Текст книги "Сказки капитана Эгры. Первое плаванье"

Как раскрасить серый день

Янтаря хватило ровно на три кувшинки. Паук сплел для каждой узорный листочек и красивый длинный стебель. Эгра несколько раз нырял глубоко и надолго, как умеют только выры, и добыл разноцветный жемчуг, чтобы украсить кувшинки перламутровой «росой». И вот работа закончилась, все полюбовались на подарок. Готовый букет бережно убрали в специально сделанный для такого случая ящик. Укрепили его на корме, под скамьей. Сразу решили: на таком маленьком корабле этот ящик и следует называть «трюм», ведь он хранит ценный груз. И, раз появился трюм, теперь капитан Эгра мог изредка небрежно бросить: наш трюм полон. Выру очень нравилось звучание новых слов.

Звездочёт реже прятался в своей каюте на мачте. Целыми днями он обживал палубу, даже сплел несколько дополнительных канатов. Закончив с этим делом, занялся новой большой работой. Разве удобно и правильно – когда на корабле всего один парус? Даже если «Волнорез» невелик и мачта его довольно мала, и парус хорош… Паук долго прикидывал, скрипел невнятные слова. Царапал когтями палубу, называя это «чертеж». И, по обыкновению, толком не объяснял своих затей.

Что задумал Звездочет, сделалось ясно однажды утром. Фима проснулся и обнаружил: тонкие нити веером лучей натянуты между мачтой и острым окончанием носа кораблика. Звездочет снует по нитям туда-сюда, туда-сюда, заплетая по канве одну за другой поперечные нити.

– У нас будет два паруса. Прямой и косой, – гордо сказал Эгра. Ведь он сразу понял затею паука! – Второй называется… как же он называется? Я же слышал в городе однажды. Ах, да: кливер.

– Вот, учи слова, салага, – Звездочет не забыл безобидно поддеть рулевого. И добавил по привычке: – Ты же почти балласт, то ли дело – капитан… Славный Эгра сплавал на берег и добыл все необходимое, он делает рангоут для нового паруса.

Фима улыбнулся, пожал плечами и сел завтракать. Он не обиделся. Тем более, паук по своему обыкновению сразу пояснил незнакомые слова. Он знал наизусть названия всех парусов большого корабля. Всех его деревянных деталей, медных блоков… Рангоут – это ведь как раз и есть детали для подъема парусов, их растягивания. И паук перечислил названия и назначение для каждой, самой малой, детальки!

Нет, на «салагу» обижаться не имело смысла. К тому же с пауком разговаривать интересно. Фима слушал и украдкой норовил накрыть ладонью солнечного мышонка. Тот всякий раз успевал отпрыгнуть, но с палубы не убегал. Он полюбил янтарную луну и не покидал её с рассвета до заката, разве что время от времени выбирался попрыгать по палубе, поиграть в салочки с Фимой и Звездочетом.

«Так-так!» – привычно твердили молотки в руках Эгры.

«Уж-же, щас, уже», – соглашалась поспешить пила.

Эгра усердно обрабатывал рей, к которому следовало закрепить парус. И очень торопился: ведь паук исполнял свою часть дела с замечательным проворством.

Только Фиме на сей раз не нашлось места в общем важном занятии… Пока он играл с солнечным мышонком, было не скучно. Но вдруг облако укутало солнышко, мышонок юркнул в тень, как в норку… и стало совсем тяжело.

Фиме показалось, что он – настоящий балласт. Распоследний пассажир. Никому не нужный в команде человек… Курс выверен, ветер ровный. Рулевой на корабле вовсе не требуется. Что делать? Чем себя занять? Лесовик стал глядеть на море. Но и там не нашел ничего интересного. Стоило солнышку спрятаться, как волны сделались серыми и одинаковыми. Они ритмично изгибали спины вверх-вниз, вверх-вниз, это утомляло глаза и даже вызывало тошноту.

