Текст книги "Калевала-2010"

– А ты, «небось», с ним уже встречалась?

– Встречалась. Ему необходима консультация, и он желает записаться к тебе на приём, – Полина смотрела в окно на сумеречное небо.

– Последнее время все кому не лень стремятся записаться ко мне на приём, – недовольно подытожила Лена.

– У тебя же летом нет работы, – Полина повернулась к сестре, – интересно же узнать, что ему нужно?

– Ладно, – согласилась та, – запишу на вторник, на два часа.

– Да, кстати, сколько ещё потайных ноутбуков у тебя в квартире? Тот «экспроприированный» мне очень понравился…

– Никаких ноутбуков у меня нет, – в недоумении ответила Елена. – Один единственный личный компьютер в моём кабинете. И в «Клейме» один.

* * *

В середине июня в работе частного психолога Елены Лебедевой наступил очередной перерыв. Как уже говорилось выше, клиентов в летние месяцы было считанное количество. Не считая Веры, при которой, скорее, Лену можно было счесть за клиента.

Она жила в рамках своего привычного распорядка, заканчивая работу у Олега ровно в 12:30 и появляясь на Знаменской в 13:30. На следующей неделе начинался заслуженный отпуск, и сегодня Корсунов дал своему менеджеру поблажку, отпустив на час раньше.

Машина у молодой женщины всё ещё находилась в автосервисе, на общественном транспорте трястись не хотелось, – благо оказалось, что Олег едет в сторону Ново-Знаменского моста.

Корсунов всю дорогу говорил о том, что необходимо мальчишкам взять с собой в дорогу, а Лена молчала, задумавшись.

Поставив автомобиль с внутренней стороны двора знаменских «восьмиэтажек», Олег вышел проводить Лену. Он открыл дверь с её стороны, помог выбраться из машины. Она оказалась в кольце между ним и дверью автомобиля.

– Не забудь, восемнадцатого июня в полночь вылет. Я могу заехать за тобой…

В эту минуту к Олегу подошёл мужчина и попросил закурить. Лена заметила, что незнакомец вышел из серого УАЗа, стоявшего неподалёку от подъезда. Корсунов поднёс к его сигарете зажигалку. Незнакомец втянул воздух через сигарету, выпустил дымок, снова втянул воздух и глянул искоса острым колючим взглядом на молодую женщину.

Лена почувствовала себя неуютно.

Корсунов поймал взгляд незнакомца. И он ему не понравился.

– Пойдём-ка, я провожу тебя, – сказал он, закрывая дверь машины. – У вас тут явные уголовники подвизаются.

Лифт оказался занят несколько минут, и они двинулись вверх по лестнице. Корсунов проводил молодую женщину до дверей квартиры.

Она не хотела приглашать Олега в «офис». Он почувствовал её нежелание, поэтому входить в квартиру не стал, а лишь спросил на прощание, во сколько можно увезти её сегодня к родным.

Молодая женщина наблюдала в окно, как Олег выезжает из внутреннего двора на автостраду. Следом за ним через арку последовал серый УАЗ.

…Встречаться с Сергеем не было никакого желания. Он позвонил накануне и намекнул, что оплатил первый курс у психолога выше цен прейскуранта. К счастью, для Лены психологический сеанс оказался самым коротким из всех сеансов за последние четыре года.

Сергей прибыл без опозданий.

Это был высокий красивый молодой человек. Глаза небольшие, очень светлые, почти белёсые: чёрные как смоль ресницы, маленькие зрачки. Лицо белейшее, как у европейских модниц XVIII века. Одет добротно, со вкусом: чёрный костюм, шёлковая рубашка, дорогие часы. Одежда на нём была слегка помята. Но подобная небрежность нисколько не портила его вида, даже придавала шарм.

Сергей преподнёс ей букет белых лилий с какими-то мелкими синими цветочками, расшаркался, расцеловал руки. Лене показалось такое начало весьма впечатляющим.

Ещё больше её впечатлила мгновенная перемена его поведения.

