Текст книги "Калевала-2010"

Они спустились вниз по ровным ступенькам, вошли через железную дверь, за которой темнел длинный коридор. Шесть ступенек, которые вели вниз, были устланы ковровой дорожкой.

Она ожидала увидеть вчерашнюю толпу медитаторов, но в коридоре по шелковистому ковру бесшумно ступали только они двое.

– Здесь мы должны обязательно разуться, – предложил Михаил.

– А почему мы одни? – спросила Лена.

– Многие прошли инициацию ещё днем, остальные вчера и позавчера. И не одной толпой, как тебе кажется. А каждый по одному. Каждому было назначено своё время. И каждому было отведено двадцать минут.

– Я последняя?

– Нет. После тебя ещё пятьдесят человек.

– Но ведь это будет уже ночь! А как же те, кто живёт на другом конце города?! – ужаснулась Лена. – Особенно женщинам опасно ходить ночами!

Ей казалось, что Миша всегда улыбался со смыслом. Вот и сейчас, спустя несколько секунд молчания, он произнёс, тонко улыбнувшись:

– Да… Сегодня последний день инициации… Время для каждого было назначено своё… Господин Даянанда хотел проверить выдержку и желание каждого посвящаемого в медитацию.

– Какое мне ожидать испытание?

– Увидишь, – ответил Миша. – Ничего не бойся… Это будет обычная фольклорная церемония.

Они остановились перед массивной деревянной дверью.

– Иди, – он вручил ей в руки какой-то пакет. – Я буду ожидать тебя здесь.

Она вошла в зал. Зал был достаточно большой, в нём могло уместиться человек сто. Стены были отделаны необработанным капом и украшены гирляндами.

Одна из стен зала была выполнена полукругом. На полу лежали ковры. Посреди просторного помещения стоял постамент, на нём – картина. Кажется, это был портрет. Возле него лежали свежесрезанные цветы, чуть ниже постамента курились ароматические палочки.

Она чувствовала крепкий аромат благовоний, сизая дымка колыхалась в рассеянном свете свечей.

Молодая женщина подошла к портрету и нагнулась, чтобы разглядеть изображение. Он был спрятан в рамку, словно икона в ризницу. «Оклад» был сделан из блестящего жёлтого металла, настоящая скань. Она протянула руку, чтобы дотронуться до тонких завитков узора.

В сумеречной тишине послышался шорох. Откуда появился этот человек, из какой ниши в стене – непонятно. Он не произнёс ни слова, только властно вытянул руку. Она поняла это как приказ ни до чего не дотрагиваться.

Лена выпрямилась.

Несколько секунд они разглядывали друг друга в полном молчании.

Это был человек неопределённой национальности. Невысокого роста, худощавого телосложения, без признаков растительности на лице и голове. Он был очень смуглым, тонкие губы, тонкий нос, лицо будто слеплено из воска. Оживляли это бесстрастное лицо блестящие глаза. Одет он был в длинный балахон коричнево-кирпичного цвета.

Пока она размышляла, к какой национальности принадлежит незнакомец, он произнёс на чистом русском языке:

– Ты пришла сюда по своей воле?

В полумраке он показался ей каким-то мифическим существом. Обстановка была более чем таинственная, а его появление – необычное. И в этой загадочной обстановке услышать родную речь для неё оказалось полной неожиданностью.

– В общем – да, – неуверенно произнесла она.

– Что ты ищешь здесь для себя?

– Плыву по течению судьбы, – ответила она двусмысленной фразой.

– У судьбы много крутых поворотов, – с готовностью пояснил он.

– Но их всё равно не избежать.

Он выразительно помолчал.

– Сюда приходят по собственному желанию. Я вижу: его у тебя нет. Тебе не нужны высокие знания, ты предпочитаешь находиться у основания горы, вместо того чтобы подняться на её вершину.

– У подножия горы чувствуешь себя безопаснее, чем на вершине, – возразила Лена.

– Наша философия создана для вершин, – ответил он. – А тебе никогда на неё не подняться.

– Значит, так тому и быть! – решила она.

