Текст книги "Хетты. Разрушители Вавилона"

2. Мифы, легенды и художественная литература

Текстов, относящихся к этой категории, сохранилось немного, и с формальной точки зрения их художественные достоинства невелики. Это прозаические повествования, неритмизованные и безыскусные, за исключением, пожалуй, «Песни об Улликумми», обладающей зачаточной ритмической структурой.

Однако яркие, впечатляющие детали в них встречаются часто, да и сами сюжеты, несмотря на свою примитивность, представляют большой интерес. Несколько мифов посвящено хеттским божествам; но более изысканной композицией отличаются мифы, связанные не с собственно хеттской, а с хурритской религией. Кроме того, сохранились легенды о событиях, относящихся к древней истории Хеттского царства, и хеттские версии вавилонских легенд и эпических произведений. Многочисленные повести меньшего объема, по-видимому, также восходят к хурритской литературе. Изобилие чужеземных мифов, легенд и преданий в хеттских архивах может объясняться фактом политического и культурного господства хурритов в период между Древнехеттским и Новохеттским царствами; не исключено, что даже вавилонские легенды проникли в страну Хатти через посредство хурритов, воспринявших многие вавилонские традиции.

А. Легенды

Из собственно хеттских легенд достаточно хорошо сохранилась только одна – предание об осаде Уршу. Текст этой легенды записан на аккадском языке, но ее принадлежность к хеттской традиции не вызывает сомнений. Действие разворачивается у стен города Уршу (Северная Сирия), осажденного хеттскими войсками; операцией командует царь из города Лухуцантия. Уршу поддерживает связи (и, вероятно, состоит в союзе) с хурритским государством, с городом Алеппо и городом Царуаром, а также, возможно, с городом Каркемишем, отряды из которого засели в дозоре на вершине горы над Уршу. Пропустив несколько почти неразборчивых абзацев, мы доходим до следующего описания:

«Они сломали таран. Царь вышел из себя, и лицо его омрачилось: «Постоянно мне приносят дурные вести; чтоб вас бог грозы унес потопом!» [Затем царь продолжает: ] «Не сидите без дела! Изготовьте такой таран, как у хурритов, и пусть его доставят на место. Изготовьте «гору», и ее [тоже] пусть доставят на место. Вырубите большой таран в горах Хассу, и пусть его доставят на место. Начинайте насыпать вал. Когда закончите, пускай все займут свои посты. Пускай только враг выйдет на битву! Все его планы смешаются». [Затем царь обращается к своему полководцу Санте – возможно, к тому самому злополучному Санте, о котором повествует приведенный выше «исторический анекдот»: ] «Мог ли кто-то подумать, что Ирияя придет и солжет: «Мы доставим башню и таран», – но ни башни, ни тарана никто не доставит, а он доставит их совсем в другое место? Схвати его и скажи ему: «Ты обманываешь нас, а значит, мы обманываем царя».

Далее в тексте пропуск, и чем закончился этот эпизод, мы не знаем. Снова явившись к царю с докладом, Санта опять застает его в гневе.

«Почему ты не дал сражение? Колесницы твои – как вода, и сам ты (?) уже почти превратился в воду <…> Тебе надо было только встать перед ним на колени – и ты убил бы его или, по крайней мере, напугал бы. Но ты повел себя как женщина»…Вот как они ответили ему: «Восемь раз [т. е. на восьми фронтах?] мы дадим сражение. Мы смешаем их планы и разрушим город». Царь ответил: «Хорошо!»