После бурных приветствий он прошёл в холл, уселся в большое кресло и… задумался. Сергей глядел перед собой неподвижным взглядом. Он словно забыл, зачем сюда пришёл, а Лена терпеливо ждала. Видеть странных клиентов ей доводилось не редко. Поэтому она просто ожидала, что тот будет делать дальше.

Он сидел, сутулясь, сплетя руки перед собой. Руки у него были красивые, с длинными пальцами. «Как у пианиста», – подумала она, внимательно разглядывая его.

Минута молчания, две, пять.

Казалось, он уснул с открытыми глазами.

Вскоре ей надоело ждать, и она взяла со стола журнал.

Молодой человек встрепенулся, «проснулся».

– Вы удивлены, увидев меня здесь? – произнёс он сиплым голосом. – Я очень рад нашей встрече… Хотел сказать «спасибо», что не отказали.

Лена кивнула головой.

– Знаете ли… я не хочу обсуждать сейчас свои личные проблемы.

Сергей замолчал, ожидая комментариев.

– Вы удивлены, увидев меня здесь? – спросил молодой человек, не дождавшись ответа.

Она медленно качнула головой.

– Нет? А ведь Вам было известно обо мне раньше? Яна что-нибудь рассказывала? – он не отрывал взгляда от её лица.

– А что конкретно Вы хотите услышать?

– Хочу многое услышать, но не могу спросить обо всём сразу, – ответил он.

– Спрашивайте, я отвечу, – предложила Лена.

Сергей пристально посмотрел на неё, выпрямился.

Её вид внушал ему доверие; казалось, с ней можно говорить на любую тему. Несколько секунд он колебался.

– Вас удивляет мой внешний вид? – он опять откинулся на спинку кресла. – Вы так внимательно разглядывали меня… Почему-то Яна не хотела, чтобы мы были знакомы. А? Вас это не удивляет?

Вальяжно развалился и закинул ногу на ногу.

Это была его третья роль за последние пятнадцать минут. Она не понимала: то ли он играет, то ли это свойство его характера.

– Клиентки редко приводили сюда мужей, – сказала она. – Я никогда не слышала от неё о Вас.

– В самом деле? – Сергей даже удивился. – А о ком же тогда Вы слышали?

– Ни о ком. Но о Вас я тоже не слышала, – Лена улыбнулась. – Здесь частенько бывают барышни с проблемами в личной жизни. У Яны не было таких проблем.

– Если бы не было проблем, она вряд ли пришла сюда, верно? – Сергей не сводил с неё глаз.

Лене стало неуютно под этим взглядом. Глаза его болезненно блестели, и это наводило её на разные нехорошие мысли.

– Было такое чувство, будто она тугой упругий мяч, и никакие проблемы не способны сбить с неё хорошее настроение. Я не знаю, зачем она приходила ко мне. Скорее, наоборот: это я нуждалась в ней, – Лена опустила взгляд.

– Это верно… «тугой упругий мяч», – повторил Сергей, – надо же так сказать…

– Она однажды только сказала мне, что нуждается… когда была беременна. Она заехала ко мне, потому что ей сделалось плохо за рулём. Вот собственно и всё.

– Зачем она заезжала?

– Я же сказала: ей стало плохо.

– Не может быть всё так просто, – засомневался он.

– Вы спрашивайте, – предложила молодая женщина. – Я отвечу на все вопросы искренне. Смысла нет хранить личные тайны человека, которого уже нет в живых…

– Хорошо… Вижу, с Вами можно говорить прямо… Так вот и скажите мне прямо, зачем она приходила к Вам?

Всё впечатление от красивого образа было испорчено. Молодая женщина вспомнила, как ругали его старики Золотарёвы: «грубый самодовольный нахал».

– Я Вам и ответила прямо: я нуждалась в ней.

– Да сроду не поверю! Надо же такое сказануть: «я нуждалась в ней»! Думаете, я поверю? Поверю, что Яна приезжала сюда, чтобы кому-то помочь?! Никогда и никому она не помогала просто так, – он округлил глаза.

