Текст книги "Нинка, беги. Психологические мемуары"

КапиталистФедя

Такое прозвище было у моей первой учительницы – Капитолины Фёдоровны. Сейчас некоторые мои одноклассники с благодарностью вспоминают её, остались у них светлые воспоминания. У меня – ни одного. В класс к этой учительнице меня отдали намеренно, у неё учился мой старший брат. Он окончил третий класс (раньше начальная школа была трёхлетней), а я как раз пошла в первый. Так как учительница нравилась и моему брату, и моим родителям, то мама похлопотала, чтобы я попала именно к ней.

Но не сложилось у нас. У Капитолины Фёдоровны были любимчики. Мой брат входил в их число, поэтому был обласкан учительницей и являлся фаворитом. Меня она не любила. Любимчики в моём классе, человек восемь, у неё были, а всех остальных она считала нормальным унижать и высмеивать при всех. Плохая была учительница.

К примеру, учился у нас в классе Рома Асташев. Хороший парень, но троечник, а значит, уже не мог быть в числе любимчиков. Кроме того, был рассеянным, неряшливым. И она при всём классе это высмеивала: «Асташев! Ты всё время опаздываешь, потому что у тебя фамилия такая – Отсташев?», «А вот и наш рассеянный, с улицы Бассейной, опять нечёсаный и с развязанными шнурками!» и т. п. Такое поведение копируется, дети начинают высмеивать и издеваться над менее успешными одноклассниками. А учитель это поощряет.

Однажды мне стало плохо на уроке, меня тошнило. Я подняла руку, сказала, что мне плохо. Она мне сказала что-то язвительное и велела сесть на место и терпеть до конца урока. Я села, и меня вырвало на парту, на учебники. Это событие ещё долгое время было поводом для насмешек со стороны одноклассников.

Однажды я услышала, как учительница из соседнего класса обращается к ученику по имени. Для меня это стало открытием. Оказывается, к ученикам можно обращаться по имени. Капитолина Фёдоровна ко всем обращалась по фамилии.

Когда я сама стала учителем и классным руководителем, то обращалась к детям преимущественно по имени. Так как школа, в которой я работала, была переполнена, классы были большими и я не могла запомнить всех детей из параллели, то в первую очередь запоминала их имена. По именам знала всех, по фамилиям – нет.

Воспитательные беседы проводила с глазу на глаз. Не оценивала детей по их успехам в учёбе. Среди троечников столько прекрасных детей!

Почему море солёное?

Я родилась в Иркутской области в городе Усолье-Сибирское. Догадываетесь, почему город так называется? Совершенно верно, это промысловый город, где с XVII века варят соль. А недалеко от города Усолье есть небольшой посёлок Мальта (ударение – на последний слог), где прямо из-под земли бьёт минеральный источник с очень солёной водой. Местные жители эту воду любят, используют для засолки огурцов, так как она очень солёная. Источник также считается богатым на наличие различных микроэлементов, в связи с чем рядом построен лечебный пансионат, в котором, в частности, практикуется лечение этой водой.

Когда я, будучи ещё детсадовского возраста, приезжала в этот посёлок к своему дядьке, то мы с ребятнёй ходили на этот источник, который местные называют родником. Мне запомнился необычный, ну очень солёный вкус этой воды, поначалу я не могла её пить. Но постепенно к этому вкусу привыкаешь, и в какой-то момент она начинает нравиться.

История, о которой я хочу рассказать, связана с этим источником, который я, как и местные, именовала родником.

Однажды на уроке в первом классе учительница задала всем вопрос:

– Почему вода в море солёная? Как вы думаете?

У меня всё сошлось. Ну конечно! Есть родники, которые, естественно, солёные (так как никаких других я в своей жизни не видела), они впадают в реки, а реки несут свои воды в море, и поэтому море солёное! Я стала изо всех сил тянуть руку «ну меня, меня, спросите меня». Моя уверенность в том, что я знаю правильный ответ, распирала меня настолько, что Капиталист Федя очень удивилась и разрешила мне ответить. Я встала и с гордым видом (ха, умойтесь, отличники!) заявила:

– Вода в море солёная, потому что в родниках вода солёная, а родники…

Закончить мою логическую цепочку мне не дал дружный хохот одноклассников. Надо мной дружно посмеялись, учительница посмотрела на меня как на безнадёжную дурочку и сказала сесть. А я реально не понимала, почему на меня все смотрят с презрением, ведь я же всё правильно ответила!

