Текст книги "Путь человечества. Истоки богатства и неравенства"

Глава 5
Метаморфоза

На первых этапах промышленной революции в условиях быстрого технического прогресса и растущей доступности ресурсов численность населения промышленно развитых государств стремительно возросла. Однако во второй половине XIX столетия тенденция пошла на спад, и рост численности населения и рождаемость в развитых странах неожиданно снизились. В XX веке эта ситуация в ускоренном темпе повторилась в остальных странах мира[131]131
  Источник: https://ourworldindata.org/fertility-rate.


[Закрыть]. Во многих западноевропейских странах рождаемость в 1870–1920 годах упала с 30 % до 50 % (рис. 8), а в США это произошло еще быстрее[132]132
  Jones and Terlit (2009).


[Закрыть]. Такое радикальное снижение рождаемости при обычно предшествующем снижении смертности стало называться демографическим переходом.

Демографический переход пошатнул один из столпов мальтузианского механизма. Внезапно повышение дохода перестало приводить к росту населения, а “излишки хлеба” уже не делились среди большего количества детей. Вместо этого впервые в истории человечества технический прогресс привел к повышению уровня жизни в долгосрочной перспективе, возвестив об окончании эпохи стагнации. Именно снижение рождаемости разжало тиски мальтузианской ловушки и положило начало современной эпохе устойчивого роста[133]133
  Galor (2005); Cervellati and Sunde (2005); Voigtländer and Voth (2006).


[Закрыть].

Рис. 8. Количество детей на женщину в западноевропейских странах, 1850–1920 гг.[134]134
  Источник: Chesnais (1992).


[Закрыть]

Почему случился демографический переход? Глядя на этот процесс с современной точки зрения, мы полагаем, что главным фактором стала контрацепция. В отсутствие современных способов контроля рождаемости типичными стратегиями предотвращения беременности были позднее вступление в брак, воздержание и, конечно же, метод прерванного полового акта. В Западной Европе в периоды нужды средний возраст вступления в брак возрастал и шире распространялось воздержание, что приводило к снижению рождаемости. И правда, как заметил Уильям Коббет, член английского парламента и ведущий участник кампании против изменений, принесенных промышленной революцией, это было “общество, в котором мужчины, способные и желающие работать, не могут содержать свои семьи и должны, как и значительная часть женщин, оставаться безбрачными из опасений, что их дети будут голодать”[135]135
  Grande and Stevenson (2017).


[Закрыть]. В периоды достатка средний возраст вступления в брак, напротив, снижался, стимулируя рост рождаемости. Эта “европейская модель брака” преобладала с XVII до начала XX века (рис. 9)[136]136
  Hanjal (1965); Guinnane (2011); Voigtländer and Voth (2013).


[Закрыть].

Рис. 9. Уровень рождаемости и возраст

вступления женщин в брак в Англии, 1660–1820 гг.

В других странах такие традиции, как приданное в евразийских и североафриканских обществах или выкуп за невесту в странах Черной Африки, Азии, Ближнего Востока и Океании, еще больше укрепили взаимосвязь уровня жизни, возраста вступления в брак и коэффициента рождаемости. В периоды процветания большее количество семей могло позволить себе такие выплаты, а значит, их дети вступали в брак в более раннем возрасте, что приводило к снижению среднего возраста вступления в брак и повышению рождаемости. В периоды нужды выплаты становились доступны для меньшего количества семей, и это отодвигало возраст вступления в брак и снижало рождаемость.

Еще одним методом планирования семьи в огромном количестве стран в доиндустриальную эпоху были аборты, известные по меньшей мере со времен Древнего Египта[137]137
  Potts and Campbell (2002).


[Закрыть]. Женщины, желавшие прервать беременность, специально подвергали себя большой физической нагрузке, занимаясь тяжелым трудом, лазая по горам, поднимая тяжести или ныряя с единственной целью – вызвать выкидыш. Кроме того, женщины намеренно голодали, лили на живот горячую воду, лежали на нагретой кокосовой скорлупе и употребляли в пищу такие лекарственные травы, как сильфий (который использовался столь активно, что во времена заката Римской империи оказался полностью уничтожен). Также люди часто прибегали к спермицидам и примитивным презервативам, которые использовались еще в Древнем Египте, Древней Греции и Древнем Риме[138]138
  Collier (2010).


[Закрыть].

Но поскольку все эти методы контроля рождаемости были известны на протяжении всей истории и не изменились накануне демографического перехода, причины столь значительного, внезапного и повсеместного снижения рождаемости, должно быть, были более глубинными.

Рост отдачи от человеческого капитала

Как мы увидели в предыдущей главе, повышение важности образования, обусловленное быстрыми технологическими изменениями, привело к формированию человеческого капитала. Для большого количества профессий в промышленности, торговле и сфере услуг требовалось умение читать и писать, знать основы арифметики и владеть некоторыми механическими навыками, поэтому родители были вынуждены вкладываться в обучение детей грамоте и арифметике, освоение ими профессиональных навыков и даже в здоровье детей. В результате проверенный временем баланс количества и качества, с которым родители мирились на протяжении всей человеческой истории, вдруг изменился, и это спровоцировало резкое снижение рождаемости в период демографического перехода[139]139
  Galor and Weil (2000); Becker and Tomes (1976).


[Закрыть].

Похожие тенденции наблюдались и в более ранние периоды человеческой истории. Первые примеры этого видны уже в I веке до н. э.: тогда еврейские мудрецы обязали всех родителей обучать своих сыновей. Еврейские земледельцы, которым сложно было платить за образование, оказывались перед выбором: либо они ослушаются или даже перейдут в другую религию, как поступали многие, либо им придется согласиться на меньшее количество детей в семье[140]140
  Botticini and Eckstein (2014).


[Закрыть]. Введение этого требования привело к постепенному увеличению доли представителей еврейской общины, которые с готовностью соглашались вкладываться в образование своих детей.

Технический прогресс в период промышленной революции влиял на баланс количества и качества по нескольким ключевым аспектам. Во-первых, он увеличивал доходы родителей и позволял им при желании больше вкладывать в своих детей. Этот эффект дохода приводил к увеличению количества ресурсов, вкладываемых в воспитание детей в целом. Во-вторых, растущий потенциальный заработок повышал альтернативные издержки при воспитании детей, то есть размер дохода, от которого родителю приходилось отказываться, чтобы вместо работы выделять дополнительное время на воспитание ребенка. Этот эффект замещения способствовал снижению рождаемости.

Но вполне возможно, что исторически эффект дохода преобладал над эффектом замещения, что в итоге вело к повышению рождаемости. Эмпирические исследования действительно показывают, что увеличение семейного дохода в мальтузианскую эпоху и на ранних этапах индустриализации само по себе не вызывало снижение рождаемости. Однако в процессе демографического перехода в игру вмешалось третье обстоятельство[141]141
  Galor (2012); Vogl (2016).


[Закрыть]. Непрерывный технический прогресс открывал новые возможности для образованных людей, и это подталкивало родителей делать еще более крупные вложения в образование детей, тем самым ослабляя связь эффекта дохода и повышения рождаемости. В конечном счете рост отдачи от вложений родителей в своих детей пересилил эффект дохода и вызвал снижение рождаемости.

В то же время действие этого механизма было усилено несколькими важными изменениями, вызванными развитием технологий. Рост ожидаемой продолжительности жизни и сокращение детской смертности увеличили вероятную продолжительность отдачи от образования, таким образом еще больше укрепив стимулы вкладываться в человеческий капитал и снижение рождаемости. Технический прогресс и растущий запрос промышленности на образование также косвенно повлияли на снижение относительной производительности и, следовательно, выгодности детского труда, что стало препятствием для рождения детей ради увеличения количества рабочих рук. Наконец, миграция из сельской местности в мелкие и крупные города, где стоимость жизни была выше, повысила и стоимость воспитания детей, что еще больше способствовало снижению рождаемости.

Географическое распространение Реформации в Пруссии служит другим квазиестественным экспериментом, который проливает свет на влияние бо́льших вложений в образование на рождаемость. 31 октября 1517 года Мартин Лютер прибил 95 тезисов против продажи индульгенций к двери Замковой церкви Виттенберга, тем самым положив начало Реформации. Лютер утверждал, что церковь не имеет права выступать посредником между человеком и Богом, призывал людей к самостоятельному чтению Библии. Столь радикальные убеждения побудили его последователей стремиться обучить своих детей грамотности. Данные до 1517 года показывают, что близость к Виттенбергу никак не влияла на развитие экономики или образования в регионе. После 1517 года, однако, по мере распространения протестантизма из Виттенберга родители в соседних регионах ощутили воздействие этих революционных идей, и их склонность вкладываться в образование детей выросла. Влияние Реформации на формирование человеческого капитала было настолько устойчивым, что спустя три с половиной столетия регионы Пруссии, расположенные ближе к Виттенбергу, отличались более высоким уровнем образования и, в соответствии с балансом количества и качества, более сильным сокращением рождаемости, чем регионы, расположенные дальше[142]142
  Becker et al. (2010).


[Закрыть].

Другой квазиестественный эксперимент, который проливает свет на взаимосвязь образования и показателей рождаемости, можно было наблюдать в Соединенных Штатах. В 1910 году Рокфеллеровская санитарная комиссия запустила масштабную кампанию по уничтожению анкилостомы на юге США. Этот кишечный паразит снижал внимательность школьников, и его уничтожение повысило их способность учиться и успешно завершать обучение. Иными словами, если эта кампания была успешной – а она была таковой, – мы должны наблюдать повышение окупаемости вложений в человеческий капитал этих детей. При сравнении изменений в уровне рождаемости в районах, испытавших положительное влияние этой кампании, и сходных районах, где кампания не проводилась, становится очевидно, что более высокая окупаемость вложений в образование детей действительно приводила к снижению рождаемости[143]143
  Bleakley and Lange (2009).


[Закрыть].

Влияние баланса количества и качества на снижение уровня рождаемости также наблюдалось в других странах, таких как Китай, Франция, Англия, Ирландия и Корея, равно как и в межстрановом анализе развивающихся стран в последние десятилетия[144]144
  Fernihough (2017); Murphy (2015); Andersen et al. (2016); Vogl (2016).


[Закрыть]. В частности, данные из Англии за 1580–1871 годы показывают, что рождение каждого следующего ребенка снижало вероятность того, что другие дети в семье научатся читать и писать и займутся квалифицированными ремеслами[145]145
  Klemp and Weisdorf (2019).


[Закрыть]. Сходным образом данные из Китая XIII–XX веков свидетельствуют, что дети, рожденные в малых семьях, чаще пробовали сдать сложные экзамены для поступления на китайскую государственную службу[146]146
  Shiue (2017).


[Закрыть].

Воздействие человеческого капитала на производительность труда, несомненно, было не единственной причиной инвестиций родителей в образование своих немногочисленных детей. Как отмечалось в предыдущей главе, люди на протяжении тысячелетий вкладывались в образование в силу религиозных, культурных и национальных амбиций, и это, безусловно, оказывало влияние на рождаемость и технический прогресс. Тем не менее вложения в человеческий капитал и создание систем народного просвещения неслучайно получили особое распространение в промышленно развитых странах в конце XIX века. Точно так же неслучайно это произошло одновременно с началом демографического перехода.

Однако была еще одна важная причина: сокращение гендерного разрыва в оплате труда и увеличение найма женщин на оплачиваемую работу.

Сокращение гендерного разрыва в оплате труда

Сегодня, спустя более полувека после того, как дискриминация в оплате труда признана незаконной в Соединенных Штатах и Великобритании, несмотря на то что женщины достигают более высокого уровня образования, чем мужчины, в обеих странах и по всему миру они продолжают получать в среднем более низкую заработную плату, чем мужчины. Этот гендерный разрыв в оплате труда стал результатом действия различных факторов: большей занятости мужчин на руководящих позициях и в более высокооплачиваемых секторах, неблагоприятного влияния отпуска по уходу за ребенком на продвижение по службе и количество оплачиваемых рабочих часов, а также прямых форм дискриминации.

Не так давно, однако, гендерный разрыв в оплате труда был больше, чем сегодня, и значительно сократился по всему миру он только тогда, когда начался второй этап индустриализации. В 1820 году работающая женщина в США в среднем получала лишь 30 % от заработка мужчины. В 1890 году общий заработок женщин составлял 46 % от заработка мужчин, а ко Второй мировой войне возрос примерно до 60 %[147]147
  Goldin (1990).


[Закрыть]. Возможно, в этом нет ничего удивительного, но сокращению разрыва между оплатой труда женщин и мужчин способствовало открытие женщинам более широкого доступа к образованию. В 1840 году в Великобритании грамотными были 67 % мужчин и 50 % женщин, но к концу века этот разрыв существенно уменьшился: грамотными стали более 90 % мужчин и женщин[148]148
  Cipolla (1969).


