Текст книги "Сталин и Дальний Восток"

Германский посланник при правительстве Маньчжоу-Ди-Го Вагнер Вильгельм, 1884 г. р., немец, член национал-социалистической партии.

Германский консул в Дайрене Бишев Эрнст, немец, член национал-социалистической партии[171]171
  Вагнер Вильгельм Генрих (1884–1949), посол в г. Чанчуне (1938–1945). Бишов Эрнест Теодор (1880-?), генеральный консул в Дайрене (1936–1945). Арестованы 17 января 1946 г. УНКВД СССР по Хабаровскому краю. 29 июня 1946 г. следствие прекращено за недоказанностью обвинения, направлены в лагерь для военнопленных. В 1949 г. В. Вагнер вновь арестован, умер 4 ноября 1949 г.


[Закрыть].

Германский консул в Мукдене Рамм Эрнст Карлович[172]172
  Рамм Эрнст Карлович (1898-?), генеральный консул в г. Мукдене (1939–1945). Арестован 17 января 1946 г. УНКВД СССР по Хабаровскому краю. 15 октября 1946 г. следствие прекращено, направлен в лагерь МВД СССР для интернированных.


[Закрыть], 1898 г. р., немец, член национал-социалистической партии.

Советник миссии в Чанчуне Кюльнборн Георг, 1888 г. р., немец.

Секретарь германского консульства в Мукдене Шрайдер Фриц, 1904 г. р., член национал-социалистической партии с 1933 г.

Секретарь германского консульства в Дайрене Шуман[173]173
  Кюльнборн Георг Георг (1888-?), сотрудник посольства в Маньчжурии (1941–1945). Шрейдер Фриц Эмильевич (1904-?), секретарь консульства в Мукдене (с 1937). Шуман Эдмунд Фридрих (1899-?), секретарь консульства в Дайрене. Арестованы 17 января 1946 г. УНКВД СССР по Хабаровскому краю. 29 июня 1946 г. следствие в отношении них прекращено за недоказанностью обвинения, направлены в лагерь для военнопленных. В 1949 г. Г. Кюльнборн вновь арестован. Военным трибуналом войск МВД СССР Московской области 28 ноября 1949 г. по обвинению в преступлениях, предусмотренных ст. 58-4, 58-6 ч. 1 УК РСФСР, приговорен к 25 годам ИТЛ.


[Закрыть].

Наряду с этим в г. Мукден и Дайрен были задержаны руководители местных фашистских организаций:

Киршбаун Ганс, 1897 г. р., немец, член национал-социалистической партии с 1934 г. С 1936 г. являлся руководителем всех фашистских групп в Маньчжурии и фашистской организации в Дайрене.

Кюнцель Вилли, 1901 г. р., немец, руководитель национал-социалистической организации в Мукдене.

Свобода Гюйдо Эдуардович, 1907 г. р., немец, член национал-социалистической партии с 1937 г., с 1943 г. являлся заместителем руководителя мукденской фашистской организации[174]174
  Кюнцель Вилли (1901-?), бывший лектор медицинского института в г. Мукдене. Свобода Гидо Эдуард (1907-?), бывший сотрудник торговой фирмы Круппа в Мукдене. Арестованы 17 января 1946 г. УНКВД СССР по Хабаровскому краю. 29 июня 1946 г. следствие в отношении них прекращено за недоказанностью обвинения, направлены в лагерь для военнопленных.


[Закрыть].

Интересно то, что ЯВМ в это время взяла на особый учет всех немцев-нацистов, проживавших в Маньчжоу-Ди-Го. Естественно, все это делалось с перспективой налаживания отношений с СССР.

Взаимодействие разведок Японии и Польши.

