Текст книги "Январские ландыши"

– И что, сейчас-то работает?

– Не-а, – Бойко облизнула чайную ложечку. – Поручили ей торт украсить кремом одной юбилярше. Так она по кругу налепила масляных розочек – всё, как надо – а в середине нарисовала год рождения и нынешний год.

– И что? – подруги не понимали подвоха.

– Так дочка между этими двумя датами черту ещё поставила. Именинница была несказанно рада, чуть Инке этим тортом по физиономии не съездила.

Троица разразилась дружным заливистым смехом.

– Девчонки, а давайте ещё по шампусику, – предложила хозяйка и вытащила из бара в стенке новую бутылку.

Девчонки не были против.

Бойко, считая себя профессионалкой в откупоривании игристых вин, сразу взяла инициативу в свои руки. Расчехлив от фольги мюзле, «профессионалка» на секунду отвлеклась, переведя взгляд на телевизор.

– Осторожно! – взвизгнула Чернова, заметив пробку, нацеленную ей точно в лоб.

– А? – очнулась Бойко, машинально развязав проволоку и направив дуло бутыли в потолок.

Раздался радостный хлопок. Пробка, словно пушечное ядро, взмыла ввысь, точно угодив в единственную лампочку хрустальной люстры, висящей посреди гостиной. Синхронно раздался второй хлопок, позвонче: взорвалась подбитая лампа, разбрасывая по комнате сноп искр и осколки стекла. В квартире воцарилась темень.

Послышался отборный мат: профессионал по откупориванию бутылок облила себя пенистым напитком:

– … Ёкарный лимонад! Ландыш, так оно у тебя тёплое было. Тащи свечи!

Оставшиеся две подружки хранили скорбное молчание, понимая, что доверять темпераментной женщине столь тонкий процесс открывания бутылок ой как не стоило. С таким же успехом можно было дать школьнику коробку петард и запереть его на балконе.

– Бойко, от тебя одни убытки, – заворчала Ландышева, притащившая с кухни горящую декоративную свечу. – В прошлый раз ты села в аквариум, два года назад в «Оливье» добавила кайенского перца…

– Знаешь, Ландыш, как говорят: кто старое помянет…

– Слушайте, девчонки, может мне Сашке позвонить? – спросила Чернова, когда девушки слегка ликвидировали последствия меткого выстрела и выпили из ополовиненной бутыли шампанского.

– А что, по-моему, хорошо сидим! Романтично, при свечах, – оптимизм Бойко был безграничен. – Хотя телека нет, грустно. Там, наверно, пробки выбило, пойду включу!

– Так, Бойко, я тебе сейчас самой пробки выбью, сиди спокойно, – Ландышева взяла в руки сотовый. – Я сама сейчас позвоню, кому надо.

Девушки загадочно примолкли: какому-такому электрику собралась звонить хозяйка.

– Алло, Петь, привет, с Новым годом тебя! – в голосе Леночки была целая цистерна елейного масла. – Давно не виделись…

Подружки разочарованно выдохнули. Вся история взаимоотношений любимой подруги и её собеседника им была доподлинно известна.

После недолгого разговора стало ясно, что спаситель Пётр примчится через полчаса. На деле же «скорая помощь» в виде рукастого мужчины явилась даже ещё быстрее.

Петя Власов работал обыкновенным водителем грузовой «Газели», и починить что-то по дому рукастому мужчине было сущим пустяком. Со своей женой этот простой рыжеволосый мужчина давно развёлся, а с Леной Ландышевой пару лет назад пытался завести роман, они даже с годик вместе жили, но – безуспешно. И сейчас он был для Ландышевой чем-то вроде палочки-выручалочки на все случаи жизни. То есть был просто другом.

Власов успел по пути купить для хозяйки букет из трёх белых роз и явился, словно на свидание, в отутюженных брюках и белой рубашке.

Когда с электрическими проблемами было покончено, Петру предложили присесть за стол. Он подолгу рассматривал Ландышеву, и было заметно, что он к ней до сих пор был неравнодушен. Елена отводила взгляд, стараясь не замечать потуг давнего ухажёра. Ей вообще не хотелось два раза входить в одну и ту же реку, тем более, что река была нисколько не любимая.

