Текст книги "Практикум по психологии личности"

Эпистемологичность представлений о личности можно компенсировать, если обратиться к вопросу о целесообразности осознанной активности. Смысл и цель этой активности состоят в воспроизводстве человека как личности в его индивидуальном опыте. Иначе говоря, для конкретного человека важны не столько результаты активности, объективно воспроизводящие, воплощающие его личность, сколько самоактуализация и самоосуществление личности, субъективно переживаемые в этих результатах. Наивысшее удовлетворение собой переживается человеком как обретение и удвоение, умножение себя в результатах, достигнутых, что самое главное, самостоятельно.

Для продуктивности личности важнейшим становится аспект самоидентификации человека, его субъектных и индивидуальных свойств, а поэтому субъектно определенная продуктивность приобретает права антропологической категории, а не только экономической, психологической или нравственной характеристики людей.

Источники, цели, процессы и результаты активности личности в пределе прежде всего субъектны. Более того, и все «объективные» (объективно регистрируемые) компоненты активности также субъектно обусловлены – как субъектные по происхождению. Можно беспристрастно констатировать, что личность и субъект, конечно, могут рассматриваться объективно, например по объективным компонентам продуктивности, но асимметрия человеческой активности в сторону субъектности не предвещает больших успехов естественных или социальных наук в объектном понимании реального человека.

Развитие человечества и, в частности, всей науки в целом не может быть осознано вне конкретного понимания субъектности. Субъектная асимметрия всех функций человеческой активности от физиологической до социальной показывает, почему с помощью рефлексии (самосознания) нельзя объяснить проблемы, возникающие на уровне субъекта активности, и почему эта рефлексия не может являться психологической вершиной личностного: по Б. Г. Ананьеву, «вершиной» всей структуры человеческих свойств является именно субъект деятельности (воплощенный в личности).

Вершиной и сущностью личности человека с точки зрения современной антропологии являются не (само)сознание, не общественные отношения, не его достижения (продуктивность), а осознанная (в принципе) субъектность, включая и бессознательную субъективность. Мера осознания субъектности и индивидуальности может быть различной по качеству. На примере самой необходимости обсуждения проблемы объяснения субъектности, относимого к сознанию, очевидно, что до сих пор эта проблема была поставлена «вверх ногами».

Самосознание есть, безусловно, величайшее достижение эволюции живого к человеку; это такое благоприятное обстоятельство, которое принципиально возвысило человеческую субъектность над животной особенностью. Но это обстоятельство – отдельная сторона человека, а не его универсальная причина. Самосознание человеку не столько дано, сколько должно быть развито, и это развитие требует воли, ума и чувства в социально-историческом становлении субъектности, в напряженной субъектной активности конкретного человека.

В этой связи отметим, что принцип, предлагающий исследователю искать ключ к низшему в высшем (классический принцип абсолютности и субординации в научном объяснении), в истории предмета науки о личности недостаточен. Ключ может быть найден только в сфере координации и в относительности связей самосознания и субъектности. Ни то ни другое понятие в содержании предмета личности не являются ни «высшим», ни «низшим»: осознанная субъектность личности человека формируется, развивается и реализуется как целостность – иначе человек также не может быть понят как целостный, обретающий себя человек – при восхождении от абстрактного к конкретному бытию.

В то же время в силу субъектной асимметрии активности личности, а также в силу того, что, например, в психологии детства, в психоанализе и в психологии установки наработан значительный научный и практический капитал критического понимания сознания и значения бессознательного, следует отметить генетическую и содержательную первичность субъектного начала по отношению к началу самосознания. Гносеологическое рассмотрение проблемы субъектности и самосознания остается в ведении философии человека.