Даянанда несколько секунд изучал её лицо, затем произнёс нечто двусмысленное:

– Твоя слабость в том, что ты себе не доверяешь, твоя сила в том, что ты доверяешь другим. Поэтому вокруг тебя – люди, которые хотят тобой пользоваться, но не могут, потому что ты не доверяешь себе.

«Понятно, что ничего не понятно», – подумала она.

– Ты думаешь, что больна, – продолжал он. – На самом деле это не болезнь. Это особое состояние, которое свойственно талантливым людям. Поэтому стоит поверить в себя и изменить мир вокруг себя. Ты уже прошла первый уровень, наполовину второй. Ты делаешь поразительные успехи благодаря природному таланту.

Он явно пытался вызвать в ней голос тщеславия.

– Чтобы развить этот талант, от людей требуют полного суточного бодрствования, голодания, постоянных физических нагрузок, – возразила она.

– Это и есть залог здоровья, – пояснил Даянанда.

– Здоровый и спокойный сон – залог доброго здоровья, – ответила Лена на его слова.

– Спать много очень вредно, – ответил он. – Подумай сама, сколько доброго и хорошего ты можешь совершить за время бодрствования. Спать необходимо промежутками. Два часа утром, два часа вечером. Остальное время посвящать общению с Высшими силами, занимаясь медитированием и тренингами. Сюда приходят только по-настоящему желающие преобразить себя и получить ключ к преображению.

– Я всегда стремлюсь к преображению, – улыбнулась молодая женщина.

– Ну что ж, – вздохнул Даянанда. – Стели платок тогда.

Лена удивилась: о каком платке идёт речь? Потом спохватилась, что держит в руке свёрток. Это оказался апельсин, завёрнутый в платок. Даянанда велел расстелить платок перед портретом и встал на колени. Затем он взял в руки апельсин, закрыл глаза и забормотал мантры. Потом надолго замолчал; наконец, открыл глаза и поманил её пальцем. Она приблизилась. Он потянул её за руку, и, чтобы не упасть, ей пришлось тоже встать на колени.

– Паринг, – услышала она. – Вечность примет тебя, даже против твоего желания. Такова твоя судьба! Это твой ключ к тренингу, – пояснил он. – Постоянное повторение ключа даст тебе шанс на удачную медитацию. Но только помни! Это твой индивидуальный ключ, о нём никто не должен знать, ты никогда не должна произносить его вслух. Иначе – навлечёшь на себя большую беду! Возьми апельсин, съешь его, как только выйдешь отсюда. Корочки заверни в это самый платок и высуши. Все сушёные корочки необходимо испить как чай.

Лена вскочила на ноги. И тут же острая боль резанула по лбу. Даянанда оставался на коленях. Он пытался встать на ноги, и это давалось ему с трудом.

Она помогла ему подняться.

Уже около двери она услышала за спиной:

– И помни: на горе ты находишься не только физически, но и морально выше других!

«Если не начнёт извергаться вулкан», – подумалось Лене.

Миша ждал её у двери.

– Всё хорошо? – спросил он.

– Более чем, – согласилась Лена.

– Вижу: ты получила ключ к медитации. Поздравляю тебя! Теперь можно по-настоящему заняться тренингом!

Лебедева не ответила.

Задумавшись, она протянула апельсин Мише.

Он отшатнулся от неё, как от прокажённой.

…Миша был очень необычный молодой человек. Ему только что исполнилось двадцать девять лет. Уже ровно одиннадцать лет он жил и работал для Центра. Этот молодой наставник был очень талантлив в учёбе, обладал феноменальной памятью и теми способностями, которым невозможно научиться в университете, а можно получить лишь от природы. В чём-то эти способности были схожи со способностями Лены. Он умел предчувствовать события, обладал даром убеждения и влияния на людей. Он окончил курсы нейролингвистического программирования, стремился совершенствовать свои исключительные способности. Молодого человека окружали люди, которые восхищались его необычными талантами. Это не могло не повлиять на молодого человека. У Михаила были чрезвычайно развиты гордыня и самомнение, – качества характера, которые вряд ли способствовали его социализации вне стен Центра. Он считал себя наставником, достигшим статуса сверхчеловека, со свойственными ему душевными бесстрастием и спокойствием. Михаил полагал, что для развития способностей сверхчеловека требуется полное уничтожение любых чувств в самом себе. Он был не способен на волнение и эмоции, на жалость и слабость к себе или другим.

