ключ и ушла. Наши одноклассники дружно вышли через окно (кабинет находился на первом этаже) и отправились по домам… Я и ещё две девочки не смогли. И дело даже не в том, что мы боялись оказаться «нехорошими», а просто реально не смогли. Внутренние зажимы, нежелание огорчить кого-то были сильнее собственных каких-то предпочтений. И часто в жизни желание быть удобной и хорошей для других выходило в ущерб мне. Сейчас я эту тему стараюсь отслеживать и собственные границы отстаивать.

Есть ещё одно воспоминание, которое оставляет надежду, что, в общем-то, не совсем я безнадёжна была в смысле личных границ. В одиннадцатом классе, в конце учебного года, один наш одноклассник Влад пришёл на уроки после ночной попойки. Его стошнило на уроке истории прямо на парту. Сидел он на последней парте, и сразу никто не понял, что произошло. Он просто встал, сказал, что ему плохо, и ушёл. Урок был последним. К концу урока учительница и все мы почувствовали характерный запах. Учительница сказала убрать рвотную массу. Естественно, никто не вызвался. Историчка Галия (Галина Яковлевна) заявила, что никто не уйдёт домой, пока безобразие не будет убрано. Закрыла нас в кабинете и ушла. На этот раз этаж был третьим и вариант прыгания в окно был не вариант. В новой ситуации через окно ушла бы и я тоже. У ушедшего одноклассника были классные друзья и подружки, с которыми они вместе и гуляли предыдущей ночью. Кто-то предложил, чтобы именно друзья и убрали. «Друзья» отказались.

Через час пришла учительница, увидела, что ничего не изменилось на парте Влада, и ушла за руководством. Вернулась с завучем и учительницей химии – Лампочкой (прозвище получила за то, что часто-часто моргала), которой нужен был этот кабинет, и она была заинтересована в том, чтобы его быстрее убрали и освободили. Галия стала рассказывать завучу о происшествии и показывать собственно саму проблему… Тем временем Лампочка осматривала класс и, увидев меня, обрадовалась: «О! Так вот же Нина Новикова – хорошая девочка! Она сейчас всё уберёт». На что я молча взяла сумку и вышла из класса, вызвав недоумение как учителей, так и одноклассников. Видимо, эта ситуация передавила все допустимые мои границы. В итоге массу убрали девочки, которые дружили с Владом.

Эта история имела интересное продолжение. Спустя пару лет моя свекровь мне поведала историю о том, что накануне нашей с Валерой свадьбы она встретила Лампочку. Химичка была в хороших отношениях с моей свекровью (мой муж и его старшая сестра учились в этой же школе). Когда свекровь рассказала ей, что Валера женится на «девочке из нашей школы» и, соответственно, когда была названа эта девочка – я, то химичка отрекомендовала меня следующим образом: «Очень характерная девица! Если что не по ней – встанет и выйдет!» Когда свекровь мне это рассказала, я была возмущена. А сейчас понимаю, что, в общем-то, Лампочка оказалась права. В нашем браке с Валерой – я встала и вышла. Но не сразу. Очень долго терпела и копила обиды, продавливая собственные интересы.

Хороших все любят. Сейчас моё представление о характеристике «хороший человек» сильно отличается от того, что было ещё несколько лет назад. Если ты хороший, то чаще всего это значит – удобный для других, послушный. Наверное, это неплохо в разумных количествах. Но когда твою «хорошесть» начинают не только принимать как данность, но и безбожно эксплуатировать и тем самым обесценивать, то очень важно стать хорошим для себя.

Даёт спать – значит любит

Одним из показателей любви и заботы для меня является, когда тебе дают возможность спать. Сколько хочешь и когда хочешь, не будят, не попрекают и не высмеивают.