Но пока они мешкали, многих царских слуг сразили, и многие погибли. Царь разгневался и сказал: «Смотрите за дорогами. Наблюдайте за теми, кто входит в город и кто выходит из города. Пусть никто не выйдет из города к врагу». <…> Они ответили: «Мы смотрим. Восемьдесят колесниц и восемь армий окружают город. Пусть не тревожится сердце царя. Я остаюсь на посту». Но перебежчик вышел из города и донес: «Подданный царя Алеппо приходил пять раз, подданный Цуппы живет прямо в городе, люди из Царуара входят и выходят, подданный моего господина, Сына Тесуба, ходит туда-сюда» <… > Царь вышел из себя…»

Остаток текста утрачен. Но по имеющимся отрывкам можно заключить, что легенда составлена из ряда однотипных эпизодов, в которых военачальники своей некомпетентностью навлекают на себя царский гнев. Таким образом, не исключено, что это предание связано с описанным выше жанром «нравоучительных анекдотов». В схожем, но гораздо хуже сохранившемся тексте излагается легендарная история города Цалпы в связи с тремя поколениями хеттских царей.

Легенды вавилонского происхождения представлены в хеттских версиях лишь фрагментарно, а подробному изложению их вавилонских прототипов здесь не место. Сохранилось множество фрагментов эпоса о Гильгамеше, который существовал не только в хеттской, но и в хурритской версии. Основную долю дошедшего до нас текста составляет эпизод с Хувавой (Хумбабой), действие которого происходит в Сирии и Ливане; не исключено, что в этой версии ему уделено значительно больше внимания, чем в исконном вавилонском варианте. С Анатолией и Сирией связаны и другие вавилонские легенды, представленные в хеттском архиве, – предания о походах древних аккадских царей в страны, расположенные к северо-западу от Аккада. Сохранился хеттский перевод предания о Саргоне под названием «Царь битвы» (оригинальный аккадский текст этой легенды найден в Эль-Амарне), повествующего о том, как этот знаменитый царь пришел на помощь к торговцам, обосновавшимся в Бурушхатуме, кроме того, обнаружены вольные изложения легенд о Нарам-Сине, в том числе о его борьбе с союзом 17 царей. Интересно отметить, что в последнем тексте имена некоторых царей и названия их царств не совпадают с указанными в вавилонском оригинале; очевидно, они были адаптированы к привычным для хеттов реалиям. Кроме того, в Богазкёе найдено множество «научных» трудов вавилонского происхождения, например справочники по истолкованию различного рода знамений, гороскопов, а также медицинские тексты.

Б. Мифы

Мифологические тексты, связанные с хеттскими или хаттскими божествами, распадаются на две группы, которые можно условно обозначить как «Миф об убиении дракона» и «Миф об исчезающем боге». Существовали ли другие мифы о хеттских или хаттских богах, сказать трудно, поскольку таблички с этими текстами разбиты на мелкие фрагменты, не связывающиеся в единое повествование. Понятно, однако, что имелось несколько версий двух вышеназванных мифов.

«Убиение дракона» – это типичный новогодний миф, наподобие вавилонского эпоса творения, английской рождественской пантомимы и прочих преданий и драматических сцен такого рода, бытовавших в самых разных культурах. Смысл этих мифов сводится к ритуальному поединку божественного героя с противником, олицетворяющим собой силы зла. Хеттский «Миф об убиении дракона» существовал по меньшей мере в двух версиях. Обе они начинаются с сообщения о том, что при первой встрече с драконом Иллуянкой бог грозы – главный герой обеих версий – потерпел поражение. Далее, согласно первой версии, бог грозы воззвал ко всем богам, и богиня Иштар придумала, как обмануть дракона. Она устроила большой пир, выставив множество бочек со всевозможными напитками. Затем она обратилась за помощью к некоему человеку по имени Хупасия. Хупасия сказал: «Если ты согласишься переспать со мной, я приду и сделаю все, что ты захочешь». Иштар пришлось переспать с ним. Затем она пригласила дракона на пир.

«И дракон Иллуянка пришел со своими детьми; они ели и пили, и опустошили все бочки, и утолили свою жажду. Вернуться назад в свое логово они не смогли. Тогда Хупасия пришел и связал дракона веревкой. Затем бог грозы пришел и убил дракона Иллуянку, и боги были с ним».

