Электронная библиотека » Олег Гордиевский » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 23:09


Автор книги: Олег Гордиевский


Жанр: Политика и политология, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Шрифт:
- 100% +

С тех пор надежды Коминтерна на распространение революции были связаны не с Европой, а с Азией, особенно с Индией и Китаем. Провал «немецкого Октября» в 1923 году подтвердил правильность курса, выбранного после неудачи «мартовской акции» в Германии в 1921 году, который был направлен на отказ от организации революционных выступлений и переход к установлению торговых и дипломатических отношений с европейскими капиталистическими странами. В течение ряда лет операции ЧК против западных дипломатических миссий в Москве были более продуктивными, чем действия чекистов в столицах западных государств. Проникновение в торговые представительства и посольства, которые начали открываться в Москве начиная с 1921 года, оказалось более простой задачей, чем внедрение в министерства иностранных дел ведущих западных держав. Наблюдение за иностранными миссиями было поручено Контрразведывательному отделу ЧК (КРО), во главе которого в двадцатые годы стоял Артур Христианович Артузов. Родившись в 1891 году в семье сыродела, итальянского швейцарца, поселившегося в России, Артузов был племянником М. С. Кедрова, начальника Управления исправительных работ НКВД. С конца 1929 года по 1934 год он возглавлял ИНО, сменив на этой должности Трилиссера. Сегодня его портрет, в сопровождении хвалебных реляций, отмечающих его заслуги на посту начальника КРО и ИНО, висит в мемориальной комнате Первого главного управления.

Секретные материалы ПГУ характеризуют Артузова как генератора идей. Он разработал множество способов проникновения в иностранные миссии от «медовой ловушки» до менее утонченных способов шантажа, впоследствии взятых на вооружение КГБ. За иностранными дипломатическими курьерами устанавливалась слежка с момента, а иногда и до того, как они пересекали советскую границу с тем, чтобы использовать любую возможность для получения доступа к дипломатической почте. К ночному поезду, на который часто садились курьеры, следующие из Петрограда в Москву, прицеплялся специальный вагон, оснащенный фотолабораторией на случай, если удастся добраться до содержимого дипломатической почты, пока курьер спит. Одному курьеру, работающему на финское торговое представительство в Москве в 1921 году, пришлось проявить незаурядную стойкость, когда его пыталась соблазнить агентка ЧК. Несмотря на все старания очаровательной дамы, он ни на секунду не выпустил из рук свой саквояж. Вскоре после этого другой финский курьер был усыплен снотворным, подмешанным в чай, который ему подали в самоваре в его купе. Содержимое его саквояжа было немедленно сфотографировано в находившейся рядом лаборатории. Это был первый зафиксированный случай, когда советская разведка использовала против дипломатического лица наркотический препарат. В отличие от ИНО двадцатых годов КРО имел свою собственную лабораторию, где его сотрудники осваивали приемы вскрытия дипломатических сумок, подделки пломб, использования специальных чернил для тайнописи и применения наркотических препаратов. Одним из самых ярких примеров успешной обработки КРО иностранных дипломатов был случай с сотрудником эстонского представительства Романом Бирком. Будучи в Москве, он проиграл в карты большую сумму денег агенту ЧК. В результате он не только позволил чекистам заглянуть в свой дипломатический саквояж, но и в конечном итоге был завербован и впоследствии принял участие в операции «Трест», самой успешной из всех проведенных советской разведкой в двадцатые годы.

В 1922 году в КРО был разработан коварнейший план по обработке главы британского торгового представительства Роберта Ходжсона. Бывший царский служащий утверждал, возможно, имея на то основания, что Комиссариат иностранных дел предложил ему работу в обмен на шпионскую информацию о британском представительстве. Ходжсон докладывал в Министерство иностранных дел: «Роллер (начальник отдела Великобритании в КРО) предложил мне следующий план: он приводит меня к себе домой, дает мне снотворное, обыскивает меня и получает необходимую ему информацию. Мой знакомый выдвинул очевидные аргументы против этого гениального плана: машина представительства долгое время будет стоять около дома, в представительстве начнут выяснять причины моего затянувшегося отсутствия, и в результате наверняка возникнут осложнения, которые вряд ли доставят удовольствие Советскому правительству.»

Артузов согласился с этими аргументами, и от плана отказались.

