Текст книги "Москва. Лица улиц. Продолжение легенд"

Автором архитектурного проекта «Максима» был Карл Гиппиус, один из ярких представителей московского модерна. Его считали «личным» мастером купеческих семей Бахрушиных и Перловых, которым он построил особняк, где теперь расположен театральный музей имени Бахрушина, и не менее известный чайный дом Перлова на Мясницкой.

Известно, что в зале «Максима» были металлические колонны, современники упоминают стеклянный пол с подсветкой и множество разноцветных фонариков. Пространство, в котором располагаются сейчас сцена и зрительный зал Московского академического музыкального театра, возникло в результате постепенной трансформации помещения варьете, изменившей его облик до неузнаваемости.

Помимо «Максима» в доме на Большой Дмитровке работал и Интимный театр миниатюр Неволина, перебравшийся в 1910 году в Москву из Петербурга. Его репертуар составляли водевили, балетные пантомимы, танцы, интермедии, шутки, скетчи.

После революции 1917 года дом был национализирован, и в нем начал давать опереточные представления Дмитровский театр. В нем в основном шли оперетты Кальмана и Легара.

В 1924 году в особняке размещалась также студия-театр «Семперантэ», занимавшаяся экспериментами в области актерской импровизации, использовавшая в своих постановках элементы кинематографа и специализировавшаяся на полудетективных и приключенческих спектаклях с налетом мистики. На летний сезон помещение Дмитровского театра снимал драматический Театр комедии, бывший частный театр Федора Корша, в котором начинали такие звезды, как Блюменталь-Тамарина, Кторов, Пельтцер и другие.

В 1926 году распоряжением правительства Дмитровский театр был передан двум студиям – Оперной Станиславского и Музыкальной Немировича-Данченко (до 1925 года являлась Музыкальной студией МХАТ). Два коллектива стали выступать на одной сцене поочередно, получив уже статус театров.

Великих режиссеров не устраивала опера, представляемая, как «концерт в костюмах». Они стремились, чтобы оперные спектакли были столь же живыми и содержательными, как спектакли драматические.

Некоторые постановки студии Станиславского вызывали резкую критику со стороны новой власти. Так, «Вертер» был снят с репертуара, несмотря на успех у зрителей: рецензия в «Красной газете» вышла под названием «Кому и зачем мог понадобиться “Вертер”, этот музыкальный ублюдок?».

В 1939 году в состав театра Немировича-Данченко вошла балетная труппа Викторины Кригер. О творческих устремлениях труппы говорит тот факт, что свое первое название труппа получила в честь Художественного театра и называлась «Московский художественный балет».

Кардинальная перестройка особняка была выполнена в 1940 году по проекту архитектора Александра Николаевича Федорова. Зрительный зал значительно расширили, доведя количество посадочных мест до 1000, а бывший колонный зал приспособили под фойе.

Обе студии объединились в 1941 году. Слияние произошло по инициативе Владимира Ивановича Немировича-Данченко (после смерти Станиславского), он же предложил современное название – Московский государственный музыкальный театр имени народных артистов СССР К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко. С добавлением «академический» оно считается самым длинным названием театра в мире.

Вскоре театр был переведен на положение фронтового, не уезжал в эвакуацию и продолжал работать (единственный в городе), выпуская премьеры в Москве.

В 2003 году историческое здание театра сгорело дотла, но на этом беды не закончились, и пламя накинулось на особняк снова в 2005 году, когда практически все восстановительные работы были завершены. Вновь спектакли начались здесь только в 2006 году.

От бывшей роскоши посетители театра до недавнего времени могли наблюдать лишь колонный зал, где размещается фойе. Теперь этот особняк оказался скрытым за новым фасадом левой части театра.

Мисюрка, рукомой и другие

Территория, на которой ныне располагается театр, называемая Дмитровской слободой, находилась на периферии города и считалась малоинтересной для археологов. В начале XVII века она была заселена малообеспеченными людьми, например шорниками и пекарями. В то же время Большая Дмитровка – одна из древнейших улиц Москвы, известная с XIV века как большая торговая дорога в город Дмитров – ближайший к реке Волге московский порт на ее притоке, реке Яхроме.

В XIV веке по обеим сторонам дороги в Дмитров сформировалась слобода, где жили торговцы и ремесленники. Поскольку почти все они были выходцами из Дмитрова, то и слобода стала называться Дмитровской.