Он полагал, что эта бесстрастность и есть высшая точка постижения мудрости мироздания, понятие которой у него было своеобразным. Мудрость и жестокость по сути своей для Михаила были понятиями с одинаковым смыслом. Но если бы ему сказали, что он жесток, то он лишь возразил бы, что и звери-санитары в природе бывают жестоки. Но, по сути – приносят только пользу, потому что жестокость – это закон выживания сверхчеловека в этом мире.

За одиннадцать лет нахождения в ЦМП Миша стал иной личностью. Лишь одна слабость укоренилась в нём, которую он старательно скрывал даже от себя, и бороться с которой ему не хватало сил. Судьба словно в насмешку над его «сверхчеловечностью» подарила ему странную душевную зависимость от женщины.

Миша был коренным москвичом. В восемнадцать лет он ушёл из дома и навсегда порвал со своей семьёй, потому что она не разделяла его взглядов.

В этом случае судьба Михаила была исключительной, в отличие от судеб многих тысяч молодых людей, которые слепо предают себя на служение идолам. В Центре он сделал головокружительную карьеру благодаря своей красивой внешности и природным способностям. Здесь судьба благоволила талантливому медитатору. Родная сестра главы Центра медитативной психологии в России заинтересовалась способностями молодого человека и прониклась его судьбой. Эльза лично ходатайствовала перед ректором ЭмГМУ о поступлении Михаила на факультет психиатрии.

Он был уже наставником высшего звена, когда познакомился с Вероникой.

У Миши были все блага цивилизации. Он получил хорошее образование, жил в комфортабельных условиях, занимался любимой работой. Он не чувствовал себя обязанным Эльзе, как не чувствуют неловкости за заботу дети перед собственными родителями. За одиннадцать лет проживания в Эмске у него ни разу не возникло желания навестить родных, либо как-то дать знать о себе. Своей матерью он считал Эльзу Ярвинен, которая дала ему многое. По крайней мере, как считал Миша, кровные родители никогда не могли дать ему возможность увидеть едва ли не полмира, развить заложенные в нём природой способности до совершенства. А благодаря Эльзе это произошло.

Эльза называла Мишу своим сыном, он её – своей матерью. Наставник наставников ни разу не вспомнил свою кровную мать, которая в душе давным-давно похоронила своего единственного ребёнка. В Москве он считался без вести пропавшим.

Для человека, чтущего традиционную семью, подобная Мишиной норма считается чудовищной жестокостью. Но он считал эту и другие подобные ей нормы высшей моралью.

И этот человек с ограниченными нравственными принципами решил обучить нашу героиню новым правилам жизни. Правилам, которые считал единственно правильными и верными. Михаил чувствовал, что молодая женщина поддавалась его влиянию, потому что «дурные сообщества портят даже самые добрые нравы». Но поддавалась плохо и медленно, потому что имела «добрые нравы» – нравственные правила, которые были гораздо сильнее Мишиных. Те десять известных всем религиям правил, которые были старше медитативных на несколько тысяч лет и утверждались из поколения в поколение.

С самого начала сил Миши явно не хватало на Лебедеву, как он ни старался. Не хватало из-за гордыни и мысли, что он может всё. Кроме этого Миша совершил ещё одно упущение. Он так часто напоминал Лене о том, что она обязана Веронике Володаровой, что у той пошла «обратная» реакция. От постоянных напоминаний об обязательствах перед Верой, у Лебедевой появилось раздражение против медитативности в целом.

Миша нервничал из-за того, что она плохо поддавалась влиянию.

А старался он изо всех сил, потому что это было необходимо Володаровой. Вера была человеком, которому Миша был предан беззаветно. Именно к ней, несмотря на тринадцатилетнюю разницу в возрасте, Миша испытывал сильные чувства. Ради неё он пошёл бы на многое.