Я поняла на всю жизнь: прежде чем высмеивать чьи-то умозаключения, надо выяснить, почему человек, а тем более ребёнок, так думает. И ещё сейчас я знаю, что моя пожизненная неуверенность в себе, страх выглядеть смешно и глупо были спровоцированы именно первыми годами обучения в этом классе с этим учителем и этим случаем в частности. Потом долгие годы, уже даже участь в институте или участвуя в каком-нибудь семинаре и имея что сказать, я боялась. И не могла перебороть этот страх: начинало бешено колотиться сердце, зубы стучали, руки холодели. Если я всё-таки начинала говорить, то звучало это совершенно неубедительно, невыразительно и сбивчиво. И если уж очень хотелось или задать вопрос выступающему, или прокомментировать, то я нашёптывала свой вопрос тому, кто сидит рядом, и он его задавал от своего имени.

Очень-очень долго мне пришлось работать над этим страхом публичных выступлений. И, наверное, до сих пор я до конца от него не избавилась и предпочитаю отмолчаться даже тогда, когда есть что сказать даже в кругу семьи.

Артёмова, «два»

Моя бабушка, папина мама, работала в сельской школе учительницей русского языка и литературы. Я ездила к старикам в деревню Новую Каду на каникулы. Однажды нашла на шкафу у бабушки классные журналы, не заполненные. Видимо, остались со времён работы в школе. Я забрала их в Саянск, чтобы играть «в школу». Это было круто – настоящий школьный журнал! Училась я классе во втором или в третьем. Так как моей фантазии не хватило придумать тридцать фамилий «своих учеников», чтобы вписать их в журнал, я вписала фамилии своих одноклассников. А дальше стала выставлять всем оценки. Естественно, любимчики Капиталиста Феди, мои недруги, тут же обросли в моём журнале двойками. А любимые мною троечники – пятёрками. Это была моя тихая борьба за справедливость.

Каким образом этот журнал оказался в классе, я уже не помню. Помню, что на перемене возвращаюсь в класс, а над моей партой склонилась толпа оскорбленных одноклассников, которые внимательно изучают мой классный журнал. Видимо, я засунула его в портфель и принесла в школу. Кто-то его заметил и вытащил на всеобщее обозрение.

Когда я зашла в класс, на меня набросились наши отличники, среди них была прима-ученица Марина Артёмова: «Новикова! Ты совсем идиотка? Двоек нам наставила! А двоечникам – пятёрок! Ну ты и дурра!»

Было стыдно. Я уже не помню, оправдывалась ли я. Но помню улыбки и благодарные взгляды двоечников-троечников.

«Мумия фараона»

В четвёртом классе мы с одноклассниками сходили на фильм ужасов «Мумия фараона». Это был 1989 год, фильм показывали на телевизоре в видеосалоне. Телевизор был маленьким, подвешенным под потолок. Изображение было мутным. Голос переводчика гундосым. Но я испытала сильнейшее потрясение. Потом еще несколько лет боялась темноты и заходить в подъезд даже днём.

До сих пор фильмы ужасов я не люблю, не смотрю и желания посмотреть не возникает.

– А ты хочешь заболеть? – А ты будто не хочешь?

В возрасте одиннадцати-двенадцати лет я открыла для себя интересное увлечение – лежать в больнице. Тогда это вводило в недоумение моих родителей, особенно папу. А сейчас я вполне могу объяснить это «хобби».

В подростковом возрасте важна социализация, которой мне явно не хватало. Не хватало внимания родителей (работа, быт, финансовые трудности плюс младший брат), старшего брата (у него своя компания, спортивные увлечения), а у меня не было своей компании, за исключением одной-двух подруг.