В XVI–XVII веках простых жителей слободы переселили по той же дороге, но подальше от Кремля, освобождая место для московской знати. Чтобы различать старую («большую») и новую слободы, новую стали называть Малой Дмитровской слободой. По мере развития города слобода отодвинулась еще дальше по дороге: так к концу XVII века сложилась Новая слобода. К середине XVIII века эти слободы стали улицами и назывались, как и сегодня, Большой Дмитровкой, Малой Дмитровкой и Новослободской улицей.

Раскопки на месте сгоревшего театра велись на площади около 100 квадратных метров. Вглубь археологи забрались на 5 метров, обнаружив в нижних слоях предметы начала XV века.

Несмотря на то что основные предметы датированы XVII веком, к удивлению археологов, здесь нашли необычные вещи, совсем не свойственные для археологии Москвы. «Самый редкий экспонат, найденный здесь, характерен для Турции. Это шапка под названием “мисюрка”, – рассказал на открытии выставки Леонид Кондрашев. – Это военный шлем, к которому крепится кольчуга. Мы обнаружили фрагменты такого головного убора, и археологи собирали его по частицам. Его применяли от режущих ударов, когда в битве использовалось легкое оружие. Впрочем, в таком мог ходить и стрелец, если ему позволяли средства».

Также найдены уникальные чернолощеные глиняные сосуды со следами берестяной оплетки. Среди них самый необычный – рукомой с четырьмя носиками в виде барашков. Это первый подобный сосуд, найденный на территории Москвы. Обычно такие находят на Востоке, они использовались для того, чтобы не обидеть гостей и всем одновременно налить вино.

Также археологи обнаружили кубышку, стенной подсвечник, многочисленные остатки белых глиняных курительных трубок, эмалевый образок, свинцовые товарные пломбы, наконечники копий, металлические пуговицы XV века, перстни, нательные медные крестики XV–XVII веков, черепки и фрагмент изразцовой печи начала XVII века с виноградной лозой и сценами баталий. По словам Кондрашева, эта печь муравленая, и по ее рельефу можно сказать, что она более характерна для Западной Европы. Скорее всего, владелец этой печи иностранец, который не только сам приехал в нашу страну, но и печь привез.

«Эти находки наиболее эффектные. Они относятся к аристократическому этапу этой местности, когда богатые дворы из загородных аристократических фамилий заняли места простых горожан… Они нам позволяют воссоздать повседневную реальность того времени», – рассказал Кондрашев.

Были представлены и другие предметы, ставшие экспонатами выставки, прежде чем попасть в Музей Москвы. В их числе серебряные и медные монеты ручной чеканки, «копейки» и «денежки» царя Алексея Михайловича (1645–1676 гг.) и Михаила Федоровича (1613–1645 гг.), серебряная «денга» Ивана IV, фрагменты красных рельефных изразцов первой половины XVII в., железный наконечник стрелы, орнаментированные металлические накладки, медная подвеска-печать, фрагменты железных ножей.

«Это первый наш совместный опыт, мы сами выступили с инициативой и очень рады, что археологи согласились, – поделился в тот день с собравшимися заведующий литературной частью театра Дмитрий Абаулин. – События драмы происходят в последних десятилетиях XVII века. И та историческая эпоха связана с местом расположения театра. Мусоргский писал, что прошедшее в настоящем. Эта задача, которую преследует театр, ставя оперу “Хованщина”. Причем при создании оперы у нас так же работали “археологи”, только специализирующиеся на музыке. Мы отыскали первые тексты, подлинные письма смотрели в библиотеках. И наши изыскания – это представленные на выставке копии писем, картин, думаю, они хорошо сочетаются с археологической выставкой и самой оперой. Расширенный контекст премьеры, безусловно, позволяет сформировать целостность восприятия исторической эпохи рубежа XVII–XVIII веков и содействует повышению интереса как к культурному, так и историческому наследию нашей страны».

Салтыковы

Салтыковы принадлежали к древнейшему и знатнейшему боярскому роду. Их новгородские предки прославились ратными подвигами еще при Александре Невском. С XIV века Салтыковы – бояре московские: Ивана Калиты, Ивана Грозного и Романовых.

