Текст книги "Паника, убийство и немного глупости"

Часть третья
Развязка

Проснулась Надежда Прохоровна так поздно, что даже усомнилась в правильности часов на тумбочке – они показывали половину третьего. Не то что завтрак, обед продрыхла!

Чувствуя себя совершенно отвратительно – хоть аппетита нет, и то слава богу, – поднялась она с постели, вставила зубы и первым делом, даже не напившись толком, позвонила Дулину:

– Ну как там дела наши, Николаич?

– Да все нормально, Надежда Прохоровна. Петра освободили. Давид этот, акционер-руководитель одного хитрого холдинга, действительно мужик незлобивый оказался – Воронцова выпустил без шума, без пыли, без привлечения спецназа…

– Я не о том. Ключ нашли?

– Ключ?.. Ах да. Нет ни отмычки, ни ключа.

– Совсем, значит, ничего, – задумчиво протянула баба Надя.

– Ну почему же – совсем ничего, – хмыкнул Дулин. – Финтят что-то ребята. В спальне четвертого номера под балдахином над кроватью нашли передающее устройство для видеонаблюдения. Радиус приема хороший, как раз до главного корпуса, где Игорь жил, хватает… Так что врет Давид Адамович. Все он о своих подчиненных знал, приглядывал за ними плотно.

– Ты думаешь? – неуверенно спросила баба Надя.

– А что тут думать? Ведь это он за своей шустрой любовницей хвост пустил.

– А сам что говорит?

– Уперся – ни сном ни духом. Никакого отношения к «трансляции» не имеет, ничего о самочинных действиях подчиненных не знает, приехал только к шапочному разбору.

– Так, Николаич… он же и приехал, когда нас уже под пистолетом держали. У Игорька, кстати, эту… принимающую аппаратуру нашли?

– Ну, баба Надя! – фыркнул оперативник, передразнил: – «Принимающую аппаратуру…» Нет! Не нашли. Игорек вообще огородами от нас утек. Может, где и прячется эта аппаратура до сих пор.

– Понятно. Только вот послушай меня, Володя… Я с этим Давидом два часа взаперти просидела… Не врет он – не знал ничего. К шапочному разбору явился.

– И вы ему поверили?! Не ожидал от вас, Надежда Прохоровна, не ожидал…

– Ну ладно, – миролюбиво согласилась баба Надя, – обманул так обманул. – Но сама, по правде говоря, чуть-чуть обиделась – посмотрим, голубок, цыплят по осени считают. Еще неизвестно, кто кого обманул…

Попрощалась с Дулиным, позвонила Софе и узнала, что та успешно добралась до Москвы, «ах, Вадик рвет и мечет», Татьяне написала пространную челобитную с просьбой остаться в отеле.

Надежда Прохоровна поблагодарила подругу и отключила связь.

Потом долго сидела, комкая в руке носовой платок, глядя перед собой в одну точку.

Постепенно картина преступления, картина двух убийств складывалась в невероятный, но только так все объясняющий узор.

«А ведь могла бы догадаться обо всем давно… – укорила себя пожилая сыщица, оделась и вышла из номера, направляясь в чайную, чтоб напиться желательно кефиру. – Но кто же знал… кто ж знал, что все тут так запутано…»

На улице мороз и солнце, день чудесный.

На лавочке перед крыльцом Пал Палыч курит. Кого-то ждет.

Надежда Прохоровна прикрыла ладошкой-козырьком глаза от пышущего со всех сторон совершенно зимнего света – яркий, не московский чистый снег просто до слез слепил! – взглянула на шефа местной охраны и улыбнулась, как старому знакомому:

– Пал Палыч! Добрый день. Вернулись уже?

– День добрый, Надежда Прохоровна, – сказал Палыч, вставая со скамейки навстречу. – Наслышан уже о ваших подвигах.

– Как батюшка? Ему получше?

– Немного. Вчера перевели из реанимации в общую палату. Жена с мамой в Краснодаре осталась, я вот… – развел руками в огромных перчатках, – первым же рейсом сюда.

Надежда Прохоровна покачала головой – ай-ай, как все неловко получилось.

– Работа такая, – скромно пояснил охранный шеф. – Как вы себя чувствуете? Как самочувствие нашей героини?

– А, – отмахнулась баба Надя, спустилась с крыльца. – Какая там героиня.