Был период, лет в двенадцать-тринадцать, когда меня очень манила компания дальней родственницы-ровесницы Гали. С Галей было интересно. Она была продвинутая, все темы в её окружении были «взрослыми». Она уже дружила с разными мальчиками, выписывала журналы с модными обнажёнными моделями на фотографиях. И мама у неё была продвинутая, они разговаривали на «взрослые» темы: про курение, предохранение, отношения… Мне это было непривычно и манило новизной и желанием взрослеть и «продвигаться». Плюс Галя была лёгкая в общении, весёлая, не злая. Она меня с удовольствием знакомила со своими подругами и друзьями (тогда впервые в моём окружении появились знакомые мальчики-не братья). Но в какой-то момент я вдруг ощутила пресыщение от этой компании и каким-то внутренним чутьём уловила ограниченность разговоров, прогулок, интересов. Все посиделки сводились к рассказам об околокриминальных подвигах: кого-то припугнули, с кем-то «поговорили», кому-то врезали или «дали понять», что-то умыкнули, что-то выкурили или выпили. Пробовать покурить или выпить желания не было совсем, даже никакого интереса в этом направлении не испытывала. Это точно было не семейное табу, если бы я хотела тогда, то легко бы попробовала. Но я не хотела. Последней каплей того, что я стала избегать этой компании, стала история с двоюродным братом Гали – Вовкой. Вовка очень мне нравился. Мне было двенадцать, ему тринадцать. Он был весёлый и рассказывал смешные истории. А ещё был симпатичным – высоким, с длинной чёлкой, как у Володи Политова из группы «На-На». И вообще был на него похож. Мне нравился такой типаж мальчиков. Конечно, хотелось находиться в компании, где он. И в какой-то момент я рассказала о своей симпатии Гале. Она рассказала об этом подружкам. А потом в какой-то общей компании на даче, девочки мне сказали: «Тебе нравится Вовка? Хочешь, мы ему скажем, и он тебя изнасилует?» Причём изнасилование звучало как некое романтическое путешествие. Почему-то после этой поездки, когда я поняла, что Вовке рассказали о моих симпатиях, мне не хотелось больше с ними общаться.

И вот однажды я попала в больницу, в детское отделение, и очутилась в мире особенной больничной романтики: с любовными интригами, страшилками, ночными разговорами, обсуждениями врачей и медсестёр, слежкой за вновь поступившими и охотой за палатными тараканами. А ещё – постоянные процедуры и бабушка-вахтёрша, которая была рада собеседнице в моём лице, и мы с ней разговаривали на разные темы, а я мастерила ей поделки-оригами в ожидании прихода родителей с едой.

Как попасть в больницу? Даже если нет температуры? Жаловаться на живот. Живот, знаете ли, – предмет неоднозначный. Если болит, значит, есть чему. И надо выяснять. Вот и выясняли анализами, глотанием «кишки» и т. п. Вы спросите: зачем себя подвергать таким экзекуциям? Но ведь потом об этих экзекуциях можно рассказывать с подробностями и приукрашиваниями, приобретая некий жизненный авторитет в глазах ровесников: «Ты кишку глотала?… Глотала? А я глотала!» Вау… Нинка кишку глотала.

Это потом появятся в моей жизни друзья, театралка и я выздоровею в одночасье самым чудесным образом.

Лёха и колготки

Мой старший брат был и остается насмешником, или, как сейчас принято говорить, троллем. Всю жизнь надо мной подтрунивал, высмеивал и провоцировал на эмоции. И хотя наши отношения никогда не были отношениями благовоспитанных брата и сестры, мы постоянно находились в пререканиях, даже, бывало, дрались, но отношения между нами самые тёплые. Я его очень люблю.

Однажды ночью я пошла в туалет, а он залез ко мне под одеяло. И когда я вернулась в постель, с рыком выскочил. Конечно, я испугалась. Потом ещё заикалась несколько лет. Но я не оставалась в долгу. Например, после очередного злого розыгрыша я рассказала его однокласснице (учился он тогда классе в шестом или седьмом), что он дома ходит в колготках. Он долго потом ругался и возмущался, что я его опозорила.

Нельзя позволять себя троллить безнаказанно. Плакать и жаловаться родителям – недейственный способ. Ответный троллинг приносил, помимо прочего, моральное удовлетворение.

Хомяк и Мурка

В школе был у нас живой уголок: рыбки, ёж, хомяки, морская свинка, попугаи. На лето всю живность раздавали ученикам для сохранности. Я попросила хомяка.

Дома жила кошка Мурка, моя любимица. Замечательная была кошка, которая так же, как и я, любила сухари, солёные огурцы и мёд. И устроили мы для неё шоу «За стеклом». В зале у нас стояла советская стенка, частью которой был сервант с посудой. Мы освободили нижнюю часть серванта и обустроили там квартиру для хомяка. Ему было свободно, светло, а кошка через стеклянные дверцы за ним наблюдала. Для того, чтобы кошка не могла лапой открыть дверь, мы дверные ручки связывали между собой. Кошка наблюдала за хомяком, мы – за кошкой, а хомяк прекрасно себя чувствовал. Его периодически доставали из серванта и играли – кормили, сажали в разные коробки и пр. Однажды Лёшка взял хомяка, ушёл с ним в комнату и стал читать книгу. А хомяк в это время бегал по кровати. Дверь в комнату была закрыта от кошки. Потом брат ушёл на тренировку и забыл, что не посадил хомяка на место. Меня тоже дома не было.

Когда Лёша вернулся с тренировки, то увидел замученного хомяка, которого кошка нашла и всё время, пока дома никого не было, гоняла его по квартире. Хомяк был при смерти. Брат в гневе вышвырнул мою кошку на улицу, и больше мы её не видели.