Первым московским генерал-губернатором из рода Салтыковых стал в 1713 году Алексей Петрович Салтыков. Еще в XVII веке Салтыковы породнились с царской семьей: дочь боярина Федора – Прасковья Федоровна стала супругой царя Ивана Алексеевича, с которым поначалу делил трон будущий император Петр I. Их дочь Анна стала императрицей Анной Иоанновной (1730–1741). Что вполне естественно, семейство Салтыковых утвердилось во власти в Москве и Петербурге при этой императрице. В графское достоинство были возведены ею Василий Федорович Салтыков (1675–1751) – самый старший по генеалогии представитель Салтыковых первой половины XVIII века, внук боярина Петра Салтыкова, и Семен Андреевич Салтыков (1672–1742) – сын стольника Андрея Ивановича. Вот он и объединил несколько участков для своего дома в районе современной Дмитровки, хотя сам в Москве бывал редко.

В 1731 году двор императрицы Анны Иоанновны переехал из Москвы в Петербург. Василий Федорович был назначен генерал-полицмейстером Петербурга, но в 1740 году был снят с должности и обвинен во взятках и невыплате жалованья. В 1753 году из-за придворных интриг Салтыков был вынужден временно удалиться в Москву. Из его потомков одиозную славу приобрел сын Сергей (1726–1765) – тайный фаворит будущей императрицы Екатерины II. Говорили даже, что это он настоящий отец будущего императора Павла I.

А вот полный тезка Василия Федоровича успел даже повластвовать в Москве. Этот граф Василий Федорович Салтыков (1672–1730) – родной дядя императрицы Анны Иоанновны, московский генерал-губернатор (1730), брат царицы Прасковьи Федоровны.

В царствование Петра Великого он не блистал на службе и больших постов не занимал. Но ему по-родственному благоволила царица Прасковья Федоровна и ее дочери. По воцарении императрицы Анны Иоанновны ее родной дядя был осыпан милостями: пожалован был в 1730 году графским достоинством, чином действительного тайного советника и сделан был московским генерал-губернатором, хотя на должности московского главы пробыл всего-то с марта по октябрь 1730 года. Однако сделал все возможное для коронации Анны, состоявшейся в Москве, за что и был с почестью похоронен в Вознесенской обители. Потомства не оставил.

Но нас в большей степени интересует не он, а дальний родственник императрицы Анны Иоанновны – Семен Андреевич Салтыков и его потомки.

Семен Андреевич еще в 1697 был послан Петром I в Англию и Голландию для изучения морского дела. Однако вернулся он с недостаточными знаниями, был определен в Преображенский полк, участвовал в Северной войне. Гораздо больше он преуспел в заговорах и исполнении щекотливых поручений царской фамилии, помог Петру II свергнуть Александра Меншикова и объявил недавнему всесильному фельдмаршалу об аресте, лишении званий и орденов.

В 1730 году Семен Андреевич принял сторону Анны Иоанновны, командовал гвардией по приказу императрицы. Через два года он был оставлен в Москве главнокомандующим с управлением Московской дворцовой канцелярией и инструкцией наблюдения за учреждениями и их начальниками. В 1736 году императрица выговорила ему за то, что медленно решаются судебные дела. В 1739-м после назначения генерала Трубецкого Салтыков был отстранен от должности первого лица в Москве. Умер он здесь же в 1742 году.

Его старший сын Петр Семенович (1698–1772) в 1714 году также был послан для обучения мореходству, но во Францию. Ему тоже не далось морское дело, зато сухопутным командующим он прославился. В 1759 году он был назначен главнокомандующим во время Семилетней войны. Мало кто верил, что этот «седенький, маленький и простенький старичок», как отзывались о нем современники, сможет успешно противостоять войскам Фридриха II Великого. Однако 60-летний генерал разбил прусскую армию 1 августа 1759 года у деревни Кунерсдорф.

Через два года была прекращена война с Пруссией, и Петр Семенович остался не у дел. Но в 1762 году Екатерина II снова призвала его на службу и в 1764 году назначила главнокомандующим и генерал-губернатором в Москву. Он успешно разбирался с гражданскими делами, но с разразившейся в августе 1771 года эпидемией чумы справиться был не в силах. В сентябре Петр Салтыков уехал в свое имение Марфино, а в его отсутствие по Москве прокатился Чумной бунт. Он вернулся в Москву на следующий день, но Екатерина II уже отстранила его от дел. Тогда в таких вопросах не церемонились и решали все быстро, невзирая на прошлые заслуги. В 1772 году Петр Салтыков умер в опале в Марфино, не прожив после отстранения от должности и года. Почему он уехал во время чумы из города, невозможно объяснить. Трусом он никогда не был, и что стало причиной поспешного бегства, прервавшего его блестящую карьеру, остается тайной. Но совестливый и добрый, в общем-то, человек просто не вынес позора… Число жертв чумы в Москве составило, по разным оценкам, от 56 до 100 тысяч – при населении в 200 тысяч человек.