– Ну, не скажите, не скажите…

– Ты лучше сам мне, Палыч, скажи, – вдруг перебила пенсионерка. – Бинокли в вашем заведении имеются?

– Имеются, – удивился Шеф, – как не быть. Летом с ними пляжные спасатели на вышке работают. Сезон заканчивается – на склад сдают.

– Понятно, – медленно топая по дорожке, кивнула баба Надя. – На складе, значит…

Пал Палыч приноровился к ее шагу, побрел рядом. Надежда Прохоровна задумчиво глядела на главный корпус, как будто к чему-то пристреливалась. Отставному службисту Палычу она даже чем-то полководца перед битвой напомнила: идет, посматривает с прищуром, как будто рекогносцировку производит.

– Ты, Палыч, мне бинокль дашь? – спросила неожиданно.

– Дам. А зачем? Следить за кем-то собираетесь?

– Может, собираюсь, а может, и нет, – туманно проговорила баба Надя. Дошла до стеклянного угла бухгалтерии, остановилась, обернулась на реку. – Когда у нас сейчас темнеет, Паша? Часов в семь уже темно будет?.. Давай-ка встретимся тут на углу в это время, когда народ к ужину соберется. Договорились?

– Можно.

– Ключи от этой бухгалтерии сможешь раздобыть?

– Конечно.

– Тогда возьми их обязательно.

Сказала и шаркающими шагами побрела к крыльцу главного здания.

Павел Павлович – он давно уже считал, что перестал чему-то в жизни удивляться, – оторопело наблюдал за этой усталой походкой. Если бы буквально недавно хорошо знакомый Князев не рассказал ему о том, как эта бабушка развела крутую столичную компанию, подумал бы: перенапряглась бабулька. Сбрендила. Чудит на старости лет – в детстве в казаков-разбойников не наигралась.

Но, по всем показателям, эта конкретная бабушка подозревать себя в маразме повода никак не давала. Пал Палыч нагнал старушку уже на крыльце, остановил, перегораживая путь, заглянул в лицо:

– Вы ничего не хотите мне объяснить, Надежда Прохоровна?

– Объяснить не хочу. Показать – покажу. Сегодня вечером. – Посмотрела долго-долго на охранного шефа и неожиданно сказала: – На том углу в ночь убийства покойный Боря стоял. Увидел что-то. Тебе ведь рассказали уже обо всем, что произошло?

– Да. Но что вы конкретно имеете в виду?

– Попозже сам поймешь.

– Надежда Прохоровна… – Слова «вы хорошо себя чувствуете?» просто рвались с языка. – Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Можешь, – усмехнулась бабушка. – Свези-ка меня через часик в райцентр. Мне в магазин нужно, который сотовыми телефонами торгует.

– Свезу.

– Тогда я сейчас кефиру или чаю напьюсь, еще кой с кем поговорю и поедем.

Сказала, обогнула недоуменно застывшего охранного шефа и пошаркала к стеклянным дверям.

Предупрежденная звонком Татьяна ждала Надежду Прохоровну в своем номере. Умытое, без грамма косметики лицо сыщицы осунулось, румяные щечки поблекли.

– От начальства влетело? – сердобольно поинтересовалась баба Надя, усаживаясь в единственное кресло небольшого номера.

– Было дело, – вздохнула девушка.

– Уволить не грозились?

Татьяна опустила глаза и ковырнула мыском тапки ковер.

– Ну, ничего, ничего. Дай бог, сменят гнев на милость, когда ты им убийцу Бори на блюдечке преподнесешь.

Репина оставила ковыряние ковра и изумленно посмотрела на гостью:

– Какого убийцу?

– Бориного. И Марининого тоже.

– Так ведь сегодня ночью…

– Сегодня ночью, – перебила баба Надя, – совсем другую компанию повязали. Так, – махнула рукой, – пару остолопов и одну очень хитрую девушку. Но они к убийствам никакого отношения не имеют. Тут кое-кто другой поработал. Понимаешь?

– Да… То есть нет.

– Танюша, эти молодожены не могли убить Марину, у них есть алиби. А Игорь тут еще один… так он вообще только после первого убийства заявился. Не тех ребятишек сегодня ночью повязали. Не тех!

– Ничего не понимаю…

– А тебе и понимать ничего не надо. Пока. Сегодня вечером все поймешь, коли мне поможешь.

