Текст книги "Кровь и символы. История человеческих жертвоприношений"

Передняя Азия

В V тысячелетии до н. э. в Южной Месопотамии, в междуречье Тигра и Евфрата, появились пришельцы – шумеры, которые сами себя называли «черноголовые». Откуда они пришли, до сих пор толком неизвестно, но «черноголовые» смешались с местным населением и ко второй половине IV тысячелетия создали великую шумерскую цивилизацию.

Примерно в середине III тысячелетия Шумер был покорен соседним Аккадом, но «черноголовые», проиграв на полях сражения, одержали над своими завоевателями убедительную духовную победу: аккадцы в значительной мере переняли культуру и традиции побежденных. Одной из этих традиций было сопровождать похороны царей (а быть может, и других высокопоставленных лиц) массовыми человеческими жертвоприношениями.

При раскопках города Ура археолог Леонард Вулли[47]47
  Английский археолог, 1880–1960.


[Закрыть] обнаружил кладбище, на котором шумеры, а потом и аккадцы хоронили своих покойников на протяжении почти всего III тысячелетия. Вулли исследовал около полутора тысяч погребений. Судя по всему, древние жители Ура собирались жить в загробном мире примерно так же, как и на земле: с ними в могилы были положены орудия труда, оружие, посуда с едой, ларцы с украшениями. И очень часто покойные, лежащие на боку, держали возле рта кубки с каким-то напитком. Во многих могилах найдены модели лодок – ведь загробное царство шумеров, расположенное под землей, отделялось от мира живых подземной рекой. Правда, через нее была налажена лодочная переправа (наподобие греческой ладьи Харона), но некоторые шумеры предпочитали добираться до царства владычицы загробного мира Эрешкигаль на собственном транспорте. Для этого же в могилах могли лежать повозки.

Знатные шумеры, снаряжаясь в окончательное путешествие, не собирались отказывать себе ни в каких земных радостях. Их усыпальницы, состоящие порой из нескольких комнат, – это просторные помещения из кирпича и камня, который привозили за десятки километров. Археологи находят здесь предметы роскоши: музыкальные инструменты, наборы настольных игр вроде шашек, вазы, фигурки животных, изваянные из драгоценных камней… Рядом с мужчинами лежат кинжалы тонкой работы, узорчатые копья… Знатные дамы брали с собой огромное количество украшений и косметики… И естественно, шумерские владыки не хотели обходиться в загробном мире без своих слуг и придворных. Но изумление археологов вызвал тот факт, что эти слуги, судя по всему, решались сопровождать своих господ добровольно: на их останках нет никаких следов насильственной смерти и похоронены они, как правило, в самых непринужденных позах.

Гробницы царей Первой династии Ура (правившей в середине III тысячелетия до н. э.) напоминают не могилы, а пиршественные залы, в которых дыхание смерти коснулось всех присутствующих совершенно неожиданно. Кажется, что музыканты до последнего мгновения продолжали играть на арфах, а дамы – развлекать свою царицу веселой беседой. К тому же дамы эти отнюдь не рабыни, брошенные в могилу для загробной службы, а дорого одетые женщины, украшенные золотом и камнями, судя по всему – богатые и знатные. Существует версия, что слуги и придворные шумерских властителей добровольно спускались в роскошные склепы, дабы и на том свете продолжать свое безбедное существование. Они принимали наркотический яд, который избавлял их от предсмертных мук, и навеки засыпали под музыку таких же добровольных смертников-музыкантов, или же их закалывали во сне мгновенным и безболезненным ударом стилета.

Среди погребений, найденных Леонардом Вулли, можно особо отметить усыпальницу некоего Абарги. Вулли отнес ее к числу царских, хотя некоторые исследователи считают, что Абарги был скорее высокопоставленным жрецом. Но кем бы ни был этот шумер, имя которого мы знаем благодаря найденной при нем традиционной цилиндрической печати, похоронен он с поистине царской пышностью. Его могила была ограблена еще в древности, и тем не менее в ней сохранилось немало вещей и даже кое-какие ценности, например две серебряные модели лодок. Здесь же располагались две четырехколесные повозки – тогда они были последним словом техники, ибо еще совсем недавно шумеры ездили на волокушах с полозьями. Повозки были запряжены волами, и при них, естественно, находились слуги, назначенные ухаживать за животными и управлять новомодным транспортом. А всего в загробной свите Абарги насчитывалось 60 мужчин и женщин – охранников, слуг, приближенных…[48]48
  В разных источниках указано различное количество придворных и слуг, которые сопровождали Абарги и Шубад в последнее путешествие. Сложная структура археологического комплекса допускает возможность разночтений. Во всяком случае, речь шла о многих десятках погребальных жертв.