Мои родители всю жизнь работали по сменам. Все семейные планы высчитывались по рабочей схеме: в день, в ночь, отсыпной, выходной. И снова: «В день, в ночь… ну вот. Папа на Новый год опять в ночь». «Отсыпной» подразумевал как бы выходной, но так как это был день после ночной смены, то мама или папа весь день отсыпались. Если не дать выспаться, то родители очень тяжело переносили недосып. Особенно мама. Всю жизнь работать на тяжёлой физической работе, да еще вот так, посменно – это никакого здоровья не хватит. Поэтому мы старались беречь мамочку и ходили по квартире на цыпочках, посудой не гремели и даже щеколду на дверях туалета передвигали медленно, осторожно, замерев и затаив дыхание. Если что-то где-то всё-таки брякало, то замирали и прислушивались – не разбудили ли.

Конечно, всякое бывало. Например, могли неожиданные гости разбудить звонком в дверь. Хотя даже наши друзья уже все знали, что у нас с этим строго, и потихоньку скреблись всегда, потому что была высока вероятность того, что кто-то у нас после смены отсыпается.

Если же по чьей-то вине (или по вине чьих-то друзей) мама всё-таки просыпалась, то повторно уснуть уже не могла, ходила смурная, жаловалась на слабость, головную боль и настроение у неё было тяжёлое. Тогда мы возмущённо обрушивались с критикой на виновника её пробуждения.

Однажды ко мне пришла Светка, было скучно просто сидеть, и мы решили тихонечко испечь тортик. Ушли в кухню и начали стряпню. В какой-то момент выяснилось, что не хватает муки. Мука в ведре стояла на балконе. На балкон можно было попасть либо через балкон в комнате, где спала мама после смены, либо через окно из детской. Конечно, мы полезли через окно. Мало того что рамы стукались друг о друга и гремели, так мы ещё и не могли сдержать смеха над своими каскадёрскими трюками и маму разбудили в конце концов.

Конечно, в случае с родителями и их ночными сменами всё понятно. Тем не менее такое бережное отношение ко сну близких людей было у нас естественным и само собой разумеющимся. Даже если я дрыхла до двенадцати часов дня просто так, считалось, что раз организм спит, значит, ему это нужно. Так же и в еде нас никто никогда не ограничивал и не считал, сколько чего мы съели. Морковки никто не считал. Сколько надо – столько и ешь.

Конечно, если сейчас мой 16-летний сын не встаёт в час дня, то я загляну в комнату и поинтересуюсь, на месте ли он вообще. Но будить не стану. Разве что запланировано какое-то мероприятие и действительно пора вставать. Кто просыпается раньше всех – тот не ставит своей целью греметь, хлопать дверями, петь песни и будить остальных.

Шок от того, что бывает по-другому, я ощутила в своём втором, неудачном во всех отношениях браке. Муж и утром спать не давал, и ему не нравилось, если я ложилась рано или, тем более, хотела вздремнуть днём… Начинался прессинг, нервные и раздражённые претензии и требования того, что я должна делать вместо того, чтобы спать.

Почему я вдруг сейчас это вспомнила? Поймала себя на том, что если днём хочется вздремнуть и я укладываюсь поспать, то внутри всё сжимается, хотя сейчас никаких упрёков и претензий по этому поводу в свой адрес я не получаю. И даже уже заснув, тревожно просыпаюсь с чувством, что совершаю какое-то преступление. После развода со вторым мужем прошло уже почти десять лет. Мозг надолго сохраняет травмирующие ситуации и формирует автоматические мысли и реакцию на, казалось бы, безопасные явления.

Красота и её жертвы

Девяностые годы – время тотального дефицита. Особенно в провинции. Одежда, еда, косметика и всё остальное. Каждый, кто пережил те годы, имеет свои истории выживания. Я расскажу историю о косметике. Её не было. Были, конечно, какие-то кремы, видимо, остатки советского производства. Импортные, например, шампуни типа «Шаума» и «Пантин Прови», ещё не появились на прилавках, но желание быть красивыми – вне исторических перипетий.