Самой распространенной операцией КРО был шантаж русских служащих иностранных представительств в Москве, а также других лиц, вступающих в контакт с сотрудниками этих миссий. В мае 1924 года Ходжсон послал Чичерину, комиссару иностранных дел, которого он совершенно правильно считал противником некоторых приемов работы ОГПУ, два «исключительно дружеских» письма. В них он приводил примеры того, как ОГПУ действовало против британской миссии за последние два года. В частности, он упоминал офицера ОГПУ Анатолия Владимировича Юргенса, чьей «специализацией», по словам Ходжсона, было «запугивание женщин и молодых девушек». В начале 1922 года Юргенс вызвал одну из горничных английской торговой миссии по имени Тереза Кох и, угрожая ей пожизненным заключением, потребовал, чтобы она письменно дала согласие на шпионскую деятельность против британской миссии и составление для ЧК еженедельных отчетов о проделанной работе:

«Окончательно запуганная, она поставила свою подпись. Ей угрожали расправой, если она расскажет о случившемся мне… В течение нескольких месяцев после этого она не осмеливалась покинуть территорию миссии. Позднее, когда она пожелала уехать из страны, ей регулярно отказывали в разрешение на выезд, объясняя это тем, что она была замешана в событиях в Екатеринославле, где она ни разу в жизни не была.»

В начале 1923 года Юргенс применил тот же самый метод и в отношении пожилой женщины, которую звали Мария Николаевна Шмегман. В свое время Ходжсон приобрел у нее старинную мебель. Вызвав ее к себе, Юргенс сказал, что она не выйдет живой с Лубянки, если не даст письменного согласия на то, чтобы воровать документы у Ходжсона и шпионить за британским посольством.

«В конце концов она подписала это обязательство. После этого на протяжении довольно длительного периода она подвергалась преследованиям со стороны Юргенса. Ей также угрожали жестокой расправой, если она кому-нибудь об этом расскажет.»

В начале 1924 года знакомая одного сотрудника торговой миссии Татьяна Романовна Левитская оказалась в точно таком же положении. Она отказалась сотрудничать с ЧК, за что и была сослана на три года в Нарым как английская шпионка.

В сообщении Ходжсона Министерству иностранных дел говорилось, что «в сравнении с другими миссиями» к представительству Великобритании «относятся вполне достойно». Однако в отличие от дипломатического представительства Польши, которому были принесены официальные извинения после того, как оно выразило протест против действий ОГПУ, Ходжсон не получил никаких официальных извинений. Вместе с тем в августе 1924 года он докладывал, что ОГПУ прекратило свою подрывную деятельность против английской миссии (как потом выяснилось, это продолжалось недолго). Ходжсон сообщал, что протест, с которым он выступил в мае, «очевидно, был близко воспринят Чичериным, который искренне желает того, чтобы подобные инциденты впредь не повторялись».

Чекисты и их последователи с большим успехом осуществляли проникновение в европейские дипломатические миссии, расположенные за пределами Европы. В начале двадцатых годов любовница британского консула в Реште (Персия) снабжала офицера ЧК Апресова секретными документами английского консульства. Став резидентом ОГПУ и переехав в 1923 году в Мешхед, Апресов смог получить копии докладов английского консульства посольству Великобритании в Тегеране, а также ознакомиться с корреспонденцией, которой обменивался военный атташе в Тегеране с верховным командованием в Индии.

Еще до прихода Сталина к власти среди европейских миссий, расположенных вне континента, самыми уязвимыми для советских агентов были иностранные представительства в Пекине. В результате обыска, произведенного полицией в советском посольстве в Пекине в апреле 1927 года, были обнаружены копии нескольких чрезвычайно секретных английских дипломатических документов. В отчете Министерства иностранных дел говорилось, что среди этих документов были «два наиболее важных сообщения» из всех, подготовленных за последние несколько месяцев британским послом Майлзом Лэмпсоном. Сам же Лэмпсон утверждал, что «утечка» информации из дипломатических представительств Италии и Японии была более серьезной:

«Документы, полученные из итальянского представительства, включают, главным образом, расшифровки наиболее важных телеграмм, посылаемых из Пекина в Рим и обратно. А документы из японского представительства носят настолько детализированный характер, что в них есть даже точная рассадка на официальных приемах и записи бесед между официальными представителями миссии и их посетителями.»

