Текст книги "Субъектность литературно-художественной деятельности"

Праздник навсегда [65]

Сейчас она идет по синей дороге, поняла я. Дорога-серпантин: закручивается в спираль. (Иногда увидеть тот свет не трудно, если ты думаешь о человеке несколько часов подряд и ни о чем другом думать не можешь.)

Линкова, человек-праздник, ушла от нас совершенно неожиданно. И для себя тоже. Говорят, не почувствовала смерти, когда фура ее сбила.

«– …Теперь у ангелов отличная компания.

А мы тут…

И больше он ничего не сказал».

Так написано в хорошей детской книжке, рекомендованной недавно детям 6-10 лет.

Линкова – человек, рекомендованный всем.

Потому что у всех должен быть праздник. С фейерверками, остротами, сюрпризами и открытиями. Прежде всего, открытиями себя. Т. е. через детскую литературу, конечно. Увиденную глазами Линковой.

Глазами, все более зоркими. С возрастом, и это замечено многими, она писала все лучше и лучше, она научилась «петь словами» (выражение, найденное Ириной Яковлевной у Владимира Даля, но, конечно, относящее не к себе, а к колыбельным).

Она рассказывала, «какими разными голосами и словами пытаются люди передать ребенку, как сильно они его любят».

Разве не в этом главное назначение детской литературы? Подарить детям столько любви, чтобы ее хватило на долгую жизнь.

Нам подарили Линкову

Библиотерапия как возможность счастья [50]

Сердцевина библиотерапии – диалог Автора и Читателя. Как будет прочитано послание, пользу или вред принесет – зависит от читательской компетентности (вкупе с влиянием тревожащей пациента проблемы) и от искренности намерений и таланта писателя.

Исследователи упорно лезут «вглубь строки», пытаясь добраться до нежного нутра Автора; иногда им это удается, к неудовольствию классических филологов. Библиотерапия XXI века накапливает методы, не гнушаясь их разностильем, захватывает территории, прорастая в сопредельные – новомодные или канонические – области терапии, только для того, чтобы помочь Читателю упиться гармонией.

Ибо что, как не гармония, врачует души? Только искусству подвластны синкопы, парадоксальные повороты жизненного пути человека, только художник способен принять и донести до читателя спасительную и роковую закономерность, неизбывность и неслучайность падений и побед героя (т. е. себя или того, кем мог бы стать).

Диалог состоялся; чуткий Читатель хранит в своем сердце до заветного часа целебные метки – мантры, молитвы, заклятия и обереги, призванные помочь выстоять в неравной борьбе с жизнью.

Узнавание обстоятельств, примеры поведения, символы и архетипы, матрицы судьбы и ценностные модели мира – разве это в искусстве главное? То, что дает возможность найти себя (и счастье) вопреки всему, – легкий, почти незаметный жест Автора, выражение человечности – и воспарения духа, прорыв в «царство свободы». Не здесь ли зарыт краеугольный камень библиотерапии (как квинтэссенция все той же гармонии) – катарсис? Называйте это драйвом или магией – дух дышит, где хочет.

Авторы спасают человечество, но что будет, если люди перестанут читать? Библиотерапия всё больше нуждается, как в надежном костыле, в педагогике чтения. Хорошо бы, чтобы она, эта мудрая педагогика, не забывала, что Автор – пророк и волшебник.

А волшебнику подвластно всё.

Кто оспорит Вирджинию Вульф, или Экономия на детях [59]

…Происходит обыденное чудо: ребенок слушает сказку или сам рассказывает слушателю самое важное – свою мистерию Добра и Зла. Педагоги прошлого изучали, как правило, первый процесс: транслирование взрослым ребенку неких ценностей, нормативов, смыслов, закодированных в тексте, считалось, что после этого ребенок их усваивал и воспроизводил. Науке конца XX века не менее важной показалась вторая сторона процесса: творчество ребенка-рассказчика. умело поддержанное слушателем-взрослым. Диалог (базовая форма общения) подразумевает постоянную смену позиций «рассказчик-слушатель».

