Текст книги "Раннее"

Я свободна

Жена со своим мужем сейчас стояли на окраине леса. Несмотря на довольно неблизкое расположение от входа, людей вокруг было предостаточно. Они сидели под деревом и молчали, тишина давила на мозг мужчины. Его всегда напрягало, когда его женушка молчала.

– Знаешь… – послышался весёлый женский голос с небольшой издёвкой, – давно хотела тебя спросить. Каково это чувствовать себя свободным? Когда ничто не затыкает тебе рот? Я узнала… Это прекрасное чувство. Никаких запретов, никаких оков, разве не здорово?

В ответ лишь молчание. Он искренне не понимал, о чём она говорит, или всё же догадывался, но не хотел говорить это вслух, кто знает.

– Вот и я так думаю.

Перед глазами мужчины пролетело что-то. Это «что-то» напоминало кольцо… Да точно, это же кольцо! Так еще и обручальное. Да как она?..

– Молчи… Раньше я всегда потыкала всем, держала язык за зубами и ходила перед всеми на цыпочках. Надоело! Я всё время говорила комплименты, потому что не люблю, когда на меня кто-то орёт. Но теперь любая тварь и мразь должна знать, кто она по натуре, как её видят окружающие.

Послышался выстрел и мужчина, дернувшись, повернулся к супруге.

– А эти людишки? Они вечно придумывают всякий бред, сплетничают за спинами других. Тебе ли не знать это, такой же, как и все эти мрази! А лгут они как? Они даже верят в свою собственную ложь, как так можно? Идиоты…

Женщина легла на траву и снова выстрелила, попав в ногу какому-то парню. В лесу и до этого началась паника, кто-то позвонил в полицию, а теперь уже в «скорую».

– Что же, дорогой, у меня мало времени осталось. Я, пожалуй, договорю, а ты не перебивай, ладно? – девушка взялась за плечо мужа и приставила оружие к его виску, после чего последовал кивок. – Спасибо… Что бы еще тебе сказать? Ах да… Эта шмаль, которая крутиться рядом с тобой… точнее крутилась, – и вновь безумный смех, – она так мило билась в конвульсиях, когда я позвала её к нам в гости, и она выпила крысиный яд. Я знала, что она крыса, вот и смерть ей крысиная. А ты… ничтожество, тебе никогда не говорили, если женился по любви, то уже никогда не променяешь её на дешевку или шлюху?

Женщина встала и отряхнулась. Полиция уже была рядом, были слышны сирены.

– Что ж, напоследок… Буду надеяться, что свободы на том свете мне будет предостаточно… Прощай, любимый, – с развеселой улыбкой проговорила девушка и подставила пушку ко лбу. – Прощай, паскуда!. Выстрел… Она упала на траву с улыбкой счастья на лице.

Наконец-то её желание стать свободной, чувствовать, что она никому ничего не должна, исполнилось.

Снежная королева

Я подошел и замер в нерешительности…

Холодный ветер коснулся играючи щеки и побежал дальше, оставляя едва заметные следы на сухом, колком снегу… А я продолжал стоять, задумчиво глядя на массивные, увитые стальным плющом и богато инкрустированные прозрачными кристаллами ворота, на серебряные шляпки гвоздей. Эта дверь была вычурна, красива до пошлости, и потому касаться ее было страшно и противно одновременно. Но за ней меня ждала моя Судьба, и потому, пусть и замешкавшись, я протянул руку и обхватил пальцами изящную ручку, ощущая, как прилипает к ней кожа. Потянул на себя, и громоздкая калитка последовала за рукой столь податливо, что я как будто бы даже уверился в том, что меня здесь ждут, но, войдя, вновь опустил глаза в пол. Когда же посмел поднять их, дабы взглянуть на Хозяйку величественного дворца и поприветствовать Ее, только трепетное дыхание прокатилось, шелестя, по губам.

Странное и завораживающее зрелище предстало предо мной. Некогда просторная зала вместила целую армию молодых мужчин и женщин, застывших в одинаково агрессивных позах с пронзенными хладными кристаллами льда сердцами. Нечто пугающее было и в статичности, казалось бы, совершенно здоровых и сильных людей, и в осмысленном выражении их остекленевших глаз, в коих застыло мое отражение. Но не под внимательным взглядом бессменных рабов улыбался я, а той, что восседала на троне, установленном на мраморном постаменте, словно статуя греческой богини.