– Что-то ты, Петь, не ешь ничего, угощайся, – проявила заботу в адрес мужчины за столом Бойко. – Ландыш, налей мужчине водки, не будет же он шампанское хлебать?

– Спасибо, девчонки-кнопочки, – Пётр, несмотря на то, что был мужчиной хорошо за 40, часто краснел, как пионер на совете школьной дружины. – Я ведь за рулём.

– Замечательно, Петь, – сказала наглая Ландышева. – Значит, и кнопочек по домам развезёшь?

– Да-да, конечно, мне же не трудно.

Пётр скромно посасывал чай из блюдечка и клевал любимый медовый тортик. Костистыми руками водителя грузовика он нервно мял бумажную салфетку: вся ситуация для него была очень волнительна. Уже месяца два от любимой Леночки не было ни слуху, ни духу – а сейчас она его пригласила к себе на чай. Всё это произошло, конечно, совершенно спонтанно, но было для него очень приятно, хотя в глубине души он понимал, что не будь он мастером на все руки, то сейчас бы сидел дома с пожилыми родителями.

– Ну что, девчонки, прекрасно посидели, – допив чай с тортом, Бойко хлопнула себя по ляжкам. – Ещё бы поплясать. Ландыш, как ты смотришь на то, чтобы смотаться сейчас в какой-нибудь клуб – калории растрясти? Пётр, поддержите нас?

– Калории растрясти? – Ландышева усмехнулась. – Твою бы энергию, да в мирное русло. Можешь остаться, и принять участие в помывке посуды, а заодно палас пропылесосить – там наверняка стёкла остались после твоих упражнений с шампанским.

– Лена, – Пётр вкрадчиво обратился к Бойко, потирая рыжую бородку. – Сегодня же 1 января, клубы вряд ли не работают.

– Понятно! – ответила нереализованная танцовщица. – Черныш, давай собирайся, оставим в покое этих скучных людей. Пойдём с тобой и напьёмся на центральной площади у городской ёлки. – И пропела: Ах, у ели, ах у ели мы с тобой в глаза смотрели…

Чернова стала вылезать из-за стола. Пётр тоже засобирался.

– На Рождество жду всех у себя, устроим шабаш с гаданием, – Бойко стала напяливать на свои мясистые ноги высокие белые ботфорты. – Пётр, вот вы как мужчина, скажите, почему, когда собираются вместе три мужика – это называется пьянкой, а когда три бабы – то это шабаш, а?

Власов ничего не ответил: он не привык иметь дела с такими темпераментными женщинами. Мужчина хотел бы остаться с хозяйкой дома наедине, но та явно не была к этому расположена. Три белых розы так и лежали сиротками на углу кухонного стола – никто не собирался их поить.

– Лен, розы-то не забудь поставить в воду, – напомнила перед выходом Чернова. – Торт был изумительный, ты молодчина.

Бойко по-мужски пожала Ландышевой руку:

– Всё было замечательно! Особенно понравились консервы!

Хохочущая троица покинула квартиру Ландышевой.

– Петь, ну ты довези девушек, хорошо? – продолжала беспокоиться хозяйка.

– Хорошо, Леночка, – скромно улыбнулся водитель Власов.

– Забираем мы твоего мужчину с собой, Ландышева, не обессудь, – раздалась реплика Бойко с площадки этажом ниже. – Таких мужиков сейчас днём с огнём…

Лена закрыла дверь и отправилась искать вазу для роз. Цветы, купленные в морозный день, что с водой, что без воды, не собирались долго жить. Они на глазах увядали. Владельцы цветочных ларьков, видимо, обладают какими-то своими секретами, позволяющими успешно продавать цветочную продукцию в любое время года. Но как только цветы покидали салон, их жизнь оказывалась скоротечной.

Елена смотрела на всё ещё великолепные розы в хрустальной вазе, и ни одна струнка тонкой женской души в ней не дрогнула.

Эти увядающие розы для Ландышевой были олицетворением её любовной истории с Петром Власовым. Она подчёркнуто называла эти отношения именно не любовью, а любовной историей. А любовная история, в которой нет химии – это просто дружба.