Лэмпсон докладывал, что начальник канцелярии и еще один представитель китайского персонала при британской миссии были уличены в шпионской деятельности в пользу русских. Министерство иностранных дел Великобритании, однако, не извлекло из этого надлежащего урока. В период между двумя мировыми войнами в министерстве не было ни одного офицера безопасности, не говоря уже о специальном отделе безопасности. Организация безопасности в британских представительствах была, мягко говоря, не на высоте. Утечка информации из посольства Великобритании в Риме, к которой был причастен по крайней мере один итальянский служащий, началась еще в 1924 году и продолжалась вплоть до Второй мировой войны.

Хотя шпионаж против иностранных миссий в Пекине был организован в основном военной разведкой, а не ОГПУ, документы, полученные в результате обыска советского посольства, наглядно продемонстрировали методы работы обеих разведывательных служб. В инструкции по вербовке «младшего» китайского персонала иностранных представительств («посыльные, сторожа, кули, и т.д.») говорилось: «Самые подходящие завербованные агенты – это те члены (Коммунистической) партии, которые имеют достаточную подготовку по вербовке тайных агентов на основе идеалистических убеждений.» Завербованные агенты должны были собирать разорванные документы, выброшенные в мусорные корзины, стоящие в посольствах, «испорченные машинописные страницы, первые корректурные оттиски, оставшиеся после работы на различного рода множительных машинах, и т.д.». Особое внимание им следовало уделять трафаретам, которые использовались на множительных аппаратах.

«Агентов, которым удается украсть подобные материалы, следует поощрять денежным вознаграждением, которое, однако, должно быть небольшим по двум причинам: во-первых, большая сумма денег в руках агента может вызвать подозрения у других китайских сотрудников данного представительства, а через них об этом могут узнать их хозяева; во-вторых, если по какой-либо причине агент заподозрит, что его информация носит ценный характер, он может, при удобном случае, начать торговаться с нами. Поэтому мы должны постоянно указывать ему на то, что мы ждем от него более важной информации, и если мы платим ему больше, так это потому, что надеемся на то, что в будущем он будет работать более успешно. Следовательно, вознаграждение таких агентов должно быть немногим больше, чем их зарплата, которую они получают от своих хозяев.»

«За хорошую работу тайных агентов вознаграждение должны получать те агенты, которые их завербовали, поскольку именно они являются движущей силой этой работы.»

Тайных агентов следовало ориентировать на то, чтобы они проявляли «рвение, пунктуальность и не скрывали своей преданности и привязанности» к своим хозяевам и делали все, чтобы избежать подозрений. Их связные должны были «постоянно быть начеку, помня о ложной информации», и отдавать себе отчет в том, что агент может быть раскрыт сотрудниками представительства и использован для передачи дезинформации.

Документы, выкраденные из иностранных дипломатических представительств, сравнивались с перехваченными шифровками. Такой анализ был прекрасным подспорьем в работе советских дешифровальщиков. Иногда, как это бывало еще при царе, удавалось выкрасть и сами шифры.

К середине двадцатых годов перехват и дешифровка вновь стали играть важную роль в русской дипломатической разведке. В ОГПУ перехват и дешифровка осуществлялись спецотделом, возглавляемым Глебом Ивановичем Бокием. Спецотдел начал функционировать в ЧК еще в 1921 году, но в то время его деятельность была узкоспециализированной и, главным образом, касалась трудовых лагерей. Постепенно он стал специализироваться в области перехвата и дешифровки. Бокий родился в 1879 году в семье украинского учителя, старого большевика. Участник революции 1905-го и Октябрьской революции 1917 года, он двенадцать раз отбывал срок в царских тюрьмах и дважды был сослан в Сибирь. Он возглавлял спецотдел с 1921 вплоть до 1937 года, когда он был репрессирован во время сталинского террора. Уже в середине двадцатых годов сотрудникам спецотдела удалось установить подслушивающие устройства в некоторых посольствах в Москве. Кроме того, им удалось раскрыть целый ряд дипломатических шифров. Рассказывают, что однажды Бокий продемонстрировал Чичерину технические возможности своего отдела, пригласив его послушать «прямую передачу» из представительства Афганистана в Москве, где в тот самый момент афганский посол занимался любовью с одной оперной певицей, которая работала на ОГПУ.