– Как помогу?

– А так. Сиди на ужине как ни в чем не бывало. Я позже тебе позвоню и, если подтвердились мои догадки, скажу, что делать. Договорились?

– Ну да… А в чем…

– Не перебивай. Слушай. Твой Боря курил?

– Нет. Я же говорила, он за здоровьем следил.

– Так-так… – пробормотала баба Надя. – Так я и думала…

– О чем вы думали, Надежда Прохоровна?!

– О многом, деточка, о многом. Давай-ка до вечера простимся, у меня еще дел невпроворот…

* * *

В семь часов вечера притопывающий на морозце Павел Павлович ждал Надежду Прохоровну в условленном месте. На шнурке под курткой у него болтался приготовленный бинокль, в кармане прятался универсальный ключ от всех помещений стеклянного крыла. По совести сказать, охранный шеф никак не понимал: за кем собралась следить московская мисс Марпл в такой вот темноте?!

Надежда Прохоровна пришла с небольшим опозданием и почему-то из главного корпуса.

– Ключи, бинокль принес? – спросила деловито.

– Принес.

– Тогда пойдем. Все, кто мне нужен, уже в ресторане, проведешь меня вот в этот угловой кабинет. Сможешь?

– Да, – немного растерялся Шеф.

– Сам вернешься на это же место и будешь ждать моего звонка из этой бухгалтерии.

– Это уже не бухгалтерия, – буркнул тронувшийся вслед за бабушкой Палыч, – это кабинет заместителя управляющего.

– А-а-а… Его ты тоже отпереть сможешь?

– Надежда Прохоровна, – вздохнул Пал Палыч, – я начальник службы безопасности. Я все могу.

…Кроме улыбчивой девушки за стойкой портье и парочки торопившихся на ужин постояльцев, никого в холле два «подельника» не встретили. Павел Павлович провел Надежду Прохоровну в длинный коридор стеклянной пристройки, быстро подвел к крайней двери, отпер ее:

– Входите.

Надежда Прохоровна шагнула в небольшое темное помещение: деревья в кадках, как везде, стол, два офисных кресла, тумбы, шкаф. Прошла вдоль окна и развернула к нему одно из кресел:

– Бинокль давай и можешь идти на угол.

Совершенно не удивленный тем, что подчиняется приказам старушки в берете, начальник службы безопасности отдал бинокль и почти бегом пустился на улицу. Встал под окном. Покрутил головой: возле главного корпуса ни души, все в ресторане, большое темное стекло не выдавало даже силуэта за собой.

В кармане запиликал мобильный телефон, Павел Павлович быстро донес его до уха:

– Слушаю, Надежда Прохоровна.

– Ты не слушай, Паша. Ты в окно на меня смотри. Только к углу совсем близко подойди.

Павел Павлович перешагнул наметенный за последние дни сугроб, подкрался к прозрачному углу… И ахнул от неожиданности: ветви пальмы, что стояла у самого окна, образовали щель, в щели светилась голова. С биноклем у глаз.

Мобильный телефон, горя дисплеем и кнопочками, отбрасывал на щеку Надежды Прохоровны цветные блики… Вид в щелку между пальмовыми листьями был самым жутким. Каким-то инфернальным, призрачным: по темноте покачивалась отрезанная голова с биноклем в нечеткой, почти невидимой руке.

– Все видишь? – спросила баба Надя.

– Все, – хрипло выдавил Пал Палыч.

– А что конкретно?

– Голова с биноклем.

– Лицо можно опознать?

– Ну-у-у… не уверен.

– А так? Надежда Прохоровна стянула с головы берет, до этого прикрывавший уши, и в свете дисплея и кнопочек сверкнул сноп искр на мочке.

– О-о-ох… – выдавил охранный шеф.

– Это сережки, Паша. Какие-то «сары»… «свары»…

– Сваровски, – подсказал Пал Палыч.

– Во-во. Сегодня в сувенирном отделе купила. Девочки-продавщицы сказали – не хуже бриллиантов сверкать будут. Смекаешь?

– Да…

– Все понял?

– Кажется… Не верю!

– А ты подумай. Иди ко мне, из кабинета вызволять, и думай.