Но, спросите вы, разве от литературного творчества читателей ныне не пухнет Интернет? Литература мутирует: местами меняются не только Автор и Читатель, но и Бог и Дьявол. Кажется порой, что последний отвоевывает все больше места. Ан нет: последнее слово за идеалами Добра. На самом деле это его территория расширяется, захватывая то, что раньше принадлежало нижнему, темному миру: если раньше (но не с самого начала) положительный герой не обязательно побеждал отрицательного, но авторская оценка была на его стороне, то сравнительно недавно позиция автора стала неуловима, двойственна, а то и откровенно солидарна с героем-разрушителем, искусителем и вообще демоном. Посему роль читателя сильно возросла: ныне ему приходится, испытав шок и отшатнувшись от ужасного героя (или даже автора?), самостоятельно разбираться, оценивать, принимать или не принимать предложенный образ человека и мира. Докапываясь до первооснов, осмыслять его – и себя.

И позиция эстетической вненаходимости (автора и читателя) кажется ныне спасительной: она позволяет ограничить Зло оболочкой Красоты, несущей в себе и Добро, и Истину, ибо суть искусства не поменялась. Она дает возможность внимательно рассмотреть и увидеть Зло сквозь магический кристалл совершенной формы.

Но, похоже, видят все эти тонкости лишь знатоки, посвященные в таинства Искусства.

Процесс сих мутаций наглядней в кино. Критикам-традиционалистам фильмы новой волны кажутся невнятными, нелогичными, рыхлыми – случайными по монтажу. Но, может быть, они, говоря новым языком, несут некое важное послание человечеству, выполняют, по Рильке, поручение?

Какое же? Показать человека по-иному. Может, даже начать историю человека и человечества заново.

Он, увы, не Homo sapiens: примитивен и невежественен, не умеет предвидеть последствия своих импульсивных, непроизвольных реакций. Дикарь? Младенец? Амеба? Биологическое существо, безошибочно оценивающее (не хуже инфузории-туфельки) тепло и свет, холод и тьму – и только. И первородный грех не давит на него. Природа такого существа не отягощена Злом. Хорошо это или плохо?

Может быть, он лучше понимает Добро? И, значит, религиозная концепция сменяется педагогической? (Но не традиционной авторитарной, а иной, центрированной на ребенке – не объекте, но субъекте воспитания.)

Яйцеголовым критикам, привычно требующим причинно-следственных связей скорее формально-логического, объективистского толка, нежели субъективистского – ассоциативно-эмоционального или архетипичного – мифологически-метафорического, нынешние арт-хаусные фильмы не всегда понятны, но, поразительное дело, они бывают доступны многажды руганным юным представителям «клиповой культуры» (и тем творцам, коим близки поиски нового языка искусства). Человечеству дан шанс выстроить себя заново?

Так нужны ли нам библиотеки?

Не так надо спрашивать. А вот как: какие библиотеки нам нужны?

Начнем опять с детей. Какие детские библиотеки нужны сейчас? С навороченными компьютерами и интерактивными программами? Компьютеры есть и дома.

С фондом редкой литературы, старинными изданиями, которые можно потрогать? (Или трогать их как раз не следует, а лучше посмотреть их отсканированными в электронной книге?)

Может быть, не техника и даже не уникальный фонд (книги, журналы, мультимедийность всякая) главное. А что? Или кто?

Да, оживляют все эти раритеты люди. Скромные библиотекари. К их услугам – новейшие психолого-педагогические технологии.

Грамотно построенный диалог – сотворчество ребенка и взрослого (а позже пары детей) в процессе сочинения волшебной сказки (с опорой на специальные картинки и фигурки с Добрым и Злым волшебником) позволяет достичь весьма серьезных педагогических результатов – психического развития дошкольников-пятилеток по 17 (семнадцати) линиям. Экспериментально доказано: развиваются речь и мышление, обогащаются эмоции и высшие чувства, совершенствуется ориентировка в нравственных ценностях, возникают разные виды рефлексии, независимость и самостоятельность, умение отстаивать свое мнение и, в то же время, способность сотрудничать и слышать другого, развивается художественное воображение, произвольность, опосредствованность и креативность. Не говоря о массе лишь на первый взгляд чисто литературных приобретений, например, открытия способов трансформации элементов сюжета и обратимости этой трансформации, умений оперировать двумя-тремя реальностями (хронотопами) в одном тексте, выстраивать причинно-следственные связи: «обстоятельства – мотивы поступка (нравственный выбор) – последствия поступка героя», наконец, редактирования текст другого (запрашивать у партнера недостающую информацию, выдвигать и уточнять гипотезы, сравнивать возникающие версии сказки, соединять их, при необходимости, в единый вариант и пр., что относится не только в коммуникативным навыкам, но и к развитию собственно мышления).