Далее следует странный эпизод, конец которого утрачен:

«Инара построила дом на скале в области Тарукки и отдала этот дом Хупасии. И Инара ему сказала: «Прощай! Теперь я ухожу. Не выглядывай из окна; ибо если выглянешь, то увидишь свою жену и детей». Но прошло 20 дней, он распахнул окно и увидел свою жену и детей. И, вернувшись из путешествия, Инара стала просить: «Впусти меня!».

Из следующих далее неразборчивых отрывков можно уяснить лишь одно: за ослушание Хупасия был наказан смертью.

По второй версии этого мифа дракон не просто побеждает бога грозы, но и завладевает его сердцем и глазами. Чтобы вернуть их, бог грозы сам прибегнул к хитрости. Он сошелся с дочерью бедняка, и та родила ему сына. Сын вырос и посватался к дочери дракона, а бог грозы дал ему такие наставления: «Когда войдешь в дом своей невесты, потребуй у них мое сердце и мои глаза». Так он и поступил, и родные невесты вернули ему украденные органы без возражений.

«Затем он принес их своему отцу, богу грозы, возвратил богу грозы сердце и глаза. Когда тело его исцелилось и стало таким, как было прежде, он пошел к морю, на битву, и, когда вышли против него сражаться, он сумел сразить дракона Иллуянку».

Эта версия тоже заканчивается странно. Сын бога грозы оказался в это время в доме дракона. Он крикнул своему отцу: «Сокруши и меня! Не щади меня!» Так бог грозы убил и дракона, и своего сына.

Рис. 12. Барельеф из Малатьи

Примитивный характер обеих версий очевиден. Обе они принадлежат к фольклорному пласту, и никаких попыток облагородить их в религиозном или литературном смысле не предпринималось. Типично фольклорными мотивами являются, как указывает д-р Теодор Гастер, глупость и обжорство дракона, победа, одержанная хитростью, и роль человека-посредника, выполняющего подвиг вместо бога. Очевидно, считалось необходимым, чтобы в конце концов этого человека-посредника постигла беда, и обе версии, как мы видели, завершаются двумя вариантами его гибели. Эти эпизоды нуждаются в некотором разъяснении. Д-р Гастер предположил, что в первой версии Хупасия, вступив в половую связь с богиней, приобретает божественную силу, и заточение его на неприступной скале вкупе с запретом смотреть на жену и детей призваны предотвратить передачу этой божественной силы смертным. Во второй версии, согласно гипотезе того же автора, сын призывает отца «сокрушить и его», потому что он невольно нарушил законы гостеприимства и не может жить дальше с таким тяжким грехом на совести.

В тексте прямо говорится, что этот миф декламировали на праздник пурулли, который, как мы видели, по всей вероятности, представлял собой ежегодный праздник весны. Поэтому у нас есть все основания поставить этот миф в один ряд с другими схожими текстами, использовавшимися в обрядах сезонных праздников.

Иллюстрацией к этому или к одному из схожих с ним мифов служит барельеф из Малатьи (рис. 12): бог, за спиной которого изображена фигура поменьше, наступает с поднятым копьем на извивающегося змея. От тела змея поднимаются языки пламени.

«Миф об исчезающем боге» повествует о том, как с исчезновением бога плодородия вся жизнь на земле замирает, о поисках пропавшего бога и, наконец, о том, как с его благополучным возвращением домой жизнь на земле пробуждается вновь. В рамках этой общей схемы сложилось несколько версий, существенно различающихся в деталях. В группе тесно связанных между собой текстов роль исчезающего бога играет Телепин, из-за чего общая схема данного мифа получила широкую известность под названием «Миф о Телепине». Однако обнаружена и другая версия, где главным героем выступает сам бог грозы; более того, в мифе с так называемой «юзгатской таблички» соблюдается та же схема, но исчезают сразу несколько божеств, в том числе и бог солнца. Поэтому представляется разумным сохранить за мифами этой группы общеописательное название.