*********

Несколько лет назад Пётр попал в местную больницу с небольшой проблемой с сердцем – это бывает у многих мужчин в возрасте за 40. Водитель сразу влюбился в милую медсестру из лаборатории, снимавшую у него кардиограмму.

– Девушка, что с моим сердцем? – спросил тогда Петя.

– Не волнуйтесь, у вас начальная стадия мерцательной аритмии, но это лечится, – буднично ответила ему Елена.

– Увидев вас, я не могу не волноваться, – пылко продолжил пациент. – Я чувствую, моё сердце будет не только мерцать, но и трепетать при виде вас.

Ландышева рассмеялась. Она привыкла к мужскому вниманию, и потуги рыжеватого водителя восприняла как что-то само собой разумеющееся. Весь флирт, как правило, заканчивался как только больной покидал пределы её кабинета. А здесь вышла история с продолжением. Власова тронула эта голубоглазая стройная шатенка. Будучи мужчиной разведённым, но желающим чувственных страстей, он не преминул приударить за медсестрой.

Выписавшись, Власов поджидал Ландышеву после работы, каждый раз вручая ей то розы, то коробку с шоколадом. Девушка искусственно была вовлечена в конфетно-букетный период: все эти радости оставляли её сердце совершенно равнодушной к рыжему Казанове. Вся печаль состояла в том, что Пётр был совершенно не в её вкусе. Не с козлобородым мужичком Ландышева представляла себя в своих розовых снах. Фантазия рисовала ей пылкого голливудского киногероя вроде Ричарда Гира или Джорджа Клуни – с таким она была готова отправиться даже на край света. Покойный муж – хоть он и не был мальчиком с журнальной обложки – но его густую, волнистую шевелюру цвета воронова крыла она вспоминала до сих пор. Да Бог с ней, с внешностью – с неё воду не пить, как полагает большинство женщин.

Ландышевой не нравилось в Петре буквально всё – и жесты, и мимика, да и запах от него был какой-то отталкивающий (хотя с гигиеной там всё было в порядке). Как говорят в таких случаях, химии не произошло. Не то.

Даже вот эти белые розы, которые Петя дарил каждое второе свидание. То ли Ленка по юности наслушалась до тошноты Юру Шатунова с нетленным хитом про эти цветы, то ли что другое, но опротивели ей эти душистые создания. Он хоть бы спросил: что она любит, но он почему-то не спрашивал, видимо, полагаясь на извечный штамп, что все девушки любят розы.

А Лена белые розы как раз и не любила. Розовые, красные, пусть даже жёлтые – ещё ничего, но белые – категорически не принимала. Бледные они, мол, какие-то. А ей хотелось страсти, бурлеска и красоты. Пусть май будет ласковым, но ярким.

Было в этом светлом цветочном ряду одно исключение. Были ей любы одни белоснежные цветы – ландыши. Она их особо полюбила, когда взяла фамилию мужа. Было в этих хрупких весенних соцветиях нечто трогательное: нежная страсть, пылкость первой любви. По мере роста уличной температуры, пропадают и ландыши – так и любовь с годами куда-то исчезает.

Однажды, когда она была беременна Витюшкой, она спросила у мужа:

– Саш, а почему ландыши цветут только по весне? Вот бы они были сейчас, в январе.

Александр промолчал, задумался.

А спустя три дня муж явился домой, загадочно улыбаясь. За спиной он держал некий сюрприз и был готов удивить беременную жену.

– ??? Что ты мне принёс? Конфетки? Саш, ну не тяни, покажь…

Супруг торжественно вытащил на свет корзинку живых ландышей. Сейчас, в середине января! Откуда эта невидаль?

Впрочем, не такая уж по нашим временам и невидаль: в люксовых супермаркетах свежая клубника продаётся круглогодично, правда, ватная на вкус и по весёленькой цене. А в полуголодные 90-е таких магазинов ещё не было.

Оказывается, Ландышев, узнав желание жены, отправился в местный институт биологии, нашёл там каких-то сговорчивых людей, заплатив им хорошую сумму.

И вот он – результат. Жена не сводила глаз с букетика белоснежных цветов, стоящих в стакане с водой. Ландыши через пару дней завяли, но эти замечательные дни, наполненные безграничным счастьем, она запомнила на всю жизнь.