[Закрыть]

Прямо над могилой Абарги Вулли обнаружил другой склеп, принадлежавший женщине по имени Шубад[49]49
  Другой вариант прочтения ее имени – Пуаби.


[Закрыть] и возведенный на несколько лет позже. Возможно, Шубад была женой Абарги, а значит, царицей (либо жрицей). Но именно строительство этой усыпальницы привело к тому печальному для археологов (а возможно, и для самого покойного Абарги) факту, что могила супруга Шубад была ограблена вскоре после его смерти. Дело в том, что попасть в нее можно было только через склеп Шубад, который тем не менее ограблен не был. Археологи допускают, что это дело рук строителей верхнего склепа – защищенные от посторонних взглядов возводящимися стенами, они проломили свод во время работы.

Так или иначе, Абарги сохранил в загробном мире свою многочисленную свиту, но лишился большей части имущества (свита, естественно, тоже была ограблена). Шубад (ее имя донесла до нас цилиндрическая печать из лазурита) повезло больше. Она покоилась на носилках, держа в руках золотой кубок. Ее парик обвивала восьмиметровая золотая лента, на голову были надеты три венка из тонких золотых колец, золотых и стеклянных листьев и цветов. Их перевязывала нить лазуритовых и сердоликовых бус. Золотой пятизубый гребень, инкрустированный лазуритом, удерживал эту сложную конструкцию. В ушах были золотые серьги в форме полумесяцев… Царица взяла с собой трон, украшенный серебряными львиными головами. Вокруг были расставлены драгоценные чаши и вазы из золота, серебра и алебастра, масляные лампы, два серебряных жертвенных столика, золотые шкатулки с косметикой… Вместе с царицей были похоронены 25 человек.

Леонард Вулли реконструировал процесс постройки гробницы и похороны высшей шумерской знати. Сначала в земле выкапывали огромную, слегка сужающуюся книзу яму глубиной до 10 метров и размером примерно 15 на 10 метров по верхнему краю. Сверху, с уровня земли, в эту яму прорезáли пологий вход, иногда со ступеньками. На дне ямы строили небольшой каменный склеп, в него укладывали тело покойного и драгоценные вещи, которые он забирал с собой в иной мир. И здесь же, в склепе, со своим владыкой оставались несколько его ближайших слуг. В усыпальнице Шубад две женщины лежали у ее погребальных носилок, третья – чуть поодаль. В усыпальнице другой, безымянной, царицы были найдены останки четырех служанок… Этих людей убивали и вход в склеп замуровывали.

Вулли пишет:

«После того как вход в усыпальницу замуровывали кирпичом и заштукатуривали, завершалась первая часть погребального ритуала и начиналась вторая, самая драматическая часть церемонии. Ясное представление о ней дают гробницы царицы Шубад и ее супруга.

В огромную, пустую открытую сверху могилу, стены и пол которой устланы циновками, спускалась погребальная процессия: жрецы, руководившие выполнением обрядов, воины, слуги, женщины в разноцветных сверкающих одеяниях и пышных головных уборах из сердолика и лазурита, золота и серебра, военачальники со всеми знаками отличия и музыканты с лирами или арфами. За ними въезжали или спускались, пятясь, повозки, запряженные быками или ослами. На повозках сидели возницы, ездовые вели упряжки под уздцы. Все занимали заранее отведенные им места на дне могильного рва[50]50
  Переводчик допустил ошибку. В оригинале «death pit» – «могильная яма».


[Закрыть], и четверо воинов, замыкая процессию, становились на страже у выхода. У всех мужчин и женщин были с собой небольшие чаши из глины, камня или металла – единственный предмет, необходимый для завершения обряда.

Затем, по-видимому, начиналась какая-то церемония. Во всяком случае, она наверняка сопровождалась до самого конца музыкой арфистов. И наконец, все выпивали из своих чаш смертоносное зелье, которое либо приносили с собой, либо находили на дне могилы. В одной из гробниц мы нашли посередине рва[51]51
  См. предыдущее примечание. Здесь речь идет уже о другом погребении, но переводчик допускает ту же ошибку.


