Текст книги "Неожиданный визит"

10

Казалось, бомба разорвалась в комнате.

Ребекка не знала, какой реакции ожидать от Рассела. Ярости, гнева, отвращения? Столько раз они с Артуром представляли сцену этого объяснения, но не могли даже предположить, что это произойдет именно так.

Однако реакция Рассела была совершенно неожиданной. Он был удивлен, но принял слова Артура спокойно. Ребекке сейчас хотелось, чтобы Артур остался и взглянул в глаза брата. В них не было ни ужаса, ни даже осуждения. Но он, открыв Расселу свой секрет, вылетел из комнаты и из дома как ветер. Они слышали, как он пробежал по ступенькам и хлопнул входной дверью. Должно быть, умчался в свое поместье.

Рассел сел в кресло у окна. Казалось, что вся энергия, которая обычно кипела в этом незаурядном человеке, покинула его разом. Кресло было слишком мало для него, он вытянул ноги прямо перед собой, а руки свободно свисали с подлокотников. Со стороны это выглядело так, будто Гулливер сидел в кресле для лилипутов.

Ребекка заняла позицию в другой части комнаты, тихонечко примостившись на диванчике, который ей пришлось предварительно освободить от старых журналов и газет.

Следующие десять минут она только молча наблюдала за ним, оставив его во власти мыслей. Ребекка многое отдала бы, чтобы заглянуть в его голову и узнать, о чем же он думает, но сейчас ей приходилось довольствоваться только своими догадками.

Только когда он поднялся, ей вдруг пришло в голову, что она, может быть, здесь лишняя, может, ее присутствие мешает ему. Что, если ему хотелось побыть одному, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию, отношения с Артуром и еще многое другое?

Она неохотно встала вслед за ним, чувствуя неловкость оттого, что не догадалась уйти сразу же вместе с Артуром, а болталась здесь, как пятое колесо в телеге. Все недоразумения, которые она хотела объяснить ему, ворвавшись сюда четверть часа назад, после заявления Артура уже казались несущественными.

– Куда ты? – спросил он.

– Я думала, что, может быть... – пролепетала она, с трудом подбирая слова. – Я думала, может быть, тебе нужно... Может, ты хочешь побыть один... Я имею в виду, подумать о том, что сказал тебе Артур...

– Я уже подумал. Сядь, – сказал он на удивление спокойным голосом.

Она тут же подчинилась, как механическая кукла, а он подошел и присел на диван рядом.

– Нужно было сразу мне все рассказать, – задумчиво проговорил он. – Еще тогда, в самый первый раз, когда я обвинил тебя в том, что ты – любовница моего брата.

Софа, на которой они сидели, была рассчитана на двух человек небольших габаритов. Он положил руку на спинку дивана и кончики его пальцев почти касались ее волос. Его ноги были всего в нескольких сантиметрах от ее. Это было не самое лучшее место для ведения бесстрастных бесед на какие-либо темы, особенно когда большая часть ее мозга была парализована его соседством.

Комната была погружена в полумрак. Она освещалась только двумя ночниками, от этого атмосфера становилась еще более интимной и тем самым более опасной для ее нервной системы.

– Как я могла... Артур должен был сам все тебе рассказать.

– Теперь многое становится на свои места, – прошептал он, и его бархатный голос окутал ее словно покрывалом.

– О чем ты?

– Многое из прошлого. Почему мы с ним не поговорили раньше?

– Когда же вы могли поговорить? Ведь вы так редко общались друг с другом.

– Да, ты права, – вздохнул он с сожалением.

– Ты жил своей собственной жизнью, а он – своей, – проговорила она.

Рассел, к ее удивлению, не стал с ней спорить. Вместо этого он коснулся пряди ее волос, упавшей на лицо, чем привел Ребекку в замешательство, но прежде чем она смогла отодвинуться, он убрал руку, и она подумала – уж не приснилось ли ей это нежное прикосновение.

– О чем же вы говорили в такое позднее время? О наших с тобой отношениях?