Она была его слабостью, которую он старательно прятал от Эльзы.

* * *

После посещения «Ра» боль стала нестерпимой, она пульсировала вместе с биением сердца, на лбу над переносицей, где, по мнению основателей ЦМП, располагался «третий глаз». Лене стали мерещиться призраки: среди ночи она часто просыпалась от леденящего душу воя. В темноте на улице она видела огромную собаку, и порой долго не выходила из машины, дожидаясь очередного прохожего, с которым можно будет быстро войти в подъезд.

Постепенно к головной боли стали примешиваться другие симптомы: постоянная тошнота, бессонница, и что уж совсем странное – непроизвольные движения рук. Даже встречи с Владимиром, которые она так ждала, стали для неё тягостными. Её настроение постоянно менялось: иногда она ощущала себя полной счастья, а через полчаса уже находилась в глубокой депрессии.

Молодая женщина подумывала над тем, что серьёзно больна. «Надо бы проверить своё здоровье в больнице, пока нет важных дел», – эта мысль приходила ей в голову довольно часто. Ей не хотелось думать над этим или знать, к какому заболеванию подходят эти симптомы. Лена тщательно следила за своим здоровьем, малейший недуг приводил её в панику. Поэтому она не стала откладывать в «долгий ящик» решение этой проблемы. Позвонила одной из клиенток, которая работала врачом в частной клинике «Здоровье» на Московском проспекте, и рассказала о своём состоянии.

– Какие лексредства принимала в последнее время? – поинтересовалась Марина.

Лена заверила её, что до последнего момента никаких лекарственных препаратов не принимала.

– Приезжай завтра, натощак – придётся сдавать анализы.

Лена боялась садиться за руль автомобиля, поэтому решила попросить об услуге Полину.

После скандала сёстры не общались довольно долго. Спустя время обида Лены улеглась, и она очень пожалела о своих несдержанных чувствах и напрасно произнесённых словах. Если ты хочешь помириться после некрасивой сцены, лучше повода, чем попросить о помощи – не придумать!

Однако все её многочисленные телефоны молчали.

Лена набрала номер своего телефона, который отдала не так давно Полине. Совершенно неожиданно ей ответил Олег.

– А Полина где? – растерялась она.

– А разве она не у тебя? – после короткого молчания спросил Корсунов.

– Нет, я сама её ищу…

– Начинается! – в сердцах произнёс Олег.

Лена почувствовала себя неловко. Последний год Корсунова скрывала от мужа некоторые события своей жизни, а Лебедева невольно выдавала их (истины ради скажу: наша героиня и не предполагала, что это является тайной).

«Получается, что я сама сообщила Олегу о пропаже жены», – эти мысли мгновенно пронеслись в её голове.

Корсунов вызвался помочь, и ей показалось, что он с радостью согласился «завтра отвезти её хоть на край света». Молодая женщина подумала и отмахнулась от мыслей о Полине.

Закончив разговор с Корсуновым, Лена набрала другой номер:

– Володя, я буду ждать тебя… как и договаривались…

* * *

Владимир ждал её, ждал, когда она первая сделает шаг навстречу. Он не желал что-либо предпринимать. Он знал: всему своё время, всему свой черёд, и близость станет естественным завершением процесса.

Он создавал красивую интимную обстановку, дарил подарки, приглашал на концерты, – стремился очаровать. Каждый раз надеялся увидеть в ней перемену, но его ухищрения не производили на неё того впечатления, на которое он рассчитывал.

Владимир заехал за ней вечером и повёз в «Бухару» – новый ресторан, весьма модный нынешним летом в Эмске. Наши герои не стали задерживаться на первом этаже, где был расположен зал на пятьдесят персон, а поднялись на второй этаж – в будуары. Стены «будуара» были драпированы бархатом, а пол завален подушками. Среди подушек на полу стоял коротконогий деревянный стол с чайными принадлежностями.