Моя подруга Света отличалась бестормозным рвением испробовать всякие чудодейственные «бабушкины» способы. И меня, в общем, уговаривать не приходилось. Что мы только не перепробовали! Но один наш эксперимент оказался особенно запоминающимся. Однажды увидели заметку в газете (в разделе типа «Рецепты здоровья и красоты») идею втирания лука в кожу головы, чтобы волосы стали мягкими и шелковистыми. Прожали мы луковицы на мясорубке, втёрли в волосы погуще этой луковой жижи, замотали в полиэтилен, сверху закутали полотенцем и стали ждать эффекта.

Эффект был просто потрясающим. Но совсем не в том смысле, в котором мы ожидали. Волосы мы прополоскали, но чумовой запах лука нас не собирался покидать. Было ощущение, что мы пропитались луковым соком насквозь. Это был ужас. От нас воняло так, что было страшно выходить из дома. А стоило слегка вспотеть, и всё – хоть сквозь землю от стыда проваливайся или, как говорила моя бабушка, «хоть святых выноси». В школе на уроках сидели и думали только о том, не воняет ли…

На фоне этого лукового эксперимента нам ещё хватило ума пойти на тренировку в спортзал (очередная мимолётная попытка заняться спортом). Понятно, чем всё закончилось: слегка вспотев, мы оттуда с позором сбежали и больше уже не вернулись. Вот так лук репчатый, возможно, помешал нашей спортивной карьере.

Спустя месяц (!), когда луковый запах уже нас потихоньку покинул, я пришла к Светке, а она встретила меня снова с пакетом на голове. На мой немой вопрос подруга с безумными глазами стала меня убеждать, что это чудодейственная… моча. Геннадия Малахова тогда еще по телевизору не показывали, но эта идея, видимо, уже витала в воздухе. Участвовать в мочевых экспериментах я отказалась.

Не помню, какой эффект произвела луковая маска на волосы, но какой эффект она произвела на мою психику, помню до сих пор.

Красота требует жертв, но, чтобы не стать самой жертвой стремления к красоте, надо быть осторожной. С тех пор с опаской отношусь ко всяким омолаживающим процедурам, особенно к тем, которые не имеют длительных наблюдений и заключений о последствиях.

Торт «Мишка»

Время девяностых было еще и полуголодным. Хотя, если посмотреть на наши фотографии той поры, то выглядим мы весьма упитанными. Макароны, сладости и хлеб, безусловно, этому способствовали. Мясо было редким гостем, из овощей – морковь и капуста, из фруктов – только яблоки, но тоже очень редко. Яблоки были моим любимым и редким лакомством.

Наши со Светой мамы работали на хлебозаводе, и это спасало наши семьи от голодной смерти, потому что были два года, 1993–1994, когда родителям не платили зарплату. Совсем. Отец уволился с работы, устроился на другую, но там тоже не платили. Мама, как и все сотрудники хлебозавода, пыталась вынести хоть какие-то продукты, чтобы кормить детей. Я с содроганием думаю о том, как изломали девяностые годы сознание поколения моих родителей, особенно таких людей, глубоко порядочных, которые всю жизнь проповедовали честный труд, уважительное отношение к государству и окружающим. Но, как говорится, голод – не тётка. Сотрудники городского хлебокомбината так и не дождались зарплаты. После двух лет бесплатного труда явился новый владелец, который «простил» все долги и выплачивать зарплаты стал уже с текущего момента. Чтобы кормить семьи, старались хоть что-то унести натурпродуктом: маргарин засовывался в рейтузы или укладывался под ремень на живот; яйца и муку засовывали в лифчики. Потом ехали домой час в переполненном душном автобусе и везли все эти сокровища на своём теле домой. Помню, как мама сразу шла после работы в душ – смывать протёкший маргарин или раздавленные яйца. Иногда, правда, разрешали вместо зарплаты брать муку (у нас всегда стоял мешок на балконе), хлеб и сушки (мама работала в сушечном цехе). Эти сушки были основным нашим перекусом. А однажды выдали вместо зарплаты несколько коробок вермишели. Мы эту вермишель ели варёную, жареную, делали из неё лепёшки. В общем, при виде вермишели подкатывала тошнота… Нашу семью выручали родители отца, которые жили в деревне и пару раз в году подбрасывали хоть какое-то мясо и картошку.