Хорошо, что он не стал обсуждать заявление Артура. Позднее они, наверное, поговорят вдвоем, как братья, когда между близкими людьми нет тем, которые нельзя было бы затронуть. Но сейчас его, видимо, больше беспокоило другое. Она попыталась возразить с былым негодованием.

– Такого понятия как «наши отношения» не существует.

– Еще как существует. Не стоит отрицать очевидное.

Лучше бы он говорил своим обычным голосом, а не этим низким доверительным шепотом, который завораживал и опьянял ее. Он опять коснулся ее волос мимолетным, почти неуловимым жестом, и ее лоб еще долго хранил ощущение его пальцев в том месте, до которого они дотронулись.

– Ну, если вы говорили не о нас, так о чем же? О чем таком важном, что оно не могло подождать до завтра? – пытался выяснить он, не давая ей передышки.

Она быстро посмотрела на Рассела, но не смогла выдержать его пристального взгляда и отвела глаза.

– Мы говорили об искусстве.

– В такое время? – Он недоверчиво засмеялся. – Расскажи это кому-нибудь другому.

– Ты, Рассел Робертс, не являешься центром Вселенной, как это ни прискорбно для тебя, – вспылила она. – Темой разговора могут быть самые разнообразные предметы, к которым ты не имеешь никакого отношения.

Несмотря на ее язвительный тон, он продолжал улыбаться, и ей захотелось сказать ему что-нибудь гадкое, чтобы стереть эту улыбку с его лица. Она могла только догадываться, что он думал о ней – эмоционально неустойчивая женщина настолько обезумела от страсти к нему, что бросилась изливать его брату свою душу, не в силах дождаться утра. Впрочем, так оно и было.

– Интересно, а ты почему это не спишь в такой час, а врываешься в чужие спальни? – язвительно спросила она. – Это, случайно, не приступ ревности?

Внезапная краска, залившая его лицо, была ответом на ее вопрос. Ребекка сразу же замолчала, понимая, что ступила на опасную территорию. Но эта тишина, заполнившая комнату, была так же тревожна, как и пугающая близость Рассела.

– Честно говоря, ты совершенно права. – Он смотрел на нее так, как будто хотел выпить ее глазами. Так, как будто она теперь безраздельно принадлежит ему. Ребекка была не вполне уверена, что это ей нравилось. Чувство собственника имеет много общего со страстью, но не с любовью. – Я был просто вне себя от бешенства. Мне хотелось разорвать Артура на части.

Она поежилась от диких эмоций, прозвучавших в его голосе. Нет, она не даст себя уговорить. Она попыталась приказать себе прислушиваться в первую очередь к разуму, но тепло, разливавшееся по всему ее телу, явно свидетельствовало о том, что у него, этого своевольного тела, как всегда, было свое мнение на этот счет.

Ребекка нервно облизала губы, отвела глаза и опустила свой взор на ковер – самое безопасное место, не вызывающее никаких эмоций.

– Ревность – нездоровое чувство, – прошептала она.

– Но я ведь не последовал своим инстинктам, ты должна оценить хотя бы это.

И вот опять. Опять он гладит ее волосы. Она немного отодвинулась, но его пальцы последовали за ней, и ей не хватило духу снова отстраниться, ведь в глубине души ей нравилось, как он касается ее.

– Ты бы знала, какое облегчение я испытал, когда Артур сделал свое заявление. – Он засмеялся. – Первая мысль, которая пришла мне в голову, была «Слава Богу!». Потому что я больше всего на свете боялся потерять тебя.

Он опять перешел на чувственный шепот.

– Посмотри на меня, мне вовсе не нравится говорить с твоим профилем, каким бы очаровательным он ни был.

– Зачем ты играешь со мной? – сказала Ребекка, поднимая на него глаза.

Он тихо засмеялся, как будто она сказала что-то забавное.

– Нет, что ты. Но если ты хочешь, я могу попробовать.

Не ожидая ее ответа, он обернул прядь ее волос вокруг своего пальца и нежно потянул к себе, затем нагнулся и провел языком по ее губам.

– Вот теперь я играю. Тебе нравится?

