Текст книги "Опасные тайны"

– Я не хочу оставлять тебя здесь одну.

– Я не одна. Здесь есть Гейб, Моисей, Боггс. – Она бросила взгляд назад, где под унылым дождем стоял убитый горем старый конюх. – К чему тебе оставаться, когда ты так расстроена? Возвращайся в «Три ивы», прими горячую ванну и ложись. Я зайду к тебе, как только вернусь. – Она наклонилась к матери и добавила чуть более мягко: – Кроме того, я не хочу, чтобы Чен оставался здесь. Если попросить его отвезти тебя, то он будет считать, что поступил как настоящий мужчина.

– Хорошо. – Проклиная себя за слабость, Наоми тяжело поднялась. – Хорошо, – повторила она, – я поеду. Мое присутствие на месте преступления ничему не поможет, а только вызовет лишние кривотолки. Только, пожалуйста, не задерживайся здесь дольше, чем необходимо.

– Конечно. Не беспокойся.

Оставшись в одиночестве, Келси опустилась на бочку, с которой только что встала Наоми, и приготовилась ждать.

Ждать ей пришлось совсем недолго. Из ворот конюшни выступил полицейский сержант в форме и, оглядев молчаливые группки людей, остановил свой взгляд на ней.

– Мисс Байден? Келси Байден?

– Да.

– Лейтенант хочет с вами поговорить. Пройдите, пожалуйста, внутрь.

– Иду. – Не обращая внимания на недоуменные взгляды, она слезла с бочки.

В конюшне все происходило так, как это описано в детективных романах, – обычная рутина, сопровождающая насильственную смерть. Полицейский фотограф, сверкая вспышкой, делал последние снимки, желтая заградительная лента была натянута поперек прохода в дальнем конце конюшни.

Гейб увидел ее, и его глаза сверкнули.

– Я же сказал, что тебе не обязательно оставаться здесь.

– Вы вместе нашли тело?

Лейтенант Росси перешагнул через ленту и кивнул Келси. Он был ветераном полицейского управления округа с двадцатью годами беспорочной службы за плечами. Мужественное, суровое лицо его было довольно красивым, глаза – зоркими и внимательными. Густые черные волосы, тронутые благородной сединой, были еще одним из многочисленных достоинств Росси. Лейтенант был вскормлен витаминами, фруктовыми соками и продуктами с низким содержанием холестерина и закален регулярными физическими упражнениями – Росси считал, что, несмотря на то что большую часть своего рабочего времени он проводит за столом, это не дает ему права распускаться. Кроме того, он любил свою работу, с удовольствием занимался заурядными делами и ненавидел убийства.

– Спасибо, что подождали, мисс Байден.

– Мне хотелось помочь вам… сделать все, что в моих силах.

– Очень любезно с вашей стороны. А теперь расскажите мне, что вы делали сегодня утром. Вы, видимо, приехали сюда еще до рассвета?

– Да, почти что так… – Келси рассказала лейтенанту все, что она запомнила, начиная с разгрузки лошадей и утренней проминки. – Потом мы некоторое время оставались возле скакового круга. Мой сводный брат… он впервые попал на ипподром, и ему все было интересно. Мы решили показать ему, как лошадей готовят к выводке и старту.

– Во сколько примерно это было?

– Около полудня. Между десятью и двенадцатью здесь мало что происходит. У конюшни мы увидели Гейба… мистера Слейтера, который разговаривал со своим тренером, и вместе пошли к лошадям.

Она бросила взгляд через плечо лейтенанта, чтобы найти Гейба, и с ужасом увидела, как двое санитаров выносят на носилках блестящий пластиковый мешок. Должно быть, она сильно побледнела, поскольку Гейб с проклятьем поднырнул под желтую ленту и выпрямился, пытаясь загородить собой носилки.

– Совсем не обязательно было устраивать допрос здесь и сейчас, лейтенант, – сердито проворчал он.

– Нет, ничего… – Келси закусила губу, пытаясь справиться с тошнотой, подступившей к горлу. – Я хотела бы пройти через это как можно скорее.