К потолку был подвешен круглый оранжевый абажур, напоминавший большую тыкву. Свет от него мягко освещал комнату, делая её уютной. Который день стояла по-осеннему ненастная погода, за окном шелестел дождь, и это придавало ещё больше уюта романтичной встрече.

Показать Елене арабские танцы было желанием Владимира. Сейчас, мол, мода на Восток, так почему бы нам не посмотреть танцы и не покушать пряных сладостей? Правда, при этом не оговаривалось, кто будет показывать танец живота в этом крохотном помещении.

Они сидели на полу на подушках, между ними стоял столик с чаем и сладостями.

– Я уезжаю двадцать восьмого августа, – после короткого молчания сказал он. – Мы с тобой долго не увидимся… Дней десять точно.

– Я буду скучать, – грустно ответила Лена. – Благодарю тебя за всё.

– Спасибо, – он словно прощался с ней навсегда.

«А вдруг она и впрямь исчезнет из его жизни?» – мелькнула в голове мысль. Но он тотчас прогнал её.

Не в его привычках было привязываться к случайным подругам, – утверждал он сей принцип, не осознавая до конца, что уже испытывает привязанность к этой своеобразной женщине.

– А почему так грустно? – с наигранным весельем спросил Владимир. – Мы отметим нашу встречу весело и с большим шиком! Чем дольше разлука, тем слаще встреча? Не правда ли?

– Правда, – грустно ответила Лена.

Владимир любовался ей. Он хотел быть с ней, хотел обладать ею, но понимал, что будущего у них не будет, необходимо оставить её: незачем девочке морочить голову. Как только он приходил к решению не встречаться, его непреодолимо начинало тянуть к ней. Чувства его будто бы раздвоились, поэтому он сам не мог сказать, что он, собственно, от неё хочет. Владимир не хотел делать первый шаг. Если она захочет близости – почему бы и нет? По крайней мере, в этом он снимет с себя ответственность за всё.

– Почему ты второй раз не вышла замуж? – спросил Владимир, чтобы хоть как-то переменить и своё, и её настроение. – Ты прекрасная молодая женщина, ты создана для брака, для семьи. В тебе всё гармонично…

– Не могла. У меня сыновья.

– Причём здесь твои сыновья? – озадаченно спросил Владимир.

– Не каждый мужчина воспримет чужих детей, и дети воспримут не каждого мужчину в роли моего супруга, – пояснила молодая женщина.

– Чего можно бояться такой женщине как ты? Существует старая, как мир, аксиома: если мужчина любит женщину, он и ребёнка её полюбит, – он сделал глоток и поставил чашку с чаем на столик. – Если женщина не нужна – дети ему будут не нужны.

– У меня двое детей, – она обняла себя за плечи.

– И с двумя находят себе пару.

Они помолчали.

– Вряд ли я смогу выйти замуж, – сказала Лена. – В роли опекуна дети уже давно видят моего зятя. Вряд ли они воспримут другого человека рядом со мной.

– Кто он, твой зять? – в голосе Владимира прозвучали ревностные нотки.

– Муж сестры. Они живут несколько лет, но у них нет детей. Поэтому он предпочитает воспитывать моих детей и помогать нам.

– В наше время мало кто из мужчин делает такие поступки искренне. Наверное, твой зять удивительной душевной чистоты человек, – в голосе Владимира прозвучали ироничные нотки.

– Да, он замечательный человек и делает это совершенно искренне. Он постоянно забирает детей на выходные, навещает нас, помогает моим родителям, платит мне хорошую зарплату…

– И всё это просто так? – он рассмеялся. – А отношения с супругой у него наверняка не лучшие?

– Откуда тебе известно?

– Всё нормально. Он действительно умный, порядочный, искренний и честный человек, – Владимир сделался серьёзен.

– Что послужило причиной твоего расставания с супругой? – ей давно хотелось задать ему этот вопрос.

– Трудно сказать… Мы прожили достаточно долгое время. Двадцать лет счастливой и хорошей жизни…

– Почему же вы оба забыли об этом?