Потом родился Виктор…Потом погиб Александр… Потом появился Пётр… Жизнь превратилась в сериал с окружающими её мужчинами на главных ролях, но с каждым годом картина становилась всё скучнее и не трепетало уже сердце при её просмотре, как это бывало когда-то. Елена задавалась лишь одним вопросом: когда же вновь появится счастье? Ведь она так жаждала любви. Ей хотелось очень много любви.

Из череды грустных размышлений Ландышеву отвлёк звонок неуёмной Бойко:

– Докладываю, подруга, все уже дома. Твой Петюня – скучный, как и его «Газель», мы с Чернышом хотели заехать в клуб, туда-сюда посидеть-поплясать, а он молча развёз нас по хатам. Я не удивляюсь, Ландыш, что у вас с ним тогда ничего не получилось. Гвоздь забить, люстру починить – это он может, а дам развлечь – не его профиль. Кислятина!

Ландышева, конечно, знала, что все слова подруги – сущая правда, но слышать такое о человеке, который хотел связать с тобой жизнь, – не особо приятно:

– Знаешь что, Бойко, таким, как Власов, женщины должны ноги целовать. Работящий, без вредных привычек, да и как мужчина весьма умелый…

– Что же ты замуж-то не вышла за этого викинга, а, Ландышева? Ведь он же тебе, насколько я помню, предлагал и руку, и сердце. Умелыми мужиками негоже разбрасываться в наше время.

– Бойко, ну зачем ты меня накручиваешь? Ведь сто раз слышала про причину, почему у нас не срослось.

– Знаю, конечно, – Бойко уронила градус риторики, её голос стал чуть жалостливым. – Но надо же кем-то заполнить сердце, Леночка? Одной тебе трудно жить.

– Уж лучше быть одной, чем с кем попало, – процитировала известное выражение Ландышева. – И ничего мне не трудно жить. Сама со всем справляюсь.

– Ну-ну! – Лена Бойко явно хотела наставить подругу на путь истинный. – Смотри, как бы не подобрали твоего викинга.

– Да пусть подбирают, мне жалко что ли?!

Бойко ничего не ответила, что бывало с ней не часто. Ещё раз поздравив друг друга с Новым Годом, подруги завершили разговор. Ландышева пошла домывать посуду.

За этой однообразной работой её захватили воспоминания о прошлой жизни, навеянные беседой с Бойко.

Как правильно нарекла подруга Петра – в любви он был настоящим викингом. С белыми розами и сердцем нараспашку, он штурмовал неприступное сердце Ландышевой. Осаждённая крепость сдалась не сразу: на все рыцарские жесты и подарки Елена реагировала вяло, а точнее, никак. Не велась пассия ни на цветы, ни конфеты, ни на приглашения в кафешку. Сходили всё же пару раз, но это были свидания ни о чём – Власов просто зря переводил деньги.

Ленке было, конечно, приятно посетить популярные в городе места общепита, но кроме как вкусно поесть на халяву, другой цели у неё не было. Тут бы вспомнить извечный джентльменский закон: «кто женщину платит – тот её и танцует», но вот Пётр Власов был как раз таки джентльмен, что не требовал платы за скормленные в приличном месте калории.

Неизвестно, сколько продолжалась бы «динамо-линия» со стороны Ландышевой, но после второго похода в кафе у неё забарахлила машина. Власов починил пустяковую поломку в два счёта, приоткрыв для себя дверцу в сердце любимой девушки. Отбросим прочь фигуральности: этим жестом доброй воли он открыл себе дверь в её дом. Елена и сама стала приглашать его на чай: в доме, давно лишённом мужских рук, всё было на грани техногенной катастрофы. Устранив все хозяйственные проблемы, Власов получил и допуск в спальню девушки. Конфетно-букетный период закончился. Быт сплотил два сердца лучше всяких любовных прелестей, и Пётр поселился в доме Ландышевых.

