Текст книги "Паника, убийство и немного глупости"

– Паша, ваши все еще по крыльцу снуют?

– Есть немного, – с пониманием вздохнул Шеф.

– И когда все это закончится?

– Не знаю. Думаю, скоро. – И улыбнулся. – Ваше место заняли?

Ангелина Игоревна с досадой махнула рукой.

– А вы идите на крыльцо Надежды Прохоровны. Там тихо, никого нет.

Причина раздражительности главрежа на пенсии открылась, когда две дамы уже шагали к открытому крыльцу-веранде корпуса Б.

– Понимаете, Надежда Прохоровна, – на ходу говорила Боровицкая, – терпеть не могу, когда в комнате накурено. Хотя сама дымлю как паровоз уже лет сорок, задымленных помещений просто не выношу! Обычно выхожу перекурить на свежий воздух, сажусь в кресло на веранде – я всегда снимаю один и тот же номер на первом этаже шале – и дымлю в свое удовольствие.

Надежда Прохоровна оглянулась на корпус А, на крыльце которого развалились в креслах два парня: один в форменной милицейской тужурке, второй в штатском.

– Но сегодня на моей любимой веранде – полнейший бедлам!

Ангелина Игоревна шагала хоть и торопливо, но корявенько: помогала себе при ходьбе изящной тросточкой с костяным набалдашником. Милицейские работники, конечно, знать не знали, что оккупировали любимое место для перекура областной знаменитости, и теперь пожилая культурная дама поглядывала в их сторону весьма недовольно. Она, пыхтя, доковыляла до веранды, сразу опустилась в то самое кресло, где вчера сидела Кларисса, и, стремительно зажав трость между колен, достала из кармана шубки пачку «Мальборо». Зажала сигарету зубами и принялась обыскивать карманы.

– Надежда Прохоровна, у вас, случайно, за жигалочки нет? – спросила невнятно.

Мадам Губкина, не раз видевшая, каким нетерпеливым бывал Вася без папирос, с сочувствием покачала головой.

– Уф! Нашла! – Ангелина Игоревна с удовольствием затянулась, выпустила дым и только тогда переставила трость в угол веранды.

«И чего она так маялась? – усаживаясь в соседнее кресло, подумала баба Надя. – Шла б на свое крыльцо, молодежь ей место, поди, уступила бы… Вон, они там тоже дымят… – Потом подумала секунду и решила: – Наверное, они ей чем-то не понравились. Или суеты режиссер не любит – когда туда-сюда перед глазами бегают?..»

Боровицкая выпускала густой дым изо рта и ноздрей, былое напряжение уступало место расслабленности и умиротворению; Ангелина Игоревна уже приязненно поглядывала на соседку и думала: чем эта пожилая тетушка (кстати, похожая на Фаину Раневскую) смогла помочь следственной бригаде?

– Надежда Прохоровна, вы хотели меня о чем-то спросить?

Добродушное, слегка курносое лицо главрежа в едва заметных пятнах старческой гречки абсолютно избавилось от прежнего недовольства, Надежда Прохоровна пожевала губами и оформила первый вопрос:

– Ангелина Игоревна, вы тут часто отдыхаете?

– Несколько раз в год. Преимущественно в межсезонье: я сюда за тишиной приезжаю.

– А вы… знакомы с Вероникой? – Почему-то бабу Надю больше всего занимала та самая «пьющая извозчица», ни разу так и не появившаяся в обеденном зале отеля.

– С Вероникой? – Брови Боровицкой уползли вверх под пышную челку с рыжеватой, подкрашенной проседью. – Конечно. Она наша местная достопримечательность. Поэтесса.

– Ах, поэтесса… Да еще знаменитая…

– Ну, не совсем. – Ангелина Игоревна покрутилась в кресле, устраивая удобнее спину, и добросердечно, видимо в благодарность за приглашение покурить на чужом крыльце, спросила: – Вы откуда будете, Надежда Прохоровна?

– Из Москвы.

– Ах, из столицы, – полностью дублируя только что прозвучавшую интонацию бабы Нади, пробормотала режиссерша. – Тогда вам будет тяжело понять… Наш город, Надежда Прохоровна, хоть и областной центр с полумиллионным населением, но, как говорит один из моих приятелей, весь спит под одним одеялом. Все более или менее заметные люди друг друга знают или хотя бы друг о друге наслышаны. Вероника – личность заметная.