В утраченном введении к основной версии, повествующей о Телепине, боге земледелия и скотоводства, по всей вероятности, описывалось нормальное течение жизни, предшествующее пропаже бога. Затем, по некой неизвестной причине, бог впадает в гнев и уходит, «надев правый башмак на левую ногу, а левый башмак – на правую» (очевидно, признак спешки). В следующем далее описании всеобщего упадка точное значение некоторых слов установить не удалось.

«Облака пыли (?) заслонили окно, дым (?) окутал дом, угли в очаге задохнулись (?), боги задыхались [в храме], овцы задыхались в овчарне, волы задыхались в хлеву, овца отвергала ягненка, корова отвергала теленка. <…> Ячмень и эммер перестали расти, коровы, овцы и люди перестали зачинать, а те, кто носил плод, не смогли выносить».

Листва на деревьях увяла, луга и ручьи пересохли. Люди и боги начали голодать.

«Великий бог солнца устроил пир и пригласил тысячу богов; они ели, но не насытились, они пили, но не утолили жажду. Тогда бог грозы вспомнил своего сына Телепина [и сказал]: «Телепин покинул страну; он разгневался и ушел и забрал с собой все, что есть хорошего». Боги великие и малые отправились на поиски Телепина. Бог солнца послал орла своим вестником, сказав: «Ступай, обыщи высокие горы, обыщи глубокие долины, обыщи темно-синие воды». Орел полетел, но не нашел его и сказал богу солнца так: «Я не нашел Телепина, могучего бога».

В мифе о боге грозы, сохранившемся лишь в отрывках, этот эпизод повторяется почти дословно, не считая того, что роль Телепина играет бог грозы, а роль бога грозы из мифа о Телепине – «отец бога грозы». Но начиная с этого момента версии расходятся. Далее в своем изложении мы будем следовать мифу о Телепине, так как он сохранился лучше.

«Затем бог грозы обратился к богине Ханнаханне: «Надо немедленно что-то предпринять. Мы умрем от голода».

В ответ богиня посоветовала богу грозы пойти самому поискать Телепина, и он отправился в путь.

«Он стучал в ворота своего города, но те не открывались, и [он лишь] сломал рукоять своего молота. Бог грозы вернулся домой и сел в молчании (?)».

Тогда Ханнаханна посоветовала ему послать на поиски пчелу. Бог грозы возразил:

«Боги великие и малые искали его, но не нашли. Как же эта пчела найдет его? Крылья у нее маленькие, и сама она маленькая».

Но богиня отвергла эти возражения и послала пчелу, наказав ей ужалить Телепина в руки и ноги и заставить его проснуться, а затем вымазать его воском и привести домой. Пчела полетела на поиски. Она обыскала горы, реки и ручьи и нашла Телепина; согласно одному из вариантов, он спал на лугу близ города Лихцины (культовый центр бога грозы). Пчела укусила бога, и тот, проснувшись, снова впал в ярость.

«Тогда сказал Телепину: «Я в ярости! Почему ты заставляешь меня вести беседы, когда я сплю и убаюкиваю свой гнев»?»[25]25
  Перевод из книги Гастера «Феспид» («Thespis»).


[Закрыть]

Так он отказался вернуться домой, и люди, коровы и овцы по-прежнему гибли. Начиная с этого места текст становится фрагментарным, но очевидно, что в конце концов бог все же возвратился домой на спине орла.

«Тогда пришел Телепин в спешке. Были молния и гром. Он [как будто] сражался с темной землей. Камрусепа смотрела; орлы несли его на крыльях. Но гнев все еще кипел в нем, ярость все еще кипела в нем, бешенство все еще кипело в нем, [неистовство] все еще кипело в нем».

Затем Камрусепа произнесла ряд заклинаний, чтобы изгнать из Телепина гнев. И наконец

«Телепин возвратился в свой храм. Он подумал о земле. Он избавил окно от облаков пыли (?), он избавил дом от дыма. Алтари богов подготовили. Он избавил угли в очаге, он избавил овец в овчарне, он избавил волов в хлеву. Мать обратилась к ребенку, овца обратилась к ягненку, корова обратилась к теленку.