Это был трагический день для меня. Вернувшись домой, я обнаружила дохлого хомяка, злого брата и отсутствие кошки. Хомяка, конечно, было жалко, но кошку было жальче, я долго переживала её утрату.

Кошка не виновата в том, что она кошка.

Пашка

«Закон бумеранга», «возвраточка», «ирония судьбы» – можно назвать по-разному, и можно не верить в это явление, но оно просто есть и работает, вне зависимости от веры.

Любая наша сильная эмоция обязательно к нам вернётся. Положительная или отрицательная. Поэтому очень важно уметь проецировать вовне искренние, положительные эмоции и научиться справляться с негативными. В моей жизни самый показательный пример такого закона природы – мой младший брат Пашка.

Пашка родился накануне моего поступления в первый класс. Чувства вызывал противоречивые. С одной стороны, я безусловно его любила, гордилась ролью старшей сестры, гуляла с ним, кормила его. Когда подрос, мы играли в парикмахерскую, школу, где он выступал для меня живой куклой… Пашка очень смешно говорил. Я не помню многого из того, что говорили мои дети, но Пашкин детский лепет цитирую до сих пор: «чай с какалем» – чай с сахаром; «ататься на попусе» – кататься на автобусе; «нианбох!» – не дай бог! и т. д.

С другой стороны, Пашка был для меня олицетворением вредности. Мне казалось, что более вредного ребёнка нет во всём белом свете. Он вёл себя как барин, требуя, чтобы за ним ухаживали все – и мама, которая бежала из другой комнаты, чтобы подать ему ложку, и папа, и Лёха. Меня тоже постоянно прогибали на то, что «Паша маленький» и надо ему услуживать.

Однажды мы поехали к бабушке, Паша тогда учился в третьем классе. Бабушка выдала постельное бельё, я постелила себе на раскладушке и ему – на диване. Утром я попросила его убрать за собой постель. На что он мне заявил: «А я не расстилал. Ты расстилала, ты и собирай». В такие моменты злость зашкаливала. Я часто говорила маме, что Пашка избалованный, и надо быть с ним строже, и вообще воспитывают они его неправильно. На что мне мама говорила, что, когда будет у меня сын, смогу его воспитывать, как захочу. А я говорила, что у меня никогда не будет такого сына!

Та-даммм! Мой сын – 100 % копия моего младшего брата. У меня иногда ощущение, что это его сын, а не мой. Я до сих пор иногда могу назвать сына Лёню Пашкой. Похож до невероятных мелочей, до крошечек вобрал в себя похожесть на дядьку. Если взять фотографии, где они одного возраста, то никогда не определишь, кто на ней – Паша или Лёня. Манера говорить, позы, движения руками, манера смеяться, голос… Это просто что-то нереальное. Конечно, Лёня – это всё-таки не Паша. И характеры у них хотя и очень похожи в своей внешней выразительности, но всё-таки разные.

Любая сильная эмоция обязательно вернётся. Не сразу. И скорее всего – вернётся твоим детям. Поэтому надо быть очень осторожным, когда посылаешь негатив в чей-то адрес. Возвраточка будет обязательно, даже не сомневайтесь.

Провинциальные детские развлечения

С Пашкой связаны воспоминания о детских развлечениях, которые были нам доступны. Первое – катание на автобусах. Обычный городской автобус, который колесил по нашему маленькому городку. Ездили на автобусах только пенсионеры, потому что город настолько маленький, что максимум за двадцать минут можно добраться пешком в любую его точку.

«Кататься на автобусе» – главное стимулирующее обещание для младшего брата Павлика. Можно было добиться от него всего чего угодно (собрать игрушки, не рассказывать что-то маме и пр.), дав обещание покататься с ним на автобусе. Потом мы выходили на остановку, садились на автобус и просто ездили несколько кругов по маршруту.

Ещё одно развлечение, не менее любимое Павликом, но требующее больших материальных затрат, – это поход в столовую. Обычная типовая советская столовая, которая совмещала в себе функции кулинарии (на первом этаже) и столовую-ресторан на втором. Столовая была сама обыкновенная, с характерным запахом, подносами, алюминиевыми вилками и гранёными стаканами с чаем, который надо наливать самостоятельно из самовара.