А ей-то казалось, что он оставил свои попытки затащить ее в постель, что он уважает принятое ею решение и пользуется своим обаянием только в силу обстоятельств. Теперь она поняла, что он просто поджидал подходящего случая.

Его пальцы скользили по ее щеке, затем спустились к подбородку, исследовали ключицу и задержались у выреза ночной рубашки.

– Не нужно так бояться. – Голос его был низким бархатным и обезоруживающе нежным. – Перестань отгораживаться от меня.

– А почему бы тебе не задуматься о том, что у других людей тоже могут быть чувства? – жалобно спросила она.

– А разве я не об этом же говорю?

Ребекка почувствовала смущение. Ей вовсе не нравилось, как он смотрел на нее – как будто знал что-то такое, что было ей не доступно. Его рука теперь исследовала новую территорию – ее колено, лишь частично прикрытое футболкой, которая служила ей ночной рубашкой.

– Последние несколько недель я потакал твоим капризам, но сейчас пришло время поставить все на свои места.

– Ты потакал моим капризам? – воскликнула она, вне себя от гнева.

Однако ее колено, убаюканное его мягкими движениями, казалось, жило своей отдельной жизнью. Он опять погладил его, не отрывая от нее своего пристального взгляда. Ребекка взглянула на него в ответ без всякого выражения, стараясь не выдавать чувств, поднимающихся в ней.

– Я хотел, чтобы ты сама разобралась со своими проблемами.

– С моими проблемами?

– Не повторяй все, что я говорю, а то ты становишься похожа на попугая.

– Тогда ты выражайся яснее, – рассердилась она. – Я совершенно не понимаю, что ты имеешь в виду. Что это значит – «Я хотел, чтобы ты сама разобралась со своими проблемами»?

– Я знал, что ты не готова к серьезным отношениям. – Он сказал это медленно, а тем временем его рука поднялась немного выше ее колена, и она почувствовала, как у нее перехватило дыхание. – Я это понял сразу, как только увидел тебя, и чем больше я тебя узнавал, тем яснее мне это становилось. Какая-то часть тебя хотела быть со мной, а другая – ужасно хотела убежать. Когда ты рассказала мне о том, что случилось с твоим братом, я понял, в чем причина этого.

Откуда он все это узнал? Ведь она никогда ему об этом не рассказывала. Но внутренний голос где-то там внутри прошептал – просто он тебя понимает.

– Давай закончим этот разговор, – произнесла она тихим неуверенным голосом, который он, казалось, вовсе не услышал.

– Я хочу узнать твое решение. Собираешься ты выходить за меня замуж или нет? Если мы поженимся, то я останусь здесь, но мне нужно решить некоторые вопросы, связанные с работой.

– Но почему ты выбрал именно меня? – спросила она, как ей показалось, достаточно искусно уклоняясь от ответа. – И в Париже, и в Сан-Франциско полно молодых девушек, которые с радостью согласятся играть роль хозяйки на твоих домашних вечерах. Походи и подбери себе кого-нибудь.

– Дело в том, – доверительно сообщил он, – что мне совершенно не хочется быть ни с кем из них. Мне хорошо в постели только с тобой, как я вдруг обнаружил.

– Ну вот, опять мы пришли к тому, с чего начали, – ощетинилась она.

– Вовсе нет, мы пришли к предложению брака. Так ты выйдешь за меня?

– Только потому, что тебе хочется лечь со мной в постель? Ты очень щедр. Ты готов платить такую цену только за то, чтобы переспать с кем-то, кто надоест тебе через несколько месяцев? – Ребекке хотелось наказать себя за то, что ей так хочется принять его предложение, хотя ее внутренний голос убеждал ее, что из этого не выйдет ничего хорошего.

– Вовсе не такая большая цена за женщину, которая любит тебя.

От его замечания она вздрогнула, поспешно освободила от его руки свое разомлевшее колено и нервно натянула на него рубашку.

– С чего это ты взял, что я... – Она выдавила из себя смешок. – Ты что, с ума сошел?

– Признайся честно, дорогая.