Светкина мама Надя работала в кондитерском цехе, поэтому у них водились такие деликатесные и недоступные продукты, как сгущенка и сухое молоко. Один комичный случай произошёл с тётей Надей на проходной. Дело в том, что на выходе охранники проверяли у работников только сумки (голодные умельцы научились и в сумках делать двойное дно), а я уже рассказала, что продукты располагались преимущественно на теле. В тот день тётя Надя засунула банку сгущёнки в бюстгальтер. На проходной она наклонилась, чтобы поднять сумку, и прямо перед охранником у неё вывалилась банка из «тайника». Тётя Надя не растерялась, сразу же схватила эту банку, подняла над головой и зычным голосом закричала: «Кто потерял? Кто сгущёнку потерял?»

Мы часто что-то стряпали, по ходу выдумывая рецепты. Однажды готовились к дню рождения. Он у нас со Светкой в один день. И мы решили наше 16-летие отметить вместе. Тем более, что друзья у нас общие.

В качестве десерта решили испечь торт. Перебрали все рецепты. Хотелось чего-то «этакого». Самый вкусный торт на тот момент, который мы пробовали, – это был торт «Мишка», который пекла мама нашего друга Лёши Юрина. Он выкладывался на блюдо в виде медведя. Беда в том, что Лёшина мама держала рецепт в тайне и ни с кем не делилась секретом вкуснотищи. Мы пытались через Лёху его раздобыть, но мама была непреклонна. А потом вдруг Лёша проникся нашей бедой и вызвался сам для нас рецепт добыть, но при условии, что мы тотчас по приготовлении торта его забудем, а бумажку сожжём. Мы поклялись. Рецепт он нам добыл. Торт не получился. У нас вообще, когда мы что-то делали вместе, редко что получалось. По отдельности всё получается, а вместе – всё наперекосяк. И торт наперекосяк. Пытались выложить из коржей медведя, но он не выкладывался. Тогда мы его просто навалили на блюдо, обмазали сгущенкой и подали к чаю. Всем понравилось. Мы были довольны, что торт-таки удался, ведь форма – не главное. А потом Лёша вдруг спросил:

– А где «Мишка»?

– Так вот же! Ты его ешь.

– Это «Мишка»? Это? «Мишка»?… Не узнал…

Для меня до сих пор остаются загадкой люди, которые делают секреты из своих успехов, даже кулинарных. Много думала над этим – почему? Неужели жалко, что кому-то будет хорошо? Или боятся утратить свою уникальность и востребованность? В общем, этот вопрос для меня остаётся без ответа.

Жребий любви

Учёба, творческие или спортивные увлечения в старших классах – всё это было неважно для саянской молодёжи. Главный вопрос, который задавали девочки друг другу: «У тебя парень есть?» Это был главный критерий успешности и качества жизни. Не знаю, почему так было. Может, время такое? Заняться молодёжи было нечем в глуши. Всё советское развалилось или было в состоянии развала. Заниматься спортом, творчеством было в среде сверстников как-то немодно и неинтересно (хотя мой брат занимался активно спортом в бесплатной спортшколе, я – в театральной студии), а вот отношения – это да, это тема для разговоров и подтверждение твоей крутости.

А может, место этому способствовало? Чем меньше населенный пункт, тем раньше взрослеют дети. Никаких перспектив, кроме как выйти замуж и нарожать детей, не видят? Не знаю.

Мы со Светкой гордились тем, что мы «не такие». И считаю большим подарком, что у меня была такая подруга. Такая же, как я. Мы часто ходили в библиотеки, занимались в театралке. И нам это по-настоящему было интересно. Об отношениях, конечно, мы тоже думали и мечтали о любви, но не стремились попасть в эти отношения всеми силами и способами.