Потрясенный Павел Павлович выключил телефон и медленно побрел к крыльцу. То, что он сейчас увидел, не укладывалось в голове. Но одновременно все было доказано столь зримо, что, даже «вызволив» бабу Надю из кабинета, он молча топал с ней рядом минут пять, не понимая, куда идет, зачем.

– Пойдем ко мне, Паша, – сказала миссис Губкина (в девичестве, поди, все же Марпл). – Я попросила ужин на двоих в свой номер принести. Ты выпьешь там чего-нибудь для промывания мозгов, авось все в голове и уложится…

– Никак не понимаю… Как?! Зачем?!

– А это, Паша, я тебе сейчас объясню. Ничего, что я тебя Пашей называю?

– Конечно, Надежда Прохоровна, конечно… Но как вы догадались?!

Пал Палыч поставил одну ногу на ступеньку крыльца деревянного шале, Надежда Прохоровна подхватила его под локоток:

– Пойдем, милок, пойдем. Нечего на морозе разговоры разговаривать. Да и ни к чему, чтоб нас с тобой раньше времени вместе видели.

Привела потрясенно-молчаливого Шефа в свой номер, сняла уличную одежду и показала на накрытый стол:

– Садись, Паша. Поговорим.

– Но почему вы мне сразу, еще днем ничего не сказали?! – Павел Павлович уселся в кресло, непонимающе смотрел на бабу Надю снизу вверх.

Надежда Прохоровна села в кресло напротив, усмехнулась:

– А ты бы мне поверил? Подумай – поверил бы, если б своими глазами не увидел?

– Нет, – серьезно покачал головой Шеф. – Ни за что не поверил бы.

– Вот видишь. А мне ведь с самого начала одна мысль покоя не давала: почему убийца Марины оставался в номере до тех пор, пока она не пришла? Почему?! Ведь вроде бы все складывалось куда как просто – он обыскал два номера, то есть к Марине тоже за документами пришел. Но почему остался?!

– Да. Действительно странно…

– Вот! И я о том же. Все дело, Паша, – в ключе! Она не могла допустить, чтобы его застукали выходящим из номера. Только она не могла этого допустить. Ведь вроде бы – какая ерунда обвинение в воровстве в сравнении с убийством, да? Какая мелочь. Но только не для нее. Если бы его сцапали и подняли шум, она не могла допустить, чтобы у него обнаружили ключ. Ведь пришлось бы сказать – кто действовал заодно с вором. Понимаешь?

– Кажется.

– Убийцу, Паша, самого обманули. Зинаида Федоровна – я думаю, ты уже не сомневаешься, что это могла быть только она, – велела дожидаться в Маринином номере, пока путь не будет свободен, и обещала подать сигнал: девушка идет из бара. Но видимо, из-за снегопада прошляпила ее возвращение. Не разглядела. Она обманула, подвела сообщника, так как не могла допустить позора. Не могла перед сыновьями и невестками бесчестия на старости лет допустить.

– Но как вы все же догадались?!

– Да в общем-то, Паша, я должна была догадаться обо всем давным-давно. Ангелина Игоревна мне еще когда-а-а одну интересную старую историю рассказала… Да вот последнего штриха, крючочка я никак не находила. Ты, Паша, выпей, закуси, не скромничай.

– Не хочется, Надежда Прохоровна. О каком крючочке вы говорите?

– А о видеокамере, что нашли под балдахином. Я, понимаешь, никак не могла все в одну цепочку увязать: знать о денежных бумажках Пети могли только наши, московские. Те, кто в столице еще за Петей и Ирой следили. Но вот у всех моих земляков алиби оказалось. И вот по явился у меня вопрос: если все же о планах Петра и Иры узнал кто-то местный, то – как? Они ведь даже здесь еще не встретились, планов тут не обсуждали, подслушать их никто не мог. – Надежда Прохоровна дотянулась до стакана с соком, отпила глоток. – И вот гуляла я вчера днем с Ирочкой. Она и говорит мне: в конце августа жила в нашем корпусе вместе с Петром, а у него был номер, где кровать под балдахином. В этом корпусе, Паша, есть еще такие кровати?

– Нет. Только в номере, который мы обычно предлагаем молодоженам.

– Вот! Узнала я, что Петр и Ира весь план с побегом задумали еще летом… А где, Паша, влюбленные проводят больше всего времени? Где планы строят, обсуждают?

– В… постели.