Телепин [подумал о] царе и царице, он подумал, как даровать им жизнь и силу на будущее. [О да!] Телепин подумал о царе.

Затем перед Телепином поставили вечнозеленое дерево. На вечнозеленое дерево повесили шкуру овцы. В нее положили бараний жир, в нее положили пшеницу, скот (?) и вино (?), в нее положили долгие дни и потомство, в нее положили нежное блеяние (?) овец, в нее положили процветание (?) и изобилие (?), в нее положили…»

На этом текст обрывается.

От мифа о боге грозы сохранился отрывок диалога между отцом и дедом бога грозы. Здесь дед, по всей видимости, обвиняет отца в каком-то «прегрешении» и грозится убить его. Отец бога грозы обращается за помощью к богиням Гулсам (Паркам?) и к Ханнаханне. Продолжение этой версии утрачено; мы не находим ни следа от эпизода с пчелой, и как именно бог грозы вернулся домой, остается неясным. Финальный фрагмент с вечнозеленым деревом сохранился в практически идентичной форме.

Во фрагменте, известном под названием «юзгатской таблички» (Сейс обнаружил его в Юзгате, близ Богазкёя, в 1905 году), вина за катастрофу, постигшую землю, возлагается на персонифицированного хаххиму (по-видимому, «оцепенение»), который играет в повествовании весьма активную роль. «Хаххима вверг в неподвижность всю землю, он иссушил воды; Хаххима могуч!» В таких словах в начале сохранившейся части текста бог грозы подводит итог ситуации. Очевидно, он обращается к своей сестре, которая воззвала к нему о помощи; диалог между ними неразборчив. Затем бог грозы обращается к «своему брату-ветру» и говорит:

«[Дыхни на] воды гор, садов и лугов, пусть твое живительное дыхание коснется их и выведет их из оцепенения». Но ветер, по-видимому, не справляется. Он лишь сообщает богу грозы: «Этот Хаххима говорит своему отцу и матери: «Ешьте это, пейте [это]. Не заботьтесь об овчарах и пастухах!» И он вверг в оцепенение всю землю».

Дальше следует более связный фрагмент:

«Бог грозы послал за богом солнца, [сказав: ] «Ступайте! Приведите бога солнца!» Они пошли искать бога солнца, но не нашли его. Тогда сказал бог грозы: «Хоть вы и не нашли его поблизости (?), смотрите – мои руки и ноги теплы, [так] разве мог он погибнуть?» Затем он послал Вурункатти (Цабабу), [сказав: ] «Ступай! Приведи бога солнца!» Но Хаххима схватил Вурункатти. [Тогда сказал он: ] «Призовите «духа-защитника»[26]26
  Имя этого бога неизвестно; именование «дух-защитник» – это попытка перевода «шумерограммы», которой обозначалось данное божество.


[Закрыть]. Он оживит его[27]27
  Как это часто случается в хеттских текстах, не вполне ясно, к кому относится это местоимение – к Вурункатти или к богу солнца.


[Закрыть], он – дитя открытой местности». Но и его схватил Хаххима. [Тогда сказал он: ] «Ступайте! Призовите Телепина! Этот сын мой могуч; он боронит и пашет, он орошает поля и взращивает урожаи». Но и его тоже схватил Хаххима.

[Тогда сказал он]: «Призовите Гулс и Ханнаханну».

Далее идут плохо сохранившиеся строки, из которых, впрочем, явствует следующее: бог грозы опасается, что если этих богинь тоже схватят, то Хаххима затем захватит в плен и его самого; поэтому он дает им в провожатые братьев Хасаммели – бога, который, по-видимому, защищал путников или даже мог делать их невидимыми. Затем бог грозы изрекает угрозу в адрес Хаххимы, и на этом текст обрывается.