– Ты похож на шулера, который прячет в рукаве козырную карту, – выкрикнула Ребекка, быстро вставая на ноги. Она постаралась поскорее отойти подальше, натыкаясь на мебель, но не отрывая глаз от него. – Ты уверен в том, что всегда сможешь получить то, что захочешь? Послушай меня. Да, я люблю тебя, и именно поэтому я не собираюсь спать с тобой и уж совершенно точно – не собираюсь за тебя замуж.

Все ее прежние решения были забыты. Чувствуя себя униженной и разгневанной, она теперь даже и представить не могла, как она могла раздумывать о том, принимать его предложение или отказать. Должно быть, она совсем сошла с ума.

– Ты большой специалист в этом, да? Соблазняешь женщин, и они по уши в тебя влюбляются. – Она перевела дух и скрестила руки на груди. – Лезешь в душу до тех пор, пока женщина не может думать ни о ком, кроме тебя, а потом выбрасываешь ее как старую туфлю. Это придает твоей жизни остроту ощущений?

Она кричала так громко, что ее голос, должно быть, разносился по всему дому, и если бы Артур не убежал, то сейчас бы он непременно ворвался в комнату с мыслью, что здесь совершается убийство. Но она ничего не могла поделать с собой. Она не могла справиться со своими эмоциями, которые были такими дикими и сильными, что она не смогла бы говорить более тихим голосом, даже если бы и захотела.

Рассел поднялся и подошел к ней. Она тут же вспомнила, что в детстве они с Питом любили драться на кулачках. Пусть только попробует посмеяться над ней, тогда он узнает, с кем связался. Она сжала кулаки, и все мышцы ее тела напряглись.

Неожиданно он улыбнулся спокойной нежной улыбкой, к которой она отнеслась с двойным недоверием, хотя ей так и захотелось открыться ему навстречу. А потом он обвил ее руками и прижался щекой к ее волосам.

– Вот за это я люблю тебя больше всего. Люблю... Ты такая неожиданная, хрупкая и страстная. В тебе еще много всего намешано, но я просто не могу выразить это словами, – прошептал он ей на ухо.

Расселу казалось, что с его сердца свалился огромный камень. Да, он наконец сумел признаться самому себе, что любит Ребекку. Он мечтал прикоснуться к ней, увидеть ее улыбку, приласкать и вдохнуть ее запах.

Какое-то мгновение она стояла смирно, а затем запротестовала высоким срывающимся голосом:

– Я тебе не верю.

– Обними меня, любовь моя.

Она положила ему руки на плечи, но с некоторым колебанием.

– Все равно не верю.

Но, может, она все-таки ошибается? Он ласково гладил ее по волосам, и она почувствовала прикосновение его губ к своей макушке.

– А почему ты сразу не сказал мне о своей любви, – спросила она недоверчиво. – Почему заставил терзаться и мучиться?

– Я боялся, вдруг ты опять обвинишь меня в том, что я это говорю специально для того, чтобы уложить тебя в постель или уговорить выйти замуж... Ты ведь и сейчас так думаешь, да?

Он на секунду отодвинул ее от себя, чтобы взглянуть в ее глаза. Его захлестнуло желание защищать эту женщину, которая так потрясла его. Он готов был сделать все, что в его силах, чтобы оградить ее от любых неприятностей.

– Я думаю, что влюбился в тебя еще до того, как мы поехали в поместье, хотя и не признавался себе в этом. В холостяцкой жизни много приятных моментов, и я не хотел оставлять ее без боя. Но я никогда не представлял себе, что буду так увлечен женщиной, что стану делать все возможное, чтобы удержать ее. Я чувствовал, что не безразличен тебе, но боялся, что ты сбежишь, как только: тебе представится удобный момент. Поэтому действовал аккуратно и осторожно.

Ребекка чувствовала теперь, что абсолютно счастлива. Она не испытывала такого никогда еще, но надеялась, что привыкнет к этому состоянию без особого труда.

– Я не торопился с признанием в любви, потому что во мне жил какой-то подростковый страх, что ты мне откажешь. Когда ты сказала, что собираешься съехать из нашего дома, как только мы вернемся в Париж, я был до того напуган, что сделал совершенно невероятную вещь. Всю свою жизнь я избегал газет и газетчиков, старался сохранить свою частную жизнь от их вмешательства. А тут я позвонил одному знакомому журналисту и сказал ему, что я помолвлен.