19 марта 1932 г. ИНО ОГПУ сообщило Сталину сведения, полученные от источника во французском Генштабе. Советский агент, находясь в Варшаве, беседовал с начальником штаба польской армии генералом Гонсяровским, который сообщил ему, что осенью 1931 г. Варшаву посетила группа высокопоставленных японских офицеров. В ходе этого визита между генштабами двух стран было заключено письменное соглашение. «Гонсяровский отметил, что согласно этому соглашению Польша обязана быть готовой оттянуть на себя силы большевиков, когда японцы начнут продвигаться по территории СССР»[175]175
  Горбунов Е. А. Схватка с Черным Драконом… С. 104.


[Закрыть].

Будучи осведомленными о стратегических установках японского Генерального штаба на развязывание войны против Советского Союза, разведывательный аппарат 2-го управления Генштаба и 2-й отдел штаба КГВ осуществляли направление своих сотрудников в сопредельные с Советским Союзом капиталистические государства для сбора с их территорий разведывательных сведений об СССР. Находясь в таких странах, как Польша, Румыния, Финляндия, Эстония, граничащих с Советским Союзом, японские разведчики контактировали в подрывной работе со специальными службами этих государств, получая интересующую их информацию о вооруженных силах и экономике СССР.

Особенно тесный контакт японские разведчики поддерживали с представителями 2-го (разведывательного) отдела польского Генерального штаба. Назначая в 1933 г. военным атташе в Польшу подполковника Г. Янагиду, разведывательное управление Генштаба Японии поставило перед ним задачу: используя общую границу Польши и СССР, проводить военную, экономическую и политическую разведку против нашей страны. При этом японские спецслужбы учитывали антисоветскую направленность польской политики, т. к., по заявлению Янагиды, «у Польши и Японии Советский Союз являлся общим врагом»[176]176
  Ямпольский В. П. Роль японских спецслужб в борьбе против Советского Союза (1918–1945) //Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 2. М.: Кучково поле, 2006. С. 177.


[Закрыть].

25 августа 1933 г. секретарю ЦК ВКП(б) Л. М. Кагановичу зам. председателя ОГПУ Г. Г. Ягода и начальник Экономического управления ОГПУ Л. Г. Миронов писали, что в результате углубленной агентурной работы по вскрытию контрреволюционной вредительской и шпионской организации в военной промышленности – Орудийно-арсенальное объединение и его заводы – установлено, что на территории Союза действует разветвленная шпионская сеть, созданная разведывательными органами Польши, которая вела крупную шпионскую и диверсионную работу на заводах военной промышленности. К моменту ликвидации этой шпионской сети агентурой НКВД было установлено, что во главе ее в качестве организатора и руководителя стоял специально переброшенный на территорию СССР крупный резидент польской разведки, прибывший в СССР под видом политэмигранта Минин Михаил Робертович.

Одновременно с операцией, проведенной в военной промышленности, ОГПУ, ПП ОГПУ МО и ГПУ УССР была ликвидирована и указанная выше польская резидентура. При этом были установлены конспиративные явки польской разведки в Москве (квартира гр-на Клячко Льва Аркадьевича на Троицкой улице в д. № 1/4, кв. 2) и в Киеве (кв. гр-ки Арабок Марии Пахомовны – Люси, ул. Короленко, д. № 71, на 1-м этаже). Кроме того, был арестован в числе других резидент польской разведки Минин Михаил Робертович, настоящая фамилия которого – Бриль Виктор Иосифович.

В этих материалах отражалось взаимодействие японской и польской разведок. Так, в связи с заданиями агента польской разведки Совы о получении сведений по оборонным работам на границах был завербован для шпионской работы по Дальнему Востоку инженер Рыбальченко, работавший участковым прорабом на строительстве по укреплению маньчжуро-китайской границы. «Через Рыбальченко были получены и переданы польской разведке секретные документы об укреплениях на ДВ с указанием конструкций укреплений и их качества, дислокация и планы построенных на ДВ в 1932 г. воинских казарм.

При аресте участника к.– р. организации Улановского, непосредственно вербовавшего Рыбальченко, на квартире изъяты полученные от последнего для передачи полякам материалы с подробным описанием обороноспособности Дальнего Востока.