– Почему? – заинтересованно наклонилась вперед бабушка Губкина.

Боровицкая затушила в пепельнице сигарету, сразу достала вторую…

– А чем вызван ваш интерес, Надежда Прохоровна?

Тон главрежа ясно давал понять: не знаю, как у вас в столицах принято, а у нас в провинции воспитанные дамы не сплетничают… Прощаясь с Ангелиной Игоревной, охранный Шеф просил ее поговорить с Надеждой Прохоровной откровенно и без обиняков. Чем-то там эта гражданочка наверняка следствие поразила… Но, судя по тону вопроса, к числу «откровенных» кумушек главрежа драматического театра отнести было никак нельзя. Расспросы Надежды Прохоровны ее не столько настораживали, сколько были неприятны в целом. Она не собиралась, расслабившись в тихом уголке на припеке, с удовольствием перемывать кости ближним.

– Мне надо, Ангелина Игоревна… – туманно, но настойчиво проговорила баба Надя, – очень надо знать.

– Ах, надо… Вы увлекаетесь детективной литературой? – спросила Боровицкая насмешливо.

– Моего племянника подозревают в убийстве, которого он не совершал.

Лицо Ангелины Игоревны утратило саркастическую усмешку, стало серьезным. Немного подумав, она кивнула, признавая повод для расспросов серьезным:

– Вероника дочь известного хирурга. Иван Христофорович лучший хирург-кардиолог нашего города. Сейчас он мало практикует, больше консультирует, но когда-то… – Боровицкая затянулась, пых-пых, – пациенты к нему в очередь стояли.

– Вероника пьет? – в лоб спросила баба Надя.

Режиссерша поморщилась.

– У Ивана Христофоровича двое детей. Старший сын бизнесмен, живет в Москве. Очень успешен. Вероника… Вероника головная боль всей семьи. – И внезапно улыбнулась. – Лет пять назад написала пьесу в стихах. Вычурную, с претензией. Несколько месяцев атаковала меня просьбами…

– А брат? Брат Вероники?

– Брат? Он в Москве, стихов не пишет. Женат, кажется, есть дети… Кстати! Вы обратили внимание на молодого человека из вашего корпуса – брюнет, всегда в темном костюме, подтянут? У меня создалось впечатление, что он приставлен к Веронике для надзора. – Надежда Прохоровна с непониманием вытянула губы, и Боровицкая объяснила: – Брат Вероники – вот убей бог, не помню, как его зовут! – сразу после школы уехал в Москву, поступил в МГУ и остался в столице. Сейчас он обеспечивает всю семью деньгами и очень переживает за Веронику – она в пьяном угаре совершенно неадекватна… Так вот, у меня создалось впечатление, что этого паренька, его, как я слышала, Ростиславом зовут, он направил в дом отдыха приглядывать за сестрой. Вчера поздно вечером я наблюдала картину – Вероника выскочила из корпуса в одних шлепанцах и побежала к бару на причале. Ростислав отправился за ней. Не знаю, что он там сказал бармену, но Вероника вышла оттуда довольно быстро и без добавочной бутылки в руке.

Надежда Прохоровна прищурилась, вспоминая… Высокого парня в темно-синем костюме она тоже приметила. Он жил на первом этаже по соседству с номером «пьющей поэтессы-извозчицы».

– Сегодня утром я видела, как в ваше шале проходила медсестра с чемоданчиком и капельницей. Думаю, это к Веронике. Вы понимаете?

– Чего уж не понять, – кивнула баба Надя. Ее почти племянница Анастасия тоже частенько бегала с капельницей. Мужиков из запоев выводила. – Ангелина Игоревна, а вам знакомы два кавказца из нашего корпуса?

– Нет. Я их впервые увидела.

– А они давно здесь появились?

Главреж подняла глаза на куцее облачко над лесом:

– Я живу здесь третью неделю… Когда они появились?.. Не помню. Кажется, дней пять назад.

– А они местные?

