Текст книги "По следам Почемучки. Рассказы и сказки"

Трамплин

…Ну вот, опять начинается! Только я ложусь вечером спать – сразу море снится. Волны колышутся и кровать в разные стороны качают:

– Блюм-блюм… Блюм-блюм…

И я засыпаю среди голубых волн.

А утром мне просыпаться надо. А мне опять море снится. Только теперь я на песочке лежу и с солнышком обнимаюсь. Оно такое тё-ё-ёплое и ко мне прижимается.

– Вставай, соня, – говорит мне мама. – Всё на свете проспишь.

А я лежу.

– Подъём! – кричит папа. И дует в кулак, как в трубу: – Ту-у-у, ту-ту, ту-ту!

А я лежу.

Они меня поднимают и волокут в ванную умываться. Потом волокут за стол завтракать. И говорят:

– Когда, наконец, ты станешь самостоятельным ребёнком?!

А я очень хочу стать. Чтоб по утрам самому подниматься. Раз-два и на ногах! Я хочу, чтоб мне утром приснился трамплин, с которого на лыжах прыгают.

Целый вечер трамплин рисую. И на стену вешаю напротив кровати. Чтоб утром рисунок увидеть и сразу вскочить, как спортсмен с трамплина:

– Вжиу-у-у!

Утром я открываю глаза и вижу трамплин на стене. Потом снова глаза закрываю, и мне кажется, будто я качусь с трамплина.

– Вжиу-у-у!

И я лечу.

– Вставай, соня! – говорят мне родители.

Мама берёт меня за одну руку, папа за другую. Они думают, будто я в кровати лежу. Они даже не знают, что я с трамплина лечу. И взлетают вместе со мной.

Мы летим по небу, как три журавля. Два больших и один маленький.

– Эй! – кричит встревоженный папа. – Ты что это задумал?!

– Я летаю! – кричу я.

– Когда дети во сне летают – они растут! – кричит испуганная мама. – А нам страшно!

– Не бойтесь! – кричу я. – И вы подрастёте вместе со мной!

– Мы уже отвыкли от этого! – кричат мама с папой. – Давай назад! Домой!

И я поворачиваю домой.

А потом мы завтракаем овсяной кашей. Мама и папа смотрят на меня со всей строгостью.

– В следующий раз, когда вздумаешь летать, предупреждай! – говорят они.

Как мы ходили за грибами

– Ау! – закричала мама.

– Ау! – закричал папа.

– Ау! – крикнул я.

Мы кричали все вместе. И ничего не было понятно.

– Так не пойдёт, – сказал папа. – Будем кричать на счёт «три» и все раздельно. Раз-два-три, – скомандовал он.

– Ау! – откликнулась мама.

– Раз-два-три, – снова посчитал папа.

– Ау! – откликнулся я.

Потом папа скомандовал сам себе и тоже аукнулся.

– Всё, – сказал он. – Первая тренировка окончилась. Можно разойтись и отдохнуть.

Мы с мамой стали отдыхать. Нам предстоял поход за грибами.

Ещё рано утром папа сказал:

– К любому делу надо подходить со всей ответственностью. Поэтому будем отрабатывать кое-какие грибные навыки.

И мы стали аукаться.

А потом папа поставил на пол деревянный грибок, на котором мама штопала носки, и завязал себе глаза платком. Он ползал по полу на коленках и бормотал:

– С открытыми глазами всякий сможет найти гриб, а попробуйте вот так…

Сначала папа опрокинул стул, потом этажерку с книгами, потом телевизор.

Пока мы всё приводили в порядок, пришло время обеда. Мы быстренько пообедали, вышли из дома и поехали в лес на автобусе. На опушке папа построил нас с мамой и сказал:

– Генеральная тренировка. Раз-два-три!

– Ау! – кричала мама. И мы с папой тоже кричали.

Но тут из лесу вышел гражданин с бородой и строго сказал:

– Ну, чего раскричались?! Всё зверьё распугаете!

– Нам грибы нужны, – говорит папа.

И мы пошли искать грибы. Хотя искать было нечего. Во всём лесу ни одного гриба.

– Ну, вот, – сказал я. – Мы распугали и зверей, и грибы.

– Все грибы уже собрали до нас, – сказала мама. – Не надо было с утра заниматься чепухой.