– В постели, – удовлетворенно кивнула Надежда Прохоровна. – А над этой постелью сегодня обнаружили камеру наблюдения. Дого няешь?

– Кажется…

– И вот представь. В той же постели, под тем же балдахином Кларисса начинает «обрабатывать» Сашу. Думаю, детально так, доходчиво объясняет, как легко получить чужие миллионы. Она, как я поняла сегодня ночью, в любовницах у Давида ходила. Он ей, видать, доверял шибко. И рассказал, что деньги за Петины отели будут переведены на счета на предъявителя. Я тут еще, дура полоумная, повсюду бегаю, Ирину разыскиваю… Виталька с папочкой своей шныряет. Как думаешь, тяжело было понять, что документы в папочке лежат, а потом проследить – встретился Виталик с Ирой или нет?

– Думаю, несложно, – глубокомысленно кивнул Шеф.

– И я о том же. «Молодожены» крепко за нашим корпусом приглядывали. Да вот ключей от номера раздобыть не сумели. Или обождать решили… А может, и Клариска не сразу Сашу уболтала… Короче – опередили их. Кто-то пораньше мозгами раскинул и номера обшарил. Тот, у кого доступ ко всем ключам был. И информация имелась.

– И кто этот «кто-то»?

– Ой, Паш, только не говори мне, что не понял, – усмехнулась баба Надя. – Ну-ну… Ведь понял все уже!

Пал Палыч подергал двумя пальцами мочку уха, покрутил шеей, словно она у него устала потяжелевшую от мыслей голову держать или воротничок рубашки кожу натер…

– Да я вообще-то еще думаю, а не подгоняем ли мы результат под данные… Как в школе, если в конце учебника в ответы заглянуть, задачка против логики, но под нужные цифры укладывается…

– Все еще не веришь, что это она провернула? Хорошо. Давай эти самые данные в другом порядке складывать. Ты знаешь, что у Зины и вашего «генерала» роман?

– Гм, – смущенно хмыкнул охранный шеф. – Это, так сказать, главная «тайна» нашего отеля.

Мне, Надежда Прохоровна, такие вещи по роду службы знать положено. А вот вы как догадались?

– Да мне бы раньше догадаться! Ангелина мне еще утром после убийства Марины рассказала, что у вашего «генерала» и одной ее актрисы Люды роман был. И что после у этой самой Люды костюм в Зининой химчистке пропал. Я только после догадалась – это месть была не столько театру, сколько Люде. Ведь Ангелина Игоревна мне еще тогда сказала – Зинаида Федоровна шибко мужчин в военной форме обожает. Понимаешь?! Кто «генералу» алиби дал на ночь убийства, а? – Павел Павлович задумался, припоминая, Надежда Прохоровна, не дожидаясь реплики, ответила сама: – Зина ему алиби дала. Почти уверена, она каким-то образом девушку-портье от телефона спровадила и сама якобы звонок из «генеральского» номера приняла. В книжечку, в журнал ваш – вписала.

– Я это проверю, – значительно кивнул Пал Палыч.

– Проверь, проверь. Вы небось под «генерала» – то еще и не копали. Что ему Марина? Она из Москвы, он местный… Тем более и алиби как ни крути, а есть. – Баба Надя отпила сока, обтерла губы салфеткой. – Идем дальше данные «подгонять». Убийство Бори. Кто мог узнать, что у парня аллергия на пенициллин? Ответ – персонал отеля. Кто-то влез в медицинские карты в компьютере, узнал об аллергии, открыл гостиничным ключом номер и добавил в ликер пенициллин.

– Но почему вы решили, что убийства Марины и Бориса связаны?!

– А Боря перед смертью мне знак подал. Говорить он уже не мог, задыхался и все вот так, вот так себя по уху и по щеке хлопал. Я все никак не понимала, что мне эти хлопки напоминают? О чем Борис сказать хотел?! Потом с Татьяной поговорила и поняла – Борис в ночь убийства Марины на углу бухгалтерии стоял. Скрывался, так как за Ириной следил. Курить он не курил, то есть сигаретным огоньком перед окном не маячил, стоял тихонько. А я тогда больше всего вот о чем думала: как тот, кто наши номера обыскивал, за дорожками приглядывал? Я раньше решила – из левого крыла главного корпуса его помощник наблюдал. А оказалось – фигушки. Деревья тропку от бара загораживают. Прогулялась я по округе и поняла: единственное место, откуда все как на ладони, – та самая бухгалтерия и есть, возле которой Боря прятался. А Боря, как мне Таня рассказала, больно шустрый парнишка был: лицо с биноклем в темноте и убийство девушки быстро воедино связал – профессионал, в милиции работал! – и пошел денег требовать.