– Да откуда я знаю? – поразилась Ангелина Игоревна. – Раньше я их не видела, ребята ведут себя тихо. Не пьют, не сквернословят. Девочек не приглашают…

Загорелые плечистые кавказцы все больше и больше интересовали сыщицу Губкину. Она бы и вовсе на них сосредоточилась, но алиби… Алиби у них было не просто с чьих-то слов, Надежда Прохоровна сама вчера видела, как они из кино вернулись.

– Ангелина Игоревна, а вы не знаете, какой-нибудь второй выход из кинозала в центральном корпусе есть?

– Должен быть. В заведениях масскульта всегда есть противопожарные выходы. Поверьте мне, как человеку, год жизни убившему на общение с пожарной инспекцией.

– Да-да. – Надежда Прохоровна оставила в памяти зарубочку – исследовать кинозал, его выходы и возможность исчезнуть оттуда незамет но – и продолжила: – А кто еще живет в наших двух корпусах?

Ангелина Игоревна поерзала в кресле. Видимо, даже признавая оправданность расспросов этой странной пенсионерки в берете, она продолжала чувствовать неловкость…

– Вас интересует кто-то конкретно?

– Да. Высокий такой спортивный мужчина с седыми прядками из моего корпуса.

– А-а-а… – Боровицкая смешно наморщила нос. – Константин Георгиевич. Он любит, когда местный персонал называет его «генералом», хотя, по сути, всего лишь полковником в отставку вышел… Импозантный тип. Я давно его знаю. – В голосе главрежа проступала насмешка, Надежде Прохоровне показалось, что о «настоящем полковнике» она заговорила с удовольствием. В словах проскальзывало что-то личное.

И потому, несмотря на то что местные персонажи интересовали бабушку Губкину меньше всего, разговор о полковнике она продолжила в целях наведения мостов. Сделала лицо внимательным и тем подтолкнула к продолжению.

– Константин Георгиевич много лет командовал нашей КЭЧ. Знаете, что это такое?

– Нет.

– Квартирно-эксплуатационная часть. Хорошая должность. Как-то лет двадцать назад у меня колосники перед премьерой обвалились… – Оживившись от воспоминаний, Ангелина Игоревна налегла всем корпусом на подлокотник. – Был форменный ужас! Весь город в афишах, обстановка в театре соответственная – состав пьет в гримерках валерьянку: колосники задействованы в двух актах. – Стряхнула пепел, затянулась. Пых, пых. – Что делать? Я бегом в городскую администрацию, в областную – спасите, помогите, срывается спектакль. А мне – увы, Ангелина Игоревна, фонды исчерпаны, людей нет, идите к военным, к пожарным, авось помогут. Я к Константину Георгиевичу. Падаю в ноги. Тот мне: конечно, Ангелина Игоревна, поможем родному театру, как не выручить. – Пых, пых. – Работа, надо отдать должное Константину Георгиевичу, закипела. Колосники повесили в срок, но, – Боровицкая лукаво усмехнулась, – пока солдатики под потолком над сценой ползали, наш славный командир успел закрутить три – три! – романа с моими актрисами. Причем один из них почти всерьез с примой Людочкой. – И довольно откинулась на спинку кресла. – Каков, а? Казанова, донжуан и просто кот мартовский!

– Женат?

– А как же! И многодетен. Жена – что твой бригадный генерал. Костик ее до смерти боится, она внучатая племянница какого-то там маршала. Но, – пых, пых, – романы крутит везде, где только представляется возможность. – Ангелина Игоревна рассмеялась, припомнив, видимо, что-то веселое и пикантное из приключений начальника квартирно-эксплуатационной части, и с симпатией посмотрела на бабу Надю, предоставившую ей возможность окунуться в прошлое. – Кстати, любезнейшая Надежда Прохоровна, совершенно случайно я знаю, что у Константина Георгиевича непробиваемое алиби. Вчера примерно в полночь он звонил в главный корпус из своего номера и просил отменить утренний массаж. У него какая-то там сыпь на коже появилась. А все звонки и просьбы гостей фиксируются в журнале, и, если человек позвонил не из своего номера, это тоже будет заметно – пульт санаторного коммутатора снабжен эдакими огоньками, они загораются и показывают, откуда поступил звонок, не шутит ли кто со своим соседом, отменяя его процедуры. Понятно?

– Ну… да.