Снежная Королева…

Она не сразу поднялась мне навстречу, и по тени, скользнувшей по жестокому лицу и отразившейся в живых очах, я понял, что в стиснутой корсетом груди прекрасной госпожи бушует ледяное пламя гнева, распаленного, должно быть, моей нерасторопностью. Невысокая, но статная и красивая, Королева, Ее высокомерный взор, неведомая сила и удушливый хлад, сквозивший от царственной фигуры, заставляли меня трепетать от восторга и страха.

Не Ты ли выстроила меж сугробов и скал, покрытых ледяной шубой, в самой глубине заснеженной страны сей чудесный замок? Не Ты ли распахнула двери, озарив спасительным лучом путь одиноких странников, что заблудились, настигнутые врасплох коварной полярной Ночью? Бессильной злобой искажены лица тех страдальцев, уже нашедших свое место здесь, в ледяной клети Твоего сердца, и, возможно, совершенно случайно забредших сюда, будучи под влиянием чар.

Я же сам пришел к Тебе, преодолев расстояния. Ты знала, что я приду. Знала и ждала, кусая от нетерпения капризные губы. Сегодня самый жалкий раб пополнит Твою коллекцию, встанет в строй и замолкнет навечно. Ты обеспечила себе надежный тыл. А я, будучи всеми отринутым, не смогу отдать даже то единственное, что имею, другому человеку, к коему уже никогда не воспылаю теплым чувством. Нет никого, кто пожелал бы принять скорбный дар, лишь Ты, Снежная Королева, ловишь каждое мое движение, каждый робкий взор, брошенный даже не в лицо – к ногам Твоим…

И вот я, ослабевший, сломленный, падаю ниц пред своей повелительницей и, закованный в кандалы долгожданного, пусть и притворного внимания, содрогаясь всем телом, касаюсь губами хрустальной туфельки. Странное чувство обуревает мною, будто обратно в чрево матери втолкнули и оставили в этой жаркой тюрьме задыхаться. Глаза, наполнившиеся слезами, затягивает тонкая кромка льда, и я только лишь горше рыдаю от невозможности лицезреть торжество своей госпожи. Она не спешит, как порой, бывало, поспешно, не примерившись, вонзали клинки мне под ребра товарищи и вынимали, наблюдая, что сталось с жертвой. И жертва затихала, прислушиваясь к себе… Попала сталь в сердце или всего лишь пробила легкое? Жизнь теплится. Значит, нужно ждать следующего палача, сведущего в анатомии…

…Королева почти насильно поднимает меня с колен и прижимает к себе, утешая. Широко распахнув слепые глаза, словно ребенок, впервые встретившийся с несправедливостью, покорно опускаю голову на хладную грудь Властительницы судеб и вдруг ощущаю на почти онемевших щеках обжигающий холод Ее дыхания. Словно со стороны вижу бледные губы, дерзко впивающиеся в мои, ощущаю прикосновение острого жала к своему небу и замираю в сладком упоении болью…

Нет, не жалей меня! Только не жалей меня, умоляю…

…Медленно проникает в плоть острая сосулька, холод растекается под кожей… Мертвым покоем дышит последняя улыбка, застыв на приоткрытых губах…

Я новый трофей в Ее коллекции. Один из многих, но бесценный.

Самый первый

– Как порой, согласитесь, было интересно наблюдать за тем, как загораются и гаснут в синих вечерних сумерках иль утренней золотистой дымке самые крупные звезды. Лучистые, колкие, они пленяли взор своей холодной красотой… И, помнится, в моей душе каждый раз разгорался конфликт меж детским восторгом пред этим сверкающим огоньками великолепием и пониманием того, что вблизи сии волшебные кристаллы есть всего лишь огромные скопления горящего газа… Как досадно.

– Вот именно. Лучше любуйся мной. Я со всех сторон великолепен, – словно констатируя факт своей ограниченности, заявляете Вы и бросаете взор, исполненный томления, куда-то на стену позади меня.

– Ах! – быстро выдыхаю, стараясь этим нескромным жестом выразить свое негодование, но быстро успокаиваюсь и опускаюсь на пол у Ваших ног. Говорят, сидеть на камне вредно, и я, будучи человеком мнительным, будто бы уже чувствую, как холод, таящий неведомые опасности, медленно проникнув под кожу, крадется по ногам и спине все выше, заставляя кожу покрываться пупырышками. Слышу легкий скрип и, мельком взглянув на Вас, вижу, как Ваши шершавые пальцы нервно сжимают подлокотники кресла.