– Ну, Надежда Прохоровна, – то ли с восхищением, то ли с недоверием покачал головой охранный шеф, – ну и накрутили вы. У меня прям слов нет.

– Не веришь, значит? – Надежда Прохоровна откинулась в кресле.

– Да ключ, алиби и медкарту любой из персонала отеля мог предоставить! Мало ли шустрых ребят на свете…

– А видеонаблюдение в молодоженском номере? А кто у вас постоянно в бассейне торчит, за голенькими девочками наблюдает?

– Кто? – слегка опешил Шеф.

– «Генерал». Константин Георгиевич. Я в вашем заведении недели не пробыла, а уже дважды его превосходительство на лежаке в бассейне наблюдала.

Пал Палыч поскреб в затылке, щеки понадувал…

– Вы что хотите сказать, Надежда Прохоровна… Константин Георгиевич – вуайерист?!

– Я слов таких мудреных не знаю. Но то, что Костик шибко любит на девочек раздетых смотреть, – приметила. У вас глаз замылился, а я приметила. Так что если знать – старый дуралей подглядывать любит, то где этих подглядываний больше всего наберется, а? Конечно, в молодоженском номере. И вот еще что… Пару дней назад за обедом я видела, как ловко Константин Георгиевич с молодым мужиком о компьютерах разговаривал. Понимает он в компьютерах этих. Камеру установить сможет и запись сделать. Он на первом этаже как раз почти под молодоженами живет. Зина ему могла сигнал подать – в номере генеральная уборка будет, снимай свою камеру с балдахина. Тут вообще, если подумать, только ее лапа во всем видна. И девушку-портье с каким-то поручением от телефона ночью спровадила, и ключи все раздобыла, и в картах медицинских пошарила. Много ли еще у вас тут таких начальников наберется, а?

Пораженный Павел Павлович – нет, не пораженный, а сокрушенный, разметанный, наголову разбитый! – смотрел на невероятную седенькую бабушку, складывал воедино, переваривал все ее слова и постепенно приходил к мысли: московская старушка во многом права. Из разрозненных кусочков она создала стройную, логически доказательную модель двух преступлений, и приходилось признавать – убийц она вычислила. Кажется.

Она искала пару. Она ее нашла. Нашла человека, способного раздобыть ключ от кабинета заместителя управляющего, знакомого с системой медицинских карт, умного, ловкого, целеустремленного…

Но все же…

– Не укладывается у меня в голове, Надежда Прохоровна… Как Зинаида Федоровна могла потакать, мгм, шалостям своего любовника? Это же как-то… не знаю даже, как сказать… – Павел Павлович развел руками.

– И-и-и, милок, – протянула баба Надя. – Что ты, молодой человек, в любви еще понимаешь? Когда баба седьмой десяток разменяла, когда и остался-то у нее один Костик, а дети в «богадельню» скинули?.. Тут и не на такое пойдешь. И любовничку пошалить позволишь, и денежку поиметь захочешь – вот невестки-то змеищи удавятся от зависти: бабушка – они ее со счетов списали – богатая стала! Тут бы уж Зина на всей родне отоспалась! Поди, сидела на своем троне и видела, как внукам мотоциклы да яхты покупает, а невесткам – шиш! Думаю, Костик ей про разговор Ирины и Петра еще летом рассказал, но никаких мыслей у Зины с Костей тогда в помине не было. План появился, когда о том же самом Кларисса начала Саше болтать.

Тут-то двум старым дуралеям бо́шки и посносило. Чего проще – взять бумажки, и молчок. Кто на них подумает?

– Никто, – задумчиво согласился Пал Палыч. – А какие-нибудь материальные доказательства всего произошедшего у вас есть? Одни догадки к делу не подошьешь.

– В том-то и дело, что нет, – огорчилась баба Надя. – Я вначале хотела тебе предложить, пока Георгиевич на ужине будет, номер его обыскать – может, свидетельства какие в компьютере найдутся.

– На компьютере наверняка пароль стоит. А я в этих делах не сильно волоку.