– Можете исключить Константина Георгиевича из списка подозреваемых. Его алиби уже проверили по журналу, убить эту несчастную девушку он не мог.

Надежда Прохоровна задумчиво посмотрела на гуляющих вдоль берега отдыхающих, – «настоящего генерала» она вообще ни в чем не подозревала. Он местный, к московским заморочкам отношения не имеет… И, пожевав губами, сказала:

– А знаете, Ангелина Игоревна, мне почему то показалось… Я ведь первая после Виталика в Маринин номер зашла, все видела… Мне почему-то показалось, что ее вовсе убивать не хотели. Боровицкая пытливо посмотрела на странную бабушку, занявшуюся расследованием, покрутила головой, и Надежда Прохоровна, найдя в ней заинтересованного слушателя, поведала о своих умозаключениях.

Поведала и неожиданно услышала:

– Браво! Браво, Надежда Прохоровна, вы – гений сыска! По мнению медэксперта, все имен но так и произошло.

Честно говоря, поразилась баба Надя не столько комплименту, сколько информации, в нем проскочившей:

– А откуда вы знаете мнение эксперта?

– Я давно знакома с Семеном Яковлевичем. Наши общие друзья отдыхали в этом санатории и представили нас. Семен Яковлевич – эксперт от Бога! Нет – просто бог! Его много лет переманивают из райцентра в область, в столицы приглашали, но он всегда отказывается. Помимо медицины, у него еще одна страсть – Семен Яковлевич селекционер. Он ни за что не оставит любимые грядки, обожаемый сад. Здесь его родина, друзья…

– Так что он вам сказал? – слегка нетерпеливо перебила баба Надя.

– То же самое, что и вы: убийство не было первоначальной целью. Семен Яковлевич забегал ко мне поздороваться и чайку попить, так вот, по его однозначному мнению, между ударом по голове и непосредственно смертью от асфиксии прошло не менее получаса, и так же положение тела и прочие нюансы указывают на то, что убийца человек неопытный, случайный.

– Значит, он оставил какие-то следы? – оживилась сыщица Губкина.

– Увы, не очень существенные. Номера в отелях, Надежда Прохоровна, помещения далеко не стерильные, там масса всяческих следов, а тут еще, по всей видимости, горничная небрежная, да и преступник за собой кое-что подтер. Я же на веранде до двух часов ночи сидела, время было…

– Вот то-то и оно, – пробормотала баба Надя, – вот то-то и оно. Время!

– Надежда Прохоровна, – весело сказала Боровицкая, – а вы, мгм, занимательная дама. Раньше расследованиями занимались?

– Было дело, – скромно потупилась пенсионерка.

– Да ладно, – с веселой недоверчивостью отмахнулась главреж, и Надежда Прохоровна еще более скромно, но многозначительно вздохнула. – Неужели и раньше участвовали в расследовании убийства?!

– Было дело…

– Ну надо же! А я смотрю, Павлуша к вам доверием проникся, привел ко мне. А у Павла, я вам скажу, – глаз алмаз! Отменный нюх на таланты из народа. Несколько лет назад он ко мне такую бесподобную девочку из районной самодеятельности привел – просто чудо!

Ангелина Игоревна вдруг осеклась, внимательно посмотрела на исключительно талантливую бабушку Губкину:

– У вас ведь есть еще какие-то вопросы, Надежда Прохоровна?.. Спрашивайте. Отвечу как на духу.

Большой аванс. Надежда Прохоровна поблагодарила взглядом и сказала:

– Ангелина Игоревна, а кто из проживающих в шале не ваш, не местный? Кто из столицы? И сразу, если сможете, припомните – конкретно меня интересуют люди, заселившиеся в ближайшие четыре дня.

Боровицкая, которую, видимо, все-таки захватило расследование, старательно нахмурилась, задумалась:

– Мне кажется, молодожены из вашего корпуса заселились дня три назад… Да, точно. Потом… кавказцы, но об этом мы уже говорили. Еще Вероника с Ростиславом три дня назад приехали… Ах да! Семейная пара из моего шале примерно в то же время заселилась!

– Это кто ж такие? – прищурилась баба Надя.