Запал угас, что говорится. Он откинулся на спинку кресла, локоть на подлокотнике, глаза прикрыл рукой.

– Вы подавлены? Усталость? – участливо спросила Лена. – Депрессия?

– У меня не бывает депрессий. Просто не высыпаюсь иногда, – он потёр веки.

Замолчал, словно не знал, о чём говорить дальше.

– Вы бывали на её мероприятиях? – спросил он.

– Нет.

– Не может быть… Это были психологические курсы, она не могла провести Вас мимо них.

– Ни разу не была, – честно ответила Лена. – Я не так долго была с ней знакома. Когда она забеременела, то прекратила посещение курсов и тренингов. Поэтому отвечу Вам честно: я просто-напросто не успела побывать там…

– Сказать – будто снова не поверил – обидитесь…

– Не обижусь.

Внезапно ей в голову пришла мысль, и она замолчала. Это произошло так резко, что Сергей с любопытством взглянул на неё. Было похоже на то, что она что-то вдруг вспомнила.

Она подумала о том, что отцом нерождённого ребёнка Яны Золотарёвой вполне мог оказаться Сергей. Пусть уважаемый читатель не удивляется нелепым мыслям молодой женщины. В этом была вся её особенность: внезапные догадки и ощущения выводили истину, которую некоторые стремились так тщательно завуалировать, наружу.

Пока наш психолог размышляла над странностями поведения покойной Яны Золотарёвой, Сергей опять впал в какое-то дремотное состояние.

– Как Вы отреагировали на её беременность? – поколебавшись, спросила она.

– Я был против. Мне не был нужен ребёнок, – ответил молодой человек, потирая веки.

– Сейчас у меня появится другой посетитель, – произнесла Лена, взглянув на настольные часы. – Если у Вас есть желание, – встретимся в другой раз.

– Когда я смогу позвонить Вам? – казалось, Сергей был рад завершить беседу.

– Можете прийти завтра. С четырёх до шести у меня перерыв.

Сергей ушёл. Лебедева видела в окно, как молодой человек сел в такси и уехал.

Она ещё раз подивилась на странность его поведения и села рисовать. Из-под её руки появилась головка ребёнка. Затем детская головка превратилась в женскую. Она нарисовала лицо и большие глаза. Круглые глаза с поднятыми вверх уголками. Кошачьи глаза.

И всё.

Больше на этом лице ничего не было.

Только глаза.

После сеанса рисования Лена вдруг вспомнила, что завтра «окна» не будет. Вера приезжает как раз в это время. Не раздумывая долго над этой проблемой, решила бессовестным образом спихнуть Сергея на Полину. Её «клиент», пусть и слушает сонные беседы!

С этой просьбой она позвонила Полине. Та, как обычно, наслаждалась послеобеденным отдыхом.

– Обязательно что ли ехать?

– Нам нужно будет завтра раздвоиться.

– Нет проблем, – Полина зевнула, даже не поинтересовавшись причиной просьбы.

* * *

Бойтесь секту.

Это страшнее наркотика.

Наркотик уничтожает тело человека, секта уничтожает его душу.

Секта вырывает из привычной реальности, ломает личность человека и делает из него раба.

Эта ломка личности проходит в несколько этапов.

Первый этап – разрыв прежних связей. Новоявленный сектант сразу же попадает в иное окружение, оказывается среди малознакомых, но на первый взгляд дружелюбных людей. Это окружение постоянно уверяет новичка, что он попал в нужное место. Его обрабатывают новой информацией, при этом применяя сильнейший психологический приём разрыва с его прошлым. Ему постоянно напоминают, что прошлое ведёт к гибели и от него необходимо отказаться.

Вслед за отказом от прошлого секта требует от новичка отказаться от настоящего. Сектант отгораживается от мира невидимой стеной: прекращает чтение газет, журналов, книг, просмотр передач, полностью погружаясь в деятельность секты.

Одновременно с отказом от прошлого и настоящего новичок обязан овладеть новым языком. Второй этап: смена языка, которая ведёт к смене мышления.