– Вот-вот. Да и чепуха все это, – тут же отмахнулась, – не будет он ничего до этого дня хранить. Все, поди, уничтожил, следочки прибрал.

– И что нам делать? Анисьеву звонить?

– А ты позвонишь? – прищурилась Надежда Прохоровна.

Охранный шеф смутился.

– Вот то-то и оно. Пока у нас доказательств не будет, ты шум поднимать не станешь.

– Надежда Прохоровна… – смущенно забормотал Палыч, но баба Надя его перебила:

– И не говори ничего! Сама понимаю – волну подымешь, ничего доказать не сможешь, а с работы вылетишь. Так?

– Ну, примерно…

– Тогда я вот что предлагаю, Паша… – Надежда Прохоровна налегла ладонями на стол, пристально поглядела на засмущавшегося своей разумной трусости Шефа. – В «Сосновом бору» осталась одна девочка – Татьяна. Зинаида уже знает, что Таня вместе с Борей сюда приехала по работе. Их сыщицкое начальство сегодня утром приезжало… Так вот хочу я попросить Танюшу сходить сегодня вечером к Занозе и сказать, что они с Борей вместе работали и тот ей обо всем рассказать успел.

– А смысл?

– А ты дослушай. Я хочу, чтобы Таня для разговора с Зинаидой Федоровной к ней в номер пришла. Там тихо. Ты сможешь записать их разговор? Есть у тебя какой-нибудь магнитофончик? Таня его в кармашек положит…

– Какой магнитофончик?! В какой кармашек?! – разродился воплем Шеф. – Вы Таню, предположительно, отправляете к человеку, принимавшему участие в одном убийстве и совершившему другое! Вы понимаете, чем это может закончиться?! Я не могу взять на себя такую ответственность… – Вдруг сбился, замолчал. Потер ладонью загривок. – Хотя-а-а… Есть вариант. В райцентре у меня должник – начальник службы безопасности филиала банка… – Хлопнул себя ладонью уже по карману, нашаривая мобильный телефон. – Сейчас, сейчас… – Набрал номер. – Привет, Петрович, как здоров?..

Надежда Прохоровна почти не слушала, о чем договариваются старые приятели. Смотрела на накрытый к ужину стол и размышляла: все ли правильно воедино собрала? не навела ли напраслину на людей?..

Павел Павлович закончил разговор, и вполуха прослушавшая его Надежда Прохоровна задала резонный вопрос:

– Паш, а как ты собираешься в номер Зинаиды свою… то есть банковскую прослушку зарядить? Она ж может весь вечер в номере провести.

– Надежда Прохоровна, дорогая моя! – воодушевленный обещанной банковской поддержкой, улыбнулся Шеф. – Я тут – кто, по-вашему? Я, знаете ли, Надежда Прохоровна, тоже мышей ловлю – сегодня в отеле финал нашего чемпионата по бильярду. А кто был победителем двух подряд последних турниров? Кто нынче почетный судья и председатель, а? Константин свет Георгиевич. И Зинаида Федоровна не преминет явиться. Всегда на всех финалах бывает, полковником гордится. Не обидит и на этот раз. Мы им обоим в номера прослушку зарядим. Послушаем, о чем кумекать будут.

– Они что, думаешь… после всего этого еще и развлекаться пойдут?!

– Конечно! Это ж психология. Попробуйте-ка посидеть в пустой комнате наедине со своими мыслями, когда встречаться нельзя и опасно! Конечно придут. Никуда не денутся. Петрович еще одного или двух парнишек привезет – специалистов по компьютерам, те и микрофоны зарядят, и в компе «генерала» пороются, может, добудут чего-нибудь. – Пал Палыч улыбнулся, потер ладонью о ладонь. – Нуте-с, Надежда Прохоровна, закусим чем бог послал?..

В девять часов вечера в бильярдной «Соснового бора» было не протолкнуться. Надежда Прохоровна, весьма удивленная столпотворением, бродила меж разгоряченных мужских спин; сюда она заглянула впервые и никак не ожидала, что в санатории при полумертвом сезоне наберется столько бильярдных болельщиков. Кто-то держал пари, некто в вязаном жилете тайком принимал ставки, один из финалистов – сосредоточенный номенклатурный дед – пытался удивить зрителей неким особо мастерским «внутренним винтом». Бил от борта, пытаясь обогнуть преграду из кучки слепившихся шаров.