Заключая, подчеркнем, что объектом теоретической и практической антропологии является личность, рассматриваемая в процессах ее эволюции. Поэтому эволюция личности, в свою очередь, является предметом социально-антропологического познания человека. С точки зрения психологии личности, где личность представлена как развивающаяся, она становится и объектом, и субъектом осознанной активности человека. При этом личность рассматривается в единстве саморазвития ее индивидных, индивидуальных и субъектных особенностей. Предметом психологии личности в этом случае является развитие личности. Взаимноопосредующими сторонами развития личности выступают объективно осознаваемое социально-историческое бытие человека и субъектность его активности. Реальной моделью этого общего положения является взаимное опосредование субъектных и объектных компонентов продуктивности и мотивации в содержании социальной активности развивающейся личности.

Основные темы и понятия главы 8

1. Личность как объект гуманитарных наук.

2. Значение категории активности в дифференциации предметов гуманитарных наук.

3. Эпистемологическое и психологическое значение активности личности.

4. Эволюция личности как предмет социальной антропологии.

5. Развивающаяся личность человека как предмет психологии.

6. Психологический смысл активности развивающейся личности человека.

7. Самосознание как категория социальной антропологии и феномен развивающейся личности человека.

8. Субъектность человека как психологическая проблема.

9. Субъектно-определенная активность развивающейся личности человека.

10. Объект социальной антропологии.

11. Предмет социальной антропологии.

12. Объект и субъект психологической науки о личности.

13. Предмет психологии личности.

Глава 9. Мера свободы и необходимости в эволюции и развитии личности

Развитие личности в естественно-научном и социально-историческом смыслах чаще всего рассматривается объективно, исходя из некоторых норм, пределов или идеалов. На этой основе развитие представляется как адекватное и девиантное, т. е. отклоняющееся от некоторых норм «личностного здоровья». Логическим продолжением нормативных подходов к развитию личности являются его ортодоксальные определения как «прогрессивного» и «регрессивного», «продуктивного» и «деградирующего». Свобода личности при этом ассоциируется со вседозволенностью и аморальностью.

С другой стороны, авторы идей «естественного» и «свободного» развития личности видят истоки аморального и уродливого в самой культуре цивилизованного человечества и поэтому считают, что нужно по возможности изолировать ребенка от общества в некоторых пределах, где нормы поведения формируются «естественно», а развитие в целом абсолютно свободно.

Понятно, что идеи объективно (биологически, медицински, нравственно, религиозно) определенного развития личности, так же как и идеи субъективно (естественно, свободно) определенного ее развития, сходятся в одном пункте. Этот пункт – абсолютное, субординированное, абстрактное понимание необходимости и свободы, объективного и субъективного по отношению к проблеме развития личности. Естественные и отчасти социальные науки, в отрыве от человековедения, еще и до сих пор служат основанием для построения «новых» и «новейших» концепций обучения и воспитания. Возникают разнообразные варианты «взвешенных» и «комплексных» подходов к проблеме личности, в которых бесконечно варьируются значения вкладов в нее биологического и социального, естественного и культурного.

Мнимое «комплексное» объединение или абстрактная «интеграция» взаимно удаленных (по своим предметам и методам) естественных и социальных наук в попытках объяснить развитие личности как специального предмета антропологии может привести эту науку в состояние перманентного кризиса.

На фоне не вполне разрешенной теоретически проблемы развития личность тем не менее остается в сфере интересов и практической антропологии, и, в частности, социальной педагогики. Социально-педагогическая помощь человеку основывается на идеях психоаналитической этики Э. Фромма, моделях социально-психологической коррекции мотивации в Т-группах, а также на других психотерапевтических подходах, ориентированных на формирование «социально приемлемой» личности. Продолжается использование имеющих субординирующий и нормативный смысл, а поэтому и являющихся неприемлемыми терминов: брачная, социальная и личностная зрелость.

В то же время интуитивное понимание практикующими специалистами необходимости снятия абстрактно неразрешимых проблем «комплексного» и «нормативного» развития целостным и конкретным его анализом привело к созданию последовательно гуманистических, недирективных техник психотерапии и социального сопровождения. Таким образом, научно необходимое (если человековедение является наукой, а не только искусством социально-педагогической практики) определение принципа развития личности вновь выдвинуло проблему смысла этого развития (или смысла жизни человека), репрезентирующего инвариантно самоизменяющуюся сущность личности.