Тому, что у мамы наконец-то появился мужчина, радовался даже Витюшка. Впрочем, какой уж там Витюшка – Виктор – парню шестнадцатый пошёл. Мужчины каждое воскресенье вместе отправлялись заниматься спортом: летом это был футбол и теннис, а зимой – хоккей и лыжи. Если до этого Ландышев-младший ничем таким не интересовался, проводя всё свободное время, как и многие его сверстники – между диваном и компьютером, то новый мамин «друг» принёс в их семью новые увлечения и правильный жизненный настрой.

Грех было жаловаться на Петра и самой Елене. Власов отдавал ей всю свою зарплату, при том, что Ландышева не была ему женой и даже не собиралась. Её прекрасно устраивала роль гражданской супруги. Домашнее хозяйство почти полностью вёл Пётр – золото, а не человек. На юг съездили отдохнуть все вместе, после чего Виктор, поначалу робко, потом более уверенно, стал называть маминого сожителя – папой.

На дни рожденья от Петра всегда были дорогие подарки – всё же не зря он молотил денно и нощно на своей «Газели» – семья ни в чём нужды не знала.

Но неизменным оставалось внутреннее отношение Елены к Петру. Внешне она и в семье, и на людях показывала, что всё просто замечательно, любовь и благоденствие царит в этой семье. На самом деле, Лена успокаивалась незабвенной аксиомой наших бабушек: «стерпится – слюбится» и скрыто ненавидела своего теперешнего избранника.

Как заметил кто-то из великих, в браке один любит, а другой позволяет себя любить – именно по такой схеме строилась формула отношений Петра и Елены, и совершенно понятно, какая роль была у каждого в этом дуэте. Власов неистово любил эту голубоглазую шатенку и готов был ради неё на всё. Елена раз в неделю варила борщ и запускала в стиральную машину просоленное от пота бельё гражданского мужа. Вот, пожалуй, и всё, чем могла и хотела оплатить любовь Петра Елена.

Стоп! Но были же ещё и жаркие ночи в отремонтированной сожителем спальне. Власов, как замечала сама Ландышева, был весьма пылким любовником. Но то ли он уж слишком рьяно старался, выкладываясь до отказа во время их ночных оргий, то ли её по-прежнему не устраивал его запах, но кроме обречённой усталости и недосыпа, она ничего после этих ночей не испытывала. Этой даме не нужен был шахтёр-стахановец, идущий на новый трудовой подвиг с покрасневшим от напряжения отбойным молотком. Количество отгруженного за ночь угля её нисколько не волновало. Елене требовалось более утончённое отношение, когда любовь и секс нежно переплетаются меж собой, и бабочки в животе готовы упорхнуть ввысь. Интимные старания Петра, насколько бы техничными они не были, не казались ей достаточными – она считала их бездушными, автоматичными. И с каждым толчком своего неутомимого напора, Власов всё больше превращал Ландышеву в дерево, обстукиваемое настойчивым дятлом. Сам любовник считал, что всё делает правильно и безупречно, не догадавшись ни разу спросить, а чего же хочет его партнёрша. Это была его фатальная ошибка: интим не сблизил этого мужчину и эту женщину. Что было бы успешно в других отношениях, здесь оказалось откровенно провально. Любви со стороны Елены не возникало, но терять домовитого, покладистого и щедрого мужчину она не собиралась. Но однажды подруга Лена Чернова не предложила ей горящую путёвку на юг. Как водится, только на отдыхе наши сердца так и норовят сбежать в самоволку, после которой больнее только им самим. Но об этом стоит рассказать чуть попозже.

Ландышева уже легла в кровать, когда раздался ещё один телефонный звонок.

– Алло! – полусонным голосом ответила Елена.

– Мамочка, привет! Спешу поздравить тебя с Новым годом!

– Я вижу, очень спешишь, Вить, – через 22 часа после курантов.

– Ну, мам, зачем ты обижаешься? – голос сына выражал вселенское миролюбие. – Мы же всю ночь с мальчишками отмечали, только под вечер и очнулись… То есть, проснулись.

– Вот так, сынуля дорогой, оговорочка по Фрейду: очнулись, а не проснулись.

– Мам, не придирайся к словам! Желаю тебе в новом году всего-всего, чего ты сама пожелаешь!