Он ответил спустя несколько секунд:

– Трудно напоминать об этом человеку, который уже тебе не принадлежит. Не только тебе, но, наверное, даже уже и себе…

– Я не понимаю…

– Да и нечего здесь понимать! Не сошлись характерами – это самое обычное объяснение… я не ангел, она – тоже. Ругать её не в моих правилах… Хотя мы уже не родные друг другу люди… Она часть моей жизни и осуждать её, значит – осуждать прежде всего себя.

– Странно…

– Ничего странного. Это жизнь, и никуда от неё не денешься. В жизни всё бывает… Мне известно много случаев, когда супруги живут до той поры, пока не повзрослеют дети, потом расходятся. У меня есть приятель пенсионного возраста, который всю жизнь прожил с замечательной женщиной, но в конечном итоге ушёл от неё буквально в одном спортивном костюме, оставив ей всё движимое и недвижимое имущество.

– И что же? – поинтересовалась Лена, глядя на него через полуприкрытые веки.

Тошнота подступила к горлу. Голову ломило так, что она уже плохо видела.

В полумраке Владимир не замечал бледности её лица.

– Ничего, – ответил он. – Назанимал денег, приобрёл квартиру. Потом ему, конечно, половину суммы друзья просто-напросто простили, пенсионер всё ж таки… Сошёлся с женщиной, на пятнадцать лет моложе себя, воспитывает её сына, строит дачу, счастлив совершенно…

– А свои дети?

– С собственными детьми сохраняет ровные отношения.

Он замолчал, внимательно глядя на неё.

– А ты с супругой сохраняешь хорошие отношения? – спросила Лена.

– Конечно. Нас связывает многое… В том числе – общий ребёнок. Но мы остановились на твоём страхе перед замужеством, – поспешил он переменить тему.

– Просто боялась…

– ?

– Я боялась повторения истории, боялась заводить серьёзные отношения, боялась, что получится второй раз, как с мужем. Я уже пережила потрясение, – она хотела покачать головой, но движение причинило боль. – Нет. Мне долго не хотелось близких отношений.

– Разве от любви можно испытать потрясение? От искренних и честных отношений?

– Мне, к сожалению, не довелось испытать на себе чистые искренние отношения. Я жила с супругом в ожидании проблем, постоянно находилась в каком-то напряжении и, наверное, до сих пор не изжила в себе эту недоверчивость к мужчинам.

– Не стоит всю жизнь подстраивать под ничтожество, все люди разные, многие мужчины и женщины ценят чистые и искренние отношения.

– У меня сложилось обратное впечатление, – сказала молодая женщина. – Я долго занималась с клиентками, попавшими в похожую ситуацию…

– Держу пари, – прервал он её, – что они были замужем за «кошельками» и страдали от «ничегонеделания».

– Верно! Так оно и есть. Были и такие…

– Я знаю такой тип женщин. Такие барышни очень любят подлечить свою истеричность в какой-нибудь частной неврологии, а потом полгода рассказывать подругам о неизлечимости своих потрясений.

– Верно. Очень похоже, – из озноба её вдруг бросило в жар.

– Ты бы лучше открыла новый вид тренинга: за определённую плату вводила этих женщин в состояние нищеты…

Они замолчали. Владимир не отрывал взгляда от молодой женщины. Возникшая пауза более всего способствовала признанию в чувствах и желаниях.

Отведя глаза, Лена вдруг сказала невпопад о Полине, словно о себе:

– Однажды шла по улице, обгоняю пожилого мужчину. Он крякает. Оборачиваюсь. Он видит мои глаза, смеётся и говорит «бесёнок»…

– Пожилого не обманешь, я уже давно подумываю, что ты – маленькое зло, – невесело пошутил он.

– Это ширма, – ей совсем не хотелось, что бы он воспринимал её в таком амплуа.

– Естественно, маленькому злу нужна большая ширма, – сказал он, не глядя на неё.

– Маленькое зло безобидно. У него есть свои человеческие принципы, в отличие от большого, у которого их вообще нет.

– Это демагогия. О каких принципах мы говорим? Зло – по сути, зло! Зло и добро, как масло и вода, – никогда не смешиваются.