«Развитие», так же как многие другие ценностные абстрактные понятия, например «истина» или «успех», возникло путем обобщения содержания человеческой практики: только в ней подобные понятия конкретизируются. Мало кого всерьез интересует смысл абстрактных истин, успехов или абстрактного развития. Развитие, так же как и успех или истина, относительно и конкретно и требует специального восхождения к его смыслу на конкретном материале познавательного опыта личности. Чтобы не стать кризисным, это восхождение не должно быть абсолютным (лобовым, прямолинейным). Оно должно быть надежно обеспечено научной, теоретической страховкой (т. е. научной подготовленностью) на базе опыта и эрудиции исследователей, прежде уже восходивших к феномену саморазвития личности.

Опыт первовосходителей обнаруживает, что наибольшего успеха добились те из них, кто рассматривал развитие преимущественно антропологически, сохраняя его адекватность предмету эволюционирующей личности. Развитие при этом не определялось только биологически, этически или только социально-психологически и политико-экономически. Во-вторых, более всего продвинулись в понимании человеческого развития (онтогенеза) те антропологи, которые опирались на системные представления о содержании предмета личности, о специфике субъективной и объективной определенности этого предмета и его сущности. В представлениях отечественных классиков антропологии, субъективность личности не приемлет внешне, объективно определяемых ориентиров и оценок ее развития. Они могут быть, конечно, сформированы, но, так сказать, в сослагательном наклонении, образуя спектр тех возможностей, которыми вообще человек располагает в современной культуре. При этом указываемые возможности также сослагательны, т. е. соотносительны между собой; ни одна из возможностей, если только она не стала внутренней необходимостью для личности, не субординируется по отношении к другим. Всестороннее развитие личности при этом не становится аналогом абсолютного и необходимого развития во все стороны. Самоизменению, в принципе неограниченному, не чужда всесторонность, но как сфера или гамма наклонностей личности, проявление которых определено субъектно.

Субъектно определенное развитие личности на фоне объективных условий предстает как всесторонне соотносительное, а не абсолютное, как саморегулирующееся и самодетерминируемое. Объективные условия в целом выступают как внутренние, поскольку в них преломляются и внешние условия развития личности. Принцип развития приобретает смысл принципа внутренне определенного всестороннего личностного самоизменения, адекватного идее неограниченного, свободного развития личности. Развитие культурных потребностей и активности личности не ограничено, и личность ориентирована прежде всего на самосовершенствование. Направленность активности личности в каждый отдельный момент времени, в каждой Я-ситуации развития определяется логикой и чувствами осознанного самоосуществления личности, выражающейся в ее социальной ответственности.

Понятие социальной ответственности – более глубокое, чем дисциплина или самодисциплина. Эти последние предполагают следование определенным критериям [т. е. тому, что (не)разрешается], в то время как личность принимает на себя не абсолютную, а относительную ответственность. То есть относительно любых внешних и внутренних обстоятельств ответственность личности не исключается, ибо в противном случае личность ограничивается в своем самоосуществлении. Утверждение принятия личностью ответственности на себя, во-первых, является иной формулировкой, чем та, что дана в одном из принципов объективной гуманистической этики Э. Фромма: «Добродетель – это ответственность по отношению к собственному существованию» [125, 33]. Ответственность только за себя, конечно, требует известного «искусства жить» в соответствии с некоторыми нормами [125, 32]. Но еще большее искусство жизни состоит в принятии человеком ответственности на себя, в относительной, а не абсолютной самоответственности. Во-вторых, более точно говоря, личность не столько «принимает» ответственность, сколько она и есть эта воплощенная самоответственность. Личность не есть «выбор» или «позиция» где-то между свободой и необходимостью. Личность есть избранность, мера единства свободы и необходимости, и в этом смысле человек действительно является «мерой всех вещей». Каждая личность представляет собой свойственную ей меру необходимости и свободы, избирая способ существования, закрепленный в содержании ее познавательного опыта.