Лакуна (пропуск текста) занимает более половины таблички, и прочесть далее можно только самый конец повествования: «[Табличка] воззвания к богу солнца и к Телепину; конец». Однако за текстом мифа следует описание ритуала, цель которого, несомненно, состояла в том, чтобы привлечь двух этих богов обратно в храм. В ходе ритуала накрывали два стола (один – для солнечного бога, другой – для Телепина) и выставляли на них разнообразные блюда и напитки. Конец этого текста также утрачен.

Следует признать, что в литературном плане эти истории, в особенности текст «юзгатской таблички», довольно примитивны. Основной интерес для нас представляет содержащийся в них религиозный компонент. Описанию катастрофических последствий, которые влечет за собой исчезновение бога, и рассказам о поисках пропавшего бога и о том, как с его возвращением вся земля возрождается, находятся близкие параллели в мифах об Адонисе, Аттисе, Осирисе и Таммузе; все это – такие же типичные элементы мифов, связанных с ежегодным весенним празднеством, как и ритуальный поединок в «Мифе об убиении дракона». Однако, в отличие от последнего, ни один из этих текстов не связан с сезонными праздниками. Все это – «воззвания к богам» (мугавар или мугессар), относящиеся к широко представленному в хеттских архивах роду религиозной драмы. Предполагается, что бог ушел из храма, и с помощью особых молитв и ритуалов его уговаривают вернуться; миф же только описывает события божественного мира, аналогичные тем, ради которых совершается ритуал. В версии с Телепином в главной роли ритуальные действия даже включаются непосредственно в миф: чтец исполняет роль богини Камрусепы. Упоминание о царе и царице в мифе о Телепине могло бы навести нас на мысль, что миф этот декламировали только в связи с событиями общегосударственного значения; однако этому противоречит тот факт, что в одной из версий вместо царя и царицы упоминается некто Пирва, на дом которого, по всей видимости, пало несчастье. Очевидно, жрецы прибегали к этим мифам по мере надобности всякий раз, когда к ним обращался за помощью человек, желавший вернуть себе благорасположение богов. Гипотеза о том, что первоначально они представляли собой тексты для декламации во время весеннего праздника, пока не получила прямых подтверждений.

Особого внимания заслуживает эпизод с миссией пчелы. Широко распространены народные поверья о том, что мед оказывает очистительное действие и может изгонять злых духов, а также что укус пчелы или муравья способен излечить от паралича. Примечательную параллель мы находим в финском эпосе «Калевала»: Леммикяйнена убивают враги, но по просьбе его матери пчела приносит с девятого неба волшебный мед, которым и оживляет героя. В мифе о Телепине представляется важным то, что посылает пчелу на поиски богиня Ханнаханна, имя которой состоит из дважды повторенного слова со значением «бабушка» и обычно заменялось идеограммой со значением «великий»; в случае, если пчела была священным животным этой богини, то любопытный отзвук данного эпизода можно обнаружить в том, что, согласно Лактанцию, жриц «Великой Матери» Кибелы называли «пчелами» (melissai).

С точки зрения литературной композиции наибольший интерес представляют художественные тексты хурритского происхождения, в особенности цикл мифов, повествующих о боге Кумарби. В хурритской мифологии Кумарби считался отцом богов и отождествлялся с шумеро-вавилонским богом Эллилем. Основных текстов, в которых он играет главную роль, сохранилось два: миф о борьбе за власть между богами и длинное эпическое произведение, занимающее три таблички и озаглавленное «Песнь об Улликумми».

Согласно мифу о борьбе за власть между богами, некогда царем небес был Алалу. Алалу восседал на троне, и «могучий Ану, первый среди богов, стоял перед ним, склонялся к его ногам и подавал ему чашу с питьем».

Алалу царствовал на небесах девять лет. На девятый год Ану пошел войной против Алалу и победил его, и Алалу бежал от него на землю (т. е. в подземный мир?). Ану же воссел на трон, и отныне «могучий Кумарби» прислуживал ему и склонялся к его ногам.