– Ну-у-у… женщина такая худенькая в серебристом норковом манто. Муж ходит в куртке стального цвета, курит трубку… Вспомнили? Они живут на первом этаже в моем корпусе. Он, насколько я успела узнать, архитектор…

– Ему Марину не поднять, – перебила Надежда Прохоровна, – у него правая рука сохнет, он ею еле ложку до рта доносит.

– Да? – удивилась Ангелина Игоревна. И дальше продолжать не стала. Замолчала.

По сути дела, старый опытный главный режиссер удивилась своей редкой ненаблюдательности. Обычно за ней такого не водилось… Ангелина Игоревна считала себя человеком с верным глазом, его цепляла любая мелочь, нестыковка…

Хотя… в основном это проявлялось на репетициях…

Но тем не менее, припомнив, что ведь и вправду архитектор из второго номера ест неуверенно, она прониклась к московской бабушке еще большим доверием. Не зря, не зря Паша взял ее под крыло! Пенсионерка – редкий сыщицкий талант.

– Эх! – в свою очередь огорчалась носатая бабушка. – Мне бы на книгу регистрации взгля нуть! – И с надеждой посмотрела на Ангелину Игоревну. – Вы сможете это устроить? Мне бы хоть одним глазком!

Боровицкая задумчиво посмотрела на лес, погладила пальцами в тонкой перчатке гладкий подлокотник кресла.

– Устроить, устроить… – пропела задумчиво и внезапно спросила невпопад: – Надежда Прохоровна, вы замужем?

– Вдова я, – слегка оторопело отозвалась та.

– Жаль, жаль… А муж, случайно, не военным был?

– Нет. Электрик, Вася, на заводе, – по пунктам предупредила баба Надя возможные вопросы.

– Досадно… То есть все это вкупе досадно! – смутилась главреж. – Драгоценности вы не носите, муж штатский…

На взгляд бабы Нади, Боровицкая несла полнейшую околесицу.

– А при чем здесь драгоценности? – спросила недоуменно.

– А при том, – значительно проговорила Ангелина Игоревна. – Всем в этом отеле руководит одна занимательная дамочка – Зинаида Федоровна. Без нее вам ни один портье или администратор ничего не покажет, даже если об этом попрошу я.

– А саму Зинаиду вы попросить можете?

Ангелина Игоревна резко отпрянула:

– Увольте. Увольте, дорогая Наденька! Идти на поклон к Зинаиде – выше моих сил! – И, подслащивая отказ, морщась, спросила: – Вы ее видели? На троне…

Надежда Прохоровна кивнула. Императрицу с начесом на выбеленных волосах трудно пропустить.

Но Ангелина Игоревна, отметив, что талантливая москвичка все же огорчилась, погладила Надежду Прохоровну по локтю:

– Не обижайтесь. Есть вещи, через которые я не могу переступить.

– Вы, как это… враждуете? – наугад спросила баба Надя.

– Я?! С Зиной-занозой?! – Боровицкая рассмеялась, запрокинув голову. – Надо же такое придумать. Мы, Надежда Прохоровна, обходим друг друга вежливым молчанием.

– Почему?

– Вы все-таки обиделись, – пытливо приглядываясь к собеседнице, сказала Ангелина Игоревна. Вздохнула, прикурила очередную сигарету и, пряча зажигалку в карман, сказала: – Ладно, так и быть, расскажу вам любопытную историю. – Пых-пых. – Лет тридцать назад… или чуть больше… Не важно! У нас построили огромный центр бытовых услуг. Ну, знаете, химчистка там, прачечные, ремонтные мастерские… – Пых, пых. – И вот Зинаида Федоровна была там главным администратором. – Ангелина Игоревна очертила рукой большой полукруг. – Представьте. Современное здание из стекла и бетона. Огромный холл с лестницами и высоченными потолками. Множество указателей, дверей, табличек, подсказывающих направление, но граждане все равно путаются… И вот в центре всего этого великолепия – стеклянный стакан. Наподобие того, в котором раньше уличные регулировщики сидели. И в том стакане за столом – царица. Со взбитой прической, тогда еще золотыми зубами… Золото, впрочем, везде – в ушах, на шее, на пальцах… Сидит в стакане наша Зина. Сидит руководит. Мимо нее не то что посетитель – муха незамеченной не проскользнет! – И вдруг с доверительной печалью в голосе: – У меня костюмерши плакали. Расписание назначали, кому в следующий раз костюмы в чистку отвозить. Зина – заноза. И, к моему несчастью, – театрал. Она все наши тюки с костюмами лично перебирала, все пуговицы пересчитывала, оборки теребила… В общем, девочки плакали. – Боровицкая затушила сигарету, откинулась на спинку кресла и подняла глаза к небу. – Лет пятнадцать назад у нас был капустник. На сцене молодежь веселится, мэтры блещут, зал полон: из кулис выходит фигура в пышном платье екатерининских времен – белокурый парик всклокочен, в руках на манер державы и скипетра внушительная пика-заноза и химическая колба. Вокруг фигуры подобострастно мельтешит свита в синих форменных халатах, похожих на спецовки дома быта, царица эту свиту понукает, тыкает в зады «занозой»…