Сизый туман или дым накрывает город, еще сильнее меркнут краски на вылинявших фресках… Вы резким движением выбрасываете вперед руку, едва не ударив меня по лицу, и делаете знак подвинуться чуть ближе. Игнорируя, продолжаю:

– И Вы когда-то казались светилом, загадочным и недостижимым. Думалось мне, не может половина мира обожать совершенно заурядного человека. Ведь тусклые звезды появляются на небе только после ярчайших, дабы те на их фоне казались еще прекраснее, не так ли? А Вы… лишь дорогая продажная девка, что, набив себе цену, с легкостью отдается и так быстро уходит, оставив незадачливую любовницу без гроша и с разбитым сердцем. Если Вы столь замечательны, как говорите, зачем играете с другими? Возможно, они и так последовали бы за Вами.

Ваши губы трогает улыбка, но не задумчивая, а заносчивая, как и все в Вашем облике. Надменный монарх, желающий слышать лишь то, что ему хочется… Но даже сейчас Вы невероятно красивы, мой горделиво восседающий на троне ангел, мой Самаэль…

– Солнце… – вновь исполнившись благоговейного восторга, робко касаюсь Вашего колена, и Вы вдруг вздрагиваете, вглядываясь в мое лицо широко раскрытыми от ужаса глазами. – Солнце, Вам ведь нечего опасаться, правда. Подумайте: если Вам удалось убедить самого себя в собственной значимости, как могут другие в том разубедиться?

Вы вяло киваете, но протянутая рука безжизненно падает на бархатную обивку кресла и остается лежать, даже не пытаясь схватить за хвост набегающую тень… Уже жалея о том, что говорю и делаю, сажусь к Вам на колени. Миловидное личико глупого ангела вновь принимает столь знакомое мне беззаботное выражение, слегка задубевшие от холода пальчики, скользнув под юбку, покоятся меж моих бедер. Чуть наклонившись, жарко шепчете банальную и уже столько раз произнесенную Вами для других фразу:

– Увидев падающую звезду, пожелаю лишь того, чтобы ты всегда была со мной…

Улыбаюсь доверчиво, чтобы сделать Вам… нет, уже тебе приятно, все еще неумело отвечаю на поцелуи и ласки…

Звезда яркая или гаснущая, первая на небосклоне или одна из многих… Какая разница, кто Вы, в конце концов? Ведь и я, признаться, ничем не отличилась от других, побежав вслед за Вами, словно глупая собачонка… Вам ли не знать этого, любовь моя?

Во власти

Пурпурные языки пламени, охватившие вечернее небо, бросали кровавый отблеск на землю, застывшую в предвкушении отдыха после бурной грозы, все еще стонавшей вдалеке. Тучи бросали мрачные взгляды на угрюмые деревья, уносясь с грохотом прочь. Небо, пронизанное золотистыми стрелами, переливалось, играло всеми оттенками алого, словно искусный садовник холило свое детище, чтобы через пару минут срезать печально склоненные цветочные главы цвета спелых виноградных кистей…

Голод терзал мои внутренности, но я упрямо надеялся заглушить его впечатлениями от вечерней прогулки. Перламутровое небо взволновало меня как никогда раньше, и я упивался лицезрением его, присев на единственную скамью, как вдруг заметил, что рядом со мной сидит еще один человек. Я бросил на него мимолетный взгляд и застыл, пораженный выражением глубочайшей скорби на прекрасном лице незнакомца.

Это был юноша лет девятнадцати, совсем еще мальчик. Нежные щеки его покрывала нездоровая бледность. Светлые кудри обрамляли узкое личико, серо-голубые, стального оттенка, глаза смотрели куда-то вдаль, словно сквозь прохожих. Тонкие, прозрачные пальцы парень сцепил на коленях в «замок», капризно поджав пухлые губы. Он был олицетворением юности или самой Юностью, по прелестной мордашке которой то и дело пробегала холодная тень. О чем он думал? Неизвестно. Застывшее ледяное выражение лица не давало проникнуть в душу.

Вдруг линия тонко очерченного, хранившего массу наслаждения для обоих полов, рта искривилась в странной усмешке. Жестокой безысходностью сквозило от сильного, здорового тела. Поистине космическая загадка была заключена в этой скорбной фигуре.

Похоже, мой взгляд был красноречивее всяких слов, потому что юноша обернулся ко мне и пару мгновений разбирал мои черты своими огромными глазами, в глубине которых светилась мягкая покорность судьбе.