Ану тоже царствовал девять лет, а на девятый год Кумарби пошел против него войной. Ану уклонился от битвы и птицей полетел в небо, но Кумарби схватил его за ногу и стащил вниз. Затем Кумарби откусил Ану половой член (эвфемистически названный «коленом») и рассмеялся от радости. Но Ану повернулся к нему и сказал: «Не радуйся тому, что ты проглотил! Ты сейчас зачал от меня трех могучих богов. Во-первых, ты зачал могучего бога грозы (?), во-вторых, ты зачал реку Аранцах (Тигр), а в-третьих, ты зачал великого бога Тасмису (прислужника бога грозы). Трех грозных богов насадил я в тебя плодом своего тела».

И с этими словами Ану взмыл в небеса и исчез из виду. Но «мудрый царь» Кумарби выплюнул то, что было у него во рту, в результате чего трех этих «грозных богов», в свою очередь, зачала и родила Земля. К сожалению, дальнейший текст сильно испорчен, и разобрать его не представляется возможным.

Издатель этого текста, д-р Г.Г. Гютербокк, уже отметил его поразительное сходство с «Теогонией» древнегреческого поэта Гесиода. В «Теогонии» Земля (Гея) рождает Небо (Урана); затем Уран и Гея порождают Кроноса и других титанов. Уран ненавидит своих детей и пытается воспрепятствовать их рождению, но Кронос по совету Геи оскопляет своего отца серпом. Из крови Урана рождаются Эринии (Фурии), гиганты и нимфы Мелии, а из пены, поднявшейся там, где детородный орган Урана упал в море, появляется на свет Афродита. Затем титанида Рея рождает от Кроноса олимпийских богов.

Кронос проглатывает их одного за другим, кроме Зевса, вместо которого Рея подкладывает мужу камень. Возмужав, Зевс побеждает Кроноса и заставляет его изрыгнуть богов; камень же, который Кронос в свое время проглотил вместо Зевса, устанавливают в Дельфах, и он становится предметом поклонения. Завершается поэма битвой богов с титанами и окончательной победой олимпийцев.

Гесиодовскому ряду «Уран – Кронос – Зевс» в хеттской версии соответствует ряд «Ану (шумер. ан – небо) – Кумарби, отец богов, – бог грозы»; правда, в хеттской версии в лице Алалу представлено еще более древнее поколение богов, у Гесиода отсутствующее. В обоих мифах присутствуют мотивы оскопления небесного бога и (в различных контекстах) проглатывания и выплевывания. В испорченной части содержатся упоминания о Кумарби, вкушающем какую-то пищу, и о камне, который, возможно, соответствует дельфийскому «омфалу» из гесиодовской версии; и не исключено, что хеттский миф также завершается победой бога грозы. Эти черты сходства – достаточно веские аргументы в поддержку гипотезы о том, что оба мифа восходят к одному хурритскому прототипу.

«Песнь об Улликумми» сохранилась только в обрывочных фрагментах, точная последовательность которых до сих пор не установлена. В целом это история о том, как Кумарби пытался отомстить своему сыну Тесубу, свергшему его с престола. Кумарби решил сотворить могучего мятежника, который победил бы бога грозы и разрушил его город Куммию. Он заручился поддержкой «Моря» и, согласно одной из версий (или, возможно, другому мифу), женился на дочери этого «Моря»; но в основной версии супругой его названа «вершина огромной горы». В положенный срок у него родился сын, которому дали имя Улликумми, что вполне может означать «разрушитель Куммии». Тело этого ребенка (как и подобает сыну такой матери) было из камня – диорита. Затем Кумарби призвал богов Ирширра, и они перенесли ребенка на землю и положили его на плечи Упеллури (аналог Атланта), стоявшего посреди моря; там мальчик стал расти не по дням, а по часам. Когда он вырос таким большим, что море стало ему по пояс, бог солнца заметил его, преисполнился гнева и страха и поспешил известить обо всем Тесуба. Тесуб и его сестра Иштар взобрались на вершину горы Хацци (гора Касий близ Антиохии) и увидели оттуда чудовищного Улликумми, возвышающегося посреди моря. Тесуб горько расплакался; Иштар попыталась его утешить. Тогда Тесуб, по всей видимости, решил выйти на битву против Улликумми. Он велел своему слуге Тасмису привести быков Серису и Теллу, и украсить их, и призвать гром и дождь. Затем началась битва; но боги оказались бессильны. Улликумми подступил к воротам Куммии и принудил бога грозы отречься от престола. Хебат, супруга Тесуба, стояла на башне, наблюдая за ходом сражения; когда ей принесли дурные известия, она едва не упала с крыши от страха. «Если бы она сделала хоть шаг, она упала бы с крыши, но женщины поддержали ее и не дали ей упасть». По совету своего слуги Тасмису Тесуб решил обратиться за помощью к премудрому Эа и отправился в его «город» Абцуву (ошибочная трактовка шумерского слова «абзу», означавшего «Нижнее море», в котором и обитал Эа). Эа собрал совет богов и призвал Кумарби к ответу; тот хвастливо раскрыл перед всеми свой замысел, и боги в ужасе разбежались.