[Закрыть]. Сходные тенденции наблюдались во всех западноевропейских странах, которые проходили через индустриализацию, и в развивающихся странах по всему миру в XX веке[149]149
  Schultz (1985).


[Закрыть].

Различные экономические, культурные, институциональные, законодательные и социальные факторы внесли свой вклад в сокращение гендерного разрыва в оплате труда[150]150
  Greenwood et al. (2005); Hazan et al. (2021).


[Закрыть]. В частности, механизация производственного процесса снизила важность низкоквалифицированного тяжелого ручного труда, который традиционно считается мужским, и вместе с повышением значимости активного умственного труда сгладила гендерные различия в оплате и образовании. В дополнение к этому широкий доступ к образованию наряду с принятием законодательства, направленного на защиту прав собственности в экономике в целом, заложил основу для предоставления женщинам избирательного права и в конечном счете для законодательного запрета гендерной дискриминации и ее осуждения как морально неприемлемой.

В начале XIX века, когда автоматизация текстильной промышленности снизила спрос на произведенные вручную ткани, которые изготовлялись женщинами в домашних мастерских, в Англии гендерный разрыв в оплате труда увеличился, и с учетом этого возросла и рождаемость[151]151
  Wringley and Schofield (1989); Burnette (1997).


[Закрыть]. Однако за последующее столетие гендерный разрыв в оплате труда существенно сократился, отчасти благодаря стремительной механизации процесса производства и повышению важности умственных навыков[152]152
  Goldin (1990).


[Закрыть]. На протяжении почти ста лет, с 1890 по 1980 год, в США действительно наблюдался рост занятости женщин по сравнению с занятостью мужчин в тех секторах, где ощущалось воздействие быстрого технического прогресса[153]153
  Goldin (1987).


[Закрыть].

Повышение женских заработков привело к возникновению противоборствующих эффектов в отношении рождаемости. С одной стороны, оно облегчило финансовое положение домохозяйств и позволило семьям заводить больше детей – это был эффект дохода. С другой стороны, более высокие заработки увеличили альтернативные издержки более раннего брака и ухода за детьми, что привело к повышению брачного возраста и снижению рождаемости – так проявился эффект замещения. Поскольку исторически во многих культурах тяготы воспитания детей ложились преимущественно на плечи женщин, эффект замещения неизбежно подавлял эффект дохода, и рождаемость снижалась[154]154
  Galor and Weil (1996); Lagerlof (2003); de la Croix et al. (2015).


[Закрыть].

Сокращение гендерного разрыва в оплате труда дополнительно стимулировало снижение рождаемости, запущенное повышением отдачи от человеческого капитала. Данные переписи населения, прошедшей в 1911 году в Англии и Уэльсе, свидетельствуют, что рождаемость также снижалась по мере увеличения возможностей трудоустройства для женщин и сокращения гендерного разрыва в оплате труда[155]155
  Crafts (1989).


[Закрыть]. Сопоставимые закономерности выявляются при изучении работы текстильных фабрик в Германии в 1880–1910 годах[156]156
  Brown and Guinnane (2002).


[Закрыть], в США в 1881–1900 годах[157]157
  Wanamaker (2012).


[Закрыть], а также в Швеции в 1860–1955 годах[158]158
  Schultz (1985); Heckman and Walker (1990).


[Закрыть].

Эти богатые исторические свидетельства говорят в пользу того, что технический прогресс привел к повышению отдачи от вложений в человеческий капитал, сокращению гендерного разрыва в оплате труда, отказу от детского труда, увеличению ожидаемой продолжительности жизни и усилению миграции из сельской местности в города, а эти тенденции, в свою очередь, внесли свой вклад в сокращение рождаемости в процессе демографического перехода.

Но как все эти масштабные трансформационные процессы повлияли на повседневную жизнь обычных семей?

Представьте три семьи, быт каждой из которых отражает отдельный исторический период с характерными для него уровнями рождаемости, образования и жизни. Первая семья живет в мальтузианскую эпоху, когда экономическое благополучие населения в долгосрочной перспективе остается неизменным, а излишки ресурсов всегда направляются на воспитание большего количества детей. Вторая семья живет на заре промышленной революции, в период, когда излишки ресурсов позволяют заводить больше детей и периодически делать вложения в их образование. Наконец, третья семья живет в эпоху, когда демографический переход уже завершился: для этого периода характерно меньшее количество детей на семью, бо́льшие вложения в их образование и значительное повышение уровня жизни.