Иными словами, развивающий потенциал таких занятий не ниже, чем у забытой ныне сюжетно-ролевой игры, «ведущей деятельности» дошкольного возраста.

(А ведь злого волшебника, вспоминаю вдруг я, предложили мне ввести в эксперимент сами пятилетки! Они соавторы.) Но рано радоваться: дошкольники последнего десятилетия в силу многих причин менее, чем предыдущие поколения, приобщены к народной волшебной сказке – базисному жанру для литературного развития. И посему хуже ориентируются в структуре и содержании не только сказки, но и более сложных жанров.

И посему отпадают от традиционной культуры – как фольклорной, так и книжной.

Научить творчеству, игре с сюжетом, словом может только талантливый педагог и творец. И в хорошей детской библиотеке ему пока живется лучше, свободнее, чем в школе: при умном, опытном директоре это позволяет создать цветник, оазис, идеальную экспериментальную площадку для детского развития. То есть привлечь лучших специалистов – не зарплатами, а гарантиями свободы творчества. При не очень дальновидном директоре самородки и таланты от педагогики незаметно вытесняются послушным «офисным планктоном». Ибо вспоминается вдруг, что на обслуживание читателя библиотекарю отведено по нормативам три минуты.

Получается замкнутый круг: библиотека может привлечь избалованного Интернетом читателя уникальной педагогикой «с человеческим лицом», а педагогов-творцов технократы наверху медленно, но верно выживают.

Основа настоящей педагогики – любовь. Основа настоящей жизни, подозреваю, тоже. Хорошая детская библиотека – это любовь читателей и библиотекарей к книге и всему библиотечному богатству (не только пресловутой «субкультуры детства», хранителем которой библиотека является, но и культуры мировой).

По-настоящему заинтересовать младших школьников мировой (высокой) культурой, как показали наши исследования, может только высококвалифицированный библиотекарь-педагог, разговаривающий с детьми на равных, вместе с ними открывающий сокровища библиотеки и удивляющийся им. В рисунках детей после такой экскурсии по детской библиотеке появляются сами собой и «брат Пушкин», и Библия, и персонажи классической литературы.

После экскурсии же равнодушного «информатизатора» и унылого ментора ребенок защищается от формально транслируемой ему культуры символами и знаками культуры более доступной – массмедийной: персонажами ужастиков и иной не сильно качественной кино-и телепродукции.

Высокая культура начинает пронизывать и облагораживать субкультуру детства только в результате контакта с добрыми, умными, талантливыми взрослыми – родителями, педагогами и библиотекарями.

Имитировать настоящую педагогику (т. е. настоящую любовь) невозможно. Скрыть тоже.

Вообще-то, я не знаю другого детского учреждения, где бы так залихватски, так вкусно, так заразительно сочиняли. «Праздник мыльных пузырей», «Хохотальная путаница», «Шведский стол для книгочеев», «Клуб приличных замашек», «Анфис-студия», «День с приветом»… Это названия библиотечных мероприятий и объединений для дошкольников, выловленные мной из методичек детских библиотек страны.

А зачем это все надо современному человеку, все эти бирюльки и развлекалки?

Цивилизация продвинулась настолько, что фольклор (например, детские считалки) живет только в заповеднике – в детской библиотеке. Считалка – вещь важная: она исподволь формирует у малыша произвольность поведения, учит соблюдать правила и считаться (слово однокоренное!) с другими людьми. Для ребенка, не имеющего опыта игр со сверстниками, опыта вольной дворовой жизни, это очень важно.

А развитие воображения в играх, в сочинительстве? А умение рассуждать, осознавать основания своих действий, обосновывать свой выбор – развитие рефлексии? Разве не библиотечные дискуссионные клубы или просто коллективные обсуждения новой книги на равных этому способствуют?