Серость затопила мир. Серость всех оттенков завладела этим днем, изгнала из него цвет и праздник. Серые облака уныло тащились по серому небу. И даже парус «Волнореза», такой красивый в янтарных крапинках звезд, был теперь совсем тусклым. Фима ощутил, что и сам он тонет в серости и пропитывается ею, становится хмурым и безрадостным.

Стук молотка Эгры раздражает. Беготня паука выводит из себя. Затея со вторым парусом кажется ужасной глупостью. Разве одного мало?

А самое страшное… вовсе худшее – само море. Всюду, много дней уже, только море! Серое море для лесовика страшнее сухой мертвой пустыни. Ни единого дерева. Ни единой травинки. Ни одного листочка, готового пошептаться с лесовиком. Нет деда и даже болотницы. Дома казалось: она совсем девчонка и ужасная зануда, все время норовит поучать и угощать чаем. Но здесь, в пустыне моря, даже по её чаю и поучениям, оказывается, можно соскучиться.

Фима молча отвернулся от Эгры и Звездочета, ушел на корму и лег там, на широкой скамейке-надстройке над трюмом. Свернулся, обнял руками колени и закрыл глаза. Он лежал и лежал. Один.

Друзья даже не спросили, как он себя чувствует! Не окликнули… Наоборот, стали говорить тише. Словно у них есть секреты от него, от рулевого. Это уже было похоже на предательство. От того день казался не просто серым, но почти черным. Холодным и неуютным.

– Ты заболел, вот так… – шепнул Эгра над самым ухом. – Фима, тебе плохо?

– Мне хорошо! Возитесь сами по себе, делайте, что угодно, – Фима рассердился пуще прежнего.

Ему было стыдно назваться больным. Забота капитана казалась фальшивой. Обижало и то, что паук молчит… даже не обозвал «салагой»!

– У него морская болезнь, – проскрипел голос Звездочета. – Это серьезно, кэп. Он сухопутный. Я тоже болел. Знаешь, признаюсь совсем честно: я попал на «Звезду» случайно. Меня спящим увезли из родного леса. Очнулся – море кругом, караул! Но я справился, научился спасаться от скуки. Плести канаты, покрывать паруса узором и пугать юнгу, который и назвал меня Черным… Ну, не важно.

– Фима, ты ведь лесовик, – вздохнул Эгра. – Тебе плохо без леса.

– Еще назовите меня балластом, – Фима окончательно разозлился, резко сел на скамье и оттолкнул руки капитана. – Хорошенькое дело! Так недолго признать друга бездельником.

– Да у тебя жар, – испугался Эгра, не слушая глупостей. – Ложись поудобнее.

– Сейчас кливер сниму и накроем, я плету теплые паруса, с начесом, – запереживал паук. —Я быстро. Клянусь усами капитана! Больной на борту! Паруса зарифить, лечь в дрейф. Принять меры к излечению!

Эгра укутал друга новеньким парусом, еще мягким и тонким: паук сплел всего два слоя. Но и этого хватило, чтобы чуть-чуть согреться. А может, от суеты друзей стало лучше? Сидят рядом, и совсем не считают балластом. Еще лучше, что не вспоминают те глупости, которые Фима наговорил сгоряча. Больному многое простительно – у него жар, ему плохо…

– Звездочет, ты хоть что-то понимаешь в людских болезнях? – понадеялся Эгра.

– Нет, – признался паук. – Но я готов, если надо, даже поймать для него муху. Хотя в целом не одобряю это занятие.

– Почему? – чуть оживился Фима.

– Мухи такие противные, – отмахнулся Звездочет. – Они липнут на узор паутины и портят тонкую работу. Надо самое малое неделю трудиться, чтобы создать крабовидную туманность. Такую вот, – паук показал тремя лапами. – Но даже ничтожная мушка сомнет и порвет её в мгновение… Нет, я не ловлю мух. Только если – для лечения.

– Спасибо, не надо и для лечения, – вежливо отказался Фима.