В зале хохот. Зинаиду узнали все. Тем более что в городе ее не очень-то любили, она, знаете ли, из рода тех дамочек, которые до судорог лица хотят быть начальницами…

И вот в зале хохот. А первые ряды занимает местная администрация. Они у нас все как на подбор театралы и любители позубоскалить, наши капустники никогда не пропускали…

Ангелина Игоревна вздохнула:

– Согласна – молодежь слегка переборщила. Я этот номер не видела… Он для всех был сюрпризом. Но Зинаида Федоровна посчитала себя оскорбленной. И мало того! – Боровицкая недоуменно скривилась. – Отомстила! Где-то через год мы запускались с Шекспиром. «Много шума из ничего». Последний прогон. Все на нервах. И вот Людка – Беатриче чертова! – выливает на белое платье стакан томатного сока. Все в панике: завтра премьера! Хватают костюм, везут в химчистку. Утром приезжают забирать – пропал костюм! И мало того! Людочка попросила ко стюмеров захватить еще и костюмы из первого акта – освежить! – Ангелина Игоревна так огорчилась, вспоминая давнюю историю, что даже ладонью, больно треснувшись о подлокотник, ударила. – Катастрофа. Людмила девушка крупная, ей из шекспировской эпохи только костюм кормилицы из «Ромео и Джульетты» налезает. Да и тот коротковат. Людмила в плач: Беатриче фигура ключевая. На премьеру выпустили Танечку из второго состава. Хорошо, хоть Бенедикт заслуженным был, вытащил спектакль. А так… – Ангелина Игоревна расстроенно махнула рукой.

– Костюмы-то нашли потом? – сочувственно спросила баба Надя.

– Конечно нашли, – тускло отозвалась собеседница. – В углу под тюками со шторами из филармонии. Сказали – случайно затерялись.

– Но вы не верите?

– Конечно нет, – фыркнула Ангелина Игоревна. – Мои девочки говорили, что под те тюки лазили. Никаких костюмов там не было, да и быть не могло. Они должны были вычищенными на плечиках висеть! Кто-то нашептал потом: мол, Зинаида их под тюки запрятала. Да разве докажешь! – Ангелина Игоревна замолчала, печально разглядывая белоснежные полянки, Надежда Прохоровна тактично кашлянула и попыталась выдернуть ее из грусти:

– Кхм, Ангелина Игоревна, а при чем тут муж военный и драгоценности?

– Ах да, – улыбнулась главреж, отогнала печаль. – У нашей Зинаиды слабость к побрякушкам. В своей домбытовской ювелирке она постоянно себе что-то изготовляла – массивное, богатое. Так чтоб в глаза за километр бросалось. И если бы на вас было хоть одно заметное ювелирное украшение, вы с Зинаидой Федоровной мгновенно нашли общий язык. Она людей в приятели по статусу и драгоценностям выбирает.

– А муж военный?

– О-о-о, это вторая слабость нашей Занозы. Военные. Ее покойный муж был капитаном, если я не ошибаюсь, каких-то строительных войск. И если бы вы каким-то боком имели отношение к военным, то очень быстро подружились бы с Зиночкой. Она обожает рассказы о военных гарнизонах, вечно ищет общих знакомых.

– А как Зина на работу сюда устроилась?

– Устроилась? На работу? – усмехнулась главреж. – Этот пансионат принадлежит ее сыновьям – Петру и Павлу! Они близнецы.