Такова подлинная диалектика этих понятий, согласно которой не дисциплинированность, а самоответственность представляет всеобще определенную морально-психологическую ношу современного человека, гораздо более весомую, чем его внешне определенные, абстрактные обязанности, ограниченные десятью заповедями или научно обоснованными нормами. Полностью, без оговорок исключается расхожее понимание неограниченности развития как моральной и прочей вседозволенности, поскольку эта последняя опровергается всей ответственностью человека. Необходимость во внешнем – государственном или ином – контроле самоответственного поведения до известной степени снимается. Сфера «контроля» должна быть обращена в свою противоположность – в систему государственного, социального и, шире, культурного обеспечения условий для реализации самоответственности свободных граждан начиная с их детства. Так важнейшим условием свободы отдельной личности становится всеобщая свобода ноосферы, предполагающая всеобщую (относительную, относительно всего и вся) необходимость самоответственности. Свобода и необходимость становятся взаимно координируемыми условиями самоосуществления субъектной активности личности, а не взаимно исключающими ее условиями, как это представляется при абсолютном, субординированном мировосприятии. Обобщая, можно сказать, что личность, раскрываемая в своей субъектности как воплощенная самоответственность, кардинально несопоставима с особенным (в виде особи) существованием животного или с прасубъектной особенностью внекультурного, животного существования гоминидов [90,96]. Обстоятельства среды, разумеется, являются известным препятствием для эволюции живого к личности, но они же, являясь воплощенной необходимостью, закономерно «творят» в активности живого свою «противоположность», т. е. свободу, что внешне выглядит как «безотчетное», на самом деле наиболее целесообразное, стремление к ней всего живого.

Но отсюда не следует, что сторонники естественного воспитания личности были правы, когда возвращали, например, Эмиля к началу человеческой истории или когда в свободной школе Л. Толстого приходилось искусственно, неестественно открывать заново необходимые способы общежития, бытовавшие некогда как свободные в крестьянской общине. Задача свободной школы несколько иная – всемерное и необходимое открытие ребенку мира человека путем необходимой взаимной (весьма требовательной и в то же время доброжелательной) ответственности, все более освобождающей ребенка от власти непознанной, слепой «стихии» самого себя, природы и общества. В этом смысле обстоятельства и люди в детстве человека творят его как личность зависимую, с тем чтобы он затем стал способен во все большей мере самостоятельно творить обстоятельства, позволяющие ему быть все более свободным.

При отсутствии требовательности и доброжелательности в семье, в школе и в обществе, выражающемся в попустительстве одновременно с запретительной опекой (все можно, кроме того, что нельзя), человек уродуется в своем развитии. Он склоняется к ничегонеделанию, инфантильности и уже с этих позиций требует дальнейшего воспроизводства условий инфантильного существования, естественных и привычных для него несвободных условий. Для такой личности гнет обстоятельств, людей, власти – вещи сами собой разумеющиеся, хотя со временем осознание собственной несвободы и неосуществленности неотвратимо приходит (иногда слишком поздно и не в первом поколении).

«Отвращение» людей от самоответственности осуществляется заинтересованными в этом «угнетателями» (иногда и не осознающими этого, – и тогда в роли «угнетателей» выступают близкие люди, стихийно воспроизводящие привычный угнетающий образ жизни). Формами такого «отвращения» от самоответственности и свободы являются различного рода «дисциплины», в том числе и формально преподаваемые учебные. Не переживаемое как действительно необходимое и свободное в условиях попустительствующе-запретительной опеки дисциплинирование формирует и провоцирует привычку бежать от всякой дисциплины, а заодно и от самоответственности, т. е. от своей же свободы.