Преимущество библиотеки перед самой лучшей школой – свобода планирования своей педагогической деятельности. Библиотекарь-педагог не ограничен временными рамками изучения вместе с детьми и родителями того или иного материала. Хочешь жить «Снегурочкой» весь год – живи! Текст драматурга А. Островского из старинной, девятнадцатого века, книги, музыка оперы Римского-Корсакова, иллюстрации, декорации, костюмы знаменитых художников. Посещение Бахрушине ко го музея. А затем и собственный проект – сделанный третьеклассниками громадный макет места действия «Снегурочки» и всех ее персонажей.

А еще здесь приветствуется собственная рукодельная книга. А еще в порядке вещей спектакль по классическим произведениям детской литературы. И не только детской. Иностранные специалисты долго не верили, что костюмы к шекспировским спектаклям отдел эстетического воспитания не заказывал, а делал сам – руками сотрудников и родителей. (Иностранцы вообще удивляются отечественным детским библиотекарям, которые могут всё – любой сценарий написать и сыграть вместе с детьми, придумать небывалые музейные экспозиции и провести оригинальные конкурсы).

Неужели обо всем это скоро придется писать в прошедшем времени?

* * *

Основным фактором активизации детского чтения, по мнению большинства библиотекарей, является по-настоящему хороший книжный фонд. И здесь тоже закавыка. Не только в том, что денег на комплектование (особенно сельских библиотек), как всегда, не хватает. А в том, что современная литература (как, впрочем, «текущая» литература в любые времена) содержит не одни шедевры, а очень много макулатуры и даже просто плохо влияющего на детскую психику «чтива».

Конечно, многочисленные литературные конкурсы открывают новых талантливых писателей для детей. И даже кое-что из этих рукописей издательства печатают. Но хорошей детской литературы все равно не хватает. И значит, остро востребован «лоцман книжных морей» – библиограф-библиотекарь, умеющий заразить ребенка по-настоящему хорошей книгой.

Социолог В. Собкин выявил: у нынешних подростков почти все антигерои – из нашего времени, а вот герои – из прошлого. А наше недавнее исследование восприятия старшеклассниками сложного современного художественного текста показало, что мечта полубезумного Фридриха Ницше осуществилась: выросли юные существа по ту сторону Добра и Зла. Их пока не очень много, но они уже среди нас.

Но, может быть, догадываюсь я, они просто не умеют правильно читать сложные тексты? То есть занимать ту самую позицию вненаходимости. Ведь школа, даже хорошая, научить их – на старой доброй отечественной классике, изрядно урезанной, – этому не может.

«Современный читатель: эволюция или мутация?» – название научно-практической конференции в Российской национальной библиотеке. Читатель, надеюсь, еще не мутирует – мутируют тексты. Читатель же в своей массе плавно развоплощается в человека-амебу, в tabula rasa. А значит, оптимистично полагаю я, попадая в добрые руки талантливого, интеллигентного библиотекаря (который вместе с ним и сказку сочинит, и интересный мультимедийный интерактивный проект изобретет, и просто за чаем по душам поговорит) рискует превратиться не просто в интеллектуала – в интеллигента?

Или одной библиотечной среды для сего таинственного процесса недостаточно? Сегодня для того, чтобы дети и подростки читали, обществу необходимо прикладывать гораздо больше усилий, чем раньше; сложную задачу воспитания читателя нужно решать библиотекарям в тесной кооперации с педагогами и родителями. Нынешний талантливый читатель, как показало наше исследование, – продукт совместных усилий семьи, школы и библиотеки. И даже больше – всей семьи, всей школы и всей библиотеки. И, самое главное, продукт своей собственной деятельности, своих собственных усилий. Но эти усилия, согласно педагогике сотворчества, должны быть для ребенка не мучительны и скучны, не навязаны кем-то, но притягательны и захватывающи!

«Порой мне представляется, – пишет Вирджиния Вульф, – что в Судный день, когда великие полководцы, законоведы и государственные мужи придут за своими наградами – коронами, лаврами, мраморными статуями, запечатлевшими навечно их имена, – Всевышний обернется к апостолу Петру и скажет не без некоторой зависти, увидев нас с книгами под мышкой: „Смотри, этим награды не нужны. Нам нечего им дать. Они любили читать“».