В марте 1921 года, когда с подписанием англо-советского торгового соглашения Советская Россия начала выходить из дипломатической изоляции, советская дипломатическая разведка лишь набирала силу. Единственной разведывательной информацией о Великобритании, «главном противнике» Советской России, которой располагал недавно созданный ИНО, были лишь вводящие в заблуждение данные, собираемые Артуром Рэнсомом. К моменту смерти Дзержинского в июле 1926 года положение коренным образом изменилось. Советская служба перехвата и дешифровки хотя еще и не достигла того уровня, который был при царе, но уже стала одним из главных источников дипломатической разведывательной информации. В результате внедрения агентов в западные посольства в Москве и других странах советская дипломатическая агентурная разведка стала самой мощной в мире. Москва же для большинства западных разведслужб была слишком опасным местом для осуществления своей деятельности. В период между двумя мировыми войнами СИС ни разу не имела своего постоянного резидента в Москве. Как и другие западные разведслужбы, СИС без особого успеха пыталась проникнуть в Россию через ее границы, главным образом, через границу с Финляндией и прибалтийскими государствами.

Однако в середине двадцатых годов недостатки британской разведывательной агентуры компенсировались значительным превосходством Великобритании в области перехвата и дешифровки, а также широким доступом к документам Коминтерна. Зарубежным службам дешифровки были не по зубам сложнейшие дипломатические шифры царского правительства, во всяком случае, до начала Первой мировой войны. В отличие от них, советские дипломатические и разведывательные шифры не представляли никакой сложности и легко поддавались расшифровке в течение, по крайней мере, десяти лет после революции. Коминтерн в то время был так же уязвим, как западные посольства в Москве. Руководству Коминтерна было известно, что «многие секретные документы были доступны агентам иностранных правительств». МИ5 и британская спецслужба в Лондоне, а также британское разведывательное бюро в Дели успешно перехватывали корреспонденцию, которой обменивались британские и индийские коммунисты, члены Коминтерна. Сегодня индийские коммунисты используют перехваченные в то время шифровки как один из важных источников изучения своей собственной истории. Часто коминтерновцы пытались скрыть свои собственные провалы, опасаясь того, что ОГПУ настоит на усилении своего контроля за системой безопасности Коминтерна.

У членов Коминтерна пропадали не только важные документы. Болгарский представитель в Исполнительном Комитете Коминтерна Василий Коларов был приглашен на военный парад в Минск. Он сел в ночной поезд, а проснувшись, обнаружил, что вся его одежда и чемодан пропали. Высунувшись из окна, он увидел почетный караул, стоящий по стойке смирно на платформе, и военный оркестр, играющий торжественный марш. Оркестр все играл, а Коларов не появлялся. Ситуация казалась безвыходной. В конце концов, встречающие выяснили, что произошло, и, раздобыв пальто и ботинки, провели гостя через задние двери вагона. Итальянский представитель в Исполнительном Комитете Пальмиро Тольятти, известный под псевдонимом Эрколи, пережил то же самое. Айно Куусинен вспоминала, как она однажды пришла к Тольятти и его жене, которые остановились в номере московской гостиницы: «Я постучала в дверь. Мне ответил Тольятти, который сказал, что не может мне открыть, поскольку на нем ничего нет. Ночью кто-то украл все их вещи… По-видимому, пока они крепко спали, вор залез по балкону в открытое окно.»

Среди более серьезных потерь были деньги, предназначенные Коминтерном на оказание поддержки коммунистам за рубежом, которые были растрачены или нечестными курьерами, или же занимающими высокие посты коммунистами. Видный индийский коммунист М.Н. Рой не стеснялся в средствах, живя в Париже, и много путешествовал, по-видимому, на присвоенные им деньги Коминтерна, в то время как другие индийские коммунисты жаловались, что большие суммы денег, как они говорили, «куда-то деваются». Для того чтобы отчитаться за растраченные деньги, Рой представил Коминтерну список несуществующих индийских коммунистов, которых он якобы поддерживал материально. Вполне возможно, что таких списков, составленных Роем, было гораздо больше.