А папа говорит:

– Зато мы подошли к делу со всей ответственностью. Приобрели грибные навыки. Теперь нам не страшны никакие трудности.

По дороге домой мы заехали на рынок и купили грибов.

Вкусная у нас получилась жарёха!

Две лишние коробки

Понадобилось нам однажды шесть коробок. Чтоб, значит, вещи на дачу перевезти.

Коробки мы с папой купили в магазине. Запросто!

А потом папа и говорит:

– Как же их домой отнести? Ведь у нас только четыре руки, а коробок шесть…

– А голова на что?! – спрашиваю я.

– Правильно! – говорит папа. – Надо подумать.

– Чего думать-то?! – говорю я.

И надеваю третью коробку себе на голову.

– Надо же! – удивляется папа. – И голова пригодилась!

И тоже надевает себе на голову коробку.

И вот мы с папой идем домой в коробочной темноте. И стукаемся друг о друга головными коробками.

– Бу-у-ум!!! – басом гудит папина коробка из толстого картона.

– Бам! – тонким голоском отзывается моя коробка из тонкого картона.

– Бум! Бам! Бум! Бам!

Так мы и бьёмся до самого дома. А когда коробки снимаем, шум в голове остаётся.

– Бу-у-ум!!! – гудит в папиной голове.

– Бам! – отзывается в моей.

А мама выглянула из кухни и спрашивает:

– В каком ухе у меня звенит?

– Это не у тебя в ухе, это у нас в головах, – говорим мы. И рассказываем маме про две лишние коробки.

А она обняла нас и говорит:

– Дорогие вы мои головы садовые… Вернее даже картонные!

Потом поцеловала, и гудение в головах сразу кончилось. Мы упаковали вещи и с ветерком поехали на дачу.

Как мы на люстре висели

С самого утра маминого праздника мы с папой шептались на кухне. Мама ещё спала, а мы придумывали праздничную неожиданность.

– Когда я был маленьким, – шептал папа, – подарки для моей мамы я вешал на люстру. Проснётся моя мамочка, посмотрит вокруг: ах! – подарок на люстре болтается. Это была радость.

– Давай и мы на люстру цветы с духами прицепим, – шепчу я.

– А не придумать ли нам что-нибудь поинтереснее? – предлагает папа. – Давай рассуждать: сегодня мы всю мамину работу выполнять будем. Ну там, пол подметём, обед сготовим, рубашки постираем… Значит, мы сами сегодня целый день будем для неё подарками! Поэтому я предлагаю взять в руки цветы, духи и самим прицепиться к люстре. Это же сразу двойной подарок получится!

– Ура-а-а… – шепчу я. Мне давно хотелось на люстре покачаться.

Мы с папой взяли верёвки, привязались за пояса к люстре и повисли. Висим, висим, а мама всё спит. Тогда мы пробудную песню запели:

 
Кто висит на люстре нашей?
Это мы висим с папашей!
 

Мама с постели вскочила, нас на люстре увидела, да как обрадуется:

– Что с вами?! – кричит.

А мы как ногами замотаем, как закричим:

– Па-здра-вля-ем!!!

А люстра от нашего мотанья и крика хрястнула, из потолка вырвалась и вместе с нами на пол рухнула!

Шуму было, конечно, много. Но зато получилась полная праздничная неожиданность, как мы и хотели.

А мама кричит:

– Эй, вы не разбились?

– Нет! – кричим мы из-под обломков. – Не разбились, это люстра разбилась.

– Вот здорово! – кричит мама. – Она мне уже давно надоела. Я вместо неё новую купила, только боялась, что вам не понравится.

– Понравится, понравится! – закричали мы. – Вместо разбитой нам что хочешь понравится.

Тут мы перестали кричать, подарили маме цветы с духами, повесили новую люстру и сели за стол мамин праздник отмечать.

Сухопутный или морской?

Когда мыши стали ходить по нашему дому пешком, мама сказала:

– Я сомневаюсь в том, что наш кот Лукьян сухопутный!

– А какой же он?! – удивился папа.

– Может быть, он морской котик, – предположила мама.

– Поясни мысль! – сказал папа.

И мама пояснила:

– Если бы он был сухопутным котом, то любил бы мышей. А он без ума от рыбы. Значит, он морской.

Это точно: Лукьян чуял рыбу в любом конце квартиры и нёсся в этот конец сломя голову. А мышей он не видел в упор. Идёт себе по квартире и упирается в мышь… Или наоборот. Идёт себе мышь по квартире и упирается в кота… И друг друга они не узнают.

– Что же делать? – спросил я и посмотрел на маму и папу с надеждой. – Может быть, Лукьян всё-таки сухопутный?

А папа сказал:

– Сейчас мы устроим ему проверочку!

И тогда мы стали ловить мышей и мазать их рыбьим жиром. Теперь Лукьян чуял мышь в любом конце квартиры. И нёсся за ней сломя голову.

Мыши сначала боялись Лукьяна и кричали страшными голосами. А кот ловил их, облизывал и отпускал. И мыши привыкли к Лукьяну.

– Мяу! – сказал кот Лукьян как-то раз.

И мыши побежали к нему сломя головы из разных углов дома. А Лукьян стал их облизывать. Просто так, без рыбьего жира. А мама посмотрела на них на всех и сказала:

– Кто бы мог подумать, что эти мыши так любят ласку!

– Кто бы мог подумать, что Лукьян так любит мышей! – сказал папа.

А я обрадовался и закричал:

– Ура! Значит, он сухопутный!

Дождливая арифметика

Когда пошёл дождь, я спросил папу:

– А сколько в нём дождинок?

– Тысяча, – сказал папа неуверенно. – Или даже миллион.

И тогда мы высунулись в окно и стали считать дождинки. Сначала на сухом асфальте их было очень легко считать: одна, две, три, четыре…

Но скоро весь асфальт стал мокрым, все капли слились в одно большое пятно, и мы сбились со счёта.

– Не беда! – сказал папа. – Будем считать лужи.

Во дворе появилась одна лужа, две, три. Считать лужи было даже интереснее. Потому что все лужи были разные: одна как блин, другая как огурец, третья как бегемот.

Но скоро мы опять сбились со счёта. Потому что и блин, и огурец, и бегемот слились в одну большую лужицу. Тут и дождь закончился.

Мы с папой вышли во двор и посмотрели на нашу лужицу с гордостью.

– Не каждый сможет столько воды насчитать, – сказал я.

– Учи арифметику получше, – сказал папа. – И ты сможешь насчитать целый пруд или речку, или даже море.

– Ого! – сказал я. – Ради моря можно выучить что угодно!

Потом я разбежался и со всего маху прыгнул в лужу. Брызги во все стороны! Сто или миллион!

Я – мокрый с ног до головы. Папа – мокрый с ног до головы. Вода стекает с нас тоненькими струйками и журчит, как весенний ручеёк.

– Вот тебе и арифметика, – грустно говорит папа.

И мы идём сушиться домой.

Папа пишет письмо

Папа сидел за столом и писал письмо тёте Дусе. Стол был раздвижной, из двух половинок.

Только папа написал: «Дорогая Дуся, здр…», – как его ручка попала в щель между двумя половинками стола, и письмо прорвалось. На месте неоконченного слова «здр» оказалась самая настоящая дырка.

Папа взял новый листок бумаги и снова написал:

«Дорогая Дуся, здр…» Др-р-рык! – дрыкнула ручка и снова застряла в щели.

– Это не письменный стол, – сказал папа, – а стол для делания дырок в письмах. Очень удобно, быстро и надёжно!

Потом он лёг на пол и стал там писать письмо. Но в полу между досками тоже были щели. «Дорогая Дуся, – писал папа, – здр…» Др-р-рык! – дрыкнула ручка и снова проделала дырку.

Папа совсем загрустил и сидел на полу в полной растерянности.

– Не расстраивайся, – сказал я ему. – Хочешь, пиши на моей спине. Она гладкая и мускулистая.

Папа потрогал мою спину, сказал «Ого!» и начал писать на моей спине.

«Дорогая Дуся! – писал папа. – У нас дома полным-полно дырок. Поэтому все мои «здравствуй», предназначенные тебе, провалились неизвестно куда. Теперь я пишу на гладкой и мускулистой спине моего любимого сына, но боюсь утомить его. К тому же ему очень щекотно. Поэтому письмо будет очень коротким. Возвращаю по назначению все провалившиеся «здравствуй» тебе: Здравствуй, Дуся, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй!.. До свидания, Дуся».

Скоро пришёл ответ от тёти Дуси. Она признавалась, что никогда в жизни не получала такого замечательного письма с таким огромным количеством пожеланий здравствовать. Теперь она чувствует себя замечательно, здравствует без конца и посылает нам с папой миллион воздушных поцелуев: «Чмок, чмок, чмок, чмок, чмок, чмок, чмок, чмок!..»

Кто на кого похож

Учитель сказал нам:

– Каждый человек своим поведением напоминает какое-нибудь животное… Один ленивый, как, например, медведь. Другой попрыгунчик, как заяц. Попробуйте нарисовать своих мам и пап в виде симпатичных животных. Это будет хорошая шутка, она развеселит ваших родителей.

Когда я пришёл домой, папа лежал на диване, читал газету и зевал.

Я нарисовал его медведем в берлоге.

А тут мама возвратилась из магазина с тяжёлыми сумками. И я нарисовал её верблюдом с огромными тюками.

Мама и папа посмотрели на мои рисунки и рассмеялись. А потом мама спросила:

– Ты рисуешь для школы?

– Конечно! – сказал я. – Это такое задание.

– Ну! – сказал папа. – Зачем же выдавать домашние секреты?! Нарисуй меня лучше в виде бобра, который без устали строит дом. А мама пусть будет беззаботной порхающей птичкой.

Я так и сделал. Папу – бобром, маму – птичкой.

И сдал рисунки учителю.

И тогда папу привлекли к ремонту школы. А маму заставили петь в родительском хоре. Хорошая шутка получилась.

Как мы поздравляли маму

Когда мама ушла за покупками для праздничного стола, папа спросил меня:

– Ты знаешь, как в порту встречают корабль, возвратившийся из дальнего плаванья?

– Нет, – говорю. – Я же никогда не был в порту.

– Его встречают салютом: ба-бах! ба-бах! – объясняет папа и предлагает. – Почему бы нам ради маминого праздника не встретить маму салютом из воздушных поцелуев?!

– А в каком порту? – спрашиваю я.

– Да не в порту, а в нашем дворе, на подходе к дому, – уточняет папа. – Когда она будет возвращаться из магазина.

– Ура! – обрадовался я. – Наша мама – корабль!

А папа посмотрел на меня очень серьёзно и говорит:

– Только сначала надо эксперимент провести – измерить скорость воздушных поцелуев. Тогда мы будем точно знать, в каком месте двора и с какой силой поцелуи натолкнутся на маму.

Я вышел во двор, папа – на балкон.

– Лови! – кричит папа, пускает воздушный поцелуй и включает секундомер.

… Бац!!! И я лежу на снегу. Это воздушный поцелуй уложил меня наповал. Не успел я подняться, как подбежал взволнованный папа.

– Ой-ёй-ёй! – сказал он. – Ты в порядке? Ну, слава Богу! Дальнейший эксперимент мы будем проводить на кошках и собаках. На четырёх ногах им легче удержаться.

Тут же мы поймали дворовую кошку Синьку, посадили на дорожке, по которой должна была пройти мама, и папа пустил с балкона новый поцелуй.

Синьку приподняло, словно смерчем, закрутило и шлёпнуло в сугроб. Перепуганная Синька выскочила из сугроба и с диким воплем забралась на самую верхушку берёзы.

– Ну и дела! – говорит папа. – Бедная Синька! Как же я не рассчитал?..

– Ты просто соскучился по маме и очень хочешь её обрадовать, – говорю я. – Поэтому посылаешь слишком быстрые и сильные поцелуи. Тебе надо быть поспокойнее.

– Да, – соглашается папа. – Нельзя рисковать мамой. Вдруг и её так же… в сугроб завьюжит. Давай ещё на собаках потренируемся.

Дворовая собака Найда спокойно уселась на отведённое ей место посреди дорожки и с удовольствием стала грызть наш сухарь. Но стоило папе вытянуть губы для воздушного поцелуя, как Найда сразу почувствовала недоброе, выплюнула сухарь и, дико взвизгнув, скрылась в кустах.

– Вот и собаку перепугали, – огорчился папа.

– Наверное, тебе не стоит так сильно губы вытягивать, – говорю я. – Из-за этого поцелуй получается резким и плотным, как удар футбольного мяча.

– Может, ты и прав, – говорит папа. – Надо прежде всего скорость воздушного поцелуя по формуле рассчитать.

Целых два часа мы выдумывали формулу, и она у нас всё-таки получилась:

ЖПВ × СЛ

СВП =

РДЛЧ × ДГ

СВП – это Скорость Воздушного Поцелуя.

ЖПВ – Желание Поскорее Встретиться.

СЛ – Сила Любви.

РДЛЧ – Расстояние До Любимого Человека.

ДГ – Длина Губ.

По этой формуле мы ещё долго рассчитывали нужную скорость поцелуя, и, наконец, всё было готово. А тут и мама возле дома появилась. Мы выбежали на балкон и с точно рассчитанной по формуле скоростью послали несколько нежных поцелуев навстречу маме. Поцелуи облепили маму, словно воздушные шарики.

Мама от неожиданности вскрикнула и тут же медленно и плавно вместе с тяжёлыми хозяйственными сумками поднялась в воздух. И воздушные поцелуи понесли её в сторону балкона, в наши с папой объятья.

Борщ по-флотски

В одном конце нашего двора лежит толстое бревно. А в другом – длинная доска. Если положить доску на бревно, получатся качели. Мы с папой так и качались. Он вниз – я вверх. Я вниз – он вверх. Он в воздухе, я на земле. Он на земле, я в воздухе.

– Э-ге-ге, – говорит папа. – Надоело каждый раз на землю возвращаться. Давай полетаем?

– Только потом давай обратно на землю вернёмся, – говорю я.

– А куда ж мы денемся? – говорит папа. – Мама нас к обеду ждёт.

Он прыгает на свой конец доски и подбрасывает меня в воздух. Я взлетаю под облака и тихонечко руками машу, чтоб на месте удержаться. Папу дожидаюсь.

Тут подлетает ко мне папа. Он сообразил попросить какого-то дяденьку, чтобы тот его подбросил.

– Ой! – говорит папа грустно. – А парашюты мы и забыли…

– Это пустяки, – говорю я. – Представим себя снежинками и медленно опустимся на землю.

– Ничего себе – снежиночка! Во мне 80 кило, – огорчается папа.

Но огорчается он недолго. Ведь вокруг такая красота! Солнце на снег светит. Снег блестит и отражает свет обратно на небо. Даже непонятно становится, где земля, а где небо. Всё вокруг голубое! И мы с папой в чёрных пальто летим сквозь эту голубизну.

А папа говорит:

– Жаль, я свой пёстрый шарф дома забыл. Можно было бы им помахать, народ внизу поприветствовать.

И стали мы с папой мечтать, будто мы – вверху, а народ – внизу. Мы шарфом пёстрым машем, а народ радуется, в затылке чешет и кричит: «Во дают!..»

Только размечтались, а с земли вдруг голос из рупора раздаётся:

– Первый-первый, я второй! Ну-ка, заходите с планёром на посадку!

Оказывается, мы пролетали над аэродромом. Аэродромщики не привыкли, что люди сами по себе летают, и приняли нас за самолеты.

– Нет, – говорит папа, – не будем садиться на их аэродром. Они нам сразу номера прилепят, придётся летать под номерами.

– Да, – соглашаюсь я. – Под номерами совсем не то. Скучно под номерами летать.

– Второй, второй! – кричит папа вниз. – Посадку произвести не могу. Шасси не выпускаются. Ухожу на запасной аэродром.

Отлетели мы с папой в сторону. И тут нам навстречу – стая ворон. И эти тоже не привыкли, что люди сами по себе в небе летают. Ка-а-ак загалдят! Как начали толкаться!

– Ой! – кричит папа. – Я иду колом!

И пошёл колом. Ну, и я вслед за ним тоже колом.

– Осторожно – земля! – кричит папа.

И – бум!!!

– Вижу! – кричу я.

И бац!!!

Хорошо, что я лёгкий. Совсем неглубоко в снег зарылся. А папа тяжёлый, головой в сугробе застрял. Папа возился, пыхтел-кряхтел и, наконец, встал на ноги. Встать-то он встал, а сугроб с головы снять не может.

– Или голову в сугробе оставить, или сугроб домой нести, – размышляет папа.

– Лучше сугроб отнесём домой, – предлагаю я. – Чем ты обед будешь есть, без головы-то?

Пришли мы домой. Папа сразу к горячей батарее прислонился. Чтоб сугроб побыстрей растаял. Ну, сугроб и растаял. Лужа получилась – о-го-го!

– Сейчас придёт мама и устроит нам баню, – говорит папа.

А тут и мама пришла. Посмотрела на лужу и говорит:

– Вы моряки, что ли?

– Вот-вот, – говорим мы с папой. – Моряки мы и есть. Морские души!

– Раз вы моряки, то на обед я сварю вам борщ по-флотски, – сказала мама.

И сварила нам борщ.

Мальчик-папа

Целый час папа воспитывал меня. В который раз он уже повторял:

– В твоём возрасте я был серьёзнее!..

И тут что-то тренькнуло, грохнуло, зашипело и вспыхнуло. Когда дым рассеялся, рядом со мной стоял мальчик в коротких штанишках. Его коленки были исцарапаны, воротник рубашки наполовину оторван, а под левым глазом светился здоровенный синяк.

– Ты кто такой?! – удивился я.

Он зашмыгал носом, а потом сказал:

– Я твой папа. Только… в твоём возрасте.

– Ну и ну! – сказал я. И ещё раз осмотрел его с ног до головы. – А ты в моём возрасте был меньше меня.

– Конечно, – согласился мальчик-папа. – Мы с мамой тебя в спортивную школу устроили. Ты работаешь над своим развитием. А я просто во дворе болтался…

– Зато у тебя синяк отличный! – сказал я с завистью.

– А-а-а…, – махнул он рукой. – Дал тут одному по шея2 м.

– Пойдём погуляем? – предложил я.

– Ура! – закричал мальчик-папа и рванул на улицу.

Когда я вышел из подъезда, он уже сидел на дереве и махал мне оттуда рукой.

– Ты же запрещаешь мне лазать по деревьям, – сказал я.

– Да ла-а-адно, – протянул он. – Главное, чтоб мама нас не застукала.

Я забрался к нему, и мы стали качаться на сучке. Потом сучок обломился, и мы упали вниз. Папа первый, а я второй. Прямо на него.

– А ты тяжёлый, – сказал он, вылезая из-под меня. – Давай поборемся?

И мы стали бороться. Боролись мы совсем недолго. Потому что я папу сразу поборол.

– У меня просто настроения нет бороться, – сказал он грустно.

– Да ла-а-адно, – протянул я. – Не огорчайся. В другой раз ты меня поборешь.

– Ты только маме не рассказывай, – попросил он, – что победил меня.

– Ты тоже не жалуйся, – попросил я. – Ведь я тебе воротник рубашки совсем оторвал.

– Пустяки! – сказал папа и швырнул воротник в мусорную кучу. – Если мы будем держаться друг друга, то в этой жизни не пропадём.

И тут кто-то окликнул нас из подворотни.

– Эй, пацаны! Ну-ка, быстро сюда!

Там стояли двое взрослых, лет по тринадцать, парня. Когда мы подошли к ним, они сказали:

– По двадцать копеек, салаги! Быстро!

Я похлопал себя по карманам и сказал:

– У меня нет денег…

– А ты попрыгай! Может, зазвенит, – приказал, ухмыляясь, один парень.

Тут мой папа нахмурился, пригнул голову и с криком «А-а-а!» ударил этого парня головой в живот. Это был здоровский удар. Я такого от папы не ожидал. Парень тот сразу кубарем покатился.

А я в этот момент на другого набросился. Двинул ему разок!

В общем, они убежали от нас на другую сторону улицы и завопили:

– Ну, салаги, держитесь! Сейчас мы своих парней приведём!

Они не соврали. И привели ещё пятерых парней. Нас стали окружать со всех сторон.

– Держись, сынок! – сказал мне мальчик-папа. – Сейчас нам придётся туго.

Они уже начали нас бить, когда во дворе появилась наша мама. Их тут же как ветром сдуло. Мама едва успела им нашлёпать.

Потом она отвела меня и мальчика-папу к нам домой, помазала царапины йодом и напоила киселём.

Только мама вышла из кухни, а папа говорит:

– Мы с тобой вдвоём, конечно, сила. Ну, а втроём с мамой – вообще о-го-го! Давай держаться втроём?

– А ты не будешь больше говорить, что в моём возрасте был серьёзнее, и воспитывать меня по два часа?

Мальчик-папа посмотрел на свои царапины, синяки, изорванную рубашку, вздохнул и пообещал:

– Не буду!

Мы пожали друг другу руки. Тут опять что-то тренькнуло, грохнуло, зашипело и вспыхнуло. Когда дым рассеялся, передо мной снова стоял взрослый папа.