Эгра положил руку на лоб другу и огорченно булькнул. Жар ничуть не уменьшился. Тогда выр усом обмотал запястье и посчитал пульс. Слабый. Неровный. Как дальше лечить людей, а тем более – лесовиков, Эгра не знал.

– Раз ты болеешь, должны быть эти… симптомы, – проскрипел паук. – Ноги ноют? Горло красное? Кашель донимает?

– Нет. Я тоскую по лесу, – пожаловался Фима. – Мне вредно без зелени. А сегодня день какой-то окончательно серый…

– Полагаю, нам требуется настоящее чудо, – со знанием дела буркнул паук. – Кэп, расслабься, я опытный моряк, не зря получаю свою капусту по утрам! Уж одно-то чудо я устрою. По знакомству.

Паук юркнул в трюм, пошуршал там, взбежал по парусу до янтарной луны. Обернул её тоненьким стебельком и прикрепил этот сухой стебелек нитью к парусу. Эгра хотел спросить, что за странное лечение изобрел паук? Но не решился. Звездочет выглядел мрачным и даже огорченным, часто клацал когтями, совсем как в первые дни на корабле, когда он норовил всех напугать…

– Не знал, что пауки умеют творить чудеса, – сказал Фима без особой надежды в голосе.

– Нет, не умеют! – рассердился Звездочет. – Из-за тебя я истратил свою единственную заговоренную травинку. Единственную! Мне её подарила болотница, понял? И, если чудо не сработает, я тебя укушу и отравлю! Она спасла мне жизнь! Её чудо просто не может быть негодным! Понял? Салага! Сухопутник, испугавшийся моря! Недотрога избалованный…

Паук бормотал все новые слова, наверняка тоже обидные, но говорил он все тише, отвернувшись и торопливо взбегая по парусу к своей каюте. Скрылся в ней и замер.

Трудно ли ради друга истратить единственное чудо, тем более выданное тебе на прощание? Может, и не очень трудно, если друг – настоящий. Но как же тяжело сомневаться: а если чудо – не сработает? Не спасет друга, а то и вовсе не состоится. Чудо – оно не почтовый парусник. По расписанию не прибывает…

Фима виновато пожал плечами. Если разобраться по правде, то он точно избалованный. Кто ему отказывал дома, в лесу? Да никто! Помнится, он однажды прикинулся больным, вот уж все забегали… Малины принесли, меду от диких пчел и совсем уж редкого: от малых шмеликов, которые живут в гнездах в земле. Белки трещали на весь лес и прыгали в очередь, одаривая орехами. Два раза даже по макушке попали… Суета, кутерьма, переполох и развлечение. Тогда он не подумал, что все переживали всерьез. Тогда он не постыдился напугать самого деда!

А теперь захворал по настоящему, и оказалось: ничуть это не весело – болеть. Страшно. Как будто тебя становится в мире совсем мало. Ты вдруг понимаешь: встать нет сил, рукой шевельнуть трудно, голову от досок поднять невозможно. И сам огромный мир сжимается до размеров одного кораблика. Качается на волнах, ненадежно и зыбко. Хорошо хоть, друзья рядом. С ними теплее и спокойнее.

– Мы поворачиваем к берегу, – решил Эгра. – Если нужен лес, мы доставим тебя в лес.

Фима улыбнулся. Приятно: ради него меняют курс. Только далеко отсюда до берега. А день к вечеру так потемнел – совсем силы задавил! Губит лесовика этот мрак, душу мнет и жизнь по капельке вытягивает. Хватило бы тех капель до берега… Опять же: ветер будет сложный, боковой. Ночь наваливается, тоже худо. Одному выру придется и тянуть канат, и присматривать за рулем. А Звездочету – следить за парусом, что очень непросто при таком ветре, в темноте.

– Утром повернем, – попросил Фима. – Пожалуйста. Меня укачает на волне, а я хочу тихо подремать.

Эгра нехотя дернул усами вверх-вниз, соглашаясь не менять курс прямо теперь.