Во время всеобщей забастовки 1926 года в Великобритании Коминтерн перенес особенно сильный удар. Аллан Валлениус, библиотекарь Коминтерна, прекрасно говорящий по-английски, получил задание передать 30.000 фунтов стерлингов руководителям коммунистов, работающих докерами в лондонском порту. Приехав в Стокгольм, он сел по поддельным шведским документам на корабль, идущий в Англию, где подружился с кочегаром, который сказал ему, что он сам убежденный коммунист и, кроме того, что он хорошо знает тех, кому предназначались деньги. Вернувшись домой, Валлениус рассказал Отто Куусинену, что его знакомый кочегар согласился доставить деньги по назначению. Жена Куусинена впоследствии вспоминала: «Как звали кочегара?» – сухо спросил Отто. – «Он назвался, но я забыл его имя,» – последовал ответ. Потеряв от злости дар речи, Отто указал ему на дверь. Естественно, деньги так и не дошли до тех, кому они предназначались.»

Вместе с тем, пользуясь постоянными провалами в системе безопасности Коминтерна, западные правительства иногда попадали впросак. Перехваченная корреспонденция Коминтерна зачастую оказывалась подделкой. Белогвардейцы в Берлине, Ревеле и Варшаве часто занимались подделкой советских и коминтерновских документов. Разные по качеству исполнения, эти фальшивые документы были как средством заработка, так и способом дискредитации большевиков. В результате, например, в сентябре 1921 года Министерству иностранных дел Великобритании пришлось краснеть за то, что в официальной ноте протеста Москве был процитирован ряд советских и коминтерновских документов, которые, как потом выяснилось, были сфабрикованы в Берлине. Уиндом Чайлдз, помощник специального уполномоченного британской спецслужбы в 1921—1928 годах, назвал эти подделки «нестерпимым безобразием», поскольку «они позволили русским кричать „фальшивка“ каждый раз, когда им предъявляли подлинные документы».

Объявление всех подлинных перехваченных документов подделками вскоре стало одним из излюбленных методов дезинформации, взятых на вооружение ОГПУ и Коминтерном. Одним из самых ярких примеров подобной дезинформации стало так называемое «письмо Зиновьева», датированное 15 сентября 1924 года, которое было перехвачено СИС и опубликовано в прессе во время всеобщих выборов в Великобритании в октябре 1924 года. В этом документе содержались инструкции английским коммунистам по оказанию давления на их сторонников в Лейбористской партии, усилению «агитационно-пропагандистской работы в вооруженных силах» и подготовке к грядущей британской революции. В то время многие ошибочно полагали, что именно это письмо привело первое лейбористское правительство Великобритании к поражению и обеспечило победу консерваторов. Оригинал письма Зиновьева исчез, поэтому сегодня невозможно точно сказать, было ли оно поддельным или нет, ведь в то время не было недостатка ни в фальшивых, ни в подлинных коминтерновских документах, перехваченных спецслужбами. Пришедшее к власти консервативное правительство утверждало, что подлинность письма Зиновьева подтверждается другими разведывательными источниками, к которым, как теперь стало известно, относился и «доверенный» агент МИ5, внедренный в руководство Коммунистической партии Великобритании и регулярно поставляющий достоверную информацию о других материалах Коминтерна. В конце 1924 года Коминтерн вынес порицание британским коммунистам за халатное обращение с секретными документами. Существуют два объяснения случившемуся. Или письмо Зиновьева действительно существовало, или это была подделка, содержавшая инструкции, настолько близкие к тому, что на самом деле говорилось в документах Коминтерна, что агент МИ5 мог легко перепутать одно с другим.

Прав ли был Коминтерн, объявив письмо Зиновьева подделкой, или нет, очевидно одно: он использовал это обстоятельство для успешной организации кампании по дезинформации, направленной на то, чтобы продемонстрировать всему миру свою непричастность к подобным инструкциям, хотя на самом деле члены Коминтерна часто получали такие инструкции от своего руководства. Эта кампания увенчалась посещением в ноябре 1924 года Москвы английской делегацией, состоящей из трех доверчивых представителей Конгресса тред-юнионов, которые должны были изучить документы Коминтерна и установить правду относительно письма Зиновьева. Айно Куусинен впоследствии рассказывала о «трех днях и трех ночах лихорадочной работы», направленной на то, чтобы до приезда делегации изъять из архива Коминтерна секретные инструкции английским коммунистам, а также другие «компрометирующие документы». Даже книга, в которой регистрировалась ежедневная корреспонденция, была тщательно обработана и надлежащим образом переписана:

«В результате это трио удалось ввести в заблуждение, а Коминтерн очистился от обвинений в секретной подрывной деятельности в Великобритании. После того как делегация уехала, все вздохнули с облегчением и хорошо посмеялись над тем, как им легко удалось одурачить англичан.»