– Не может быть...

Она была так поражена услышанным, что не могла прийти в себя.

– Я был в отчаянии и тянул время. Мне хотелось узнать, что же на самом деле ты чувствуешь ко мне. Я надеялся, что ты тоже разберешься в своих чувствах.

Ребекка увидела в его глазах свое отражение, в глазах, которые когда-то казались ей темными и таинственными. Теперь же она видела в них только теплоту и горячее, отчаянное желание.

Он провел рукой по ее волосам, пропустил прядки между пальцами, потом вдруг сжал их в кулак и откинул ей голову назад. Желание настигло его так внезапно и было таким острым, что у него вырвалось яростное проклятие за мгновение до того, как он прильнул к ее рту.

В этом поцелуе не было теплоты и нежности. Только жажда. Жажда настолько сильная, желание настолько жгучее, что они оба были потрясены.

– Боже милостивый, – пробормотал он, прижавшись губами к ее шее. – Я хочу тебя, Ребекка. Сейчас.

Его руки потянулись к ее рубашке. Он хотел быть нежным, но время нежности прошло. Тонкая ткань рвалась под его нетерпеливыми руками, но ему было уже все равно. Его губы следовали за неуемными пальцами, пока он стаскивал ее одежду, обнажая молочно-белое тело.

Рассел услышал, как ахнула Ребекка, и почувствовал, как и ее пальцы рванули пуговицы его рубашки. В дрожащем свете ночника она была так прекрасна, что у него перехватило дыхание. Он осыпал горячими поцелуями ее поднятое к нему лицо и слушал тихие стоны отчаяния, пока она пыталась до конца раздеть его. Их пальцы переплелись, они вместе принялись за его одежду, которая в конце концов оказалась на полу.

Губы Рассела впивались в ее рот, требовательные, властные. С каждым новым поцелуем он заставлял ее отступать, и она отдавалась наслаждению от его прикосновений.

Ребекка со стоном прошептала его имя. Рассел опустил ее на ковер и лег рядом. Желание овладеть ею здесь и сейчас жгло его, как лихорадка. Но когда ее губы доверчиво потянулись к нему, он поклялся действовать помедленнее, насладиться каждым драгоценным мгновением, проведенным вместе с ней.

Он начал исследовать ее тело губами и кончиками пальцев, а она лежала, мягкая и податливая, под ним. Купаясь в блаженстве, она вздыхала, когда он медленно проводил пальцами по ключице и потом повторял тот же путь губами. Спускаясь ниже, он обвел губами нежную грудь, охватил ее ладонью, а потом попробовал языком сосок.

Рассел пировал, словно умирающий с голоду на нечаянном банкете, но чем больше насыщался, тем больше его мучил голод. Он понял, что никогда ею не насытится.

Тело Ребекки пылало. С каждым прикосновением, с каждым движением его рук и губ она чувствовала, как вздымается внутри язык пламени, растет желание, пока всю ее не поглотил огонь.

Он услышал ее короткий всхлип, и рот его скользнул ниже, потом еще ниже, пока он губами, языком и кончиками пальцев не довел ее до первой вершины.

Ребекка выгнулась дугой, пальцы ее сжимали одежду, беспорядочной грудой лежащую под ней, глаза затуманились страстью. Жар пожирал ее тело. Сотни неизведанных ощущений пробегали по нему. Эти чувства были такими новыми, такими неожиданными... Он не дал ей времени прийти в себя и снова повел к головокружительной высоте.

В его объятиях она слушала симфонию наслаждения, заглушающую все звуки мира.

Рассел накрыл ее губы своим ртом, а тело – своим телом, остановив пробегавшую по нему дрожь. Ребекка, задыхаясь, выгнулась под ним, ее тело молило о завершении. Но он все еще ждал, твердо решив довести ее до того же безумия, которое пожирало его самого.