Человека учат новому языку, подменяя обычные понятия на сектантские. Таким образом, адепт становится чистой глиной, из которой можно ваять что угодно. В секте тщательно следят за тем, чтобы у новичков не было времени критически осмыслить ситуацию. Это достигается беспрерывными медитациями, диетами, миссионерством. «Воспитуемых» отгораживают от всего того, что могло бы вызвать сомнения в действительном смысле деятельности секты.

Третий и второй этапы прямо сопряжены друг с другом. Третий этап используется для закрепления нового мышления. Это – постоянная система наставничества – тотального контроля, который полностью нивелирует личность. Потеря собственной личности – это путь к депрессии, опустошенности. Ни одна секта не возьмётся выводить сектанта из депрессивного состояния, потому что подобное состояние сектанта – основа существования секты.

Для человека же подобное состояние – это духовная и душевная пустота, физические заболевания, во многих случаях развитие суицидальных наклонностей. За первоначально добровольным подчинением своей воли наставнику происходит усвоение новых норм и правил. Этому усвоению способствуют обряды и ритуалы, сопровождаемые однообразной музыкой.

Чем большее количество сектантов занимается медитацией в одном месте, – тем лучше для секты. Человек в толпе более подвержен гипнозу. Во многих сектах особо широко практикуется массовая инициация и медитация. Целью всех этих техник является изменение сознания человека, сопровождаемое утратой чувства реальности. В результате подобных длительных упражнений нарушается хрупкое психологическое равновесие между сознанием и подсознательным человека.

Психолог знает, что человек, изменив свою личность под воздействием подобных техник, уже никогда не сможет вернуться к нормальной жизни.

– Мне сложно сейчас что-либо говорить о родных. Я же единственный сын у них был, – продолжал Евгений. – Они для меня скотину держали и деньги копили. Я тогда с этой «Реформацией» учёбу бросил, совсем ушёл в секту. Получается, в могилу я их свёл.

– Не берите на себя ответственность.

– Я свёл! – вдруг злобно сказал он. – Из-за того, что ушёл в секту!

– Секты заманивают неискушённых людей.

– Да, – с готовностью согласился Евгений. – Я был деревенским простаком.

– Сектанты никогда не скажут, что завлекают прохожего в секту.

– В селе всё на виду, там другие порядки и нет соблазнов, – опять согласился Евгений.

– Вы крещёный?

– Меня уже столько раз крестили и перекрестили, что я сам не знаю – крещён ли я. Правда, меня крестили, где попало. Пару раз даже в ванной.

– «Реформаторы» не воспринимают критики?

– Они видят мир только в чёрно-белых тонах. Если ты не согласен с ними, ты «враг народа». Если согласен – ты «спасённый». Для них добро всё то, что сделано нами для них.

– Для кого – «для них»? – спросила Лена у Евгения.

– Для евангелистов и маронов, – пояснил он. – Наши учителя назывались мароны. Учителя маронов – евангелисты. Основная масса других людей – это полунищие, затюканные, забитые люди, которые недостойны счастья и свободы. Мароны думают, что им даже не требуется приличное положение и нормальная еда.

– Там раскалывается воля. Полностью. Ты становишься как робот – тихий и послушный, – продолжал Евгений. – Мы у них так и называемся – послушники. Послушник полностью отвечает перед мароном, марон – перед евангелистом. Мароны знают все наши помыслы и настроения, упаси бог скрыть! Такое «чистилище» устроят!

Он опять закурил.

– Я сам помню, как мне устроили «чистилище»… После этого я чувствовал себя больным. Но мне внушалось, что это грехи отошли от души.

– Что такое «чистилище»?

– Всеобщая исповедь. Ты должен выйти на середину общины и начать перечислять свои грехи. Все их слышат. Считается, что если ты их вслух произнёс при всех, то лишний раз уже не нагрешишь, потому что свидетелей греха много. Вот все начинают говорить о грехах. И по цепочке доходят до тебя. И попробуй не расскажи! Другие за тебя расскажут, потому что соглядатаев там полно. И ещё хуже будет. Потому как соглядатай свою версию выдвинет. И ты уже не отречёшься от неё. А если начнёшь говорить, что это неправда, всегда найдут, чем заткнуть.