Э. Фромм особенно подчеркнул этот последний момент в названии одной из своих книг: «Бегство от свободы», хотя при этом он принципиально не допускает соотносительного взаимообъединения свободы и необходимости «на уровнях» качественно иной человеческой этики, чем этика современного «свободного» мира.

Тем не менее именно в сфере западной психологии в силу практических нужд психокоррекции все более распространяются психодиагностические средства, которые помогают до начала работы с клиентом определять меру его «личностности». Так, Дж. Роттер, не говоря о самоответственности, именно ее фактически определяет как свойство интернальности личности, противостоящее экстернальности. Интернальная личность и при неблагоприятных условиях не снимает с себя ответственности и не считает необходимым возлагать ее на других людей или на судьбу. Для крайне выраженной экстернальности, граничащей с патологией, дефекты и негативные обстоятельства (впрочем, и позитивные также) довольно часто являются объектами демонстрирования. Экстерналы зачастую лелеют негативные аспекты своего существования, чтобы тем самым обеспечить себе привычное удовлетворение ложно определенных моральных и материальных потребностей, добиться «льготных» отношений с окружающими людьми, что близко по смыслу к потенциалу агрессивности и самоагрессии. Поэтому коррекция калечности или дефектов развития личности является не только психотехнической (непосредственно направленной на дефект или другие явные особенности человека) – коррекция должна быть изначально центрированной на личности в целом. Субъектно-личностная терапия и социальное сопровождение развития личности предполагает необходимость субъект-субъектных отношений клиента и специалиста, т. е. ответственных взаимоотношений, исключающих экстернальную консервацию дефектов.

Принцип развития предполагает непрерывную творческую работу личности в ее самокоррекции, направляемой в технически-информационном (культурном) плане специалистом-антропологом. При неустанной творческой (не обязательно только научной) работе человека функции его личного опыта и культуры имеют постоянно возрастающие значения с детства и до ранней старости. Таким образом, на фоне возрастающей избирательности функций памяти, мышления и других «вытягивается вверх» и общая трудоспособность, т. е. способность к сохранению жизни и здоровья.

В принципе можно утверждать, что человек в той мере «обречен» на долгую или короткую жизнь (исключая несчастные случаи), в какой мере он является творческой и ответственной личностью. Опираясь на свою способность к самоизменению, человек тем самым становится способным самоопределяться (сам себе определять «пределы») во времени и в пространстве жизни. Явления свободного самоопределения людей при этом так многообразны и привлекательны, что человек интуитивно сверяет свою жизнь с ними, даже не осознавая этого. Поэтому вряд ли чувство вины, муки совести, страх смерти, депрессия, наркомания и другие формы девиантного поведения могут рассматриваться как вполне самостоятельные феномены, – скорее всего они представляют собою симптомокомплексы, в которых несвобода личности, ее дефектная самоответственность составляют сущность так называемой «комплексной» природы дефекта.

Системность дефекта, ограничивающего развитие человека не только качественно, но и в плане простой продолжительности жизни, состоит в системной, целостной ограниченности свободы личности, ее дееспособности и самоответственности. За исключением крайних (органически исключающих личностное развитие) форм недееспособности, все остальные ограничения свободы личности – это прежде всего различные формы само-ограничения развития человека.

Кроме того, неосознанное или сознательное переживание человеком собственной безответственности вызывает вторичные осложнения в содержании его активности вплоть до суицидального поведения. Выходом из этой воронки несвободы является прежде всего всемерное перераспределение ответственности на субъекта в его отношениях с другими людьми и в его ценностных ориентациях в той именно мере, в какой у него еще сохранилась спасительная способность к самоизменению. Овладев самостоятельно или с помощью специалиста собою и всей Я-ситуацией, человек, вновь возложивший ответственность на себя, становится способным продолжать себя и далее, то есть развиваться в непрерывном творческом самоизменении своей активности в ее пространственных и временных координатах.