Звездочет выбрался из каюты и плотнее подвязал парус, чтобы ветер не гнал кораблик слишком быстро. Выр лег рядом, обмотал руку Фимы усом. Он продолжал щупать пульс, хотя вряд ли это можно назвать лечением. Просто Эгра очень волновался. Паук чуть потоптался в своей каюте… и тоже спустился на палубу, пробежал на корму. Поправил парус, ставший одеялом. Подоткнул больному под спину. И уселся у самой макушки.

Фима прикрыл глаза и постарался дышать ровно, думать только о хорошем. Он изо всех сил представлял себе лес. Вслушивался в ветер и пытался представить: он дома. Просто сейчас темно и потому деревьев не видно. Но утром все изменится. Утром непременно случится обещанное чудо.

Фима закрыл глаза. А когда открыл их, было уже утро. Серое и скучное, как весь минувший день. И даже еще того хуже! Никакого чуда поблизости не наблюдалось… Фима поежился от озноба, плотнее сжался под парусом. Прикусил губу до боли. Он – лесовик. Ему надо видеть лес, слышать его шум! Он всегда жил там, где дышит и шепчется лес. Оказывается, от тоски по дому можно зачахнуть…

– Там что-то появилось, – неуверенно сказал Звездочет, замер… Вздрогнул и метнулся на верхушку мачты. – Да, там что-то движется! Прямо по курсу, навстречу нам. Большое, вроде облака.

– Облаков и без того слишком много, – грустно улыбнулся Фима.

– Но не таких! – весело проскрипел паук. – Кэп, докладываю: чудо спешит к нам на всех парусах!

Фима осторожно приподнялся на локтях. Голова немного кружилась, и серый день вокруг словно бы приплясывал, закручивался в воронку вихря. Получалось очень неприятно, до тошноты. Но вдали, в самой сердцевине серости, постепенно обозначился золотой свет. Фима поморгал, прищурился, вглядываясь и перемогая тошноту. Он твердил себе: мне уже лучше! Гораздо лучше. Ну, или скоро станет лучше. Не помогало… пока облако не стало заметно отчетливо.

Облако двигалось с севера быстро, росло и ширилось. Облако было золотым, янтарным, солнечным, лимонным, тепло-цыплячьим, кувшиночно-рыжим! Облако сияло всеми оттенками желтизны. Оно отражалось в серой воде – и волны начинали пританцовывать, радуясь обретенному цвету, и отражали золото, и наполнялись сине-зеленой глубиной своего настоящего цвета. Облако так ярко выделялось среди прочих, что тучи вокруг тоже перестали быть серыми! Одни посветлели, иные наоборот, сделались темнее, обрели синевато-чернильный оттенок.

– Это же… бабочки! – прошептал Фима. – Я слышал от деда, что они иногда срываются с места и улетают невесть куда, за тридевять земель. Но я не думал, что перелет выглядит так волшебно. Это большое чудо, Звездочет. Знакомые бабочки, такие живут в моем лесу.

Фима сел и стал смотреть, улыбаясь и не замечая, что уже не кутается в парус и не чувствует озноба. Бабочки летели довольно низко, их было так много, что отчетливо слышался шум крылышек. Облако придвинулось вплотную. Вот оно стало окутывать корабль… Бабочки садились на борта, на мачту, на паруса и канаты, на весла, на палубу и на панцирь Эгры, на его усы. Бабочек было очень много, все они хотели отдохнуть на крошечном клочке суши, внезапно найденном посреди моря.

Фима рассмеялся, подставил руки бабочкам и ощутил, как щекочут кожу их крошечные лапки.

– Звездочет, ты подарил мне самое замечательное чудо на всем свете! – сказал лесовик. – Я уже выздоравливаю. И знаешь, что замечательно? Мы для этих бабочек – тоже чудо, очень полезное. Они отдохнут на «Волнорезе», и им станет гораздо легче добраться до берега. Они помогли нам и вылечили меня. А мы принесли пользу им.