– Знаете ли Вы, что такое Власть? – спросил мальчик глухим голосом, отбросив прядь волос с высокого лба.

Я застыл, вперяясь в него удивленным взглядом. Парень сидел, театрально откинув красивую голову, и внимательно следил за мной из под полуопущенных ресниц. Посчитав машинальный кивок согласием, юноша заговорил.

– Хорошо. Я расскажу Вам, что всю сознательную жизнь я мечтал повелевать людьми… Да-да, не удивляйтесь. Должно быть, странно слышать такие дерзкие речи от розового юноши как я, но это правда. Но вовсе не директором театра я желал быть, нет. Лишь… кукловодом. По мановению руки разжигать и гасить великие страсти: разве это не чудесно? – он схватил меня за руку в безотчетном порыве.

Я молчал, посчитав его вопрос риторическим. Мальчик вздохнул и отвернулся. Гримаса боли исказила его тонкие черты, на лбу выступили капли пота. Он трепетал, изо всех сил стараясь держаться уверенно, но не мог устоять перед желанием поведать кому-либо свою историю. Непостижимый человек! Он страдал от одиночества в стенах своей гордости, терпеливо ожидая внимательного слушателя, но, встретив такового в моем лице, неожиданно испугался.

– Продолжайте, – потребовал я, прервав нависшую над нами тишину. Парень ответил мне благодарной улыбкой и заговорил с присущей ему медлительностью, тщательно подбирая каждое слово. Что-то комичное было в этой царственной важности, напыщенных фразах, слетавших с губ молоденького парнишки, но в тот час, в ту секунду я просто обожал своего собеседника и подбадривал его восхищенными взорами.

– Не было труда в достижении цели. Блистая остроумием и красотой, я расточал комплименты, с все нарастающим интересом входя в роль. И люди шли, да-да! Но шли, увы, повинуясь лишь инстинкту, физическому влечению к красоте. Я же видел в их восхищении нечто более возвышенное, вознадеялся, что обрел власть над разумом и, постепенно попав под влияние чар, любовался собой, словно Нарцисс, вожделевший собственное отражение. Увы, нет мысли там, где нет духовности.

Но сегодня… О, Судный день! Я познал истинную силу Власти…

– Что же случилось? – спросил я, сгорая от любопытства. Мальчик молчал. Что-то оборвалось в нем, какая-то невидимая, но важная струна.

Вдруг речь полилась вновь, бурля и пенясь, словно игристое вино. Я ловил каждую каплю этого божественного нектара, упиваясь им и не боясь опьянеть. Голос юноши звенел, как, затихая, дрожит в благоговейной тиши последняя нота бессмертной симфонии. Парень то и дело порывался уйти, испугавшись, что выдал свое волнение, но я удерживал его. Что-то жалкое было в этом жесте, но мне непременно хотелось узнать конец истории.

– Я вышел в прозрачный вечер, вдыхая золотистый летний воздух. Кудрявые ветви приветливо клонились ко мне, а я улыбался небу и лазурным очам молоденьких красавиц, шедших мне навстречу.

Но вдруг… Что-то случилось. Тьма покрыла очи черным саваном. Я почувствовал на лице своем удар ледяной плети, тысячи острых игл пронзили тело. Испуганный, я молил о помощи прохожих, но люди равнодушно отталкивали меня, словно пустую, бесполезную вещь. Боль пронзила сердце, и я упал без чувств на землю.

Когда же пришел в себя, гроза уже пролетела. Вместе с водой, принесенной облаками, иссякла и моя непоколебимая, казалось, вера в людей. Я был готов возненавидеть тот мир, в объятиях которого только недавно отдыхал, покрываемый поцелуями.

Я простер руки к Богу в безмолвном призыве и застыл, устремив очи в небеса. Словно в ответ на мои слова в грозно нависших над беззащитным городом облаках вспыхнула радуга. Усыпанная жемчугами и рубинами, она переливалась в лучах послеполуденного солнца, сверкая то аметистовым пурпуром, то мшистой зеленью серпентина. Смущенный красотой видения, я опустил глаза в землю и вдруг увидел у ног своих радужный хвост. Необыкновенное волнение охватило душу. Хрупкий нарцисс надломился, и я – настоящий я – плакал от восторга и собственного бессилия. Безумно хотелось дотронуться до этого близкого чуда, ощутив счастье осуществившейся мечты. Почувствовать себя… Богом.

Но стоило только протянуть руку к прекрасному видению, как оно рассыпалось на тысячу капель, столь же холодных, как те, что меня ослепили…

…Осознав то горе, что испытал мальчик, я захотел утешить собеседника, но он уже скрылся в сумерках. Я вдруг со всей отчетливостью понял, что никогда больше не увижу его. Ревность обожгла сердце, но я не обратил на это внимания, неотрывно глядя в ночное небо…

Помни о…

Я поднялся с дивана и, приблизившись к окну, приоткрыл его, с опаской бросив взор вниз, в наполненную шорохами ночную темноту, окутавшую город. Серебристый серп луны сиял в небе, усыпанном крупными блестящими каменьями вечно холодных лучистых звезд. Я заворожено следил за тем, как они переговаривались, перемигивались друг с другом, тщетно стараясь разобрать в хрустальном звоне близкую сердцу человеческую речь, но… Тишина. Лишь тишина, напоенная морозом, струилась через открытую форточку, касалась кожи ледяными пальчиками и вдруг пряталась в складках гардин, напуганная ревом проносящихся вдалеке автомобилей.

Словно смутившись под суровыми взорами далеких светил, я быстро захлопнул окно и задвинул шторы. Мгла обступила меня со всех сторон, а я лишь улыбнулся ей, зная, что темнота друг не только черным кошкам. По ночам сновидения, закутанные в темные плащи, следуя за прекрасной своей царицей, врываются в комнаты, тщательно скрыв лица под черными забралами, и погружают людей в мир светлых, пьянящих иллюзий или леденящих душу кошмаров. Ах, до чего же любо, поддавшись чарам, замереть в объятиях красавицы и забыть о том, что ты… жив.

Я опустился на диван и, закрыв глаза, погрузился в полудрему, но, едва заслышав чьи-то легкие шаги в соседней комнате, вздрогнул. Сон сошел с меня, и я замер, вслушиваясь в сгустившуюся тишину. Едва слышный вздох достиг моего слуха, но я не смел пошевелиться, томимый ожиданием. Подняв голову, я заметил движение в тонком луче лунного света, пробивающегося сквозь плотную ткань, и в тот же миг предо мною возникла, словно из ниоткуда, молодая девушка. Светлоликая, как луна, она была подобна Диане, но в зрачках ее, темных, словно бездонная пропасть, переливаясь, блестела безликая пустота…

Я улыбнулся девушке, словно старому другу, и подвинулся, приглашая сесть рядом. Лишь в пляске теней я различал, как вздымалась ее высокая грудь и дрожали пушистые ресницы, ибо сама гостья безмолвно взирала на меня, разбирая черты мои темными очами. Она, без сомнения, прекрасна, но зыбка, как любое видение. Кажется, вглядись в нее и увидишь, как под туманной оболочкой бьется хрустальное сердце, но я старательно отводил взор, боясь, что фантазия разрушится слишком быстро. Но сколько можно тешить себя призрачной надеждой на то, что хоть в этот раз судьба послала мне настоящего товарища, с которым я скоротаю часы одиночества?..

Что-то теплое скользнуло по лицу… Секунда, и вот уже темное пятно предательски расползается по моим джинсам. Я бросил взор, полный отчаяния и безысходности, на гостью, не надеясь уж ее увидеть, но замер, чувствуя, как губы мои сами собой растянулись в виноватой улыбке. Девушка продолжала сидеть рядом, недвижимая, и, словно не заметив моей минутной слабости, все так же молчала, но что-то переменилось в выражении глаз ее. Приглядевшись сквозь слезы, я невольно отметил, что она не так уж и прекрасна, как казалось мне сначала. Темные тени залегли под очами, что, словно черные дыры, тянули в себя лунный свет; скулы заострились, сделав лицо похожим на отвратительный оскал черепа. Должно быть, это мое чересчур разыгравшееся воображение так исказило прелестницу, но, увы, как ни старался я прогнать видение, оно не исчезало, а лишь, вцепившись в мою руку, все крепче сжимало запястье. Хладное дыхание обожгло щеку…

Где же всадники, что прогонят прочь опостылевший кошмар? Где златом венчанный царь, что теплом своим заставит кровь мою бурлить в жилах? Где те слезы о прошедшем Сегодня, что проливаю перед сном, и то Завтра, что я жду, засыпая?..

Все исчезло, а я, Человек, посмел лишь закрыть глаза, дожидаясь, пока Смерть так же страстно сожмет пальцами мое горло.