Одним из последствий событий, связанных с письмом Зиновьева, было то, что секретная деятельность коминтерновского ОМС попала под более жесткий контроль ОГПУ, а военные вопросы стали курироваться советской военной разведкой (в то время Четвертым отделом Генерального Штаба, впоследствии ГРУ). (106) В целях усиления надзора за секретными операциями ОМС ОГПУ увеличило количество своих агентов в этой организации. Одновременно ОМС предпринял шаги, направленные на повышение надежности системы безопасности связи. В 1925 году Абрамов, первый заместитель Пятницкого в ОМС, создал секретную школу в пригороде Москвы, Мытищах, по подготовке иностранных радистов Коминтерна для осуществления шифрованного радиообмена с ОМС. После неудачной попытки Валлениуса переправить деньги английским коммунистам-докерам во время всеобщей забастовки 1926 года была создана более надежная курьерская служба, в которой сотрудничали коммунисты-моряки торгового флота, под непосредственным руководством военной разведки и Эдо Фиммена, руководителя профсоюза гамбургских моряков и транспортных рабочих. Для того чтобы удостовериться в их абсолютной надежности, отобранным курьерам давали несколько проверочных заданий, например, им поручали доставить закрытый пакет, в котором на самом деле ничего не было, по соответствующему адресу, и только после этого им доверяли настоящее дело.



Несмотря на значительные успехи советской шпионской деятельности в двадцатые годы, главным объектом деятельности ЧК с первого дня ее основания была «контрреволюция», а не капиталистические правительства. До конца Гражданской войны основная угроза контрреволюции исходила из самой России. Но с эвакуацией последних белогвардейских армий в ноябре 1920 года контрреволюционные центры переместились за рубеж. 1 декабря 1920 года Ленин отдал указание Дзержинскому разработать план нейтрализации этих центров. Через четыре дня Дзержинский представил многоцелевой план действий. Он предложил взять побольше заложников из членов семей видных деятелей русской эмиграции, создать специальные отряды для нападения на ее лидеров и расширить операции с применением агентов-провокаторов, чья деятельность способствовала разоблачению заговора Локкарта. «Для выявления иностранных агентов на нашей территории, – предложил Дзержинский, – необходимо создать мнимые белогвардейские ассоциации.»

После поражения в Гражданской войне белогвардейцы не представляли значительной угрозы для большевистской власти, но в глазах Ленина эта угроза приобрела колоссальные размеры. В июле 1921 года, обращаясь к участникам съезда Третьего Коминтерна, Ленин говорил:

«Теперь, после того, как мы отразили нападение международной контрреволюции, образовалась заграничная организация русской буржуазии и всех русских контрреволюционных партий. Можно считать число русских эмигрантов, которые рассеялись по всем заграничным странам в полтора или два миллиона… Мы можем наблюдать за границей совместную работу всех без исключения наших прежних политических партий… Эти люди делают всевозможные попытки, они пользуются каждым случаем, чтобы, в той или иной форме напасть на Советскую Россию и раздробить ее… В некотором смысле, мы должны учиться у этого врага. Эти контрреволюционные эмигранты очень осведомлены, прекрасно организованы и хорошие стратеги… Существует старое крылатое слово о том, что разбитая армия многому научится. Разбитая революционная армия многому научилась, прекрасно научилась.»

Ленин призвал «зарубежных товарищей» держать белогвардейцев в своих странах под наблюдением.

До сих пор в КГБ помнят об успехах, достигнутых в подрывной деятельности среди белогвардейцев после Гражданской войны. Две такие операции под кодовыми названиями «Синдикат» и «Трест» вошли в учебные пособия по «активным действиям» в андроповском институте ПГУ.