При передаче Мининым-Брилем сведений по Дальнему Востоку агенту польской разведки Сове последним были даны указания по дальнейшему собиранию сведений по оборонным мероприятиям по Д. В. и, в частности, было сказано, что по договоренности Польши и Румынии с Японией первый удар должен быть произведен на Д. Востоке. Проводившаяся шпионская и диверсионная работа широко финансировалась разведорганами Польши».

На 23 августа по делу контрреволюционной организации в военной промышленности было арестовано 70 человек[177]177
  АП РФ. Ф. З. Оп. 58. Д. 242. Л. 2–7.


[Закрыть].

17 мая 1934 г. зампред ОГПУ Ягода проинформировал Сталина, что японский посол в Москве Т. Ота телеграфно известил японского посла в Синьцзяне о вылете из Москвы в Биробиджан корреспондента польской газеты «Наш Пшеглонд» (орган еврейской буржуазии сионистского направления, симпатизирующий Пилсудскому) – Бернарда Зингера.

В телеграмме Ота указал, что Зингер едет с целью ознакомления с советским Дальним Востоком и, в частности, с Биробиджаном. После чего он планирует выехать с этой же целью в Маньчжоу-Го. Согласно этому сообщению, Зингер был связан с японским корреспондентом в Москве газеты «Осака Асахи», в силу чего Ота указывал на возможность получения от Зингера информации о военном положении Дальнего Востока и просил оказать ему полное содействие, связав его конфиденциально с представителем Маньчжоу-Го в Харбине.

Зингер был известен органам ОГПУ как лицо, связанное с 2-м отделом польского главного штаба (персонально с шефом контрразведки полковником С. Мейером – руководителем работы по борьбе с компартией Польши). Внешне Зингер выдавал себя за симпатизирующего коммунизму, имел связи среди легальных коммунистов – еврейских литераторов. Наряду с этим было известно, что Зингер изредка давал ТАСС информацию о сеймовой работе.

В СССР Зингер приезжал в 1927, 1930 и 1933 гг. В третий раз въехал по местной визе полпредства СССР в Варшаве без согласования с центром.

19 мая ОГПУ было дано телеграфное указание ПП ОГПУ ДВК о тщательном наблюдении за Зингером, с целью выявления его связей и одновременно перед НКИД был поставлен вопрос о запрещении Зингеру в будущем въезда в СССР[178]178
  АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 245. Л. 36–37.


[Закрыть].

Особый отдел ОГПУ информировал ПП ОГПУ в Хабаровске о том, что вылетевший 17 мая из Москвы в Хабаровск в целях ознакомления с Биробиджаном польский корреспондент Бернард Зингер получил от японской разведки в Москве ряд серьезных поручений. В Хабаровске Зингер должен был встретиться с представителями консульств Японии и Маньчжоу-Го, после чего выехать в Харбин. Предлагалось принять меры тщательного наблюдения за ним как на территории СССР, так и за рубежом[179]179
  АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 245. Л. 38.


[Закрыть].

Из перехваченной телеграммы японского посла в Москве японскому послу в Синьцзяне следовало, что они ждали от Зингера определенной разведывательной информации. Посол писал: «Есть надежда на получение от него благодаря этой поездке информации в отношении военного положения советской стороны». Просил оказать Зингеру необходимое содействие[180]180
  АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 245. Л. 39.


[Закрыть].

8 июля 1934 г. в Польшу с трехдневным визитом прибыл брат японского императора принц Ф. Коноэ, который привез Й. Пилсудскому письмо от бывшего военного министра Японии генерала С. Араки, который активно выступал в 1932 г. за начало военных действий против СССР. Японский военный сообщал о намерении напасть на Советский Союз, используя в качестве повода КВЖД, но жаловался на слабость японской авиации, из-за чего войну приходилось отложить до марта-апреля 1935 г. Тем не менее, несмотря на эти причины, он заявил: «Если Польша и Германия дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно, не дожидаясь срока окончания реорганизации и усиления своей авиации»[181]181
  Морозов С. В. К вопросу о секретном приложении к польско-германской декларации от 26 января 1934 года // Юрист-международник. 2004. № 4. С. 45–56.


[Закрыть].

В сентябре 1934 г. Варшаву посетила японская военная миссия во главе с начальником авиационной школы в Аконо генералом Харута. К осени 1934 г. польско-японское военно-техническое сотрудничество шло полным ходом.

11 ноября 1934 г. советник полпредства в Варшаве Б. Г. Подольский сообщил зам. наркома Б. С. Стомонякову о том, что японский Генштаб осуществляет наблюдение за СССР из прибалтийских стран и из Польши, а «польская военная и металлургическая промышленность получила от Японии заказы. Она разместила в Польше двухгодичный заказ на изготовление 100 тыс. винтовочных стволов, а также приобрела у нее лицензию на истребитель П-7. Польские предприятия выполняли также японские заказы на стальной прокат, бронеплиты, трубы и турбины»[182]182
  Документы внешней политики СССР. T. XVII. 1 января – 31 декабря 1934 г. М., 1971. С. 828.


[Закрыть].

В августе 1938 г. была установлена прямая тайная связь между Варшавой и Токио. Японцы в это время получили от польской разведки через японского военного атташе в Варшаве ключ для расшифровки советских военных радиопередач.

Сразу после войны органами НКГБ СССР в г. Бухаресте был задержан и в марте 1945 г. доставлен в Москву Ортвин-Ельяшевич Бронислав Станиславович, 1897 г. р., уроженец г. Варшавы, из дворян, по национальности поляк, подданный Польши, беспартийный, кадровый офицер польской армии, в момент задержания без определенных занятий.

На следствии он показал, что ранее проживал в России, окончил Киевский кадетский корпус и в конце 1918 г. выехал в Польшу. С 1920 г. служил кадровым офицером польской армии в должности командира артиллерийской батареи, а с 1936 г. в качестве шифровальщика польских разведывательных органов в пограничных войсках. В 1939 г. Ортвин-Ельяшевич был отозван в распоряжение 2-го отдела польского Генерального штаба и назначен начальником разведывательной школы в Варшаве по подготовке агентуры для заброски в Советский Союз.

Из его показаний следовало, что 2-й отдел польского Генштаба свою работу против Советского Союза координировал с японской разведкой через японского военного атташе в Варшаве полковника М. Уэда. Польская разведка совместно с японцами занималась вербовкой агентуры из числа участников Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП), субсидировав названную организацию, которая, в свою очередь, поставляла агентуру.

Существовавшая в Варшаве школа разведчиков была укомплектована из членов НТСНП, прибывших из Югославии и Франции. Срок обучения был рассчитан на 2 мес. по следующей программе: политическая и экономическая география СССР; история ВКП(б); устройство советского и партийного аппарата; экономическое положение СССР; структура и организация Красной армии; общественные организации; быт в СССР; советская терминология; состояние охраны границ СССР; фотодело; изготовление поддельных печатей; тайнопись и шифры. Кроме того, большое внимание уделялось вопросам физической подготовки, стрельбе из револьвера и метанию гранат. Основными преподавателями школы являлись Н. Воронец, капитан артиллерии в отставке, и Перич Георгий Сергеевич, он же Муха Станислав, он же Г. С. Околович, белоэмигрант, один из руководящих участников НТСНП[183]183
  ЦА ФСБ России. Ф. 4. Оп. 3. Д. 1512. Л. 79–80 об.


[Закрыть].

2 октября 1945 г. на территории Маньчжурии был арестован Сикора-Милицер Мечислав Николаевич, 1907 г. р., уроженец г. Проскурово бывшей Польской губернии, поляк, польский подданный, служащий. Следствие по делу установило, что, будучи в 1936 г. студентом политехнического института в Варшаве, он одновременно работал в шифровальном отделе Генерального штаба польской армии и занимался расшифровкой советских радиограмм.