Парадокс чтения как процесса состоит в том, что для уже приобщенных к нему он восхитителен и засасывающ, но приобщить к нему силком, по команде нереально. Им надо заразить. В водоворот чтения надо тонко, исподволь вовлечь.

Минут, положенных по нормативу на библиотечное обслуживание, тут не достаточно. Хотя и три минуты педагог от Бога даже в самой обыденной ситуации использует для создания атмосферы праздника и чуда. Чуда счастливого детства. Ибо у настоящего педагога это (игра, творчество) в крови, он по-другому просто не может: ведь это себя – ребенка в себе – он тешит, в конце концов.

Учить творчеству – творчеством, игре – играя, доброте – любя, уму – совместными размышлениями. Кто же этого не знает? Секреты творческой педагогики известны и давно используются в интеллигентных семьях. С XIX века. Подозреваю, что самые лучшие школы и самые лучшие библиотеки просто умеют воссоздать атмосферу культа чтения путем не начетничества, а радостного привлечение приманок всей культуры, ориентированной на Слово – от литературного театра и изобразительного искусства (иллюстрирование) до музыкальных произведений. Ведь два часа на литературу по нынешней школьной программе – ничтожно мало.

А в библиотеке, в отличие от школы, читать можно хоть весь день! Самые лучшие и самые современные книги. И в библиотеке, в отличие от даже самого распрекрасного музея, раритеты дают детям в руки!

И сама библиотека, в отличие от всегда специализированного музея, универсальна. То есть, в принципе, в ней есть всё, что нужно для детской души [52].

Итак, подытожим. Что делает хороший родитель? Ведет ребеночка с двух лет (или даже ранее) в хорошую детскую библиотеку. Что делает хороший учитель? В содружестве со школьным и детским библиотекарем приобщает к культу книги детей и их родителей. Ибо одних школьных часов на чтение не просто мало, а позорно мало. И курс зарубежной литературы (где когда-то водился и Бодлер – со сложной авторской позицией) выкинут из расписания. Что делает хороший детский библиотекарь? Идет в школу, рассказывает детям, учителям и своему коллеге – школьному библиотекарю (всем по-разному, естественно) о лучших детских книжках – новых и неновых. А еще работает с семьей в своих стенах – изобретательно и задорно.

И все они делают общее дело, пересекаясь, учась друг у друга и помогая друг другу. Дело воспитания не просто человека разумного, но человека доброго, совестливого, ответственного и тонкого – интеллигентного.

«Детские библиотеки – это эффективный ресурс, который пока слабо используется государством. При этом инвестиции в детство сравнительно невелики, а отдача от них может быть весьма значительна». Слова эти были написаны сотрудником РГДБ несколько лет назад, но актуальность их только возросла.

Как известно, сеть детских библиотек – это сугубо российское ноу-хау 1878 года. Времени стильных кринолинов, не менее стильных керосиновых ламп и семейного чтения вокруг этих самых ламп.

Ноу-хау оценили за рубежом, а у нас как раз готовы его уничтожить – чтобы сэкономить на детях. На культуре. Ведь министерству культуры нужны максимально забитые помещения при минимуме персонала, а не специализированные роскошные Пушкинская комната, Музыкальная гостиная, Комната сказок, Комната любимых занятий и прочие излишества, где ребенок чувствует себя комфортно потому, что его никто не торопит и не толкает. Где его жаждут выслушать. Где он желанный гость, а не статистическая единица.

Проблем у детских библиотек много. Техническое перевооружение, внедрение новых информационных технологий, всех этих продуктов и сервисов иногда заходит в тупик только потому, что дети – другие существа, чем взрослые. Что, скажем, информационный поиск они ведут иначе, ориентируясь на иные, чем взрослые пользователи, моменты. Детские каталогизаторы это прекрасно знают, и их старые, ныне технически устарелые программы эти особенности детской психологии полностью учитывали. А вот новые, внедряемые под эгидой взрослых библиотек, в пространстве изданий для детей и специально приспособленного под детей поиска буксуют.

Экономить на детях преступно.