[Закрыть] большой медный горшок, из которого обреченные люди могли черпать отраву. После этого каждый укладывался на свое место в ожидании смерти. Кто-то еще должен был спуститься в могилу и убить животных. Мы обнаружили, что их кости лежат поверх скелетов ездовых, следовательно, животные умирали последними. Эти же люди, по-видимому, проверяли, все ли в могиле в должном порядке. Так, в гробнице царя они положили лиры на тела музыкантш, забывшихся последним сном у стены усыпальницы. Потом на тела погруженных в небытие людей обрушивали сверху землю…»{49}49
  Вулли Л. Ур халдеев / Пер. Ф. Л. Мендельсона. – М., 1961. С. 71–72.


[Закрыть]

Но на этом традиционный погребальный обряд не заканчивался. Когда гигантская яма, в которой помещались и склеп владыки, и могила придворных, была частично засыпана землей, в ней из сырцового кирпича строили еще одно помещение. Здесь расставляли новые заупокойные дары и здесь же приносили в жертву еще одного человека. Сверху снова насыпали землю и строили следующее здание, в котором погребали очередную жертву. После чего насыпали новый слой земли… Так продолжалось до тех пор, пока котлован не оказывался заполнен почти доверху. В последнем, верхнем помещении ставили гроб с телом человека, который, судя по всему, был главной, самой ценной жертвой. После чего могилу окончательно засыпали землей и наверху сооружали что-то вроде погребального храма.

Таковы погребальные традиции царей Ура. Владыки некоторых других шумерских городов тоже переселялись в мир иной со свитой. Не исключено, что множество близких и слуг – от жен и детей до любимого брадобрея – прихватил с собой в преисподнюю герой шумерского эпоса Гильгамеш, правивший в городе Уруке около 2700 года до н. э. Песнь «Смерть Гильгамеша»[52]52
  Создана предположительно в начале II тысячелетия до н. э. Известна во фрагментах. Авторы настоящей книги использовали английский подстрочник: https://etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.1.8.1.3#.


[Закрыть] дает на этот счет не вполне ясную информацию, которая вызывает споры среди исследователей{50}50
  Подробнее см.: Белицкий М. Шумеры. Забытый мир. С. 298. Здесь и далее цит. по: Белицкий М. Шумеры. Забытый мир / Пер. Я. О. Немчинского, И. С. Клочкова. – М., 2000.


[Закрыть]. В песне сообщается, что любимые дети героя, две его любимые жены (одна из которых была младшей), целый ряд любимых слуг, в том числе музыкант, виночерпий и брадобрей, а также его любимые вещи были «уложены на их места»{51}51
  The death of Gilgameš. Another version from Nibru. 1–28 / Пер. Олега Ивика с английского подстрочника: https://etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.1.8.1.3#.


[Закрыть]. Сам же Гильгамеш, попав в загробный мир, принес его богам дары не только от своего имени, но и от имени перечисленных выше людей. Вообще говоря, обычая брать с собой в преисподнюю собственных детей, насколько известно авторам настоящей книги, ни у одного народа не существовало. Поэтому некоторые исследователи считают, что Гильгамеш одарил богов от имени своих здравствующих детей, жен и слуг. Но дары владыкам загробного мира обычно приносили за умерших. И сам факт, что в тексте, описывающем смерть и погребальные обряды, дети и жены перечислены в одном списке со слугами и вещами, наводит на грустные предположения относительно похоронных традиций города Урука…

Гробницы примерно того же времени, в которых вместе с хозяином могилы были погребены и слуги, были обнаружены в еще одном шумерском городе – Кише.

Постепенно загробные свиты шумерских царей уменьшались. Более поздние владыки Ура (жившие примерно в XXIV веке до н. э.) брали с собой в вечность не более 20 человек. Впрочем, трудно сказать, было это вызвано изменениями в представлениях о загробной жизни или материальными проблемами, – возможно, они просто не могли себе позволить большую свиту. Как писал об этих гробницах раскопавший их Вулли, «ни одна из них не может даже сравниться по пышности с древними царскими гробницами»{52}52
  Вулли Л. Ур халдеев. С. 117.


[Закрыть].

На рубеже XXII–XXI веков до н. э. царь Урнамму, основатель Третьей династии Ура, и его наследники возродили многие традиции древних владык, в том числе и посмертную роскошь. Надземная часть мавзолея, построенного Шульги, сыном Урнамму (по-видимому, для своего отца), занимает территорию размером 38 на 26 метров; помещения были богато украшены золотом, остатки которого сохранились. Подземная часть находилась на девятиметровой глубине и состояла из двух огромных комнат: одна из них принадлежала самому царю, во второй расположилась свита.

Аналогично были устроены и гробницы других царей Третьей династии, и в них также найдены останки принесенных в жертву людей. Но, видимо, в это время обычай хоронить вместе с царями их придворных постепенно отмирает. Уже в поэме «Смерть Урнамму», посвященной загробному существованию этого царя (нечто вроде похоронной песни, написанной, вероятно, вскоре после его смерти), нет ни слова о сопровождающих его людях. Там говорится о том, как царь прибыл в подземное царство Эрешкигаль[53]53
  В шумеро-аккадской мифологии – богиня, царица загробного мира.


[Закрыть] с богатыми дарами. Он, как ранее Гильгамеш, тоже почтил подарками богов и героев, но сделал это лишь от своего имени. Урнамму в загробном мире тоскует по оставленным на земле жене и детям, вспоминает своих подданных, и ничто не говорит о том, что он прихватил кого-то из них с собой{53}53
  The death of Ur-Namma (Ur-Namma A). Излагается по интернет-публикации: https://etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.2.4.1.1#.


[Закрыть]. Примерно с этого времени шумеры стали на царских похоронах наносить себе символические ранения ножами, царапать лица… Но умирать вместе со своим повелителем от них теперь не требовалось.

Шумерские, а позднее и вавилонские[54]54
  Город Вавилон существовал примерно с середины III тысячелетия до н. э. и поначалу входил в состав шумерских и аккадских государств. В XIX веке до н. э. он становится столицей небольшого царства, а к середине XVIII века до н. э. подчиняет себе бóльшую часть Месопотамии. С тех пор и по 539 год до н. э. (с небольшими перерывами) Вавилонское царство было главной политической силой в регионе. Его религиозные и культурные традиции продолжали традиции шумеро-аккадской цивилизации.


[Закрыть] боги никогда не отличались особой кровожадностью, и человеческие жертвоприношения богам в междуречье Тигра и Евфрата не прижились. Некоторые ученые считают, что в далекой древности здесь мог существовать земледельческий культ, в котором роль умирающего и воскресающего бога, символизирующего умирающую и воскресающую природу, поручалась человеку. При этом, как пишет археолог Гордон Чайлд[55]55
  Британско-австралийский археолог, 1892–1957.


[Закрыть], человек, исполнявший во время обряда роль царя зерна, «подобно зерну, должен быть зарыт в землю, чтобы позднее появиться вновь; применительно к людям это означало, что он должен быть убит и заменен более молодым и сильным»{54}54
  Белицкий М. Шумеры. Забытый мир. С. 206.


[Закрыть].

Культы, в которых земледельцы для повышения урожая расчленяли и зарывали в полях тела своих жертв, действительно известны. Но что касается Междуречья, этот обряд если и выполнялся здесь в далекой древности буквально, то в историческое время был представлен символически. М. Белицкий в книге «Шумеры» пишет: «Мужчина, игравший роль божества, мог на какое-то время исчезнуть, а для того чтобы убедить высшие силы в подлинности происходящего, разыгрывались сцены всеобщего отчаяния…»{55}55
  Там же. С. 206–207.


[Закрыть]

Шумерская мифология рассказывает о том, как в древности бог-пастух Думузи действительно был отдан подземным богам в качестве выкупа за свою жену, богиню плодородия Инанну (аккадцы называли ее Иштар). Инанна намеревалась посетить загробный мир с кратким визитом, но ее сестра Эрешкигаль, владычица подземного царства, умертвила богиню и повесила ее труп на вбитый в стену крюк. Визирь Инанны, не дождавшись своей госпожи, поднял тревогу. Он обратился к богу мудрости Энки, который, к счастью для богини, не отличался чистоплотностью. Энки вычистил грязь из-под своих ногтей и слепил из нее двух магических существ – они, запасшись «водой жизни» и «травой жизни», оживили Инанну. Однако извлечь ожившую богиню из загробного мира оказалось не так-то просто: по законам шумерской преисподней всякий, выходящий наружу, должен был прислать вместо себя своего «заместителя». Таким «заместителем» Инанна решила сделать своего мужа. Его ей было, вероятно, не слишком жалко, потому что, вернувшись домой, она застала Думузи не в трауре, а в парадных одеждах и, судя по всему, не слишком озабоченного судьбой пропавшей супруги. В результате бог-пастух был разорван демонами преисподней, галлу, и отправился вместо своей жены в подземное царство. Позднее его сестра Гештинанна согласилась отбывать за брата по половине срока каждый год, и Думузи стал ежегодно воскресать из мертвых и возвращаться к жене.

Древние шумеры и аккадцы разыгрывали мистерии, посвященные этой истории. Но их больше вдохновляла не гибель бедного Думузи, а его воскрешение и воссоединение с женой. Поэтому они ежегодно проводили ритуал священного брака, во время которого цари шумерских городов от имени Думузи соединялись с богиней Инанной (Иштар), роль которой играла жрица.

Позднее, когда власть в Месопотамии захватили вавилоняне, в день празднования Нового года в священный брак стал вступать царь Вавилона. Правда, теперь он делал это не от имени Думузи, а от имени Мардука – главного бога Вавилона, который возвысился вместе со своим городом. Человеческая кровь на празднике проливалась, но, к счастью, все оставались живы. Просто особо экзальтированные жрецы, идущие в праздничной процессии, занимались самоистязанием (а возможно, и самооскоплением). Но главное действо было радостным и жизнеутверждающим: на стоящее в храме золотое ложе всходила верховная жрица богини Иштар, чтобы принести свое тело в бескровную жертву божеству.

Не оставались в стороне от священного брака и другие вавилонянки. Они тоже должны были принести в жертву свое тело, а по некоторым сведениям, и свою невинность. Этот обычай в V веке до н. э. описывал Геродот:

«Самый же позорный обычай у вавилонян вот какой. Каждая вавилонянка однажды в жизни должна садиться в святилище Афродиты и отдаваться за деньги чужестранцу. Многие женщины, гордясь своим богатством, считают недостойным смешиваться с толпой остальных женщин. Они приезжают в закрытых повозках в сопровождении множества слуг и останавливаются около святилища. Большинство же женщин поступает вот как: в священном участке Афродиты сидит множество женщин с повязками из веревочных жгутов на голове. Одни из них приходят, другие уходят. Прямые проходы разделяют по всем направлениям толпу ожидающих женщин. По этим-то проходам ходят чужеземцы и выбирают себе женщин. Сидящая здесь женщина не может возвратиться домой, пока какой-нибудь чужестранец не бросит ей в подол деньги и не соединится с ней за пределами священного участка. Бросив женщине деньги, он должен только сказать: "Призываю тебя на служение богине Милитте[56]56
  Милитта – одно из имен Иштар.


[Закрыть]!" Милиттой же ассирийцы называют Афродиту. Плата может быть сколь угодно малой. Отказываться брать деньги женщине не дозволено, так как деньги эти священные. Девушка должна идти без отказа за первым человеком, кто бросил ей деньги. После соития, исполнив священный долг богине, она уходит домой, и затем уже ни за какие деньги не овладеешь ею вторично. Красавицы и статные девушки скоро уходят домой, а безобразным приходится долго ждать, пока они смогут выполнить обычай. И действительно, иные должны оставаться в святилище даже по три-четыре года. Подобный этому обычай существует также в некоторых местах на Кипре»{56}56
  Геродот. История. I.199.


[Закрыть].

Правда, сегодня историки считают, что Геродот кое-что перепутал: священный брак был не только обязанностью, но и привилегией, которой пользовались лишь девушки-жрицы из наиболее знатных семей. Этим подчеркивается тот факт, что жрицы не просто зарабатывали деньги на содержание храма (их родители могли бы и сами сделать необходимый взнос) – они отдавали свое тело и свою невинность в жертву божеству.

Интересно, что боги Вавилона, не требуя человеческих жертвоприношений, убивали себе подобных, в том числе в сакральных целях. Космогоническая поэма «Энума элиш»[57]57
  Создана во второй половине или в конце II тысячелетия до н. э.


[Закрыть] рассказывает в числе прочего о том, как бог Мардук убил богиню Тиамат – воплощение мирового хаоса – и сотворил из нее небо и землю:

 
На ноги Тиамат наступил Владыка.
Булавой беспощадной рассек ей череп.
Он разрезал ей вены, и поток ее крови
Северный ветер погнал по местам потаенным,
Смотрели отцы, ликовали в веселье.
Дары заздравные ему послали.
Усмирился Владыка, оглядел ее тело.
Рассек ее тушу, хитроумное создал.
Разрубил пополам ее, словно ракушку.
Взял половину –     покрыл ею небо.
Сделал запоры, поставил стражей, –
Пусть следят, чтобы воды не просочились{57}57
  «Когда вверху» – Энума Элиш. IV.129–140. Здесь и далее: пер. В. К. Афанасьевой, цит. по: Я открою тебе сокровенное слово. – М., 1981. С. 41–42.


[Закрыть].
 

Потом Мардук задумал создать людей, но для этого требовалась живая кровь. И вновь было решено принести в жертву общему делу одного из богов:

 
Да будет выбран один из братства,
Он да погибнет –     люди возникнут!{58}58
  «Когда вверху» – Энума Элиш. VI.13–14 // Я открою тебе сокровенное слово. С. 44.


[Закрыть]
 

В качестве жертвы был избран злокозненный бог Кингу, муж Тиамат, из крови которого премудрому богу Эйе и предстояло создать людей:

 
Связали его, притащили к Эйе.
Объявили вину его, кровь излили.
Людей сотворил он на этой крови{59}59
  Там же. VI.31–33 // Я открою тебе сокровенное слово. С. 45.


[Закрыть],
 

Самим же людям, согласно поэме, были предписаны только бескровные «великие хлебные приношенья»:

 
Божествам да приносят хлебные жертвы!
Без небреженья богов да содержат!{60}60
  Там же. VI.116–117 // Я открою тебе сокровенное слово. С. 47.


[Закрыть]
 

Единственным человеком, которому в Вавилоне (а до его возвышения – и в других городах-государствах Месопотамии) угрожала ритуальная смерть, был, как это ни удивительно, сам царь – может быть, потому, что он, в отличие от остальных людей, обладал божественными функциями. Вероятно, в незапамятные времена на празднике Нового года шумеры и впрямь убивали царей, когда те старели и их сакральная сила уменьшалась, – такой обычай существовал у многих народов. Кроме того, царь считался символически ответственным за все бедствия и грехи подданных, каковые и должен был смыть своей кровью. Позднее возникла традиция, согласно которой царь на праздновании Нового года становился на колени перед верховным жрецом, отдавал ему знаки своей власти и клялся, что ничем не согрешил против государства. В ответ жрец бил царя по щеке и дергал за уши, каковым ритуалом и заменялась возможная казнь правителя. После этого царю надлежало заплакать: это означало, что Мардук поверил клятве и разрешил царю остаться в живых и сохранить власть.

Впрочем, таким образом можно было отвести от царя необходимость только ритуальной смерти. Если же ему, согласно предсказаниям, грозила смерть настоящая, царя временно смещали с престола и вместо него «короновали» преступника или раба, на которого и должна была обрушиться кара судьбы. Если судьба с таковой карой медлила, люди брали функции провидения на себя. Например, если царю предсказывали смерть через 100 дней после его вступления на престол, то на сотый день подменного царя казнили, и все возвращалось на круги своя. Однажды такая практика привела к неожиданному результату: в начале II тысячелетия до н. э. царь города Исина[58]58
  Город на юге Месопотамии. В описываемое время (до возвышения Вавилона) – город-государство.


[Закрыть], Эрраимитти, в качестве подменного царя посадил на престол садовника по имени Эллильбани. Но хитрость не помогла – Эрраимитти умер, объевшись горячей кашей. После чего Эллильбани, которого теперь не было смысла приносить в жертву судьбе и который был как-никак царем, хотя и подменным, остался на троне.

Позднее, когда Вавилон начиная с 539 года до н. э. находился под властью персов, здесь существовал обычай, чрезвычайно близкий к древним обычаям вавилонян, – ритуальная казнь подменного, теперь уже персидского, царя по завершении ежегодного праздника Сакеи. В течение пяти праздничных дней рабы и господа Вавилона менялись местами, а во главе государства становился приговоренный к смерти преступник, которого объявляли царем. Роль его была не только символической, он получал и вполне реальные права, например сожительствовать с женами своего предшественника, который покорно терпел нового владыку в собственном гареме. Но в последний день праздника «царя» торжественно казнили. После чего на престоле появлялся прежний царь, символизируя обновление власти и вечное воскресение жизни.

Персы-зороастрийцы верили в воскресение праведников по завершении Последнего суда. У них эта жертва могла из земледельческого обряда ежегодного обновления природы стать символом того окончательного воскресения, которое ожидало людей после грядущей победы сил добра над воинством зла.

Впрочем, не будем скоропалительно обвинять зороастрийцев в приверженности человеческим жертвоприношениям. Эта традиция абсолютно чужда их религии, и в Вавилоне персов она существовала лишь как рудимент древних верований, сложившихся задолго до прихода в мир пророка Зороастра[59]59
  Он же Заратуштра – основатель зороастризма. Время его жизни современные историки указывают с разбросом примерно в тысячу лет (!), а традиционная пехлевийская хронология датирует VII–VI веками до н. э.


[Закрыть] и тем более до прихода персов-зороастрийцев в земли Месопотамии. Что же касается собственно персов, их религия таких жертв не требовала. Тем не менее приносимые ими человеческие жертвоприношения упоминаются, и неоднократно, причем, насколько известно авторам настоящей книги, лишь одним историком, но настолько значительным, что отмахнуться от его свидетельств нельзя: о них рассказывает Геродот.

В своей знаменитой «Истории» Геродот пишет, что во время одного из военных походов Ксеркса[60]60
  Шахиншах Ахеменидской державы (Первой Персидской империи). Правил в первой половине V века до н. э.


[Закрыть] его войско оказалось в Эдонийской области у населенного пункта Эннеагодой. Здесь персы переправились через реку по заранее построенному мосту и, видимо, в благодарность за удачную переправу решили принести жертвы богам. Узнав, что «Эннеагодой» в переводе означает «девять путей», они «принесли в жертву там столько же мальчиков и девочек из числа местных жителей, закопав их живыми в землю. Закапывать жертвы живыми – это персидский обычай». Далее Геродот пишет: «Как я узнал из рассказов, супруга Ксеркса Аместрида, достигнув преклонного возраста, велела закопать живыми 14 сыновей знатных персов в благодарность богу, живущему, как говорят, под землей»{61}61
  Геродот. История. VII.114.


[Закрыть].

Интересно, что другой персидский царь, Камбиз II[61]61
  Правил в 530–522 годах до н. э.


[Закрыть], по уверению того же Геродота, «велел без всякой веской причины схватить двенадцать знатнейших персов и с головой закопать живыми в землю»{62}62
  Там же. III.35.


[Закрыть]. Впрочем, возможно, это было не ритуальное убийство, а обычная казнь, причины которой попросту остались неизвестны Геродоту. Что же касается Ксеркса, то нельзя исключить, что в его многонациональной армии человеческие жертвоприношения совершались по инициативе и от имени не персов, а наемников или подданных-иноверцев. Зороастризм в правление династии Ахеменидов[62]62
  Династия персидских царей, 705(?)–330 годы до н. э.


[Закрыть] был господствующим, но не единственным культом Персидского царства; государственной религией он стал позднее, при Сасанидах[63]63
  Династия персидских шахиншахов. Правили Ираном с 224 по 651 год.


[Закрыть]. Поэтому не исключено, что и жена Ксеркса могла поклоняться иноземным богам.

Геродот называет еще один случай человеческого жертвоприношения, совершенного персидской армией во время второй греко-персидской войны, в 480 году до н. э. Историк пишет: «Между тем флот Ксеркса вышел из города Фермы[64]64
  Античный город на месте современных Салоник.


[Закрыть], и десять самых быстроходных кораблей поплыли вперед прямо к Скиафу[65]65
  Остров в Эгейском море, к северу от острова Эвбея.


[Закрыть]. Здесь стояли три дозорных эллинских корабля: трезенский, эгинский и аттический[66]66
  То есть из городов Трезена и Эгины и из Аттики.


[Закрыть]. Завидев издали варварские корабли, эллины обратились в бегство. Варвары пустились в погоню за трезенским кораблем под начальством Праксина и тотчас же захватили его. Затем они привели на нос корабля самого красивого воина и закололи его (они считали счастливым предзнаменованием, что первым захваченным ими эллином был такой красавец)»{63}63
  Там же. VII.179–180.


[Закрыть].

Возможно, впрочем, этими варварами были не персы, а финикийцы, из которых в основном комплектовался флот персидских царей… И если описанный случай опять-таки можно с некоторой натяжкой объяснить многонациональностью и полирелигиозностью персидской армии, то следующий рассказ Геродота прямо говорит о ритуальном убийстве, совершенном по приказанию самого царя. Правда, здесь Ксеркс совместил религиозный ритуал с показательной казнью. В Лидии[67]67
  Историко-географическая область и страна на западе Малой Азии.