– Но вообще в этом был и приятный момент. Когда все исповедовались – марон начинал вслух молиться за всех исповедников. И бывало очень приятно душе, что всё кончилось благополучно… И ты даже от радости плачешь, – добавил он зло. – Если опять согрешишь, то всё! Тебя уже не простят. Накажут – будь здоров! – до физических истязаний. Поэтому ты сам будешь следить, чтобы не нагрешить.

– А если нечаянно нагрешил? Так получилось? Обстоятельства так сложились?

– Не может такого быть. Не греши, будь прям. Там грех любой могут приписать. Я отошёл от них, когда заметил, как мароны и евангелисты себя оправдывают. Как-то раз должен был к нам из Америки какой-то высокий гость прибыть. Евангелисты сами что-то напутали, а в результате оказался виноват простой послушник. Так его заклевали, что он вены себе перерезал!

– Самоубийство у реформаторов – грех?

– Какой это может быть грех? – опять удивился Евгений. – Я же говорил об этом… Мы просто переселяемся из одного тела в другое. Устал он быть в этом теле, покинул его и ушёл в другое тело.

– Как сбросить скафандр?

– Ну да… Что-то вроде этого… Хотя с другой стороны жалко парня было… Совсем молоденький, двадцати ещё не было. Я привык к нему…

– Церковь учит прощать до семидесяти семи раз. Сам Иисус заповедовал.

– Так и заповедовал? – усомнился Евгений. – Нет. Это слабость – прощать и совершать грех вновь.

– Прощать и совершать грех – разные вещи. Человек, искренне раскаявшийся о грехе, во сто крат сильнее человека, никогда не совершавшего его…

– Может быть, – уклонился от ответа Евгений. – Хотя, наверное, Вы правы. Грешат все: и послушники, и евангелисты. И чем больше грешат, тем больше страх обличения.

– Тем больше лжи! Раскаяние и страх обличения – разные вещи.

– Может быть, – помедлив, повторил Евгений.

– Думаю, страх обличения тяжелее, – продолжал он, – когда ты исповедуешься в грехе, который повторил, тебе начинают кричать в лицо все разом. Показывают на картину, где в муках Иисус изображён, и кричат: «Вот видишь, что ты с Ним сделал! Это ты виноват! Ты распинаешь Его сейчас! Из-за тебя Он терпит эти муки!»

– Ужас, – согласилась Лена. – Настоящее чистилище.

– Они всё время ищут «врагов народа» для объяснения собственных ошибок.

– И вот представьте себе, Вы всё время находитесь в напряжении, что Вас изобличат, будут «чистить» вашу душу по полной программе. Всё время посты, посты, посты. Нужно жить на хлебе и воде. А иной раз даже этого нельзя есть. Зато евангелист может питаться здоровой пищей. Он ведь не грешник, он ведь заслужил. Там даже дети одним хлебом питаются, – глаза его сверкнули злобой.

«Это хорошо, что в нём говорит негодование», – подумала Лена, но постоянные перепады его настроения пугали её.

– У нас не было детей. Жена попала в больницу год назад. Евангелисты не разрешали ей лечиться, и она умерла от заражения крови.

Многие секты не разрешают своим «послушникам» прибегать к помощи официальной медицины. Некоторые позволяют прибегнуть к гомеопатическим средствам, но чаще всего лечат молитвами, йогой и подобными техниками. Как правило, сектанты низшего звена слепо верят в этот запрет, подвергая своё здоровье и здоровье собственных детей смертельной опасности. Сами наставники или гуру никогда не откажутся от помощи официальной медицины и в случае серьёзного заболевания не станут лечиться «заряженной» водой или гомеопатическими средствами.