Первая семья, Келли, владеет небольшим участком земли в аграрной Ирландии XVI века. У супругов Келли трое детей – две девочки и мальчик, – и они оплакивают потерю младшей дочери, которая умерла от пневмонии несколько месяцев назад. Небольшая ферма Келли приносит скромный доход, которого едва хватает на пропитание. Семья живет в крошечной покосившейся хижине, крыша которой протекает в дождь. Дети постоянно жалуются на холод, голод и болезни, вызванные нехваткой питания.

Миссис Келли не может не завидовать своей сестре Энн, которая вышла замуж за богатого землевладельца из соседней деревни и родила уже пять здоровых детей, помогающих родителям на ферме и по дому. На семейном обеде муж Энн рассказывает о чудесной перспективной культуре из Нового Света – картофеле. Мистер Келли настроен скептически, но жена убеждает его рискнуть и заменить свои культуры новомодным картофелем. Вскоре супруги обнаруживают, что, выращивая картофель, они получают больше калорий из своего скудного рациона. Их дети крепнут и начинают помогать родителям продавать излишки урожая на базаре в ближайшем городке.

Немного разбогатев, семейство Келли может позволить себе отремонтировать дом и протекающую крышу и покупает новую одежду до прихода зимы. Вскоре миссис Келли узнает, что снова беременна. Супруги радуются, что скоро появится новый ребенок, а их дела пошли в гору. Поскольку на этот раз здоровье миссис Келли лучше, ребенок рождается более крепким, и она получает возможность кормить его грудью и ухаживать за ним, пока по дому работают старшие дети. Этот младенец достигнет зрелости, как и двое из трех старших детей, а также один из двух следующих детей, которые вскоре родятся у супругов Келли.

Мистер и миссис Келли не рассматривают возможность дать детям образование. Супруги неграмотны, как и все их знакомые, за исключением местного мэра и священника из ближайшего города. Подавляющее большинство их соседей составляют неграмотные крестьяне, и местные кузнецы, плотники, рыбаки и всевозможные ремесленники зарабатывают немногим больше них. Ни для одной из этих профессий не надо владеть грамотой, нужны лишь практические навыки, приобретаемые в ходе работы. Профессии, требующие образования, например медицина и юриспруденция, немногочисленны и, как правило, отходят детям аристократии и буржуазии, которые учатся в далеких элитных школах. В связи с этим у супругов Келли нет оснований тратить свой скромный доход на образование детей, ведь это также означает потерю ценной пары рук на ферме и дома.

Поскольку у супругов Келли нет причин вкладываться в образование детей, они тратят излишек своего дохода от продажи картофеля на то, чтобы улучшить собственное положение и питание, а также завести больше детей. Запертое в мальтузианской ловушке, богатство Келли скоро закончится. Их дети будут заводить еще больше детей, как только их доход будет подниматься выше необходимого минимума, а поскольку семья владеет лишь маленьким участком земли, их уровень жизни будет постепенно снижаться. Через несколько поколений потомки супругов Келли окажутся в столь же плачевных условиях, как и их предки, семья перестанет расти, их доход будет едва обеспечивать им пропитание. Когда же в Ирландии распространится фитофтора, часть семьи умрет голодной смертью, а часть эмигрирует в Америку.

Вторая семья, Джонс, живет в Англии начала XIX века. Как и Келли, супруги Джонс ютятся в ветхом доме и обрабатывают небольшой участок земли. У них тоже трое детей – два мальчика и девочка, и они также оплакивают недавнюю смерть младшего сына, который заболел оспой. Однако в Великобритании в начале XIX века происходят огромные перемены, связанные с механизацией текстильной, угольной и металлургической промышленности, а также с увеличением масштабов трансатлантической торговли.

Сестра миссис Джонс, Элен, недавно вышла замуж и переехала в соседний город Ливерпуль, где ее муж работает управляющим на текстильной фабрике. На семейном обеде он предлагает мистеру Джонсу и двум его сыновьям работу на фабрике. Мистер Джонс сомневается, стоит ли принять его предложение, но миссис Джонс убеждает его согласиться. Семейство переезжает из деревни в Ливерпуль. Работать в городе нелегко, но три фабричные зарплаты значительно превышают доход, который семья раньше получала со своего участка. Через несколько месяцев Джонсы могут позволить себе купить детям новую одежду и переезжают в более просторную квартиру.