Младший сын Семена Салтыкова, Владимир Семенович (1705–1751), поддержав императрицу Елизавету Петровну, в 1742 году возглавил Московскую губернскую канцелярию. Он занимал пост вице-губернатора Москвы десять лет (1741–1751). В его бытность на посту одного из правителей столицы началось строительство Сената в Лефортове, открылась Архитектурная школа, из которой вышли великие русские архитекторы Баженов и Казаков. В годы его правления были заложены основы будущего архитектурного облика города. Он пытался привести город в порядок, выстраивая его почти заново из хаотической застройки. Но не бездумно, а с сохранением исторических особенностей. Владимир Семенович похоронен в московском Никитском женском монастыре.

Владимир Салтыков покровительствовал главному архитектору Москвы Дмитрию Васильевичу Ухтомскому (1719–1767). Именно Ухтомский выполнил чертежи регулярной усадебной застройки Москвы и представил их в 1753 году в Сенат (уже после смерти Салтыкова). Одной из последних работ Ухтомского был проект Госпитального дома и Дома инвалидов. Мысль о создании казенного дома для инвалидов и сирот в духе прославленного Дома инвалидов в Париже возникла в ходе Семилетней войны после отказа монастырей содержать у себя ветеранов войн.

Еще один Салтыков, Иван Петрович, продолжил традицию и был военным губернатором Москвы при Павле I и Александре I (c 1797 по 1804 год). Службу начал в возрасте 15 лет в лейб-гвардии Семеновского полка в звании рядового. В 1758 году он состоял при императорском дворе в звании камер-юнкера. Принимал участие в Семилетней и Русско-турецкой войнах. После Семилетней войны произведен в генерал-майоры.

В первую войну с турками генерал-поручик Салтыков под знаменами Румянцева участвовал в битве при Кагуле. Присутствовал при взятии Хотина. Начальствуя тяжелой кавалерией, обратил на себя внимание храбростью, за что отмечен Георгием 2-й степени и золотой шпагой с алмазами.

По окончании войны генерал-аншеф Салтыков командовал корпусом в польских провинциях, а в 1784 году он был назначен генерал-адъютантом и главой двух наместничеств – Владимирского и Костромского.

В 1780 году для поправления здоровья семейство Салтыковых поехало за границу. Супруги жили три месяца в Лондоне и провели больше года в Париже, где сделали такие огромные долги, что русский посланник при французском дворе в письмах к графу Воронцову называл их «бесчестьем всей нашей нации».

В 1790 году Иван Салтыков стал главнокомандующим финляндской армией и одержал ряд побед над шведами. В качестве военачальника он отличался больше храбростью, чем полководческим талантом, о котором Суворов, к примеру, отзывался весьма скептически.

В конце 1797 года граф Салтыков получил должность московского генерал-губернатора, которую некогда занимал и его отец. Однако фактически все бразды правления в городе узурпировал любимец императора Павла – полицеймейстер Эртель. Граф Иван Петрович оставил за собой лишь командование военными парадами и блеск представительства. Москвичи долго потом вспоминали его пышный и расточительный образ жизни. Но при нем были возобновлены Земляной вал вокруг Кремля и планировка Белого города, продолжена прокладка водопроводного канала. Были построены главный военный госпиталь в Лефортове, открыли двери Екатерининский институт благородных девиц и Вдовий дом. Он сумел создать структуры управления городом и упорядочить его бюджет. В 1804 году после смерти жены он добровольно ушел в отставку, а через год скончался.

Новая жизнь усадьбы Прохоровых-Хлудовых

Возле метро «Курская» можно бродить часами. Количество усадеб и необычных домов с удивительными историями их обитателей здесь зашкаливает. Об этих местах написано множество книг. Здесь постоянно можно встретить экскурсантов и просто любопытных с фотоаппаратами и без оных. Но многие усадьбы до недавнего времени были совсем недоступны, да и их состояние вызывало опасение: доживут ли до следующего года.