– Пожалуйста, Рассел, – задыхаясь, прошептала Ребекка. – Люби меня. Сейчас.

Но он повел ее еще выше. Он хотел заставить ее потерять последние крупицы самообладания. Ему необходимо было сделать ее своей до конца.

Ее пальцы вцепились в его спину, ногти вонзились в тело... А он продолжал подводить ее все ближе к краю безумия, не давая того освобождения, к которому она стремилась.

Кожа Ребекки стала влажной от пота. Жар струился из ее тела к его телу. Он услышал ее мольбу, хотя слов уже нельзя было разобрать.

Она принадлежит мне, подумал Рассел, поднимаясь над ней. Мне! Он точно знал, что ни один мужчина еще не доводил ее до таких высот.

– Скажи мне, Ребекка. Скажи, что хочешь меня.

В тусклом свете лицо ее было скрыто тенью. Ее глаза открылись. Они были затуманены страстью, веки отяжелели от желания.

– Хочу, Рассел. Я тебя хочу. Только тебя. Всегда!

Желание раздирало его. Он больше не мог ждать.

Когда он овладел Ребеккой, то был поражен ее силой. Она окутала его собой, двигалась в том же безумном ритме, поднималась вместе с ним все выше и выше, пока они не прикоснулись к звездам, которые рассыпались миллионами сверкающих искр.

ЭПИЛОГ

Что за изумительная ночь! Их разговор утихал и возобновлялся вновь, словно морской прибой. Они разговаривали друг с другом по-новому, забыв про сдержанность и притворство, про поддразнивания, которые раньше маскировали их взаимное влечение. Ребекка задавала Расселу бесчисленные вопросы о его жизни, с удивлением обнаружив, как ей это интересно.

Ребекке и Расселу казалось, что перед ними распахнулся невидимый занавес и открылся новый, незнакомый мир, щедро, как из рога изобилия осыпавший их неведомыми прежде радостями. Волшебным образом с них слетело все наносное, и они снова превратились в любопытных детей.

Всю ночь они узнавали друг друга свободно и самозабвенно, что доступно только истинно страстным любовникам. Они поочередно становились то грубыми, то нежными, открывая для себя новые, неизведанные источники наслаждения. Один раз она разрыдалась, но его тревога развеялась, когда она сказала, что просто ее переполняют новые незнакомые ощущения.

Ребекке казалось, что каждая клеточка ее тела ликовала от счастья. У нее было такое ощущение, что между его и ее кожей не существует никакой преграды, как нет ее между их мыслями и душами. Ничего подобного она в прошлом не испытывала – чувство блаженства и радости было всеохватывающим, абсолютным.

Она легонько поцеловала его в уголок рта и прошептала:

– Это и называется блаженством, да?

– Это называется любовью, – шепнул он в ответ и снова принялся ее ласкать.

Но Ребекка, рассмеявшись, удержала его руки.

– Дорогой, – сказала она прерывающимся от волнения голосом, – не остановишься ли ты хоть на минуту, чтобы я могла принять твое предложение?

Рассел почувствовал огромное облегчение, ему очень хотелось тут же обнять ее и расцеловать. Однако он не мог удержаться, чтобы немного не подурачиться.

– Предложение? – переспросил он с постной миной. – О каком предложении идет речь? Ах, да! Мне нужна добрая женщина, желательно миловидная, которая стирала бы мне носки, готовила обед и содержала в порядке дом...

Жаркий поцелуй Ребекки не дал ему закончить перечень требований. Тогда он сел и достал из кармана рубашки, смятой их жаркими телами, маленькую бархатную коробочку.

– Похоже, я все делаю задом наперед.

Он поднял крышку коробочки, в которой лежало необыкновенной красоты кольцо из белого золота с большим круглым бриллиантом и двумя продолговатыми, поменьше, обрамляющими центральный камень. Все три бриллианта были оправлены в желтое золото.

Рассел взял руку Ребекки и надел кольцо ей на палец.

– Я хочу, чтобы ты носила это, любовь моя. Не ради обмана. Я хочу, чтобы ты носила его, как моя жена. Сейчас и всегда, до конца наших дней.