В практике Лены была женщина-сектант, в прошлом медик. Она объясняла свою позицию отказа на примере развития кандидоза от приёма антибиотиков. Это редкий случай, когда при оседании грибка на сердечную мышцу, наступает летальный исход. Однако жертв идеологии секты в тысячи раз больше, чем жертв этого заболевания. Более того, эта клиентка постоянно пропагандировала на семейных форумах в Интернете отказ от вакцинации детей.

– Вам не хватает её? – спросила Лена.

– Наверное… Там привыкаешь к человеку. Она ведь одна-единственная. Внебрачные связи там не разрешаются. Развод не разрешается. Женятся и замуж выходят только после того, как подбирает пару тебе марон. Евангелист одобряет совершение обряда женитьбы. Официального брака там нет, реформаторы не одобряют официальной росписи. Я долго встречался с женой. Там можно встречаться с ней только два раза в неделю, ещё два раза ты должен встречаться с её подругами, чтобы силу чувств проверить, – пояснил он, видя недоумевающий взгляд молодой женщины. – Спустя полгода разрешают жениться. И это уже считается вечным браком.

– Когда она умерла, меня принуждали жениться опять. Женщин в «Реформации» в десять раз больше, чем мужчин. И жениться я обязан тоже на послушнице, но я сам не захотел.

– Почему?

– Потому что это ещё один способ давления, и я это хорошо усвоил. Если что-то делаешь не так, тебя шантажируют женой. Либо жена тебя шантажирует… Но у нас с ней было светлых моментов больше, чем плохих. Теперь я совсем один, – плаксиво добавил он.

Его настроение менялось каждую минуту, быстро переходя от спокойствия к гневу и обратно.

Иногда ей казалось, что он вскочит и закружится в своей бессильной злобе. Лена всё больше склонялась к мысли, что Евгений болен, хотя говорил он более чем разумно.

– По какому распорядку Вы жили?

– С утра встаёшь на общинную молитву. В четыре утра, самые божественные часы считаются. Весь день работаешь или «миссионируешь»: смотря, какой день недели и который час. День заполнен под завязку. Исповедь каждый день, дневная молитва – с часу до двух. Вечерняя молитва с одиннадцати до часу ночи. Спишь только в строго отведённое время. Если провинился – не спишь совсем столько суток, сколько прикажет евангелист по общине.

– Там постоянно отделяют нас от внешней среды. Мы – это реформаторы, все остальные – это отступники. Они всё время противопоставляли нас другому миру. Я до сих пор хожу по улицам, и у меня ощущение, что я живу в другой стране, – покачал он головой.

– Там никогда не оставляют тебя одного. Ты постоянно находишься с кем-то. А здесь я всё время наедине со своими мыслями, которые ничего хорошего мне не приносят, – горько заключил он. – Только постоянно думаю о том, сколько я сделал грехов, и что за расплата меня ждёт. Я не могу спать. Мне мерещится Страшный суд и всё, что там будет. Знаете, у нас всё это постоянно проговаривалось и комментировалось. Мы каждый день рассматривали картины Страшного суда. Что ожидает отступников после смерти, и что ждёт нас, реформаторов? Как только закрою глаза… И спать совершенно не могу, – пожаловался он. – На протяжении стольких лет спать три часа в сутки – к этому привыкаешь.

– Сон – это здоровье. Вам необходимо соблюдать правильный режим. Я Вам дам направление и телефон. Не откладывайте на другие дни. Завтра же отправляйтесь к этому человеку на приём. Он Вам поможет.

– Вы отказываетесь от меня? – обеспокоенно спросил Евгений.

– Ни в коем случае. Мы будем проводить двойную терапию. Владимир Ильич – доктор. Он осмотрит Вас, пропишет лекарства. Я не имею права прописывать такие препараты. Я сейчас же позвоню и уточню, на какое время Вас запишут. Не беспокойтесь. Мы Вам поможем. Всё будет хорошо. Не беспокойтесь, – повторила она. – Ваше состояние не потеряно, но необходимо помочь организму поправиться. Необходима полноценная пища и здоровый сон. А поэтому я Вам скажу верный рецепт. И всё наладится.