Не получалось.

Но зрители попытку оценили, сочувственно цокали языком.

Тщательно причесанный и одетый Константин Георгиевич действительно оказался в бильярдной зале человеком заметным: к нему подходили с вопросами, «генерал» раздавал консультации. (Хотя Надежде Прохоровне показалось, что полковник не в своей тарелке: немного по-особенному спиной подергивал, как будто тычка или окрика ждал.) Его одолевала вопросами капризная номенклатурная внучка, Константин Георгиевич отвечал невнятно, сухо. Девчонка куксилась.

Судья турнира – щеголевато прикинутый в парчовую жилетку и бабочку санаторный массовик-затейник (к слову сказать, такого обилия мужиков, обладающих бабочками, Надежда Прохоровна никогда прежде не видела) – ударил в гонг и объявил начало финальной игры.

Баба Надя подошла к высокой девушке в алой жилетке, застывшей – руки за спину – у меловой доски, и шепотом спросила:

– А что Зинаида Федоровна, не придет?

– Зинаида Федоровна плохо себя чувствует, – почти не разжимая раздвинутых в улыбке губ, прочревовещала девица.

– А-а-а, – огорченно протянула баба Надя. Поймала вопросительный взгляд Татьяны, нервно дожидающейся в уголке явления «императрицы», уже собралась идти к Пал Палычу, отменять на сегодня операцию…

Но затормозила, едва сделав два шага: в бильярдную вплывал высокий белокурый начес.

«Видать, прав Палыч – не утерпела. Легко ли один на один с такими мыслями оставаться?..»

Зинаида Федоровна царственным взором обвела зал на три стола, кивнула кому-то величаво и проталкиваться сквозь круговое зрительское оцепление не отправилась. Обогнула затаивших дыхание болельщиков по широкой дуге, подошла к столикам с бесплатными безалкогольными напитками. Подхватила стаканчик с соком.

Когда Зинаида Федоровна машинально дотронулась до мочки уха, потрогала сережку, Надежда Прохоровна обратила внимание, что пальцы у нее дрожат. «Не железная ты, матушка, ох не железная», – подумала без всякого злорадства. И, косясь на задумчиво бродящего вокруг стола номенклатурщика, поковыляла поближе к эпицентру ожидаемых событий: с другой стороны болельщицкого круга в том направлении выдвигалась Таня Репина.

Надежде Прохоровне не было нужды подслушивать предстоящий разговор двух женщин. Полчаса назад баба Надя звонила Тане и подробно инструктировала: как начинать беседу, как ее вести, на чем настаивать, – но первые слова Татьяны, до того как отойти в сторонку со стаканчиком сока, все-таки услышала.

– Добрый вечер, Зинаида Федоровна, – сказала девушка, и Заноза окатила грудастенькую сыщицу морозным взглядом, позволила себе кивок. – Мне необходимо с вами переговорить. – Зинаида только выщипанные бровки вверх задрала. – Это касается моего погибшего коллеги Бориса. Через десять минут я зайду в ваш номер. Думаю, наш разговор будет обоюдополезен, так что не опаздывайте, Зинаида Федоровна.

Сказала и, не глядя по сторонам, вышла из бильярдной.

Зинаида Федоровна замерла, сжимая стакан побелевшими пальцами; глаза ее уткнулись в ухо Константина Георгиевича, наблюдавшего за ходом игры, и не двигались минуты три. Лицо окаменело посмертной маской, и взгляд остался на том же месте, когда Константина Георгиевича закрыли от нее макушки зрителей.

Глоток сока Зинаида Федоровна так и не сделала. Чудом не расплескав содержимое стакана, вернула его на столик, разжала окостеневшие пальцы и на негнущихся ногах вышла из зала.

Последним доказательством того, что слова Татьяны произвели на «императрицу» ошеломительное впечатление, был факт – Зинаида Федоровна, большая любительница продемонстрировать отличную физическую форму, на свой третий этаж поднималась на лифте. Не пешком.

«Начало положено. – Пронаблюдав, как закрылись створки лифта, Надежда Прохоровна покинула временный наблюдательный пост в дебрях. – Но все же… бес ее знает… Заноза тут хозяйка. Любые намеки на трагическое происшествие должны задевать за живое…»