– Значит, зло любит тебя, – Лене захотелось подсластить горькую пилюлю. – В этом и состоит суть мироздания. Всё переплетается, зло приводит к добру, добро влечёт за собой зло. Зло присутствует в любви, любовь – во зле. Нет света без тени. Все люди по своей сути двойные. Для кого-то это понятие зла, для другого человека – добра. У каждого своя правда, Владимир. Поэтому, я зло лишь отчасти.

– Ну и ну… Занятная ты и неповторимая, – произнёс он.

– Пусть я для тебя буду злом, что ж теперь?

– Не будем вешать ярлыки, натуру видно сразу, она светится через глаза, дорогая моя Елена, – сказал Владимир, задумчиво глядя на неё.

– Я же мудрая, ты забыл?

– Нет, с этим я не соглашался и не соглашусь, – он явно хотел подразнить молодую женщину.

– Ну, значит, глупая. Мне всё равно.

– Странно… Между мудростью и глупостью – много всего. А раз тебе всё равно… Тебе в принципе безразлично, что я тут вещаю?

– Ты же не знаешь меня досконально, но судишь. Значит, так меня видишь и это твоё право. Я не в обиде. Мне не безразлично твоё «вещание».

– Я знаю, что ты не в обиде, – он осторожно взял её за руку, – тебе просто безразлично.

– Что думают остальные – да, – Елене не хотелось отнимать руки. – Если человек любит, он меня всякой воспримет – злой, доброй. А если я человеку не нравлюсь, так хоть через голову прыгай – уважения не добьёшься! Я, конечно, могу затеять такой разговор: «А! Ты меня глупой считаешь!» и пошло-поехало, – продолжала она. – Зачем к словам придираться, если я вижу, что ты меня и так воспринимаешь адекватно?

– Хорошо, уговорила, – миролюбиво произнёс он. – Мне всё равно кто ты, «злое» создание…

Накрыл её руку второй ладонью и сжал.

Молодую женщину бросило в дрожь. То ли от волнения, то ли от озноба.

– Вот и ладно. Значит, будем считать, что я мудра, почти так же, как и ты, – её рука дрожала.

– Ну, мы почти равные.

– Теперь ты просто превосходен! – рассмеялась Лена через силу.

– Ладно-ладно… я согласен, – согласился он добродушно, не отрывая от неё взгляда.

– Вот теперь я тебя узнаю.

– А что тебе до этого? – вторая рука оказалась в плену.

– Скромность некоторым не к лицу.

– Наглость?

– Если отсутствует скромность, то она обязательно приравнивается к наглости? – её сердце учащённо стучало. – Я уже привыкла к тебе нескромному.

– Ну, а что тогда мне к лицу?

Её голос был словно музыка для его слуха.

– Я точно не знаю, что к лицу, а что нет. Но могу точно сказать, что ты скромничаешь крайне редко. Я уже привыкла к тебе нескромному, – он был в опасной близости.

– А что лучше – скромничать или наоборот? – прошептал Владимир.

– Мне ты нравишься и такой, и такой…

– Хорошо, буду вести себя по-разному…

– Я растаяла.

– Так я и поверил!

Лене стало холодно, до озноба. Дыхание её прервалось, и она почувствовала, как теряет сознание. В это время Владимир привлёк её к себе и хотел поцеловать. Молодая женщина повалилась ему на руки. Словно через пелену, она увидела близко его лицо.

– С тобой всё в порядке, Лена? – он подхватил её. – Лена, Лена, я здесь, в глаза мне посмотри. Я здесь.

Она пыталась сфокусировать взгляд, а он пробовал вернуть её в реальность. На лбу выступила испарина, а руки стали ледяными, хотя молодая женщина ощущала странный жар во всём теле.

Пелена понемногу спала.

– Нормально… всё в порядке… наверно…

– Ты уверена? Тебе надо показаться врачу.

– Нет, не нужно… Может быть… ты отвезёшь меня домой?

…Владимир ехал по мокрым пустым улицам. Дождь заливал лобовое стекло, ручейки послушно стекали в сторону направления дворников. Иногда он смотрел на Лену через зеркало. Она сидела на заднем сидении, закрыв глаза.