Возможность поесть вне дома какую-то другую, необычную еду воспринималась на ура. Поход в столовку нужно было вообще заслужить: послушанием, выполнением всяких просьб. Потому что это делалось, во-первых, втайне от родителей, а во-вторых – на мои кровные, честно заработанные сдачей бутылок из-под молока. Обычно мне хватало на второе (пюрешка плюс котлетка), сок или компот и какой-нибудь пирожок. Причём покупалось это только Павлику (на две порции денег не было), а я сидела рядом и наблюдала, как он с удовольствием уплетает столовскую котлету.

Вообще, поесть вне дома было счастьем. Поэтому были популярны хождения в гости. А любой приход гостей в обязательном порядке подразумевал приглашение к столу. Неважно, что будет на столе. Если дома совсем напряженка, то это мог быть просто чай и сушки или просто варенье. У нас, например, всегда были сушки и мёд, потому что родители отца жили в деревне и держали несколько ульев, а мама работала в сушечном цехе на хлебозаводе. У моей подруги Любы всегда было к чаю щавелевое варенье, которое варилось заранее с лета как раз для таких случаев – чаепитий с незваными гостями. Но бывали случаи, когда можно было удачно зайти в гости и попасть на какую-то выпечку или даже полноценный ужин.

Не пригласить пришедшего незваного гостя к столу и не предложить чаю не то что считалось плохим тоном, а в принципе не рассматривалось как возможный вариант. Это было естественно – предложить человеку чаю.

Сейчас, с позиций появления у нас всех личных границ, кажется действительно странным, если кто-то ко мне вдруг начнёт на постоянной основе заявляться без приглашений – отнимать время, создавать хлопоты. Но тогда в маленьком городке хождение в гости было естественным явлением, никого не напрягало и не раздражало. Жизнь изменилась, и мы вместе с ней.

Горе от добра

Однажды, уже во взрослом состоянии, я присутствовала на психологической группе, где нас попросили поделиться историей, когда нам высказывали благодарность, и своими чувствами по этому поводу.

Один мужчина с явным упоением рассказывал о том, как его благодарил какой-то человек. Причину благодарности и кто был тот человек, я не помню, но я была потрясена, насколько рассказчик упивался своей историей и насколько он был доволен той прошедшей ситуацией. Тот, кто его благодарил, вставал на колени, пытался целовать руки, а рассказывающему это доставляло удовольствие, он улыбался, вспоминая это событие.

Я тогда была поражена тем, что можно получать удовольствие от подобной благодарности. Меня всегда смущает акцент на том, что я для кого-то что-то сделала. Конечно, благодеяния не должны приниматься как должное, но и чрезмерная благодарность – это что-то нездоровое. Мне кажется, что человек, который чересчур благодарит тебя и возвращается к теме благодарности вновь и вновь, выстраивает некую стену, так как ставит себя в роль жертвы, а тебя – в роль спасителя. Не люблю пребывать ни в первом, ни во втором состоянии.

В детстве у меня была тяга к одариванию всех, кого только можно. Однажды, в пятом классе, я устроила «лотерею». Собрала дома всякие безделушки, которые посчитала нужным подарить, и раздала одноклассникам беспроигрышные «лотерейные билеты», по которым каждый что-то выиграл. Было приятно. Просто так.

Любила готовить и заворачивать в сто слоёв газеты подарки по поводу дня рождения или Нового года, а самый шик – это кому-нибудь что-нибудь подбросить, чтобы одариваемый даже не понял, от кого подарок. Приятно чувствовать, что кому-то приятно, а ты ни при чём.

Однажды старший брат Лёша, который собирал значки, где-то раздобыл значок, на котором был изображён Микки-Маус. И такой он был замечательный, этот мышонок – весёлый, яркий, модный… Но лежал он у брата в альбоме, где его никто никогда не увидит. И так хотелось нацепить этот значок. Я его нацепила себе на кофту. Лёша у меня его забрал и снова убрал в свой альбом. Я каждый день его доставала и любовалась им, пока брата не было дома. В конце концов я уже была уверена, что брат о нём позабыл, и стащила его. Но носить сама его не могла, потому что он бы его увидел у меня и забрал. И я подарила этот замечательный значок однокласснице. Таня очень удивилась такому классному подарку, а я сделала вид, что это полная ерунда и не стоит благодарностей.

А потом Лёша хватился своего значка-мышонка. Конечно же, он сразу вычислил мою причастность к похищению. Он стал допытываться, и я созналась, что подарила девочке и забрать не могу. Он не поверил, что можно просто подарить: «Рассказывай! Сознавайся, на что ты выменяла значок?» А я рыдала и клялась, что я ни на что не меняла, а просто подарила. Потом полночи рыдала в подушку оттого, что мир так устроен ужасно: и брата жалко очень, но и забрать не могу этот значок.