– Золотой кораблик! – счастливо вздохнул Эгра.

Он широко встопорщил все свои усы – и длинные, и короткие кустистые. Теперь те и другие были мохнатыми от бабочек. Фима рассмотрел их крылья. Переливчатые, основной фон янтарный, прожилки цвета гречишного меда, точечки и штрихи совсем темные. Когда бабочки складывали крылья, становилась видна их изнанка. Серебристая с коричневым и зеленым, похожая на ивовые листья…

Бабочки то закрывали крылья, то распахивали их, и отчего-то делали это все вместе. Или так казалось? Фима смотрел – и ощущал, что солнышко то выглядывает из-за облака, то прячется. По коже пробегали волны холода и жара. Лесовик улыбался и верил: он сидит на берегу пруда, в родном лесу. Кругом много зелени, над тихой водой склонилось серебро ивовых листьев. Оно тихо шуршит под ветерком.

– Осторожнее, осторожнее, – приговаривал паук, бегая по новенькому парусу, которым был накрыт больной. – Свежая работа. Я только что сплел эти вот нити и эти тоже. Они еще немножко клейкие. Не запутайтесь, не повредите пыльцу. Осторожнее! Я знаю, вам не улететь без узора на крыльях. А он весь – пыльца. Я знаю, мне болотница рассказала.

Две бабочки сидели на спине у паука – а такое удается увидеть, пожалуй, всего раз в жизни! Звездочет не прогонял их, он был занят тем, что бережно выпутывал лапки и усики перелетных бабочек из тонкой паутинки.

– Звездочет, они сидят у тебя на спине и кажется, что ты – крылатый паук, – Фима поделился наблюдением и улыбнулся широко, спокойно. – Очень красиво! Как думаешь, они тебя не унесут с собой?

– Нет! – паук испугался, даже встряхнулся. – Я из команды «Волнореза»! Нельзя уносить меня! Эх, если бы мы зашли хоть в один большой порт, если бы взяли на борт баночку с кленовым сиропом, я бы мог угостить всех…

Эгра согласно качнул усами, обещая при первом удобном случае загрузить в трюм сироп.

От движения усов несколько бабочек взлетели – и это стало сигналом для остальных. С шорохом и шелестом цветное облако взвилось над кораблем, закружилось янтарным сиянием. Поднялось выше – и стало удаляться на юг, к неблизкому и желанному лесу.

– Передайте деду, что у меня все в порядке! – прокричал Фима вслед.

Он уже стоял в рост и махал руками, провожая бабочек. И выр стоял, опираясь всеми руками о мачту. А паук взбежал по мачте к самой каюте и там звучно клацал когтями, салютуя своему чуду…

Когда облако скрылось вдали, экипаж «Волнореза» получил еще одну нежданную радость. Сперва это казалось лишь обманом зрения, но таким упрямым… Не проходящим! Море больше не было серым. Вокруг корабля оно слегка светилось. Фима внимательнее осмотрел парус, осторожно тронул кончиками пальцев палубу и улыбнулся. Совсем немного пыльцы с крыльев каждой из бабочек осталось здесь, на месте их отдыха. Но и этого хватило, чтобы парус стал перламутровым и получил оттенок свежего липового меда…

– Чудо не пропало вдали, оно осталось с нами, – вздохнул лесовик. – Хорошо… теперь я вижу, что море не серое и не пустое.

– Ты совсем вылечился? – уточнил Эгра.

– Наверное. Я, пожалуй, еще немного отдохну и тогда стану окончательно здоров, – предположил Фима.

Зевнул, забрался под тонкий новый парус, пощупал его, тоже золотистый, теплый. И заснул. Во сне лесовик видел себя, стоящего на высоком берегу, у самой опушки леса. Справа и слева росли над обрывом рыжие сосны, они танцевали всеми изгибами стволов. А вдали висело янтарное облако бабочек. Они приближались, они одолели пустыню моря и добрались домой.