Рис. 13. Оттиск печати, предположительно митаннийской

Тогда Эа пошел к Эллилю и рассказал ему о случившемся, а затем направился к старику Упеллури, на плечах которого вырос Улликумми. И тут выяснилось, что Упеллури ничего не заметил. Вот что он ответил Эа:

«Когда небо и землю воздвигли на мне[28]28
  На рис. 13 изображен митаннийский «Атлант», поддерживающий крылатый диск, в образе которого представлялось солнце.


[Закрыть], я ничего не знал об этом, и когда пришли и отсекли небо от земли медным ножом (?), я тоже ничего не знал. А теперь у меня почему-то болит правое плечо, но я не знаю, что это за бог причиняет мне боль». Услышав это, Эа развернул правое плечо Упеллури, и там, на правом плече Упеллури, стоял, словно столб (?), Диоритовый Камень».

Слова Упеллури, по-видимому, навели Эа на счастливую мысль. Он велел открыть древнее хранилище и вынести оттуда древний нож, которым небо когда-то отсекли от земли. Этим могучим оружием он перерубил Диоритовому Камню ноги и тем лишил его силы. Затем он объявил о своем подвиге всем богам и призвал их снова выйти на битву с каменным исполином, который на сей раз оказался против них бессилен. Конец истории утрачен, но можно не сомневаться, что завершилась она возвращением Тесуба на трон и поражением Кумарби и его чудовищного сына.

Этому сказанию также находится параллель (хотя и не столь близкая) в греческой мифологии: миф о чудовищном Тифоне, который вышел на битву с Зевсом по просьбе своей матери Геи. Этот миф служит непосредственным продолжением Гесиодовой «Теогонии», а также встречается у Аполлодора и Нонна. Однако и грекам, и хеттам подобные предания были, в сущности, чужды, и можно не сомневаться, что данный миф они заимствовали из восточных источников – либо через город-порт Посейдейон в Северной Сирии (который, как мы теперь знаем благодаря раскопкам сэра Леонарда Вулли, был важным узлом оживленного торгового маршрута, связывавшего Грецию с удаленными от побережья азиатскими городами), либо при посредстве финикийцев, среди которых бытовали схожие мифы.

Мы рассмотрели подробно лишь те несколько текстов этой категории, которые дошли до нас в относительно хорошем состоянии. Множество произведений схожего характера представлены лишь краткими и почти неразборчивыми фрагментами; таковы, к примеру, миф о змее Хедамну, полюбившем богиню Иштар; эпос о Гурпаранцаху, в котором важную роль играет река Аранцах (хурритское название Тигра); эпос об охотнике Кесси; сказание об Аппу и двух его сыновьях – Хорошем и Плохом. Все эти предания имеют хурритское происхождение, хотя не исключено, что многие присутствующие в них мотивы восходят к мифологии шумеров. Кроме того, сохранилось несколько фрагментов ханаанских мифов – такого, например, как миф о богине Ашерту и ее супруге Эль-кунирсе.