– Да я много чего пожелаю… Спасибо, Вить, тебе тоже всего наилучшего. Во-первых, удачно сдать экзамены за второй курс, во-вторых, …

– Ой, мамк, ну, причём здесь учёба и Новый год? В жизни столько всяких радостей…

Ландышевой странно было слышать это из уст сына: раньше он всё время грыз гранит науки, но, видимо, столичный дух привнёс в его мировоззрение коррективы.

– Как пицца-то, удалась, а, Вить? Вы с кем там вчера справляли, с мальчишками? Без девчонок?

– Мамуль, пицца была замечательная, «Неаполитанская». Ты когда-нибудь была в Неаполе? – сын прекрасно знал, что мать ни разу не выезжала за пределы Российской Федерации и попросту заговаривал ей зубы, стараясь не отвечать на вторую часть вопроса.

Елена не настаивала на ответе, она всегда предпочитала не вторгаться в личное пространство могучей поступью деспотичной мамаши.

– Ма-ам, – затянул московский студент, явно собираясь у неё что-то попросить.

– Да, Виктор, что случилось?

– Ничего не случилось. Помнишь, я тебе говорил про квартиру?

– Помню, конечно. Я обязательно постараюсь помочь тебе в этом году с её покупкой.

– Мам, ну что значит: в этом году? Год длинный, а цены на жильё постоянно растут.

– И что ты предлагаешь?!

– Надо в январе внести вступительный взнос, чтобы успеть купить «однушку» по старым ценам.

– И сколько же надо?

Виктор сделал паузу, подсчитывая сумму в уме:

– Да, ерунда – полтора лимона.

– Сколько?!

– Мам, квартира стоит два лимона. Сейчас мы перечисляем полтора, а остаток потом, по мере строительства.

Елена замолкла, у неё даже сердце защемило:

– Вить, ты меня без ножа зарежешь.

– Родная моя мамочка, прости меня, но куда же мне деваться? Так и жить в этом быдлятнике?

– Но другие ведь живут, – попыталась ретироваться мамаша. – Можно квартиру снять…

– Ладно, я всё понял, мама, ничего не надо, – сын попытался построить из себя обиженную добродетель. – Окончу институт, начну работать, возьму ипотеку.

Лена не знала, что ответить. У неё были эти пресловутые «полтора лимона». В своё время она продала родительский дом в деревне, и всю сумму раскидала по банкам: депозитные вклады были для небогатой семьи Ландышевых существенным денежным подспорьем.

Теперь же выходило так, что после снятия для покупки квартиры всей суммы, этот денежный ручей иссякнет. Елене придётся полагаться лишь на скромную зарплату медсестры и упорный труд в таксопарке. Но ничего не поделаешь – ради счастья своей кровинушки придётся распотрошить мошну.

– Хорошо, Виктор, после Рождества я к тебе приеду. Будем решать.

– Мам, зачем тебе так утруждаться? Деньги можно отправить переводом…

– Ну уж дудки! Стройку я должна видеть сама. Сейчас знаешь, сколько по стране обманутых дольщиков? Мы должны убедиться, что с этой компанией всё в порядке.

Студент притих ненадолго, потом негромко промолвил:

– Хорошо, мам, приезжай. Я на тебя надеюсь. Пока!

– Пока, сын!

После этого разговора она долго не могла уснуть, а когда ей всё же удалось это сделать, Елене приснился странный сон. Сын Витька в балетной пачке исполнял на сцене Большого театра танец маленьких лебедей. Танцевал до тех пор, пока, совершив неудачное па, не свалился в оркестровую яму.

Поутру Ландышева умылась холодной водой, выпила чаю с остатками медового торта и вышла молотить на линию. Заказов в первые новогодние дни было выше крыши.