Фима во сне, на берегу, снова протягивал руки и ловил на ладонь усталых путниц, рассматривал их и радовался…

Он проспал остаток для и всю ночь. А когда проснулся, был уже вполне здоров.

Второй вечер

На следующий вечер Сказочник приплыл в бухту задолго до заката. Дети уже ждали его. Эгра выбрался из воды и лег на обычное место.

– Мне снились бабочки, медовые и лимонные, – сказала одна из девочек.

– А я летал над морем. Хотя облака были хуже киселя, я верно выбрал курс и добрался домой, в нашу бухту, – гордо сказал её сосед.

Такой сон всем показался наилучшим, и мальчик взялся пересказывать его, стараясь припомнить, какой именно бабочкой он был и видел ли с высоты кораблик Эгры. Сказочник хвалил, бодро качал усами, и уточнял мелочи. А сам мастерил из трубок и стеклышек нечто необычное.

Сперва Эгра свернул из плотной бумаги трубку. Затем приладил с одной стороны крышечку с глазком, поместил внутрь трубки три длинных прямоугольных зеркальца, враспор. Если поглядеть с открытой пока стороны трубки, зеркала образовывали треугольник. Поскольку зеркал и трубок Эгра заготовил много, дети тоже принялись мастерить загадочные игрушки. Это не сложно, если помнить: стекло не терпит грубости. Характер у него хрупкий, но острый… То ли само сломается, то ли поранит пальцы.

Наконец, Эгра закрыл круглым стёклышком свободный конец трубки, поместив его поглубже, насыпал на стекло цветных камешков, осколков – немного, чтобы осталось пустое место. Закончив с этим, капитан закрыл трубку сверху вторым стеклышком. Это стекло выр сначала долго тер о шершавый панцирь, пока оно не сделалось молочно-белесым.

– Готово? – с сомнением уточнил дотошный сын плотника. – Странная штука! На подзорную трубу похожа, только что в неё видно, если и камешки внутри, и стекло матовое?

– Это калейдоскоп, – Сказочник показал готовую трубку. – Вещь вроде бы простая, но немножко волшебная. Камешки, стеклышки, трубка… А все вместе – калейдоскоп. Он сказки рисует.

Выр передал игрушку одному из детей и велел смотреть через калейдоскоп на свет И – о чудо! – камешки и стеклышки превратились в нарядный цветной узор. Подвижный: стоило совсем немного повернуть трубку, как узор шуршал и менялся, и каждый новый не повторял прежнего…

– Вот так я создаю сказки, – сказал Эгра. – Все, что лежит без дела… оно обыкновенное. Волшебными самый крохотный камешек, самую тусклую ракушку делаем мы с вами. Мы смотрим с интересом. Каждая росинка – жемчуг, каждый паук – звездочет, всякая бабочка – чудо. Не спугните чудо, и оно вам откроется. Самые обычные вещи тогда поделятся с вами своими тайнами и впустят в сказку.

– Сказочник, а как же «Волнорез» и подарки тетушке зиме? Ты не закончил ту историю, – напомнила маленькая девочка.

Она хорошо знала, хоть и была мала: росу и бабочек можно рассмотреть в любое время. А вот застать капитана Эгру на берегу гораздо труднее. Скоро его корабль поднимет якорь, об этом твердят в порту весь день… Значит, надо стараться выслушать как можно больше историй, пока капитан рядом.

– Я надеюсь еще не раз выйти в море. И вернуться, чтобы рассказать вам новые сказки. Так и будет. Нет повторов узорам калейдоскопа. И сказкам нет конца, – развел руками Эгра. Дети огорченно зашумели, и капитан добавил: – да, есть много историй о «Волнорезе» и его команде. Но рассказ о том, как Эгра гостил у тетушки зимы, я точно задолжал вам. Слушайте. Кораблик с перламутровым, оттенка липового меда, парусом, стал еще красивее прежнего…