Операция «Синдикат» была направлена против человека, которого считали самым опасным из всех белогвардейцев. Его звали Борис Савинков. Бывший эсер-террорист, он занимал пост заместителя военного министра в правительстве Керенского. Во время русско-польской войны 1920 года Савинков возглавлял антибольшевистский Российский политический комитет (РПК) в Варшаве и был организатором вербовки Русской народной армии, которая под командованием поляков воевала против Красной Армии. В январе 1921 года из остатков РПК Савинков создает новую организацию для свержения большевиков. Народный союз защиты родины и свободы (НСЗРИС) создал агентурную сеть в Советской России для сбора разведывательной информации и подготовки выступления против большевистского режима. Согласно советским источникам, «почти все агенты Савинкова одновременно находились на содержании поляков, при этом польская полиция помогала переправлять их через границу». Несмотря на помощь поляков и некоторые финансовые поступления от французов, англичан и чехов, Савинков едва сводил концы с концами. Резидент СИС в Варшаве докладывал своему начальству в июне 1921 года: «Ситуация становится отчаянной. Наличных денег на сегодня осталось 700.000 польских марок, а этого не хватит даже на то, чтобы выплатить зарплату сотрудникам (Савинкова) за июль месяц.»

Самая серьезная проблема Савинкова заключалась не в недостатке западных средств, а в том, что в его организацию были внедрены советские агенты, хотя он об этом и не подозревал. В декабре 1920 года, как раз, когда Савинков создавал свой НСЗРИС, к нему в Польшу приехал заместитель начальника штаба советских внутренних войск в Гомеле Александр Эдуардович Опперпут, который, выдавая себя за члена антибольшевистского подполья, привез ему целый портфель фальшивых секретных документов. Настоящее имя Опперпута было Павел Иванович Селянинов. Он был сотрудником ЧК и с большим успехом работал в качестве агента-провокатора. Одно его имя должно было вызвать подозрение: ведь за период Советской власти в русский язык было введено столько новых сокращений. Фамилия Опперпут подозрительно похожа на сокращение двух слов – «операция» и «путать». Ни Савинков, ни западные разведывательные службы, с которыми Опперпут вошел в контакт, так и не смогли разгадать, что стояло за этой фамилией. Став одним из главных помощников Савинкова, Опперпут смог выявить всех основных членов НСЗРИС, действовавших в Советской России. Большинство из них было арестовано ЧК, а сорок четыре человека предстали перед показательным судом в августе 1921 года. Для того чтобы сохранить легенду Опперпута, было объявлено, что он также арестован.

Разведывательная информация, добытая Опперпутом, послужила основанием для официального советского протеста польскому правительству в связи с попытками находящегося в Варшаве Савинкова спровоцировать антисоветские выступления. В октябре 1921 года по настоянию польской стороны Савинков покинул Варшаву и, переехав в Прагу, а затем в Париж, создал новый антибольшевистский центр. С этого момента началась вторая стадия операции ЧК – «Синдикат-2». Ставилась задача уничтожить остатки организации Савинкова в России и на Западе и заманить самого Савинкова обратно в Россию, с тем чтобы судить его показательным судом в Москве. Эта операция облегчалась тем, что Савинков к этому времени почти полностью потерял связь с реальностью. В конце 1921 года он приехал в Англию, где, возобновив старое знакомство с Уинстоном Черчиллем, провел раунд встреч с высокопоставленными чиновниками. Интересно отметить, что он встречался даже с представителями русской торговой делегации в Лондоне. Савинков утверждал, что, встретившись с главой советской делегации Красиным, он произвел на него такое впечатление своими идеями относительно будущего свободной от большевиков России, что тот предложил ему стать членом Советского правительства. Однако начальник СИС Мансфилд Камминг, исходя, вероятно, из перехваченных телеграмм Красина, докладывал в Министерство иностранных дел, что не следует доверять рассказам Савинкова, поскольку в действительности в торговой делегации «ему был оказан весьма недружеский прием». Незадолго до рождественских праздников Черчилль вместе с Савинковым направились на машине в Чекерз, загородную резиденцию премьер-министра. Они застали Ллойда Джорджа в окружении служителей Свободной церкви и уэльского хора, который на протяжении нескольких часов подряд исполнял религиозные гимны на валлийском языке. Когда все гимны были спеты, Савинков безуспешно пытался завоевать расположение Ллойда Джорджа, рассказав ему о своих призрачных планах. Но сам Савинков совсем по-другому рассказывал об этой встрече. По его версии, гимны в исполнении уэльского хора плавно перешли в «Боже, царя храни», и к пению вскоре присоединились Ллойд Джордж и члены его семьи.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации