Текст книги "От Голливуда до Белого дома"

Глава 4
Покорение Голливуда и сердца Джин Тирни

Олег Кассини с Джин Тирни, 1940-е годы

Из-за этого скандального развода мне пришлось отложить все планы на будущее, и теперь я спешил их реализовать и попробовать свои силы в Голливуде. Я собирался немедленно уехать туда на машине, но мама настаивала, чтобы я не путешествовал в одиночку. Кто знает, какие опасности – ковбои, индейцы, гремучие змеи – могут поджидать меня на Диком Западе? Она хотела, чтобы отец меня сопровождал.

Он был против. Его жажда приключений давно угасла, и идея пересечь континент в подержанном «форде» ему совершенно не нравилась. Но мама была непреклонна, и переубедить ее мы не смогли. Мы попрощались по-русски: присели на дорожку и молча подержались за руки, мысленно желая нам с отцом счастливого пути.

Моей целью было добраться до Калифорнии как можно скорее. Я хотел застать там Игоря, который проводил медовый месяц в Калифорнии (в апреле 1940-го он женился на Бутси Макдоннел, и путешествие стало свадебным подарком от Сисси Паттерсон). Игорь знал многих людей, которые могли оказаться мне полезны – после Нью-Йорка я понимал, что мне нужна будет любая поддержка.

Машина сломалась почти сразу, уже в Вирджинии, и мы три часа ждали, пока ее починят. Большую часть ночи я провел за рулем, чтобы не выбиться из графика. Потом в Теннесси поломка была уже посерьезней: два с половиной дня ушли на ремонт. В третий раз это случилось где-то в Скалистых горах. От отца помощи было мало, его не интересовало ничего – ни страна, ни люди, ни природа. Помню, как-то мы остановились перекусить в маленьком мексиканском ресторанчике в Аризоне.

«Я закажу рыбу», – сказал он.

«Может быть, не стоит? – спросил его я. – Мы в мексиканском ресторане, посреди пустыни. Здесь не может быть свежей рыбы. Почему бы тебе не взять чили?»

Он настоял на своем… и, конечно, отравился, провалявшись на заднем сиденье остаток пути с мокрым носовым платком на лице, издавая жалобные стоны. Вот так я прибыл в царство грез: на старом драндулете со стонущим отцом на заднем сиденье.

Но главное, что мы оказались в Голливуде, сказочной обители небожителей! Лос-Анджелес тогда все еще был небольшим городком, с чистым воздухом, пахнущим ароматами гардений и апельсиновых деревьев. Погода была прекрасной, дороги – свободными, цветы – роскошными и благоуханными, девушки – неправдоподобно красивыми. Легкой походкой, как манекенщицы на подиуме, они прогуливались вдоль Сансет-бульвара, с заученной непринужденностью демонстрировали свои достоинства и отчаянно надеялись, что какой-нибудь проезжающий мимо продюсер обратит на них внимание. У всех на слуху тогда была малодостоверная история, как Лану Тернер[74]74
  Т е р н е р, Лана (1921–1995) – американская киноактриса, одна из самых гламурных звезд классического Голливуда.


[Закрыть] «заметили» за стойкой закусочной в аптеке Швабса, вот Голливуд и наводнили юные красавицы, стреляющие глазами, надувающие губки, с важным видом чистящие перышки, как стая случайно залетевших в город фламинго. Они съезжались со всей страны, со всего мира. Я ожидал, что в Голливуде будет много красивых девушек, но чтобы столько! Их число раза в три превышало количество мужчин, от их прелестей кружилась голова.

Игорь и Бутси жили в апартаментах гостиницы под названием «Сады аллаха» на Фаунтен-драйв. Она была построена в испанском колониальном стиле, который мне очень понравился, и при ней был бассейн. Их медовый месяц подходил к концу. Вскоре они должны были возвращаться в Вашингтон, но гостиничные апартаменты были сняты еще на две недели, так что нам с отцом было где остановиться на первое время.

В первый же день мы пошли на вечеринку в «Чирос»[75]75
  «Чирос» (Ciro's) – ночной клуб в Голливуде, популярный среди звезд кино. Существовал с 1940 по 1957 год.


[Закрыть] – эквивалент «Эль Морокко» на Западном побережье (и единственный приличный ночной клуб – Голливуд был еще очень мал, и люди там много работали, так что больше им и не требовалось). Вечеринку организовал Рекс Сен-Сир, очень богатый человек, часто устраивавший приемы – мужская ипостась Эльзы Максвелл [76]76
  М а к с в е л л Эльза (1883–1963) – известная светская журналистка, писательница, организатор приемов и праздников.


[Закрыть]. Игорь представил нас друг другу: «Мой брат переехал в Калифорнию. Надеюсь, вы будете включать его в список приглашенных».

Сен-Сир кивнул и пригласил меня присоединиться к другим гостям. На этой вечеринке я познакомился с несколькими людьми, благодаря которым начал ориентироваться в голливудской жизни. Среди них была актриса Венди Берри, очень привлекательная девушка (я не знал, что она была подружкой гангстера Багси Сигела, а то был бы осмотрительнее). Кроме того, я познакомился с Хэлом Роучем, владельцем небольшой киностудии, и его дочерью Мегги. На вечеринке также был Джон Метаксас, очаровательный грек, с которым мы как-то встречались в Нью-Йорке. Он сам выбрал роль моего советчика. «Не тратьте время на всех хорошеньких девушек, – сказал он мне. – Их здесь сколько угодно. Сосредоточьтесь на хорошеньких девушках со связями – таких как дочь Хэла Роуча, – потому что они могут вам помочь».

Метаксас был женат на красивой и богатой женщине, которая через несколько дней пригласила меня к ним домой на обед вместе с Мегги Роуч. После обеда Джон и его жена притворились, что устали, а мы с Мегги отправились танцевать в «Чирос».

Казалось – вот она, удача – мое первое голливудское свидание. Но со временем я понял, что свидания в Голливуде представляли собой весьма своеобразный и условный ритуал, участники которого в основном работали на публику. Продолжение вечера оказалось скучным. Мегги приветственно махала рукой своим знакомым, после чего они подходили к нам, и она приглашала всех на вечеринку, которую собиралась устроить. Всех и каждого, кроме меня. До меня тоже дойдет очередь, был уверен я, но приглашения так и не дождался. Я был потрясен ее невежливостью и не понимал, как же мне себя вести дальше, если окажется, что все здесь так дурно воспитаны.

Встреча с ее отцом на студии Roach прошла чуть лучше. Меня проводили в его огромный кабинет, и поначалу он был очень любезен, говорил о «Чиросе», о Сен-Сире и тому подобном, но я быстро перешел к делу. «Мистер Роуч, я дизайнер, – сказал я ему и поведал о своей предыдущей работе. – Мне бы очень хотелось показать вам свои эскизы».

Его манера поведения сразу же изменилась. В его глазах я мог прочесть: А, вот еще один, которому нужна работа. Он сказал: «Вообще-то мы редко сотрудничаем с дизайнерами, потому что снимаем в основном вестерны и всякое такое. Но, возможно, нам потребуется создать гардероб для Кэрол Лэндис, с которой мы только что подписали контракт. Я с вами свяжусь». И обратился к своему секретарю: «Напомните мне позвонить мистеру Кассини».

Я умудрился дожить да двадцати восьми лет и ни разу еще не слышать фразы: «Не звоните нам, мы сами вам позвоним». Я действительно ждал его звонка и провел в этом ожидании следующие несколько недель. Сначала я вообще боялся выйти из комнаты и тосковал о солнце и бассейне. Отец обычно проводил целый день в четырех стенах – он ненавидел солнце, – но я не мог на него положиться. Говорить по телефону на английском (языке, который он долгие годы игнорировал) и записать номер звонившего – это было для него слишком большим усилием. Но сидеть взаперти я больше не мог, поэтому каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, отец кричал мне в окно Олег! – и я мчался, чтобы снять трубку. Он всегда ждал меня, брезгливо держа аппарат на вытянутых руках, как будто это был мелкий зверек, зараженный бешенством. Обычно оказывалось, что звонил Игорь или Бутси или кто-то просто ошибался номером. Нужного мне звонка я так и не дождался.

У меня снова началась депрессия. Неужели и здесь меня ждет разочарование? Выяснилось, что дизайнеры в Голливуде не слишком востребованы. Тогда было только четыре крупных студии: Paramount, Twentieth Century-Fox, MGM и Warner Bros. Бюджеты остальных – Columbia, РКО, Roach и тому подобных – были слишком малы, чтобы там всерьез задумывались о гардеробе актеров. В фильмах категории «Б» дело до него доходило в последнюю очередь. Костюмы для ковбойских и пиратских фильмов брали из главной гардеробной, специально шили их только для избранных картин с участием больших звезд. Получить постоянную работу в этой сфере казалось невозможным.

Когда истекли две недели, нам с отцом пришлось покинуть «Сад аллаха», и мы сняли убогую квартирку неподалеку от студии Twentieth Century-Fox. Я уже начал думать, не был ли Голливуд, этот земной рай, населенный прекрасными женщинами, всего лишь миражом, который бог создал, чтобы наказать меня за мою глупость в истории с Мерри Фарни. Он заманчиво мерцал вдали, но приблизиться к нему не удавалось.

И вот однажды Венди Берри пригласила меня сыграть с ней в паре в теннисном клубе Вест-Сайд на Шевиот-Хиллз, членом которого она состояла. Его посещало много людей из мира кино – приятное местечко с холмистым нетронутым ландшафтом вокруг (теперь там все застроено небоскребами). В тот день я увидел на корте Эролла Флинна и Гилберта Роланда, а также других актеров, режиссеров и агентов. Позже я узнал, что по-настоящему престижным в Голливуде считалось приглашение сыграть в воскресенье в теннис на личном корте Джека Уорнера[77]77
  У о р н е р, Джек (1892–1978) – основатель и глава (вместе с братом Сэмом Уорнером) студии Warner Bros.


[Закрыть] или на другом личном корте. В клубе же, особенно в будние дни, собирались те, кто временно был без работы, или начинающие агенты – такие как Рэй Старк, энергичный коренастый блондин с замечательным чувством юмора. Ему дали прозвище Кролик, потому что он постоянно носился туда-сюда. Мы с ним быстро подружились, и потом, когда пришло время, я предложил ему быть моим агентом. Впоследствии же он стал одним из самых влиятельных голливудских продюсеров.

В тот день мы с Венди дважды сыграли в паре, мое мастерство не осталось незамеченным, и ко мне стали относиться как к равному. Мне предложили вступить в клуб – первый пробный месяц членства бесплатно, что, разумеется, меня очень обрадовало.

В последующие недели я активно играл в теннис, но ничего существенного не происходило. Мы с отцом были на мели, и мне пришлось пойти на отчаянный для Лос-Анджелеса шаг: я продал машину. Я понимал, что в Голливуде долго без нее не протяну, это было все равно что оказаться посреди пустыни без верблюда. Нужно было срочно найти выход, и тут мне снова помог теннис.

В тот день, когда машина была продана, или, может быть, на следующий мне предложили участвовать в круговом турнире клуба Вест-Сайд. Хорошие теннисисты держались от него подальше, потому что играть приходилось в том числе и со слабаками, а из-за этого можно потерять форму. Но мне все равно было нечем больше заняться, и я без особого энтузиазма согласился. Со мной в паре играл приятный в общении седой респектабельный джентльмен, из тех, что выходят на корт по уик-эндам. Он не лез вперед и дал мне возможность дотащить нас до финала, а потом и выиграть турнир.

На счету моего партнера это была первая победа в турнире, и он был преисполнен благодарности. Он пригласил меня домой выпить и познакомиться с женой, а я все еще не знал о нем ничего, кроме имени. Он стал меня расспрашивать о моей жизни, и я рассказал ему о своей семье, о том, как оказался в Голливуде, о мечте стать дизайнером и признался, что работу пока не нашел.

«Как жаль, – сказал он, – что я не знал о вас еще пару дней назад. Я директор-распорядитель студии Paramount, и мы как раз искали художника по костюмам. У нас есть Эдит Хед[78]78
  Х е д, Эдит (1897–1971) – главный художник по костюмам студии Paramount, за свою долгую карьеру получившая восемь премий «Оскар».


[Закрыть], но она не может одна делать все. Послушайте, а не могли бы вы до завтра подготовить эскизы, чтобы показать их заведующему костюмерным цехом Фрэнку Ричардсону? Он сейчас как раз пробует разных дизайнеров для нового фильма с Клодетт Кольбер[79]79
  К о л ь б е р, Клодетт (1903–1996) – американская киноактриса, обладательница премий «Оскар» и «Золотой глобус», признанная одной из лучших комедийных актрис 1930-х годов.


[Закрыть]».

Я позвонил Рэю Старку и попросил: «Не подбросишь меня прямо сейчас до студии Paramount? Есть шанс получить работу». Было воскресенье, вторая половина дня, но Рэй тут же откликнулся на мою просьбу. Он только начинал свою карьеру, у него, по правде говоря, еще не было ни одного клиента. Пока Рэй числился в агентстве Соколова, и то только потому, что был женат на дочери Фанни Брайс и Никки Арнстина[80]80
  Б р а й с, Фанни (1891–1951) – американская актриса, звезда ревю Зигфилда. О ее жизни был поставлен бродвейский мюзикл «Смешная девчонка» и одноименный фильм с Барброй Стрейзанд в главной роли. Никки Арнстин – профессиональный игрок, второй муж Фанни Брайс.


[Закрыть]. Считалось, что у него могли быть хорошие связи. Но пробился он в результате благодаря своей беспредельной энергии, а не знакомствам. Позже, когда мы с Джин Тирни поженились, Рэй и Фрэн Старк стали нашими лучшими друзьями. Фрэн была очаровательной и остроумной женщиной, очень похожей на свою мать. Рэй меня познакомил со своей знаменитой тещей в самом начале нашей дружбы. Фанни Брайс, одна из первых в Голливуде, морально поддержала меня. «Не бросайте того, что делаете, – сказала она мне. – И ни о чем не волнуйтесь. Вас ждет большой успех».

Работа на студии Paramount могла бы стать первым реальным подтверждением правоты ее слов. Мы с Рэем помчались на студию, чтобы встретиться с Ричардсоном, несмотря на то, что это было воскресенье. Он был очень любезен, но на это место пробовалось много дизайнеров, которые уже представили свои работы. Мне было предложено принести свои эскизы к десяти утра на следующий день. Они искали замену Омару Хайяму, известному в ту пору дизайнеру. В фильме было тринадцать сцен с участием героини, требовавших перемены костюма, значит, за ночь мне предстояло нарисовать тринадцать эскизов. Я поблагодарил мистера Ричардсона, взял у него несколько блокнотов для рисования, потому что магазины были уже закрыты, и помчался домой. Там я попросил отца сварить побольше кофе и приступил к работе. Трудился я всю ночь. К полуночи у меня были готовы только пять эскизов, и я запаниковал, что не успею. Сценарий я читал в спешке и не очень вникал в характер героини, но я знал, кто такая Клодетт Кольбер, и создавал модели для нее. Это был фильм о моде (в результате его так никогда и не сняли), и героиня должна была выглядеть шикарно, что стало для меня плюсом. Работал я той ночью, сознавая, что борюсь за место не просто ассистента, а полноправного дизайнера студии. Такие вакансии открывались редко, раз в несколько лет, и я не мог позволить себе упустить этот случай. Сейчас – или никогда, это был мой шанс пробиться в Голливуде. Накачанный кофеином, я работал как сумасшедший, перед глазами все плыло, пальцы немели, но чем дальше шло время, тем больше у меня прибавлялось уверенности, что, по крайней мере, я успею сделать тринадцать эскизов в срок.

Последний был закончен в 9.00 утра. Рэй Старк забрал все рисунки и доставил их на студию. Мы посчитали, что если мои работы привезет агент, это будет выглядеть солидно (в любом случае, в тот момент я даже членораздельно разговаривать не мог). Несмотря на безумную усталость, нервное перевозбуждение не дало мне уснуть. Я просто сидел в ступоре, и в моих жилах струился кофеин. Отец, как кот, метался по квартире. Он тоже не спал большую часть ночи, варил мне кофе и старался всячески помочь (наверняка надеясь при этом, что, если я получу работу, он сможет вернуться домой). Телефон зазвонил в полдень. На проводе был Старк.

«Место досталось вам, – сказал он. – Двести пятьдесят в неделю. Они хотят, чтобы вы подписали контракт прямо сейчас».

Какой великолепный день! Солнце сияло, птички пели… Да, в Лос-Анджелесе таким был любой день, но только теперь я впервые смог оценить это по достоинству. Двести пятьдесят долларов в неделю! Контракт на семь лет! Для Рэя это тоже был большой день, он мог прийти в агентство, где работал, и сказать: «Олег Кассини стал нашим клиентом». И не важно, что обо мне пока никто не слышал. Мы оба только начинали, и этот день превратился в наш общий праздник. Мы говорили без умолку, смеялись и мечтали о будущем. Я отметил свою победу и конкретным действием. Рэй отвез меня к ближайшему дилеру Меркьюри, где я приобрел спортивный кабриолет с деревянными панелями на дверцах, очень модную в те дни модель. Вот теперь я был готов ко всем радостям Голливуда, готов наверстать упущенное.

Но работа – в первую очередь. Должность у меня была ответственная. Мне полагался офис из нескольких комнат, включая примерочную с зеркалами и приемную с личным секретарем. В первый же рабочий день мне показали все помещения костюмерного отделения студии. Некоторые были буквально завалены тканями на сотни тысяч долларов, на складах висели костюмы для самых разных картин – от одежды ковбоев до римских тог из эпических фильмов Сесила Б. Демилля[81]81
  Д е м и л л ь, Сесил Б. (1881–1959) – знаменитый американский режиссер и продюсер, считавшийся эталоном кинематографического успеха.


[Закрыть] по библейским мотивам. Все выглядело очень внушительно. Меня представили пользовавшейся непререкаемым авторитетом Эдит Хед, а она, в свою очередь, представила меня портнихам. Это был с ее стороны не столько жест гостеприимства, сколько возможность присмотреться ко мне поближе.

«Ваш успех будет зависеть от того, насколько ваши эскизы для фильмов понравятся продюсерам, – сказал мне Ричардсон. – Но проблема в том, что Эдит Хед работает здесь с незапамятных времен и давно знает, что именно может им понравиться».

Эдит Хед оказалась самым одаренным дипломатом из всех, кого я знал в жизни. Это была невысокая женщина с длинным носом, в темных очках, с подстриженными в стиле принца Вэлианта[82]82
  Один из героев популярного комикса о временах короля Артура, созданного Хэмом Фостером в 1937 году.


[Закрыть] черными волосами, маленьким поджатым ротиком и светящимися умом глазами. Большого таланта дизайнера у нее не было, но она обладала хорошими профессиональными навыками. У Хед был один ответ на любой модный вызов: английская блузка. Эта модель была ее коньком и пределом ее возможностей. С другой стороны, она обладала потрясающими ораторскими способностями. Она говорила на своеобразном языке, причудливой смеси «голливудского» и «модного» сленга. (Вскоре я узнал, что в Америке говорят на многих языках, цель которых – не сказать ничего, прослыв при этом экспертом.) И она умела продавать свои идеи продюсерам: «На экране это будет смотреться превосходно, очень богато… видно, что героиня состоятельна, но не бессердечна. У нее хороший вкус. Одежда подчеркивает ее изысканные манеры южанки, вы же это сами видите, не так ли?»

Так разговаривать я, конечно, не умел и сосредоточился на изучении специфики кинокостюмов. Мой опыт модельера и умение рисовать хорошие эскизы были мне большим подспорьем. Задача состояла в создании платья, которое не только подчеркнет достоинства актрисы, но еще и поможет ей выглядеть более совершенной на экране, что гораздо сложнее. Мне повезло, что я всегда с первого взгляда умел оценить женщину, ее фигуру и пластику; кроме того, я интуитивно чувствовал, какие черты своей внешности она считает самыми выигрышными. У актрис это, конечно, настоящий пунктик, больше, чем у других женщин. Они знают свои лучшие ракурсы, в каких позах их надо снимать. Важно было, чтобы я все это сразу уловил и пришел с актрисой к полному взаимопониманию – тогда мы становились партнерами по игре в trompe l'oeil (тромплей – оптическая иллюзия, обманка – фр.).

Моделирование одежды для кино – это не что иное, как создание оптических иллюзий.

Рекламный плакат с Дороти Ламур в фильме «Алома Южных морей», 1941

Вот, например, однажды я делал саронг для Дороти Ламур[83]83
  Л а м у р, Дороти (1914–1996) – американская актриса, популярная модель в стиле пин-ап.


[Закрыть] в фильме «Алома Южных морей». У нее была яркая, чувственная красота, но камера не всегда была к ней добра, по крайней мере пока ей в этом не помогал дизайнер. У мисс Ламур была слишком высокая линия талии и крутые бедра. Опустив линию талии, я создавал иллюзию более длинного торса, а используя мягкие ткани и драпировку, привлекал внимание к груди – одному из самых впечатляющих ее достоинств.

Я делал не только саронги для «Аломы», но и набедренные повязки для актеров Джона Холла и Фила Рида. Это стало одним из самых неловких моментов в моей голливудской карьере. Нужно было снять мерки, и я поручил это ассистенту, а сам, отводя глаза, старался вовлечь актеров в беседу на темы, интересующие настоящих мужчин.

Вечная проблема, с которой сталкивается каждый голливудский художник по костюму, хорошо известна: камера автоматически прибавляет актрисам десять фунтов. Наша задача – сделать так, чтобы они выглядели стройнее. Для этого существуют разные способы. Так, работая с Мэделин Кэрролл[84]84
  К э р р о л л, Мэделин (1906–1987) – звезда фильмов Альфреда Хичкока английского периода.


[Закрыть], женщиной элегантной, но иногда выглядевшей на экране слишком пухленькой, я использовал для верхней части костюма мягкие ткани темных оттенков, например бархат, а талию для контраста утягивал черной эластичной матовой тканью, чтобы подчеркнуть стройность.

Существовали и другие технические приемы, которые мне предстояло усвоить. Большинство картин в то время были черно-белыми, и белые акценты рядом с лицом хорошо выглядели на пленке. Но надо было иметь в виду, что кипенно-белый и абсолютно черный цвета не подходили. Особенное возмущение у операторов вызывал глухой черный, они говорили, что он поглощает слишком много света. Проблема в том, что черный и белый с небольшой добавкой пигмента на пленке часто выглядели грязными и неотчетливыми, поэтому важно было очень точно соблюсти баланс.

Важное значение придавалось съемке крупным планом, а это значило, что чаще всего в кадре была видна только верхняя половина тела актрисы. Поэтому нужно было сосредоточиться на одежде от талии и выше и не тратить время на изобретение элегантной сложносочиненной юбки. Единственным исключением из этого правила была Кэтрин Хепберн: ее снимали в полный рост больше, чем любую другую звезду той эпохи, потому что она сама на этом настаивала. Хорошо, что ее костюмы создавал Адриан[85]85
  Г р и н б е р г, Адриан (1903–1959) – главный художник по костюмам студии MGM, работавший с Гретой Гарбо, Нормой Ширер, Кэтрин Хепберн, Джоан Кроуфорд. Создал костюмы более чем к двумстам фильмам.


[Закрыть], голливудский дизайнер, чьим творчеством я больше всего восхищался. Пожалуй, он был единственным представителем нашей профессии, который мог заставить режиссера принять его трактовку образа (Эдит Хед могла бы стать столь же влиятельной фигурой, но она была дипломатом и предпочитала уступать).

А самой сложной частью нашей работы была именно дипломатия, необходимость ублажать огромное количество людей. Продюсер, режиссер, звезда, оператор, личный костюмер звезды, ее парикмахер (а им всегда было что сказать), агент звезды или ее любовник, президент студии – список можно продолжать бесконечно. У большинства этих людей не было чувства стиля, в том числе у звезд. Новое платье заставляло актрис нервничать и суетиться, ожидая одобрения своих парикмахеров и прочего обслуживающего персонала, и тут не помогало даже наше с ней достигнутое взаимопонимание. Ледяное молчание или, того хуже, ехидная шутка – такая реакция могла стать роковой для дизайнера. Поэтому на студии я был исключительно любезен со всеми, особенно с парикмахерами.

Первым серьезным продюсером, чье расположение мне удалось завоевать, стал Артур Хорнблоу, образованный и воспитанный человек, который не смотрел на меня как на какого-то злонамеренного иностранца. На моем счету была одна мало запоминающаяся комедия из жизни студентов, когда он пригласил меня в качестве художника по костюмам в картину о летчиках «Мне нужны крылья». Бюджет у фильма был солидный, но в прокате большого успеха он не имел и так и остался бы незамеченным, если бы не дебют в нем молодой старлетки Вероники Лейк. Ее прическа с закрывающей один глаз прядью белокурых волос стала настоящей сенсацией. Отбросив ложную скромность, хочу признаться: прическу придумал я… и вышло это совершенно случайно.

Хорнблоу уже познакомил меня со звездой фильма Констанс Мур, и мы с ней начали работу над ее гардеробом. Теперь он хотел познакомить меня с исполнительницей роли второго плана. Я пришел к нему в офис и увидел невысокую робкую девушку с огромным бюстом. У нее были белокурые прямые волосы, тонкие ручки, узенькая талия, она вообще казалась очень худощавой, если бы не пышная грудь. Лицо ее сияло натуральным румянцем. «Ну, что скажете?» – спросил Хорнблоу, как будто демонстрировал мне новую машину. В этот момент девушка вся покрылась краской и побежала в туалет. Ее явно тошнило.

Я сначала подумал, что это у нее от избыточного волнения, но выдающаяся грудь, бросившаяся в лицо краска и тошнота оказались признаками беременности.

Вернулась Вероника в офис вся растрепанная. Ее волосы были в беспорядке, одна прядь полностью закрывала глаз. Я подумал, а это интересный образ, и еще немного поиграл с ее прической. В результате в фильме она появилась с очень длинными гладкими волосами, как носили молодые девушки из общества в тот год – просто, шикарно и стильно. По моей задумке в картине она часто носила облегающие свитера, чтобы подчеркнуть пышный бюст и тонкую талию.

Думаю, что Эдит Хед беспокоил мой успех. Она видела меня только дизайнером фильмов категории «Б», да она и называла меня «младшим дизайнером», что не соответствовало истине. Разумеется, ее положению на студии ничего не угрожало, но она всегда была начеку. Она опасалась, что я уговорю влиятельных звезд Paramount выбрать меня в качестве их личного художника по костюмам. Эдит Хед больше меня верила в силу сексуальных подтекстов и думала, что я сумею использовать шарм и личные отношения для приобретения влияния. Но когда я обедал с кем-нибудь вроде Мэделин Кэрролл, о работе я думал меньше всего, и вот этого Эдит Хед была не в состоянии понять. Хотя сама она была замужем, работа всегда была для нее на первом месте. Она приходила на студию на рассвете и уходила последней.

Знаменитая прическа Вероники Лейк

Я вовсю праздновал свой первый большой успех. Карьера временно отошла на второй план, и даже то, что я стал Пигмалионом для Вероники Лейк, не могло унять мою тягу к развлечениям.

С агентом Биллом Джозефи мы на паях снимали дом на Чероки Лейн в Голдуотер-каньоне. Мы открыли сезон безудержной охоты на девушек. У нас с Биллом, теннисистом и симпатичным парнем, было из-за них негласное соревнование. Не из-за конкретных девушек – их вокруг хватало, а из-за того, чья подружка окажется красивее, когда мы субботним вечером поведем их в «Чирос». Я в основном знакомился с «телочками» (унизительный термин, согласен, но широко распространенный в те времена) в буфете студии Paramount. Во время ланча его наводняли старлетки, в надежде привлечь внимание продюсеров. Участь старлеток была незавидна: такие хорошенькие и такие бесправные, вынужденные всегда соглашаться на предложение рекламного отдела составить компанию кому-нибудь из начальства. Казалось, вот-вот они сорвут свой джекпот, но он никак не давался в руки. Их статус был очень низок, считалось, что по первому требованию любого босса они побегут выполнять все его желания. И поэтому они охотно соглашались, когда я приглашал их на настоящее свидание в «Чирос», где их могли заметить. Я встречался с Сьюзен Хейворд и Эллен Дрю, которые в те годы работали в фильмах категории «Б», но потом стали сниматься в первоклассных картинах; встречался я и со многими другими, которые, к сожалению, не сумели пробиться в кино.

Джозефи, меня и еще нескольких агентов, актеров и молодых прожигателей жизни стали называть в Голливуде «Волчьей стаей». Наша компания – Франшо Тоун, Джон Бэрримор, Пэт де Чикко, Эррол Флинн, Брюс Кэбот и я – часто ходила в клуб Эрла Кэрролла[86]86
  К э р р о л л, Эрл (1883–1948) – американский театральный продюсер, режиссер и композитор. Открыл в 1938 году ночной клуб в Голливуде.


[Закрыть]. Там шло грандиозное шоу в духе Лас-Вегаса с самыми красивыми в городе девушками, которые с удовольствием присоединялись к нам после представления. Охоты за юбками мы никогда не прекращали, ведь твой статус зависел от того, с какими женщинами тебя видели. (В Голливуде больших людей – киномагнатов и звезд, частью которого я стал после брака с Джин Тирни, «Волчью стаю» не воспринимали всерьез). В нашей же компании появиться на людях со звездой первой величины считалось ne plus ultra[87]87
  Высшее достижение, верх совершенства (лат.).


[Закрыть], главным козырем. И мне, признаюсь, были не чужды эти игры тщеславия. Когда я читал в светской хронике: «Бетти Грейбл[88]88
  Г р е й б л, Бетти (1916–1973) – популярная американская актриса, танцовщица и певица, модель в стиле пин-ап. 12 лет подряд становилась самой кассовой знаменитостью.


[Закрыть] и Олег Кассини зажигают в “Чирос”», я воспринимал это как свое большое достижение. Такие слова звучали у меня в ушах, словно музыка.

Что ж, мы с Бетти Грейбл действительно зажигали в «Чирос», и это были очень удачные свидания. Она недавно появилась в Голливуде, и все сходили по ней с ума после фильма «Дюбарри была дамой». Танцовщиц уровня Бетти я встречал всего три-четыре раза в жизни, но это было единственное, что нас объединяло. Она любила танцевать, я тоже, вот мы этим и занимались в «Чироc» – вполне профессионально и у всех на глазах. В остальном же она была девушкой без особых изысков, очень милой и хорошенькой, из тех, что любят гамбургеры и молочные коктейли.

Это был классический голливудский роман, за которым ничего серьезного не стояло. Нас просто видели вместе и писали об этом в светской хронике. Для человека, который, как я в то время, находился на периферии голливудской жизни, это значило: обо мне пишут, следовательно, я существую. Такие свидания, рассчитанные на продвижение карьеры, фактически были работой, и я немало в них преуспел, потому что не стеснялся приглашать в клубы настоящих звезд. Вы и представить себе не можете, сколько вечеров проводили дома в одиночестве красавицы-звезды уровня Ланы Тернер, напрасно ожидая телефонного звонка. Иногда, в отчаянии, они требовали, чтобы их агенты сводили их куда-нибудь, а потом в газетах появлялась заметка: «Кэрол Лэндис (или другая актриса) вчера весь вечер танцевала с Биллом Джозефи в “Чирос”»… Часто за этими «романами» стояли киностудии – «Тайрона Пауэра видели с Соней Хени». И столь же часто это был просто тактический ход иди дымовая завеса. Удивительно, как мало присутствовал секс в подобных романтических историях. В наших с Бетти Грейбл отношениях его не было, но шумихи вокруг было много.

В Голливуде я гораздо больше был известен как прожигатель жизни, чем дизайнер. Да что там говорить, как дизайнер я был практически никому не известен, и все из-за ошибки, допущенной моим агентом: он забыл включить в контракт пункт об упоминании моего имени в титрах фильма. Узнал я об этом самым унизительным образом, который только можно представить – на премьере моего первого фильма, комедии из студенческой жизни. Я пригласил на премьеру Бетти Грейбл и, возможно, слишком распускал перед ней хвост. Но вот картина закончилась, пошли титры, и в них не было моего имени. Я был раздавлен. Бетти тоже ощущала неловкость, но она была настоящим профессионалом и старалась меня поддержать. В ту ночь я не мог уснуть. Я пытался дозвониться Рэю Старку, но он не отвечал. Утром я первым делом поехал на студию, нашел там Ричардсона и сказал: «Я был вчера на премьере и не увидел своего имени в титрах».

«Вы об этом не просили, – ответил он. – Этого пункта нет в вашем контракте».

Тогда я позвонил Старку и упрекнул его: «Ты же мой агент…»

«Я был так рад, что забыл об этом», – ответил он.

Теперь мы ничего не могли поделать. Я отчаянно боролся за упоминание в титрах фильма «Мне нужны крылья», но ничего не получилось… и это, я думаю, стало началом моего конца на студии Paramount.

В те дни на студии все, включая Ричардсона, пребывали во взвинченном состоянии, потому что Paramount только что возглавил Генри Гинзбург. Он считался жестким руководителем, той самой новой метлой, которая чисто метет. И я, конечно, в своей неподражаемой дурацкой манере, встал на пути этого урагана.