После оккупации немецкими войсками польской территории в сентябре 1939 г. перешел польско-румынскую границу и уехал в Бухарест, где через польское посольство изменил свою фамилию Сикора на Милицер и был направлен в Париж. В январе 1940 г. был вызван в польское эмигрантское правительство, где ему было предложено отправиться в Японию для работы против Советского Союза. Его вместе с другими тремя польскими офицерами направили в Японию.

Работая в Генеральном штабе японской армии в г. Токио, Сикора-Милицер делал по заданию японских военных властей выборку из советских газет «Красная звезда» и «Известия», названий воинских частей Красной армии, фамилий советских офицеров с указанием звания, после чего заносил эти данные в картотеку в алфавитном порядке. 14 июня 1940 г. был направлен в Маньчжурию в г. Чанчунь в распоряжение 2-го отдела штаба КГВ в качестве дешифровальщика советских документов, предварительно дав подписку о неразглашении методов работы японской разведки. За период своей работы с 1940 г. до прихода частей Красной армии Сикора-Милицер расшифровал ряд советских секретных кодов.

На допросах он рассказал, что получил задание от 2-го отдела штаба КГВ производить работу над шифрами НКВД СССР, морского флота, авиации, а также по расшифровке приказов командующих войсками Красной армии.

Вопрос его отправки в Японию решался между министерством военных дел Польши в Париже и представителем военных властей Японии, полковником М. Уэда почти месяц. Когда он был решен, их всех четверых (капитанов Пумфт и Воеводчского, а также майора Муселевич) вызвали в министерство военных дел к полковнику Василевскому. Тот зачитал проект договора, заключенного с представителем японских властей в отношении их отправки. Василевский сказал, что они отправляются в Японию для сотрудничества с японскими военными властями и что каждый будет выполнять работу по своей специальности.

Сикора-Милицер также показал, что японцы получали материал, который он затем расшифровывал путем перехвата сообщений радиостанциями, которые имелись на Сахалине, в Корее, Маньчжурии: районы Муданьцзяна и Хайлара. Материал главным образом поступал из приближенных районов СССР к Японии и Маньчжурии, в частности из Петропавловска-на-Камчатке и Владивостока. Из центральной части СССР, насколько ему было известно, поступал материал НКВД, как, например, из Москвы, Куйбышева, Ташкента[184]184
  Архив УФСБ России по Омской области. Ф. 91. Оп. 7 б. Д. 6. Л. 169–180.


[Закрыть].

Основные направления деятельности спецслужб Японии в предвоенный период

Основные направления деятельности складывались из многочисленных, самых разнообразных мероприятий стратегической разведки, включавших в себя всевозможные политико-разведывательные акции, рассчитанные на введение японских вооруженных сил на интересующую японцев территорию. В этой работе на советском Дальнем Востоке японцы использовали генерала Д. Л. Хорвата, атаманов Г. М. Семенова, И. П. Калмыкова, каппелевцев, сибирских автономистов.

В контакте со штабом Квантунской группировки войск ЯВМ в своих военно-политических комбинациях использовали также китайских генералов У-Пей-Фу, Чжан-Цзо-Лина, Чжан-Сюэ-Ляна и Цы-Сю-Юаня.

В последующие годы вся разведывательная и контрразведывательная работа на азиатском материке проводилась ЯВМ, являвшимися исполнителями решений японского Генерального штаба и работавшими в тесном контакте с 2-м отделом штаба КГВ.

На оккупированных территориях, помимо военной разведки, японские военные миссии осуществляли политический контроль над всеми другими японскими военными и административными органами. Специфической особенностью работы ЯВМ вдоль советско-маньчжурской границы являлась их антисоветская направленность и последовательная работа по укреплению Маньчжурии как плацдарма для нападения на Советский Союз.

В связи с этим одной из основных задач харбинской военной миссии являлась разведывательная деятельность против Советского Союза. В организационном отношении эта миссия существовала на правах разведывательного центра Маньчжурии, и все военные миссии, расположенные в приграничных к Советскому Союзу городах – Хайларе, Сахаляне, Мишане, Хунчуне, Янцзы, Муданьцзяне и др., – подчинялись ей.

Если указанные миссии в основном занимались разведкой приграничной полосы Советского Союза, то более активную и самостоятельную работу по выброске агентуры в СССР в это время вели только харбинская и сахалянская миссии. Харбинская военная миссия для разведывательной деятельности против СССР имела специальные кадры шпионов-диверсантов, главным образом из монархических белоэмигрантских кругов, а также вела подготовку шпионских кадров на специальных курсах (автотракторные курсы «Интернационал», «Прага» и др.).

Подготовленные кадры разведчиков забрасывались в СССР непосредственно харбинской ЯВМ или по ее заданиям соответствующими пограничными военными миссиями. После оккупации Маньчжурии деятельность миссии шла в двух направлениях: закрепление японцев на новой территории и разведка против Советского Союза для подготовки вооруженного вторжения.

С этой целью все политические партии и организации, одобрявшие японское вторжение в Маньчжурию, стали финансироваться японцами. Остальные закрывались, а их руководители высылались или арестовывались. Политические организации, пытавшиеся сохранить какую-то самостоятельность, разлагались, а иногда, по примеру вышерассмотренной татарской, и просто распускались.

Организации из числа русской эмиграции, готовые сотрудничать в подготовке интервенции против СССР, активно поддерживались японцами. Им ставилась задача по изучению России всеми возможными способами. ЯВМ в г. Харбине стала проводить работу по объединению российской эмиграции в одну организацию. Русских эмигрантов стали привлекать на службу в полицию, в отряды по борьбе с партизанами и хунхузами[185]185
  Члены организованных китайских банд, действовавших в Маньчжурии и на прилегающих территориях российского Дальнего Востока.


[Закрыть] и в различные охранные отряды.

Харбинская ЯВМ постепенно расширила сеть своих отделений во всех провинциальных городах и ряде пунктов на границе с Советским Союзом. Перед вновь созданными миссиями были поставлены следующие задачи:

«1. Изучение положения на местах: внедрение японских советников в оставшиеся маньчжурские учреждения – банки, провинциальные и уездные управления, полицию.

2. Постановка широкой контрразведывательной работы с целью выявления настроений населения и пропаганды „нового светлого порядка“.

3. Организация разведывательной работы против СССР через маньчжурские организации и политические партии из русской эмиграции».

С первыми двумя задачами миссия справилась быстро, став оккупационным органом, контролирующим работу всех учреждений и всю общественную жизнь Маньчжоу-Ди-Го. В отношении разведки против СССР ЯВМ добилась такого положения, что вся эта работа оказалась в ее руках.

С 1936 г. главная миссия старалась открыто этой работой не заниматься, осуществляя ее через белогвардейские организации: Российский фашистский союз (РФС), монархическое объединение, казачьи союзы, особый отдел маньчжурской полиции, а также тех резидентов ЯВМ, которые ранее занимались разведкой. Миссия только направляла, контролировала и финансировала эту работу.

Использование белогвардейских организаций в разведывательной работе переплеталось с самостоятельной антисоветской работой этих организаций на советской территории. ЯВМ стремилась свести закордонную работу этих организаций только к сбору разведывательных сведений, тормозя какую-то бы ни было самостоятельную и тем более политическую работу партий на советской территории.

Миссия финансировала только те разведывательные мероприятия, которые были направлены на сбор разведывательных сведений. На проведение других мероприятий средства не отпускались, а в период 1937–1938 гг. проведение любых политических мероприятий на советской территории стало просто запрещаться. Самостоятельные переброски агентуры этих организаций на советскую территорию также запрещались.