К счастью, в последнее время ситуация стала меняться к лучшему. И когда меня позвали посмотреть, как прошла реставрация в усадьбе Прохоровых-Хлудовых, я разве что не запрыгал от радости.

7 декабря 2014 года уникальная усадьба известных российских промышленников Прохоровых-Хлудовых впервые открыла двери для горожан. Еще недавно уютный двухэтажный особняк в Подсосенском переулке был недоступен для свободного посещения, а теперь раз в месяц все любители московской старины могут прийти сюда и увидеть один из лучших образцов купеческой архитектуры.

«Нам очень повезло, что это здание сохранило свой исторический облик, – говорит столичный краевед Денис Ромодин, который по согласованию с нынешними владельцами проводит здесь экскурсии. – Дело в том, что по генплану 1935 года на этом месте должна была появиться хордовая магистраль».

Территория попадала под реконструкцию, застройка планировалась под снос, поэтому дом и не трогали. А в 1970-х годах этот район приобрел охранный статус, и сносить особняк уже было нельзя. За тяжелой дверью (которую открывают двумя руками) таится от любопытных глаз прошлое, прячется оно за складками штор, в скрипе паркета и за заслонками белых печей.

Этот дом, построенный известным на всю Москву торговцем серебряными изделиями Алексеем Потепаловым в конце XVIII века, пережил и пожар 1812 года, и советские коммуналки. Но он по-прежнему хранит дух купеческой Москвы – размеренной, неспешной. По мраморной лестнице с коваными перилами поднимаемся на второй этаж в парадную гостиную. Нас встречают изящные арки и тяжелые складчатые шторы, на потолке искусная лепнина, по центру – огромный белый стол с такими же белыми креслами. Каких только известных людей не видели эти стены! Предприниматели, политики, музыканты, меценаты… Здесь был Александр Алехин, первый русский чемпион мира по шахматам, а уже в новейшей истории за этим столом дважды проводил совещания Владимир Путин, о чем с гордостью говорят владельцы и показывают стол, за которым сидел президент на совещании. Этот стол стал современной реликвией, за ним с удовольствием фотографируются гости.

Следующая комната напоминает интерьеры восточных дворцов: изящная, с диваном и зеркалом на камине. Говорят, камин до сих пор можно топить. Раньше мужчины приходили в эту комнату после трапезы и обсуждали деловые вопросы. Называется она Мавританская гостиная. В XVIII веке в московских дворянских усадьбах были такие изящные курительные комнаты… Комната сильно выделяется из общего интерьера, и уходить из нее просто не хочется. Видимо, и теперь она используется по назначению. По крайней мере, батарея дорогих напитков на камине явно указывает на это.

Вереницей по черной лестнице для прислуги идем на первый этаж. В одной из его комнат на камине черно-белый снимок: жених с невестой и их гости сфотографировались в этом самом особняке. «1902 год», – читаем надпись. Оказывается, это свадебный портрет Николая Прохорова и Лидии Ушковой, хозяев дома, владевших им до 1917 года.

Сын Константина Прохорова, владельца Трехгорной мануфактуры, Николай Прохоров привел в дом молодую жену Лидию Ушкову, дочь известного химического промышленника.

Тихая история особняка закончилась в 1917 году. Прохоровы уехали в Крым, но были там арестованы. На глазах у Лидии Петровны расстреляли мужа и старшего сына. А вскоре она была вынуждена уехать в Берлин… Особняк же после революции поделили на коммуналки для «уплотнения».

Большая часть убранства и декора стен была утрачена. В конце 1980-х годов в крыше дома зияли дыры, дождевые и талые воды свободно проникали внутрь. Еще немного, и очередной исторический памятник был бы полностью разрушен. Но в начале 1990-х особняк приобрел банк, который взялся его восстанавливать. Через несколько лет банк сменился, а желание восстановить уникальную купеческую усадьбу Прохоровых-Хлудовых у предпринимателей осталось. В 1997 году была произведена капитальная реконструкция усадьбы фирмой «Самсунг инжиниринг», в ходе которой были восстановлены фасады и интерьеры главного дома, но капитально перестроены службы и флигеля. Ныне здания усадьбы принадлежат Росэнергобанку.

«Дом, несмотря на все перипетии истории, еще хранит память о Москве купеческой, – говорит первый зампредседателя правления банка Марк Шрайбер. – Мы планируем начать полную реставрацию здания».