[Закрыть] царю и всему его войску довелось воспользоваться гостеприимством местного уроженца, Пифия, который к тому же предложил персам финансировать их военный поход. Ксеркс от денег отказался, но в благодарность нарек Пифия своим гостеприимцем (т. е. человеком, который всегда может рассчитывать на ответное гостеприимство и помощь самого царя) и сделал ему денежный подарок. «Будь всегда таким, как сейчас, и тебе не придется никогда раскаиваться ни теперь, ни в будущем», – сказал царь своему новому другу. Доверчивый Пифий принял слова персидского владыки за чистую монету, в чем ему очень скоро пришлось раскаяться. Об этом подробно пишет Геродот:

«В пути подошел к Ксерксу лидиец Пифий и сказал так… "Владыка! Я желал бы попросить тебя о том, что тебе легко исполнить, и для меня будет очень важно твое согласие". Ксеркс же, ожидая от него любой другой просьбы, кроме того, что Пифий действительно попросил, обещал исполнить и повелел говорить, что ему нужно. Услышав ответ царя, Пифий ободрился и сказал так: "Владыка! У меня пять сыновей. Им всем выпало на долю идти с тобой в поход на Элладу. Сжалься, о царь, над моими преклонными летами и освободи одного моего старшего сына от похода, чтобы он заботился обо мне и распоряжался моим достоянием. Четырех же остальных возьми с собой, и я желаю тебе счастливого возвращения и исполнения твоих замыслов". А Ксеркс в страшном гневе отвечал ему такими словами: "Негодяй! Ты еще решился напомнить мне о своем сыне, когда я сам веду на Элладу своих собственных сыновей, братьев, родственников и друзей? Разве ты не раб мой, который обязан со всем своим домом и с женой сопровождать меня? Знай же теперь, что дух людей обитает в их ушах: если дух слышит что-либо благостное, то он наполняет тело радостью; услышав же противоположное, дух распаляется гневом. Ты сделал мне, правда, доброе дело и изъявил готовность сделать подобное же, но не тебе хвалиться, что превзошел царя благодеяниями. А ныне, когда ты выказал себя наглецом, ты все-таки не понесешь заслуженной кары, но меньше заслуженной. Тебя и четверых твоих сыновей спасает твое гостеприимство. Но один, к которому ты больше всего привязан, будет казнен". Дав такой ответ, царь тотчас же повелел палачам отыскать старшего сына Пифия и разрубить пополам, а затем одну половину тела положить по правую сторону пути, а другую по левую, где должно было проходить войско. Палачи выполнили царское повеление, и войско прошло между половинами тела»{64}64
  Излагается и цит. по: Геродот. История. VII.27–29, 38–40.


[Закрыть].

Надо сказать, что прохождение между половинами рассеченного тела было не просто актом устрашения войска. У некоторых древних народов обычай этот носил сакральный характер. Он описан, например, в Книге Бытия, только там были использованы тела животных. В тот день, когда Господь заключил завет с Авраамом, Он приказал ему взять «трехлетнюю телицу, трехлетнюю козу, трехлетнего овна, горлицу и молодого голубя». Авраам «взял всех их, рассек их пополам и положил одну часть против другой; только птиц не рассек». «Когда зашло солнце, и наступила тьма, вот, дым как бы из печи и пламя огня прошли между рассеченными животными. В этот день заключил Господь завет с Авраамом…»{65}65
  Бытие. 15: 9–10, 17–18. Здесь и далее в Синодальном переводе.


[Закрыть] Позднее, в Книге пророка Иеремии, Господь упоминает иудеев и завет, «который они заключили пред лицом Моим, рассекши тельца надвое и пройдя между рассеченными частями его, князей Иудейских и князей Иерусалимских, евнухов и священников и весь народ земли, проходивший между рассеченными частями тельца…»{66}66
  Иеремия. 34: 18–19.


[Закрыть]

Таким образом, заставив свое войско пройти между разрубленными частями тела жертвы, Ксеркс принимал от него своеобразную присягу «на крови». Как совместить этот страшный ритуал с тем фактом, что зороастрийцы не признают человеческих жертвоприношений, – не вполне ясно. Скорее всего, поступки Ксеркса можно объяснить частично политическими причинами, а частично – простым самодурством и недостаточной твердостью в вере.