– Я высоко ценю вашу помощь, мисс. Итак, вы увидели мистера Слейтера у конюшен…

– Да, почти. Мы вместе прошли несколько ярдов и все время подначивали друг друга, потому что наши лошади должны были участвовать в одном заезде. Потом я пошла с Гейбом, чтобы взглянуть на его вороного, а моя мать и брат шли чуть сзади.

– Ваша мать?

– Да. Собственно говоря, это ее жеребец должен был гоняться с вороным мистера Слейтера. Она – хозяйка фермы «Три ивы», Наоми Чедвик.

– Чедвик? – При звуке этого имени в голове лейтенанта что-то отозвалось, какие-то давние воспоминания, но он не стал на них останавливаться. – Значит, вас было четверо?

– Да, только Наоми с Ченнингом шли позади нас. И они подошли к боксу, когда… только когда мы увидели, что́ произошло. Мы с Гейбом заметили царапину на левом боку коня почти одновременно. Он вошел внутрь, стараясь загородить проход, но я волновалась за Дубля, поэтому пошла следом. Потом я увидела на полу кровь и… тело. Дубль испугался и начал свечи́ть, так что мне пришлось держать его, а тут и Наоми с Ченнингом подоспели. Наоми сразу ушла, чтобы вызвать «Скорую помощь», а Ченнинг бросился к убитому. Наверное, он думал, что ему еще можно помочь. Мне показалось – нам всем показалось, – что Мика убила лошадь, но тут Гейб перевернул его, и мы увидели… – Келси подумала, что никогда не забудет того, что́ она увидела. – …Мы увидели, что это не лошадь, и Гейб послал Ченнинга за полицией.

– И вблизи конюшен никого не было, когда вы с мистером Слейтером вошли?

– Нет. Во всяком случае, я никого не заметила. Несомненно, внутри был кое-кто из грумов, хотя готовить лошадей к выводке было еще рано.

– Вы знали убитого, мисс Байден?

– Нет, но ведь я приехала в «Три ивы» всего несколько недель назад.

– Вы живете не здесь?

– Нет, в Мериленде. На ферму я приехала погостить.

– Тогда мне понадобится ваш постоянный адрес. Для протокола.

Келси продиктовала ему адрес, Росси записал его и спрятал свой блокнот.

– Спасибо, что уделили мне время, мисс Байден. А теперь я хотел бы поговорить с вашим сводным братом и с вашей матерью.

– Я велела Ченнингу отвезти маму домой. Она была очень расстроена. – Говоря это, Келси непроизвольно изменила позу, выпрямив спину и расставив чуть шире ноги. – Во всяком случае, они оба были со мной все утро и не могли видеть ничего такого, чего бы я не заметила.

– Вы даже не можете себе представить, сколько интересного один человек замечает там, где другой не видит ничего особенного. – Полицейский покачал головой. – Но все равно – спасибо.

Он повернулся к Келси спиной, и она поняла, что может идти. Росси тем временем обратился к Гейбу:

– Судя по информации, которой я располагаю, последним человеком, который разговаривал с убитым, может быть некто Боггс. Он тоже работает у вас?

– Он работает в «Трех ивах».

– Боггс снаружи, – подсказала Келси. – Я могу сказать ему, чтобы пришел сюда.

И она поспешила на улицу, стараясь как можно скорее оказаться подальше от пронзительных глаз лейтенанта и вопросов, задаваемых профессионально-спокойным тоном. Боггс стоял на том же самом месте, где она видела его в последний раз, стоял под дождем и мок.

– Лейтенант Росси хочет поговорить с тобой. – Келси ласково взяла старого конюха за руки, тщетно стараясь отогреть их между своих ладоней. – Мне очень жаль, Боггс.

– Мы с ним разговаривали… буквально перед этим. Просто сидели и разговаривали. Договорились перекинуться в картишки сегодняшним вечером… – По лицу Боггса потекли, смешиваясь с дождем, крупные слезы. – Кто с ним такое сотворил, мисс Келси? Кто убил старину Мика?

– Я не знаю, Боггс. Пойдем, я тебя провожу. – Она обхватила старого конюха за плечи и повела к дверям конюшни.

– У него ведь никакой семьи нет, мисс Келси. И никогда не было. Сестра Мика… жива ли она? Он не видел ее лет двенадцать. Мне придется позаботиться о нем, мисс Келси, проследить, чтобы его похоронили честь по чести.

– Я сам прослежу за этим, Боггс. – Гейб вышел из ворот конюшни, остановив их на самом пороге. – Ты только скажи мне, что нужно сделать, и мы все устроим.

Боггс громко шмыгнул носом и кивнул. Это казалось ему справедливым.

– Он всегда думал о вас хорошо, мистер Слейтер.

– Я тоже высоко его ценил. Найди меня, как только будешь свободен. Мы все обговорим.

– Мик был бы очень благодарен. – Низко опустив голову, Боггс вошел в конюшню.

– Лейтенант сказал, что ты можешь идти. – Гейб взял Келси за руку и развернул лицом в противоположную от конюшен сторону. – Идем, я отвезу тебя домой.

– Я должна дождаться Боггса. Не стоит оставлять его одного в таком состоянии.

– Моисей о нем позаботится. Я хочу увезти тебя отсюда, Келси. Подальше.

– Не получится. Я уже увязла во всем этом, да и ты тоже.

– Я – совсем другое дело. – Он буквально потащил ее за собой по грязному паддоку. – Этот бокс – мой, лошадь тоже моя, и Мик – черт возьми! – Мик тоже был моим конюхом.

– Потише! – Келси уперлась каблуками в землю и схватила Гейба за рукав.

В конюшне он не позволил себе проявить никаких эмоций, кроме, может быть, одной или двух вспышек, но теперь чувства жгли его с такой силой, что он готов был взорваться. Келси поняла это по взгляду Гейба. Его глаза больше не были холодными, непроницаемыми глазами игрока: горячее, смертельно опасное пламя пылало в них.

– Ты сейчас же уедешь отсюда и впредь будешь держаться подальше, – заявил он.

Келси могла бы поспорить, могла бы попытаться вырваться, но она сдержалась. Только когда они дошли до машины, она вдруг повернулась и обняла Гейба обеими руками.

– Не делай этого… – прошептала она.

Гейб остался напряженным, готовым в любую секунду отпрянуть и затолкать ее в машину.

– Не делать чего?

– Не вини себя, Гейб.

– Кого же еще мне винить? – Голос его остался таким же властным, но тело расслабилось, и Келси теснее прильнула к нему, а он прижался лицом к ее влажным волосам. – Кого же мне еще винить, Келси? Он же защищал мою лошадь.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую. – Гейб отстранил ее, не выпуская, впрочем, из рук, и Келси увидела, что глаза его стали немного спокойнее и мягче. Но что-то происходило в их голубой прохладной глубине – что-то такое, что она вся затрепетала. – И я найду того, кто убил Мика. Чего бы это ни стоило…

– Полиция…

– …сама по себе, а я – сам по себе.

10

Даже смерть не могла изменить заведенный на конеферме порядок. Ни смерть лошади, ни смерть человека. Утренние тренировки все так же начинались с рассветом, шла своим чередом подготовка к предстоящим скачкам, ежедневная рутинная работа по уходу за лошадьми, как то: снимание попон, чистка, бинтование конечностей, кормление, уборка и прочее – тоже не могла остановиться ни на один день. Возможно, на восходе солнца работники у паддоков и загонов все же судачили об убийстве старины Мика, но жизнь продолжалась в прежнем темпе. И иначе просто не могло быть.

На ферме была кобыла с экземой, был полуторагодовалый жеребенок, который упорно отказывался ходить под седлом, был двухлетка, которого следовало готовить к первой скачке. Горевать и сплетничать можно было, лишь заполняя кормушки овсом и выгуливая разгоряченных работой скакунов.

– Хотите почистить Гордость Виргинии, раз он остыл, мисс Келси? – Боггс, с черными кругами под глазами и осунувшимся лицом, тем не менее приступил к исполнению своих обязанностей. Как будто ничего не произошло. – Он любит, когда вы это делаете. – Старый конюх вручил Келси вожжи.

– Хорошо, Боггс. – Келси легко прикоснулась к его твердой, узловатой руке. – Я могу чем-нибудь помочь?

Его взгляд ушел в сторону и остановился на чем-то глубоко личном, что ей не дано было видеть.

– Да нет, мисс Келси, ничем тут не поможешь. Только неправильно все это, мисс Келси. Ей-богу, неправильно!

Келси почувствовала, что не может просто так отвернуться и пойти прочь.

– Может быть, ты постоишь рядом, пока я буду работать? Я все еще волнуюсь, когда мне приходится чистить победителя ближайшего дерби.

Они оба знали, что это просто отговорка. Тем не менее Боггс кивнул и зашагал с ней к деннику. С неба снова сыпался дождь, затяжной, бесконечный дождь, омрачивший и без того невеселый вчерашний полдень. Время близилось к десяти утра, но над фермой по-прежнему висел плотный туман.

В конюшне кипела работа. Мальчики меняли подстилки, и в воздухе сильно пахло прелой соломой, навозом, мокрой глиной.

У денника Кори Келси задержалась, снова передав поводья Боггсу.

– Одну минутку, ладно? – С этими словами она достала из заднего кармана морковку и, протягивая ее кобыле, потрепала ее по мягким ушам. – Ну вот и я, старушка. Ты ведь не думаешь, что я о тебе забыла?

Кобыла захрустела, потом изогнула шею и потрогала губами плечо Келси, словно отвечая на ласку, а та, нимало не смущаясь присутствием Боггса, завершила ставший традиционным ритуал привычным поцелуем в морду лошади.

– Надо мной уже достаточно смеялись за стремление утвердить равноправие женщин, – сказала она и, в последний раз хлопнув ладонью по шее лошади, повернулась к Боггсу. – Возможно, я просто влюбилась в лошадей, но я не раз ловила конюхов-мужчин на том, что они балуют своих подопечных.

– Ваш дед очень любил эту кобылу. – Боггс ввел Гордость Виргинии в денник, который Келси уже очистила от навоза и грязной ночной соломы, заменив ее новой. – Каждый день он тайком приносил ей кусочек сахара. Мы все делали вид, будто ничего не замечаем.

– Каким он был, Боггс?

– Хороший человек. Справедливый. Правда, характер у него был… Взрывался, как порох. – За разговором Боггс привычно обежал глазами денник и отметил, что Келси не забыла налить свежей воды в поилку и вычистила решетку. Это были его обязанности, но с некоторых пор он разделял их с Келси, как разделял и жеребца.

– Он терпеть не мог лентяев, но коли ты нормально выполнял свою работу, то платил он хорошо и вовремя. Я точно знаю, что однажды старый мистер Чедвик всю ночь просидел с больной кобылой, а в другой раз уволил человека за небрежную уборку. Прямо на месте и уволил.

Келси присела на корточки и провела ладонями по передним ногам жеребца, проверяя, нет ли ран или опухолей. Бинты, намотанные на пясти лошади, Боггс уже снял, выстирал и повесил сушиться, прикрепив бельевыми прищепками, которые обычно носил на правой штанине.

– Похоже, что с ним было нелегко сработаться, – заметила Келси и, удовлетворенная, прошлась по шкуре жеребца пучком соломы, удаляя дождевые капли.

– Никаких проблем, если выполнять все, для чего тебя наняли. – Боггс с легкой ревностью следил за тем, как Келси берет в руки жесткую щетку. – У вас есть подход, мисс Келси, – промолвил он через пару минут.

– Мне кажется, что я занималась этим всю жизнь. – Келси пробормотала несколько ласковых слов и погладила жеребца, который, будучи, как все аристократы, существом весьма тонко организованным, слегка волновался и дичился. – Он сегодня что-то нервничает.

– Не нервничает. Просто в мыслях он уже стоит в стартовых воротах.

Келси продолжала обрабатывать спину, брюхо и щетки жеребца, удаляя присохшую глину.

– Мне сказали, что вчера он отлично прошел круг. – Она отложила щетку и взяла крючок для расчистки копыт. – Как подумаешь о скачках и секундах после вчерашнего – просто мороз по коже.

– Иначе и быть не может.

– Вы с ним долго были знакомы?

– Лет сорок… – Боггс достал жестянку с табаком и отправил в рот кусок жвачки. – Когда я пришел наниматься на работу, Мик был уже опытным конюхом.

– Мне еще не приходилось терять близких людей… – Келси подумала о Наоми, но решила, что это не считается, поскольку, как ни старалась, не могла припомнить горя, пережитого в возрасте трех лет. – Но все равно мне кажется, что я понимаю твои чувства. И если тебе захочется взять небольшой отпуск, Наоми наверняка не будет возражать.

– Да нет, в «Трех ивах» мне спокойнее. Вся жизнь, почитай, здесь прошла. А этот-то, полицейский… в нем что-то есть. Думаю, он найдет того, кто сделал это с Миком.

Келси намочила губку и протерла жеребцу уголки глаз. Ей нравилось, как Горди косится на нее; во взгляде жеребца Келси чудились доверие и понимание, которые понемногу устанавливались между ними.

– Это лейтенант Росси? Мне он не понравился, сама не знаю почему.

– Кровь у него холодная. А может, это и хорошо? Пораскинет мозгами и потихоньку, шаг за шагом, размотает этот клубок.

Келси отложила губку и взяла мягкую щетку и скребницу. Она хорошо помнила пламя, пылавшее в глазах Гейба. Должно быть, он хотел отомстить, решила она. Келси не осуждала Гейба, напротив, она почти разделяла его чувства.

– И тебе этого достаточно?

– Чего ж больше-то?

– А-а, вот вы где! – Незаметно подошедший Ченнинг облокотился на дверцу денника. Некоторое время он следил за руками Келси, за ее уверенными движениями, с уважением поглядывая на развившиеся за последнее время мускулы на плечах и спине. – Похоже, ты ловко с ним справляешься, – изрек он наконец.

– А то как же! – Келси поймала себя на том, что похвала Ченнинга ей приятна. – Почему ты не вышел к завтраку?

– Проспал. – Его улыбка была скорее озорной, чем виноватой. – Мои внутренние часы никак не приспособятся к завтракам в пять утра. Послушай, Кел, Мэтт снова здесь, и я хочу поехать с ним. У него есть несколько вызовов на дом. То есть – на конюшню.

– Желаю приятно провести время.

Ченнинг немного помялся.

– У тебя точно все в порядке?

– Разумеется.

– Я вернусь через пару часов. Кстати, Мо просил тебе передать, чтобы ты шла работать с лонжей.

– Рабовладелец! – сквозь зубы пробормотала Келси и добавила: – Приду, как только закончу.

Для мрачных раздумий времени совсем не оставалось. На тщательную уборку лошади опытному конюху требовался час, а Келси пока справлялась за час с четвертью. Потом наступило время полуденной дачи корма: овес, отруби, орехи – все это Келси тщательно взвесила, чтобы смешать в определенных пропорциях, всыпала столовую ложку соли и добавила витаминный концентрат. Кроме того, Горди был весьма неравнодушен к финикам, и Келси сдобрила корм патокой, чтобы подсластить блюдо.

«Надо будет угостить жеребца яблочком», – решила она, выпрямляя ноющую спину и машинально вытирая руки о джинсы. И не для того, чтобы лишний раз его побаловать. Моисей как-то объяснял ей, что лошадиный корм, как правило, слишком сух, поэтому сочные плоды необходимы животным как обязательная добавка к пище. Гордость Виргинии предпочитал моркови яблоки. Особенно ему нравились сочные плоды сорта Грэнни Смит.

– Ну вот, Горди, теперь у тебя все есть, – пробормотала Келси, вываливая в кормушку подготовленную смесь. – Ешь, слышишь?

Гордость Виргинии принялся жевать, кося на Келси большим умным глазом.

– Тебе придется много работать, солнышко, – продолжала Келси. – А значит, надо питаться как следует. Небось хочется постоять на площадке для победителей в попоне, расшитой красными розами?

Конь фыркнул и тряхнул головой, что Келси перевела на человеческий язык как пожатие плечами. Негромко засмеявшись, она в последний раз похлопала его по спине.

– Меня не проведешь, дружок. Ты хочешь этого не меньше нашего.

Разминая плечи, Келси вышла из конюшни, чтобы взяться за новую работу.

Она, разумеется, не считала, что Моисей реализует свои тайные садистские комплексы, заставляя ее трудиться в поте лица с раннего утра и до самого вечера, однако от этого ей было нисколько не легче. К трем часам пополудни ее окрепшие за последнее время мускулы уже болели всерьез, вся она была покрыта грязью, а организм посылал отчаянные сигналы, требуя топлива.

Тщательно очистив башмаки от грязи, Келси прошла в дом через кухню и направилась прямо к холодильнику. Увидев жареного цыпленка, она аж застонала от удовольствия и торопливо вытащила всю сковородку.

Она как раз жевала ножку, когда в кухню вошла Герти.

– Мисс Келси! – возмущенно воскликнула она при виде своего любимого чада, которое, стоя в грязных джинсах у разделочного стола, торопливо и жадно насыщалось. – Да что же это такое!

И она ринулась к буфету за тарелками и столовым прибором.

– Ничего, – пробормотала Келси невнятно. – Замечательный цыпленок. В жизни не ела ничего подобного! Между прочим, это уже второй кусок.

– Сядь ты за стол, я дам тебе поесть.

– Нет, в самом деле не надо. – Келси подумала, что порой манеры и этикет не имеют никакого значения, и снова куснула цыплячью ножку. – Я слишком грязная, чтобы на чем-либо сидеть, и слишком хочу есть, чтобы почиститься как следует. Знаешь, Герти, я прослушала три разных курса для домашних хозяек, в том числе и в «Кордон Блю», но такого цыпленка мне в жизни не приготовить!

Польщенная Герти скромно потупилась и махнула рукой:

– Да ну, что ты… Приготовишь, еще получше выйдет. Это еще моей мамы рецепт. Я тебе как-нибудь покажу.

– Нет, это просто великолепно, – не успокаивалась Келси. – Этой цыплячьей ножке я готова сложить панегирик. – Заметив недоуменный взгляд Герти, Келси расхохоталась и пояснила: – Это такие хвалебные стихи, Герти. Уж больно цыпленок удался.

– Ну-ну, ты все дразнишь меня… – Герти покраснела, как божья коровка, и налила Келси стакан молока. – Совсем как этот твой братец. Можно подумать, что он ни разу в жизни не пробовал домашней пищи.

– Он, должно быть, совершенно тебя очаровал.

– Мне нравятся люди с нормальным аппетитом.

– Этого у него не отнимешь. – «И у меня тоже», – подумала Келси, борясь с искушением взять третий кусок. – А где Наоми?

– Ей пришлось уйти.

– Гм-м…

Итак, они здесь одни, подумала Келси. Нужно воспользоваться представившейся возможностью и задать Герти несколько вопросов.

– Мне хотелось бы побольше узнать о той ночи, Герти, – проговорила она. – Когда Алек Бредли был здесь в последний раз.

Лицо Герти сразу стало серьезным.

– Давно это было… Было, да прошло.

– Тебя не было дома, верно? – вкрадчиво поинтересовалась Келси.

– Нет. – Герти взяла в руки посудное полотенце и принялась перетирать и без того чистые стаканы. – И я каждый день себя за это проклинаю. Мы с мамой, как назло, отправились в тот день в кино, а потом ели дома пиццу, пока мисс Наоми была одна-одинешенька с этим человеком.

– Ты его недолюбливала?

– Пф-ф! – фыркнула Герти, швыряя полотенце на плиту. – Скользкий он был. Как слизняк. Кажется – дотронешься и сам перемажешься в этом… в этой слизи. У мисс Наоми не могло быть никаких дел с такими типами, как он, – отчеканила она.

– Тогда почему, как ты думаешь, мама… общалась с ним?

– Причины, должно быть, у нее были. У нее, у мисс Наоми-то, упрямства хоть отбавляй. Я вот думаю, что она хотела что-то доказать твоему папаше. Примерно тогда же у нее жеребец сломал ногу, и его пришлось пристрелить. Мисс Наоми очень тяжело это переживала. Вот тогда-то она и стала видаться с этим парнем.

Презрение Герти было очевидным. Келси заметила, что за все время она ни разу не назвала Алека Бредли по имени.

– Он был красавчиком, ничего не скажешь. Но я бы сказала, что кто по-настоящему красив, тот и поступает красиво. Преступление-то было, Келси, только состояло оно в том, что нашу мисс Наоми посадили в тюрьму за то, что она сделала.

– Она защищалась.

– Раз она так сказала, значит, так и было, – ровным голосом проговорила Герти. – Мисс Наоми не стала бы врать. Эх, если бы я была в тот день дома, этот парень не посмел бы ее и пальцем тронуть. И тогда бы мисс Наоми не понадобился револьверт.

Герти вздохнула и, опустив полотенце в раковину, принялась его застирывать.

– Я, бывало, как подумаю, что́ у нее в верхнем ящичке-то лежит, так меня в дрожь бросает. Но я даже рада, что в ту ночь у нее револьверт под рукой оказался. У мужчин нет никаких прав насильничать над женщинами. Никаких прав!

– Конечно, нет, – согласилась Келси. – Абсолютно никаких.

– И она до сих пор держит его в тумбочке.

– Что? – Келси в тревоге отняла от губ недоеденный кусок. – Наоми до сих пор держит в спальне оружие?

– Ну, наверное, это не тот же самый револьверт, только очень он похож. Он принадлежал еще ее отцу. По закону-то ей не положено теперь иметь оружия, но она все равно его держит. Говорит, револьверт ей напоминает о прошлых временах. Я ей говорю как-то: к чему вам вспоминать о тех временах-то, мисс Наоми, а она отвечает, что есть, мол, вещи, о которых никогда нельзя забывать.

– Наверное, она в чем-то права, – медленно сказала Келси, не вполне уверенная, что, зная о револьвере в спальне Наоми, она будет спать спокойнее.

– Может, мне не следовало этого говорить, но я все-таки скажу, – неожиданно решилась Герти и, громко шмыгнув носом, достала большой голубой платок, чтобы высморкаться. – Ты, дочка, была для нашей Наоми и солнышком, и луной в небе. И тем, что ты вернулась, ты за многое ее вознаградила. Прошлого уж не вернешь, и что сделано – того не поправишь, но старые раны еще можно залечить. Вот что ты делаешь, Кел.

«Может быть, это правда?» – задумалась Келси. Она сама еще не до конца разобралась в своих собственных чувствах и побуждениях.

– Ей очень повезло, что у нее есть ты, Герти, – пробормотала она, чтобы что-нибудь сказать. – Повезло, что рядом есть кто-то, кто думает прежде всего о ней и только о ней. И потом, она, должно быть, счастлива иметь у себя под боком человека, который умеет так вкусно готовить, – добавила она, желая осушить слезы с лица старой служанки.

– Да ну тебя!.. – Герти быстрым движением смахнула слезы. – Простая еда – вот и все, что я делаю. Почему ты не доела последний кусочек, Кел? Тебе нужно кушать как следует, а то вон какая тоненькая да хрупкая!

Келси покачала головой и услышала звонок у парадной двери.

– Не сказала бы… Пойду открою, а ты пока убери сковородку, иначе я съем все.

Взяв в руку стакан молока, она отпила глоток и пошла открывать. По пути ей попалось зеркало, но, увидев свое отражение, Келси только закатила глаза. Щеки ее были в грязных разводах, а волосы – несмотря на то что во время работы она убирала их под шапочку – все перепутались, и из них торчала соломенная труха. Келси хотела вытереть лицо рукавом рубахи, но рукав оказался испачкан навозом, так что ей оставалось только уповать на то, что пришедший, кем бы он ни был, имеет отношение к лошадям.

Но не тут-то было.

– Бабушка! – Келси и удивилась, и огорчилась, увидев, как Милисент поморщилась при виде ее грязной одежды. – Какой сюрприз!

– Чем, ради всего святого, ты занималась? – спросила Милисент вместо приветствия.

– Работала. – На подъездной дорожке Келси заметила сверкающий чистотой светлый «Линкольн», за рулем которого, стоически выпрямившись, нес свою вахту наемный шофер. – А ты… решила прокатиться за город?

– Я приехала, чтобы увидеться с тобой. – Высоко подняв голову, Милисент перешагнула через порог и двинулась вперед с достоинством ведомых на гильотину французских аристократов. – Мне показалось, что эта проблема слишком важна, чтобы обсуждать ее по телефону. Поверь, мне нелегко было приехать сюда, и, уж конечно, никакого удовольствия от пребывания в этом доме я не испытываю.

– Верю. Пожалуйста, проходи.

«Как хорошо, – подумала Келси, – что Наоми ушла по делу. Иначе здесь могло бог знает что начаться».

– Могу я предложить тебе чашечку чаю? Или, может быть, кофе?

– Я ничего не хочу от нее.

Милисент села на краешек кресла, опасаясь помять крахмальный полотняный костюм, который, казалось, слегка поскрипывал при каждом ее движении. Разумеется, ей очень хотелось осмотреть комнату, но она решила, что это пустое любопытство, и сосредоточила все свое внимание на внучке.

– Так, значит, вот как ты проводишь время? Ты вымазалась в земле, как какой-нибудь полевой работник.

– Я только что вошла. Как ты, должно быть, заметила, на улице идет дождь.

– Не пытайся разговаривать со мной подобным тоном, – ледяным голосом осадила Милисент. – Заниматься подсобными работами с твоими способностями, с твоим воспитанием и подготовкой – это настоящее расточительство. Хуже того, своим поведением ты можешь серьезно скомпрометировать свою семью.

– Но, бабушка, мы же уже один раз об этом говорили… – Келси отставила молоко и подошла к камину, чтобы поворошить угли. Ей казалось, что в гостиной неожиданно похолодало, однако она никак не могла решить, погода ли была тому причиной или неожиданный приезд Милисент. – Я прекрасно понимаю твои чувства и уважаю твое мнение. Просто мне не верится, что ты проделала весь путь сюда ради того, чтобы еще раз повторить то, что я уже однажды слышала.

– Наши с тобой интересы и желания, Келси, редко совпадали.

– Да. – Келси положила кочергу на место и повернулась к Милисент. – Мне тоже так кажется.

– Но я уверена, что сейчас ты со мной согласишься. Твое имя упоминалось в сегодняшней утренней газете. В связи с убийством на ипподроме.

Да, новости распространяются быстро, подумала Келси. Когда на ферму доставили утреннюю почту, она уже трудилась в конюшне.

– Я не знала. Во всяком случае, я бы обязательно позвонила папе, чтобы успокоить его. Да, бабушка, я была там. Убитый работал конюхом на соседней ферме, но я не была с ним знакома. Мое участие в этом деле имеет чисто случайный характер.

– Главное – это то, что ты вообще оказалась на ипподроме, – отрезала Милисент. – Из этого следует, что ты общаешься с людьми вполне определенного сорта. С неподобающими людьми, которых так привлекают скачки.

Келси упрямо вздернула подбородок.

– Скачки привлекают и меня.

– Не строй из себя капризную маленькую девочку. – Милисент поджала губы. – Я вправе требовать от тебя большего. Подумай о семье, Келси, это твоя обязанность.

– Какое отношение к нашей семье может иметь тот бедняга, которого вчера убили на ипподроме?

– Твое имя будут теперь связывать с именем Наоми, которая сама совершила убийство. Ты просто не представляешь себе, насколько живучи старые слухи и давние скандалы. Не успеешь оглянуться, как о тебе тоже начнут судачить… В общем, я не вижу смысла растолковывать все это такой разумной женщине, как ты. Неужели тебе хочется, чтобы твой отец снова страдал?

– Конечно, нет! Но почему он должен пострадать? Почему?! На ипподроме был убит пожилой человек, по случайному стечению обстоятельств я первая нашла тело, и, естественно, полиция попросила меня дать показания, вот и все. Повторяю, я даже не знала этого старого конюха. Почему это как-то должно коснуться отца и его репутации? Он же не имеет к этому абсолютно никакого отношения.

– Пятна на репутации невозможно отчистить полностью, пора бы тебе это уяснить, Келси. Это не наш мир, не наш круг. Помнишь, я предупреждала тебя, чего можно ожидать и с какими людьми тебе придется здесь сталкиваться, но ты не захотела меня слушать. И вот самое страшное случилось. И поскольку твой отец слишком мягкосердечен, чтобы высказаться решительно и определенно, я решила заняться этим сама. Я вынуждена настаивать, Келси, чтобы ты немедленно вернулась домой.

– Как мало меняются люди… – В дверях стояла бледная, как мрамор, Наоми. Серо-стальной брючный костюм только подчеркивал хрупкость ее безупречной фигуры, однако впечатление это было обманчивым. Как только она сделала шаг вперед, сразу стало видно, что Наоми не уступит своим призовым кобылам не только в элегантности, но и в выносливости и силе. – Нечто подобное ты когда-то говорила и Филиппу.