Он думал о ней, о своих двойственных чувствах. Он думал о том, нужен ли он, Владимир, ей? Зачем она встречается с ним, если не допускает близости? Гордость не позволяла ему думать, что он совершенно не привлекателен для этой женщины. В борьбе сомнений он мог поверить в то, что она играет с ним в какую-то странную игру.

«Полный бред, – думал он. – Детство какое-то!»

Владимир решил, что надо заканчивать эти безрезультатные отношения. «Этим он разобьёт её сердце, – самоуверенно думал он, – она не поймёт причин его ухода».

Возможно, это будет неисполнимое желание для них обоих, и сразу же за этой мыслью следовала уничижающая мысль: «Я ей не нужен».

Ему не хотелось обещать ей больше того, что он мог исполнить, но ей нужно было всё. Он не мог допустить близости, потому что ему не хотелось ранить её душу. Но без физической близости Елена была ему не нужна, а он не мог уйти от неё. Владимир нуждался в ней, а она не делала попыток сближения.

…На свежем воздухе ей стало намного лучше. Когда он привёз её на Знаменскую, ей заметно полегчало. Головная боль ослабела, и тошнота отступила.

Он проводил её до квартиры, страшась, что она не пригласит его. Оставить её одну он не мог, потому что видел: ей действительно нездоровится. Это была видимая и весьма достойная причина. О недостойной он сейчас старался не думать.

– Я дождусь, когда тебе станет лучше и уйду, – поспешил заверить он.

При ярком свете электрической лампы он заметил бледность её лица и чёрные круги под глазами.

– Как ты себя чувствуешь?

– Мне намного лучше… Спасибо, – улыбнулась она. – Даже можно выпить крепкого чая. Или кофе?

– Надо немедленно вызвать врача, – поспешил он.

– Не стоит. Это перепады давления… У меня такое бывает иногда, – солгала она.

– Тогда, пожалуй, кофе.

Владимир помог ей войти в комнату, куда она обычно приглашала посетителей.

«Обстановка оставляет желать лучшего, – по привычке оценил он, – заработки не ахти»…

Здесь внимание его привлекли картины. Он прошёлся по квартире, разглядывая на стенах рисунки, спрятанные в паспарту. Он вошёл в зелёную комнату и остановился над журнальным столиком. Склонился над раскрытым «делом» Тани Богдановой.

– Как я понял, все рисунки принадлежат «твоей кисти»?

– Да. Самые красивые я помещаю сюда, – она повела рукой. – Эти картины нарисованы для меня. Есть ещё сотни зарисовок, – с гордостью сказала Лена.

– Сотни зарисовок? А что на них изображается?

– Я рисую всех своих клиентов.

– Зачем? – Владимир был удивлён. Эта барышня постоянно преподносила сюрпризы.

– Чтобы точно составить психологический портрет, – с готовностью пояснила она.

– Тебе это хорошо удаётся… Ты окончила художественную школу?

– Никогда не училась.

– У тебя прекрасно выполнен уголь и акварель, – похвалил он. – Я в этом знаю толк. А это что?

– Это недавно сделанные рисунки, – ответила Лена. – Я перечитала Элиаса Лённрота и по мотивам «Калевалы» создала иллюстрации…

– Это легендарная финская «Илиада»? Н-да… Узнаю «вековечного кузнеца» Ильмаринена. Именно так его себе и представлял. А это что?

– Это Сампо – чудо-мельница. «Сампо я сковать сумею, сделать крышку расписную, из конца пера лебёдки, молока коровы ялой, из зерниночки ячменной, из пушинки летней ярки». В общем, сделана из всякой всячины, как нарисовать это – я представляла с трудом, – призналась Лена. – Потому нарисовала вот так.

– А почему мельничные колёса на свастику похожи? – спросил Владимир, не выпуская из рук рисунка.

– Никакого дурного замысла… Просто видела в одном учреждении такой знак… Это солнечный круг в изображении древних, как мне объяснили. Но, честно говоря, нисколько не задумывалась над смыслом рисунка. Захотелось сотворить его, – и сотворила.