Своих парней мы нашли в театралке. У Светы был Максим. Он был младше нас на пару лет, всерьёз его поначалу не воспринимали. Нравились мы ему обе. Тяжёлый выбор Макс решил уступить жребию. Выглядело это так. Мы отправились в поход. С палатками, с ночёвкой. Родителям безбожно наврали, что наш художественный руководитель идёт с нами. На самом деле пошли своей дружной театральной толпой. Нам было по четырнадцать лет. Были среди нас и взрослые ребята, старшему было больше двадцати, для нас это был уже вполне взрослый и ответственный человек. К чести наших парней, никаких непотребств и пошлостей они по отношению к нам не допускали. Именно поэтому у нас и сложилась такая дружная и доверительная компания, при других условиях мы бы и сами ни в какие походы не ходили бы. Итак, пошли мы в поход. И Макс решил, что этот поход станет решающим и он определится, кому из нас двоих предлагать дружбу. На пару с другим мальчиком из нашей компании – Лёшей, которому тоже нравились мы обе, было заключено соглашение: поставим палатки, и кто в какую палатку попадёт (главное – чтобы мы со Светкой были в разных палатках), с той тому и быть. Сразу отсеку всякие непристойные мысли – спать в одной палатке для нас значило просто спать в одной палатке. И получилось, что в палатку к Максу попала Светка, а мы с Алёнкой и Машкой взяли в свою палатку Лёшу. С тех пор Макс со Светкой задружили. Лёша тоже пытался активно расположить меня к себе, но я ни Лёшу, ни Максима в качестве бойфрендов не воспринимала совсем. А у Светы с Максом был продолжительный многолетний роман, полный смешных (для меня) и трагических (для Светки) моментов, о которых я, возможно, расскажу позже.

Что тут сказать? Чему быть, того не миновать. Со жребием ли, без жребия.

Хахаль

В школе, в отличие от театралки, мы со Светой популярными девушками не были. Вообще период середины девяностых годов мне запомнился дефицитом представителей мужского пола в нашем городе. В старшей школе, например, у нас в классе было всего пять парней, в двух других параллельных классах их не было вообще. Но не только в школе, а в целом в городе, по ощущениям, преобладало женское население. Помню, что когда приехала в Иркутск, то удивило количество мужчин на улицах.

Так что мальчики в школе были редки и избалованы женским вниманием. Мы же со Светой, воспитанные на романтических книгах, никакого внимания никому уделять не собирались, а ждали его исключительно себе. Но мы были «немодными». Мы не начёсывали себе обесцвеченные чёлки, не носили модную одежду, не обсуждали модных исполнителей. Мы переписывали себе на магнитофонные кассеты Ричарда Клайдермана и слушали Анну Герман на Светкином бобинном магнитофоне. Даже в наше время это было уже глубокое ретро. Одна моя одноклассница в девчоночьем дневнике на вопрос: «Как ты ко мне относишься?» – ответила: «Норм. Только немодная ты, такая серая».

Для тех, кто забыл или родился позже, рассказываю: девочки вели такие дневники-опросники, где давали всем подряд отвечать на вопросы типа: как ты ко мне относишься? Какое твоё любимое блюдо? Кто тебе нравится?

Итак, популярными девушками в школе мы не были, но у меня в десятом классе неожиданно появился поклонник-одноклассник. Я на тот момент уже «дружила» с Бродским (своим будущим мужем), поэтому шансов у одноклассника не было. Но примечателен сам факт «предложения дружбы». В школе мне никаких ухаживающих жестов с его стороны не оказывалось. А может, я не замечала? Но однажды после школы мой поклонник неожиданно увязался меня провожать. По дороге мы встретили мою маму, которая обрадовалась, увидев меня «с мальчиком», и пригласила его на чай. Молодой человек был счастлив. Еле выпроводила. Мы со Светкой не дружили с одноклассниками. Не враждовали, но и не дружили. Отношение в классе к нам было положительно-нейтральное, и мы не стремились к более близким отношениям: курить на переменках не бегали, на встречи вне школы не ходили, и интересы наши совсем не совпадали.