Прасковья и наследники

После пожара 1812 года, в 1820-м, по линии переулка встал главный дом, фланкированный по бокам флигелями. В конце 1860-х годов усадьбу купила старшая дочь известного купца Герасима Хлудова Прасковья. Она вышла замуж за Константина Прохорова (из династии фабрикантов Прохоровых, владельцев Трехгорной мануфактуры) и купила дом недалеко от отцовской усадьбы, что у Высокояузского моста, тоже в приходе церкви Ильи Пророка на Воронцовом поле.

В начале 1870-х годов хозяйка перестроила особняк. Главный дом получил рустованный первый этаж. Центральный ризалит выделен небольшим изогнутым фронтоном с люкарной (слуховым окном), а три центральных окна – овальными сандриками (декоративными украшениями) с лепными гирляндами. Во дворе были построены удобные службы.

После смерти отца Прасковья Герасимовна вместе с сестрами стала наследницей отцовских фабрик – Егорьевской бумагопрядильной и Норской льняной мануфактур (Паровая льнопрядильная фабрика в Норском посаде Ярославля была основана братьями Хлудовыми. Основной капитал «Товарищества Норской мануфактуры льняных изделий» составлял 500 тысяч рублей).

Ее муж Константин Константинович скончался в 1888 году в возрасте 46 лет. Сестры Хлудовы занимались широкой благотворительностью. Они построили на завещанные отцом деньги целый городок в Сыромятниках на Яузе и «Дом призрения бедных им. Г. И. Хлудова». После смерти мужа Прасковья Прохорова выстроила там на свои средства отделение для слабых и одержимых недугами, а после скоропостижной смерти дочери в 1895 году – бесплатное женское ремесленное училище и еще один корпус бесплатных квартир (автором некоторых из этих сооружений был архитектор Лев Кекушев).

В начале 1900-х годов Прасковья Герасимовна оставила дом единственному сыну Николаю и уехала жить на Покровку. Николай как раз женился на Лидии Ушковой, дочери известного елабужского химического фабриканта.

Последняя владелица усадьбы, незаурядная личность и пытливый исследователь Лидия Петровна Ушкова, пережив со всей страной войны, революции и смену государственного строя может служить ярким примером высоких нравственных чувств, любви к Родине и красоте. А ее минералогическая коллекция, собиравшаяся на протяжении всей жизни, является одной из жемчужин в собрании минералов Государственного геологического музея им. В. И. Вернадского.

К концу XX века от былого великолепия всего комплекса осталось всего два строения – главный дом и флигель. Увы, судьба большинства дворянских усадеб не миновала и «родовое гнездо» Прохоровых-Хлудовых – в годы советской власти здание было перепрофилировано под общественные нужды и долгое время использовалось в качестве больницы. Сегодня главный усадебный дом, а также примыкающие к нему флигель и ворота являются памятниками архитектуры регионального значения и охраняются государством.

Главный усадебный дом № 30 в Подсосенском переулке вместе с флигелем и въездными воротами внесен в реестр объектов исторического и культурного наследия.

1 октября 2014 года в Государственном геологическом музее им. В. И. Вернадского РАН при поддержке Росэнергобанка состоялась презентация книги Елены Леонидовны Мининой «Минералогическая коллекция Л. П. Прохоровой». Монография продолжает серию «Исторические коллекции Государственного геологического музея им. В. И. Вернадского РАН».

Книга – это и история о трудной человеческой судьбе, достойной большого романа, и серьезное научное исследование, посвященное одной из жемчужин в собрании минералов Государственного геологического музея РАН. Уникальность коллекции состоит и в том, что на рубеже XIX–XX веков ее собирала женщина. В то время немногие женщины, получив образование, занимались геологией. Коллекционер пополняла свое собрание минералов с огромным энтузиазмом и изобретательностью, ее интересовали все новинки минералогии. Часть образцов была приобретена Прохоровой в минералогических конторах, другая собрана лично во время геологических экскурсий. Лидия Петровна совершала несколько путешествий в год по России и зарубежным странам. Прохорова серьезно интересовалась минералогией как наукой. Она посещала лекции и практические занятия на естественнонаучном факультете в Народном университете им. А. Л. Шанявского в Москве.

Это систематическое собрание около трех тысяч образцов минералов со всех концов света было одной из лучших частных коллекций того времени, о чем свидетельствует внимание к ней как к коллекционеру со стороны ученых В. И. Вернадского и А. Е. Ферсмана. Среди частных коллекций XIX века Государственного геологического музея собрание минералов Л. П. Прохоровой также занимает особое место. Многие образцы из коллекции Лидии Петровны Прохоровой являются гордостью минералогического собрания музея и имеют историческое, культурологическое и научное значение.

История Хлудовых

Купцы Хлудовы были родом с Рязанщины и объявились в Первопрестольной после войны с Наполеоном. Иван Иванович Хлудов поначалу ютился с семьей в хибаре на берегу Яузы. Район, который и сегодня известен коренным москвичам под своим старым именем, назывался Швивая Горка. Хлудов был ткачом и великим тружеником. Начинал с изготовления и продажи кушаков. Вскоре нанял нескольких работников и обзавелся собственным делом. В 1834 году у него уже были две лавки, а в следующем – новый собственный дом, затем он «приписался» к 1-й купеческой гильдии. Сыновьям Савелию, Алексею, Назару, Герасиму и Давыду отец оставил собственное дело и около 200 тысяч рублей капитала. Наследники не посрамили отца: в 1842 году учредили торговый дом полного товарищества под фирмой «А., Н., Г. и Д. Ивана Хлудова сыновья». Они построили в Егорьевске ткацкую фабрику, оснастили ее машинами из Англии, занимались торговлей хлопком и создали «Паевое товарищество Егорьевской мануфактуры».

«О семье Хлудовых расскажу по возможности все, что мне пришлось слышать от их родственников и от лиц, близко знавших их.

Хлудовы в Москве пользовались популярностью, но нельзя сказать, чтобы солидное, почтенное купечество относилось к ним хорошо из-за их поведения и образа жизни. Слухи о безумных кутежах и других противоморальных поступках разносились по Москве и на стариков купцов наводили ужас. Мне известно, как один из почтенных старых купцов говорил своей вдовой невестке: “У тебя много дочерей, смотри, если будет сватать какой-нибудь Хлудов, упаси Бог выдать за него дочь замуж, горя не оберешься!”» (Варенцов Н. А. «Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое»).

А Владимир Гиляровский в книге «Москва и москвичи» опубликовал рассказ о Михаиле Хлудове – кутиле, удалом храбреце, который и на войне побывал, и эпатировал обывателей прогулками по городу с ручной тигрицей Сонькой, кою к тому же частенько укладывал в супружескую постель между собой и женой!

Но Хлудовы были одними из самых щедрых благотворителей и подарили Москве в числе многого иного: богадельню имени Герасима Ивановича Хлудова; палаты для неизлечимо больных женщин; бесплатные квартиры; ремесленную школу; детскую больницу имени М. А. Хлудова, которая являлась университетской клиникой по детским болезням. Кроме того, они благоустроили Крутицкие казармы.

В статье Д. И. Покровского «Очерки Москвы» в «Историческом вестнике» за 1893 год есть такое упоминание о Герасиме Хлудове:

«Дом свой Герасим Иванович вел на самую утонченную ногу, да и сам смахивал на англичанина. У него не раз пировали министры финансов и иные тузы финансовой администрации. Сад при его доме, сползавший к самой Яузе, был отделан на образцовый английский манер и заключал в себе не только оранжереи, но и птичий двор, и даже зверинец. Прожил Герасим Иванович более полжизни в этом доме безмятежно и благополучно, приумножая богатство, возвышая свою коммерческую репутацию, и сюда же был привезен бездыханным от подъезда купеческого клуба, куда шел прямо из страхового общества с миллионами только что полученной за сгоревшую Яузовскую фабрику премии.

Подобно своему брату Алексею Ивановичу, Герасим Иванович был коллекционером. Он собирал картины, и преимущественно русской школы. Его галерея начала составляться с начала 1850-х годов. Он положил ей основание, купив у юноши Перова, только что выступившего со своим могучим талантом, его “Приезд станового на следствие” – в 1851 году и “Первый чин дьячковского сына” – в 1858 году. В течение 1860-х годов к ним присоединилось несколько других хороших картин: “Разборчивая невеста” Федотова, “Вирсавия” Брюллова (эскиз), “Вдовушка” Капкова, пейзажи Айвазовского и Боголюбова, “Таверна” и “Рыночек” Риццони. Коллекция эта более не существует: после смерти Г. И. Хлудова она была разделена между его наследниками».