Надежда Прохоровна удивленно покачала головой.

– А вы решили, Зинаида Федоровна тут тоже главным администратором подрабатывает?

– Ну да…

– Нет, что вы, она тут – в ссылке. В резервации.

– ???

– Несколько лет назад сыновья дружно женились. Зинаида попыталась и их семьями руководить, но не на тех невесток нарвалась. Девочки, слава богу, умненькие попались, мигом смекнули: дать поблажку – потом на шею сядет. И отправили свекровь сюда. Можно сказать, на привычную службу – приглядывать, распоряжаться (точнее, кровь у персонала пить), быть в курсе всего.

Надежда Прохоровна некоторое время помолчала, разглядывая чисто метенный пол веранды, и, извинившись, встала:

– Мне надо отойти на минуточку. Один звоночек сделать.

Ангелина Игоревна понятливо улыбнулась и, устроившись удобнее, подставила лицо зимнему солнцу.

А баба Надя забежала за угол дома, достала телефон и быстро повторила вызов последнего абонента:

– Софа? Ты еще не выехала?

– Нет. Жду Рому, он обещал меня отвезти.

– Тогда слушай сюда. Обязательно надевай в поездку свою норку и побольше драгоценностей из наследства.

– Зачем?!

– Надо. Тут, знаешь ли, одна дамочка есть, всем в отеле руководит. Но к ней на кривой кобыле не подъедешь – форс нужон. Так что не скромничай, оденься побогаче и направо-налево: жена профессора, мол, фу-ты ну-ты.

– Зачем? – уже без прежнего напора спросила скромнейшая Софья Тихоновна.

– Она тут все дела решает, все знает. Ты ее сразу заметишь – надутая такая барыня, волосы с перекисью, сидит как царь на параде.

– А-а-а… нам обязательно нужна эта женщина?

– Всенепременно. – За время общения с культурным профессорским окружением баба Надя нахваталась всяческих умных слов и теперь с удовольствием пускала их в оборот (с особенной любовью поражая соседок-кумушек на лавочках).

По совести сказать, Софа и раньше-то так выражалась. Да кто ж ее тогда слушал? Сестра Клавдия ее чуть ли не блаженной считала, вечно рот затыкала.

А вот поди ж ты… Сама замуж за профессора вышла, Прохоровну к культуре подтянула… Скажи кому раньше на родимом заводе, что сидела вот так запросто с главным режиссером театра, беседовала – никто б и не поверил! В кулаки бы прыскали – куда тебе, Надя, в калашный ряд…

Ан нет. Сидела с режиссершей как ровня. Разговаривала.

Права Софья – человека делает окружение.

А какое раньше окружение у крановщицы мостового крана было? Малообразованное, да по большей части пьющее…

* * *

Софья Тихоновна ехала на заднем сиденье большого джипа Романа и уговаривала себя учиться быть надменной. Не смотреть по сторонам – а взирать, не говорить – вещать, не идти – а шествовать.

Тяжелая наука. Для дамы истинной дворянской крови. Для человека насквозь скромного и напрочь добродушного. Пребывая в статусе жены профессора неполных два года, Софья так и не научилась нести голову высоко задранной. Поднятой – да, она и раньше так ходила. Но вот задиристости не хватало. Всегда оглядывалась – не обидела ли кого, не задела ненароком, любимую мозоль не отдавила?

Вадим пенял ей за излишнюю робость, поражался, почему порой начитанная и самодостаточная Софья слушает напыщенные рассуждения всяческих самоуверенных господ и дамочек, перевирающих вопросы из школьной программы.

По мнению же Софьи Тихоновны, отсутствие у нее высшего образования – отдельное мерси сестре Клавдии – сильно подрывает реноме супруга. Она не ввязывалась в словесные баталии, боясь наткнуться на вопрос: простите, а у вас какая специальность? Какой вы институт закончили?..

После одного такого вопроса Софья Тихоновна надолго почувствовала себя кухаркой, прачкой, поломойкой… Другая долгая жизнь была у Софьи Тихоновны.

Вадим же говорил, что это непонятно откуда взявшаяся плебейская трусость и бабская впечатлительность.