Поклонник мой, звали его Женя, пришёл к нам уже в десятом классе, поэтому я его толком и не знала. В классе был сам по себе, ни с кем близко не сходился. Жил он в деревне Харайгун под Саянском, в школу детей из деревни привозил школьный автобус. Сейчас я понимаю, что Женя был простым деревенским мальчишкой, который выгодно отличался своей деревенской простотой от наших мальчиков, которые, например, могли прийти в класс в бигуди под шапкой, потому что «вечером дискотека», было много выпивающих парней, наркоманы тоже были. Повторюсь, что не знаю, с чем это связано: время переходное или место бесперспективное, но много было нездоровых привычек у моих ровесников-земляков. Несколько лет назад встретились мы, одноклассники, впятером в Саянске и стали расспрашивать друг у друга про остальных. Выяснилось, что уже многие покинули этот мир. И как раз по причине алкоголизма и наркомании. Даже жутко стало, как будто нам не по сорок лет, а по восемьдесят и мы подсчитываем естественные потери.

При всех своих достоинствах Женя мне не мог быть интересен, ибо сердце моё было занято. Он пришёл ко мне вновь на следующий день после чаепития. Понимая, что намечается тенденция «ходить на чай», я его в квартиру не пригласила, а вышла в подъезд. И он мне сказал: «Давай я тебе хахаля заменю». Я не поняла сначала, что это значит. А ведь это было предложение дружбы, едва ли не признание в любви. Я опешила: «Кого заменишь?» Он смутился: «Ну, этого, хахаля… У тебя парень есть?» И тут у меня провал в памяти – как я отреагировала и что ответила, не помню. Но, скорее всего, сказала, что парень у меня есть. Но на этом история не закончилась.

Однажды среди ночи раздался продолжительный звонок в дверь. Вся семья уже спала. Мы проснулись со старшим братом (спали мы в одной комнате), и я возмущенно ему сказала: «Лёха, твои друзья совсем обнаглели, среди ночи ходят». На что он тоже что-то мне нагрубил в ответ, а дверь пошёл открывать папа. Было слышно, что он разговаривает с каким-то пьяным мужиком, а закончилось всё громким папиным выкриком: «Тебя что, с лестницы спустить?» И, судя по звукам, спустил и дверь закрыл. Мы уснули.

Утром я поинтересовалась у папы о том, кто приходил ночью. Он мне сказал: «Твой одноклассник. Я ему сказал прийти завтра, но он стал настаивать, чтобы я тебя разбудил. Молодой человек был настолько настойчив, что пришлось его спустить с лестницы». Я не поверила: какой одноклассник? Что за бред? А потом вспомнила про Женю.

В дальнейшем мы с ним не разговаривали и не встречались. Через какое-то время он школу бросил, не доучившись. Наверняка его решение бросить школу было связано не со мной, тем не менее сейчас признаю, что тогда очень легкомысленно отнеслась к чувствам этого мальчика. Вернее, никак не отнеслась. Я о нём вообще не думала. А он был скромным и настойчиво не лез в мою жизнь. Не считая пьяного ночного визита. Это я сейчас понимаю, что он пошёл вечером пешком из своего Харайгуна под наплывом чувств, а в Саянск пришёл уже ночью. И парень-то был очень скромный, предложил дружбу, как умел. А потом вот под воздействием горячительного решил объясниться… А тут я, бессердечная.

В принципе, я всё сделала правильно. Не подавала ненужных надежд, не кокетничала, не играла на чувствах, чтобы покрасоваться редким в нашей школе явлением – поклонником. Мне это было не нужно. За такую себя мне не стыдно.