Казанский вокзал, встретивший провинциалку в девять утра, был неизменно суетен. Навязчивые работники транспортного сервиса, преимущественно, нелегалы, словно мантру, повторяли одно и то же волшебное слово в разных интерпретациях: «Такси». Елена по опыту знала: её московские коллеги были те ещё волшебники, только со знаком минус. В том смысле, что кого бы они не довезли, у этого человека обязательно будет ощутимый минус в кошельке. Некоторые мэтры извозчичьих услуг умудрялись довезти несведущего в географии пассажира с Казанского на Ярославский за несколько сотен рублей, кружа по окрестным переулкам. Кто ещё не в курсе: Казанский, Ленинградский и Ярославский вокзалы по удачному для ездоков стечению обстоятельств в Москве расположены на одной площади – Комсомольской. И станция метро, имеющая соответствующее название, расположена аккурат под ними, что удобно для любого приезжего. Самая первая станция московского метрополитена, открытая, как свидетельствует памятная доска на её стене, была открыта ещё в мае 1935 года, и только наука больших цифр – статистика – может сосчитать, какое количество пассажиров прошло через её мраморные вестибюли. На этой станции не стихает бесконечный поток ни на минуту. Толпы людей – с багажом и без – стремятся к какому-то своему светлому будущему, настойчиво раздвигая своих соседей по потоку и устремляясь: кто в вагоны, кто на эскалатор, кто на вокзалы.

Елена Ландышева неплохо ориентировалась в подземном лабиринте, и уже через полчаса сошла на нужной станции, направившись в общежитие своего сына.

Комната, в которой проживал студент .Ландышев, представляла из себя классический образ прибежища грызуна науки родом из провинции: четыре кровати и тумбочки, как в больничной палате – и всё. От больницы, правда, имелась пара существенных отличий: в углу не было умывальника – вместо него был некий хозуголок, от пола до потолка набитый всяким хламом; ну а главное: в этой прокуренной, полной смрада, комнате, был жуткий бардак – в больничном учреждении этого бы не допустили. Неприбранные кровати стояли вокруг стола с немытой посудой. В банке из-под варенья ребята почему-то организовали пепельницу, а страницы старого учебника по теоретической механике неожиданно использовались в качестве салфеток.

Елена хотела было отчитать молодёжь: не престало жить в такой параше добрым молодцам, но Виктор упредил маму. Быстро накинув пуховик, парень отправил привезённую банку со смородиновым вареньем в видавший виды, стоящий на трёх ножках холодильник, он вышел из комнаты, увлекая за собой мать.

Ландышева устремилась за длинноногим сыном. Виктор был высоким и стройным юношей, но только сейчас мама отметила, насколько он стал грациозен и красив. Раньше был обыкновенный пацан, а стал просто мужчиной-моделью – всё-таки Москва меняет людей. Когда Лена была беременна, она, по правде говоря, хотела дочку. Увы, родился пацан: муж Сашка был безмерно рад, а она тоже всеми фибрами души полюбила сына. По большому счёту, матери безразлично, кто родится: любое создание будет ей мило. А вот сейчас она в очередной раз заметила, что Виктору можно было родиться и в женской ипостаси – настолько он был нежен и обаятелен. И раньше в сыне не присутствовала брутальность, а сейчас – и подавно. Она посмотрела в голубые, подёрнутые поволокой глаза сына, – и увидела себя в юности. Говорят, когда сын похож на маму, то он непременно будет счастлив в жизни. Эта мысль обнадёживала Ленку, и ей верилось, что счастье не за горами.

Мать с сыном отправились в строительную фирму.

Офис компании, в которую Витька привёл Елену, располагался в многоэтажном офисном центре. Поднявшись лифтом на 13 этаж этого делового муравейника, они вышли в длинный коридор, по обеим сторонам которого было множество совершенно одинаковых дверей из белого пластика. В один из таких «скворечников» с табличкой «Строительная компания «Китеж-Лэнд» на двери Ландышевы и впорхнули.

За обычным офисным столом на самом краешке обычного офисного стула примостился субтильный гражданин в клубном пиджаке из рыжевато-коричневого бархата с оригинальными кожаными заплатами на локтях. Мужчина имел несколько рассеянное лицо, носил серьгу в правом ухе, а его светлые волнистые волосы были сзади собраны в пучок.

«Метросексуал, – подумала Елена, где-то в журнале она читала про столичных мужчин, тщательно следящих за собой. – Хорошо, у меня Витюшка не такой, хотя и в метро ездит часто».

– Здрасьте! – бархатный человек расплылся в улыбке, жестом предложив посетителям присесть. – Сидоров Павел Петрович – являюсь исполнительным директором компании «Китеж-лэнд».

– Что исполняете? – незатейливо спросила Елена.

– Всё, что захотите! – человек в пиджаке осклабился, и тут же неким виртуозным движением выудив из стола визитку, вручил её Елене.

Перешли к цели самого визита.

– Насколько я понимаю, вы, молодой человек и вы, Елена… Как вас по отчеству? Да, Елена Евгеньевна, вы, я понимаю, интересуетесь квартирой в жилищном комплексе «Шишкин-град»?

– Совершенно верно понимаете, – ответила Ландышева. Ей не очень понравился Сидоров, постоянно разглядывающий свои полированные ногти и имеющий манеры жеманно растягивать слова.

Директор за словом в карман не полез, а разложил на столе целый веер разных документов:

– Пожалста! Вот – проектная декларация, вот – разрешение на строительство, самим замом мэра Хуснуллиным подписано. Вот – планировочный эскиз…

Обрушив на Ландышевых целый поток информации, Павел Петрович добился нужного эффекта: мать с сыном одобрительно закивали головами.

В довершение всего, Сидоров развернул в сторону гостей ноутбук и представил им фотографии со стройки:

– Вот видите: строительство комплекса в динамике. В октябре мы забили сваи, а сейчас уже идёт возведение пятого этажа. Если хотите, вы даже можете проехать на стройку, но там сейчас всё в арматуре, смотреть нечего. Монолитное строительство, видите ли, обладает определённой спецификой. А вообще, Елена Евгеньевна, дом будет прекрасный. В 15 минутах от метро «Сходненская», рядом зелёная зона и все блага цивилизации. Будете приезжать к сыну и радоваться. Вы же «однушку» хотели бы приобрести?

– Да, – хмыкнула Ландышева, – на большее у нас денежек не хватит.

– А может, вам взять ипотеку?

– Нет, нет, – сразу открестилась Елена. – Мы не привыкли жить в долг. Зачем нам такой груз на шею вешать: я ведь одна Виктора воспитываю.

– Да-а, вам сложно, – туманно заметил Сидоров. – Ну хорошо, осталась у меня для вас одна замечательная, простите за тавтологию, «однушка» на 26-м этаже.

– Мам, классно! – зарделся сероглазый сын. – Выше – только звёзды. Пентхаус!

Елена даже растерялась:

– Двадцать шестой? Пентхаус? А если лифт встанет?

Сидоров усмехнулся:

– Милочка, ну что значит: лифт встанет? Во-первых, их там два – сразу все не сломаются. А потом: верхние этажи в столице – это всегда престиж. Вся Москва у ваших ног. Впрочем, если вы отказываетесь, квартира уйдёт в два счёта, у меня уже есть на неё покупатель.

– Не отказываемся! – в один голос ответили мать с сыном.

– Так! – удовлетворённо заявил мега-строитель. – Давайте сейчас заключим договор, отправим его на регистрацию в росреестр, а денежки вы переведёте из своего региона на счёт, который я вам укажу.

Через полчаса контракт был подписан. Сидоров был настолько любезен, что даже подкинул попутно маму с сыном до метро на своём красном хэтчбеке с двумя шевронами на радиаторной решётке:

– И запомните: номер вашей квартиры – 311. На следующий новый год можете заезжать. Адью, ребята!

Эстетский хэтчбек растворился в потоке машин. Ландышевы направились в ближайшее кафе отметить совершённую сделку.

– Мам, у тебя во сколько поезд?

– В 16:20, Вить. Я же только на день отгул взяла. А так бы ещё погуляли с тобой по Москве.

– Погуляем ещё, в другой раз. Видишь, погода-то какая.

Данные гидрометцентра, которые Елена узнала ещё перед выездом в Москву, оказались абсолютно правдивы: на дворе вместо Рождественских морозов, стояла первоапрельская оттепель. Под ногами, словно яблочное пюре, чавкал тающий под моросящим дождём снег. Кое-где уже образовались большие лужи, и чтобы их преодолевать, надо было сюда приезжать в болотных сапогах или калошах. Ландышева очень скоро промочила ноги. Сын уже сажал её в вагон, а она мечтала скорее напиться горячего чая, чтобы не заболеть.