Вскоре миссис Джонс узнает, что снова беременна, и через некоторое время на свет появляется здоровая девочка. Пока жена сидит с ребенком дома, мистер Джонс приводит старшего сына, Уильяма, к главному технику текстильной фабрики и предлагает заплатить тому, чтобы он нанял паренька в качестве подмастерья и обучил своему ремеслу. Подростка не радует перспектива стать подмастерьем техника, ведь работать придется много, но мать находит способ его приободрить и объясняет, что со временем он будет зарабатывать гораздо больше, и тогда, возможно, соседская дочь захочет выйти за него замуж. Младший брат завидует Уильяму, но прекрасно понимает, что у родителей нет средств, чтобы дать ему такое же образование: ему придется на всю жизнь остаться скромным фабричным рабочим. Пока супруги Джонс вкладывают средства в развитие профессиональных навыков старшего сына, у них появляются еще двое здоровых младенцев, обреченных на нищенское существование.

При жизни Джонсов рождаемость повышается, хотя многие родители также начинают вкладываться в образование и развитие профессиональных навыков детей. Растущее количество голодных ртов лишь частично нивелирует положительное влияние технического прогресса на уровень жизни. В отличие от Келли, Джонсы начинают выходить из мальтузианской ловушки: благосостояние их самих, их детей и особенно внуков, рожденных Уильямом, со временем будет расти.

Третья семья, Олссон, владеет скромным домом в Стокгольме начала XX века. У супругов Олссон двое сыновей и дочь. Однако, в отличие от Келли и Джонсов, Олссонам не пришлось оплакивать потерю ребенка. При их жизни технологии в западном мире развиваются с головокружительной скоростью. Вокруг строятся новые дома, которые подключают к электросети, и все меньше соседей занимается сельским хозяйством. Пароходы и паровозы связывают Швецию с остальной Европой, а по улицам Стокгольма уже ездят первые автомобили.

Как почти все их знакомые, супруги Олссон умеют читать и писать. Они вступили в брак позже, чем Джонсы и Келли, потому что хотели накопить достаточно средств, прежде чем создавать семью. Мистер Олссон владеет небольшим рыболовецким судном, а миссис Олссон, которая до замужества трудилась на текстильной фабрике, теперь работает на полставки в местной газете, а свободное время посвящает борьбе за права женщин. Дочь Олссонов скоро пойдет в начальную школу, а двое сыновей уже окончили школу и работают: один разносит газеты, а другой занят на складе в порту.

Сестра миссис Олссон, Ингрид, вышла замуж за богатого банкира, купила большой дом в пригороде и отправила детей учиться в дорогую частную школу. За рождественским обедом муж Ингрид обращается к мистеру Олссону с предложением взять ссуду в его банке и купить новый паровой траулер. Олссоны сомневаются, но решают воспользоваться шансом. С новым траулером уловы мистера Олссона существенно возрастают. Разбогатев, супруги решают отправить сыновей в старшую школу и жить без их дополнительного дохода в течение учебного семестра, надеясь, что в итоге образование позволит детям найти уважаемое и доходное дело.

Олссоны живут в период, когда важность человеческого капитала превращает образование в убедительный символ статуса, который обозначает место человека в социальной иерархии и оказывает влияние на его способность выбирать подходящего супруга, налаживать значимые общественные и профессиональные связи и т. д. Поскольку образование стоит немалых денег, а миссис Олссон ценит свое время, супруги больше не хотят детей. Уровень рождаемости в Стокгольме по-прежнему выше уровня смертности, но рост численности населения лишь частично компенсирует стремительное повышение уровня жизни.

Через сотни тысяч лет после появления Homo sapiens на этой планете супругам Олссон повезло родиться в одном из первых поколений, которому удалось вырваться из мальтузианской ловушки, а их семья – одна из миллионов семей, которые в этот период выбрались из ловушки бедности в Западной Европе и Северной Америке. Повысившийся уровень жизни семьи Олссон – прямое следствие технического прогресса – не упадет при жизни следующих нескольких поколений, а будет повышаться и дальше, причем еще быстрее. Потомки Джонсов будут наблюдать демографический переход и освободятся из мальтузианской ловушки немногим раньше семьи Олссонов, в конце XIX века. Потомки Келли между тем вырвутся из ловушки вскоре после них в начале XX века.

Наконец, благодаря демографическому переходу человечество преодолеет фазовый переход.