Быть может. Но теперь у Софьи Тихоновны появилась возможность опробовать крепость осанки в боевых условиях. В обстановке, где ее никто не знает, где примут по одежке и драгоценностям, где есть возможность, никого не удивляя и не отвращая себя, опробовать лицо и статус.

«А вдруг мы с Вадимом вовсе не сочетаемся?! – подумала в который раз, и сердце сжалось. – Вдруг звание жены ученого с мировым именем идет мне как начищенная медная табличка старой облупившейся двери?!»

Выходя из квартиры в новой, подаренной мужем норковой шубке (Вадим смеялся – ты хоть прогуливай ее иногда, проветривай!), она вдруг с удивлением услышала собственный голос. Еще даже порог не переступила, еще только Роме «Здравствуй» сказала. «Бери, Ромочка, чемодан, он нетяжелый…» И тут же начала оправдывать свой непривычно парадный вид:

– Тут, Рома, Наденька позвонила. Попросила понаряднее одеться и драгоценностями увешаться…

По совести сказать, если бы тетушка не начала мямлить что-то про наряды и драгоценности, Савельев в жизни бы внимания не обратил, во что она одета! Шуба как шуба. У Машки покруче будет. Колечко на пальце сверкает – нормально. Как большинство мужчин, наряды близких женщин редко останавливали его вдумчивый взгляд. Если только нелепостью.

– …Наверное, хочет кого-то разыграть, – стыдливо лепетала тем временем дядина жена и то неловко теребила пальцами кусок шубейки, то прядку за ухо заправляла…

Савельев понял, что это неспроста, поставил чемодан на лестничную площадку и критически оглядел Софью Тихоновну.

Поднял вверх большой палец – руки тетушки еще судорожнее затеребили шубейку – и понял, что одного этого жеста будет недостаточно. Сказал:

– Софья Тихоновна – высший класс! Все в меру, все шикарно.

– Да?

Это тихое, с надеждой произнесенное «Да?» ударило боксера под дых. Савельев чуть не взвыл.

Черт побери! Софья Тихоновна – умница, дворянка! супруга профессора, дама с манерами жены английского посла – трусит ехать в какой-то санаторий!

И что это ей вдруг втемяшилось, что она ведет себя как-то неправильно?!

Неужели оттого, что окружают ее сейчас люди сплошь из научной элиты?! И она комплексует, чувствует себя неровней…

Дичь какая-то. Старорежимная. Ни за что бы не подумал, что большую умницу Софью Тихоновну могут сбить с толку какие-то тряпки и побрякушки! Почему она вдруг стала смущаться своих приличных, чинных платьев?!

Да у английских аристократов специальные слуги подходящих габаритов новую одежду и обувь разнашивают, дабы те не бросались в глаза кичливой новизной! Блеск и лоск не заменят элегантности.

Эх, женщины, женщины, кто ж вас поймет, вздохнул Савельев. Самую толковую из вас чужие тряпки и домработницы с толку сбивают.

Роман посмотрел на тетушку сверху вниз, по ее ответному взгляду понял, что вопрос ее волнует не по-пустому, не дежурно, и решил помочь:

– Софья Тихоновна, вы выглядите на миллион. А если в отеле меня примут за вашего шофера, впечатление будет отпадное!

Роман бережно усадил дядину жену на заднее сиденье джипа и с саркастической улыбкой всю дорогу наблюдал в зеркало за переменчивыми гримасами ее лица.

Училась тетя. Готовилась сразить кого-то наповал.

Наповал, надо сказать, Софья Тихоновна сразила Надежду Прохоровну.

В дороге подруги два раза перезванивались – баба Надя ценные указания Софе раздавала и, подгадав время приезда последней, вышла «прогуляться» по дорожке у главного корпуса.

К парадному крыльцу подъехал джип. Узнав Ромину машину издалека, Надежда Прохоровна чуть отвернулась, посчитала ворон по сторонам, скосила глаза к автомобилю и чуть не выронила вставную челюсть.

Из джипа выбралась персона. Непокрытая голова сверкала лаком для волос, полы шубы разлетались; Роман галантно поддержал Софу под локоток, та даже кивком не поблагодарила за услугу. Подобрала полы шубы и, не дожидаясь «шофера», шагом державной особы прошествовала к крыльцу.