В Харбине руководству РФС было заявлено, что проведением агитационно-пропагандистской работы на советской территории организация привлекла к себе внимание советской разведки, в результате чего в союз было внедрено много большевистской агентуры. Было предложено провести чистку своих рядов и отказаться от всякой политической работы.

К 1939 г. посылка агентуры на советскую территорию по линии фашистского союза, хотя бы даже и с ведома миссии, прекратилась совершенно. По линии руководства РФС через харбинскую миссию фашистская агентура посылалась в СССР до 1940 г. После чего с самостоятельной разведывательной работой антисоветских политических организаций было покончено. Члены этих организаций стали привлекаться к разведывательной работе только по линии ЯВМ.

Приблизительно с 1937 г. харбинская миссия взяла под свой контроль всех перебежчиков из СССР. До этого их судьбой ведало бюро министерства иностранных дел. Почти все они, за исключением тех, кто оставался для использования в разведывательной работе на месте, отправлялись в Харбин в специальный лагерь ЯВМ или в г. Синьцзин (столицу Маньчжоу-Ди-Го, бывший г. Чанчунь) в распоряжение особого отдела Главного полицейского управления.

До 1938 г. отношение к перебежчикам было хорошим. Их содержали в отдельных тюрьмах с полутюремным режимом или на специальных квартирах, неплохо кормили. После окончания следствия устраивали на работу, выдавали одежду, обувь и другие вещи первой необходимости, проявляли заботу об их благополучии. Никаким избиениям, пыткам на следствии они не подвергались. Все это проводилось в агитационных целях.

В 1939 г. всех перебежчиков, перешедших в Маньчжурию, ЯВМ стали активно использовать в разведывательной работе. Если раньше использовались для вывода на советскую территорию только отдельные лица, то в этом году перебрасывали почти всех. Как правило, им давали задания маршрутной разведки. Режим для находившихся под следствием стал строже, но пытки применялись в исключительных случаях.

Позже в период 1940–1942 гг. переходивших в Маньчжурию из СССР делили на настоящих перебежчиков и советских агентов, засылавшихся под видом перебежчиков, а с 1943 г. всех стали рассматривать только как советских агентов. Пытки стали применяться ко всем без исключения. Признавали только сознавшихся советских агентов, отношение к которым сразу менялось в лучшую сторону.

Для использования в разведывательной работе оставляли тех, кто был знаком с приграничными районами сопредельной советской территории. Были известны случаи обмена перебежчиками между хайларской и сахалянской ЯВМ, когда первая передавала второй перебежчика, знакомого с Амурской областью, а обратно брала перебежчика, знавшего Читинскую.

Японская военная миссия в своей структуре и деятельности претерпевала постоянные изменения и реорганизации. Так, в 1937 г. по инициативе сотрудника миссии Мацуда при харбинской ЯВМ был образован отдел по изучению советских средств связи (радио, телеграф, телефон). Этот отдел обрабатывал и систематизировал все добытые материалы о средствах связи. Его сотрудники лично опрашивали всех перебежчиков, работавших в СССР по этой линии.

В 1937 г. при харбинском бюро министерства иностранных дел Маньчжоу-Ди-Го был организован отдел военной миссии по изучению советской прессы, где работало много русских эмигрантов. В том же 1937 г. при особом отделе железнодорожной полиции был организован отдел по изучению советского ж.-д. транспорта, который просуществовал до 1941 г., после чего был переведен в харбинскую ЯВМ. Также в 1937 г. при особом отделе железнодорожной полиции организовался отдел ЯВМ по подслушиванию советских радиопередач. В 1944 г. и этот отдел был переведен в ИРУ КГВ. С 1937 по 1940 г. при почтово-телеграфных конторах имелись отделы по перехвату советских радиотелеграфных передач. Позже они также перешли в непосредственное подчинение харбинской ЯВМ (ИРУ КГВ).

Задачи разведывательной работы ЯВМ расширялись. До 1937 г. миссию интересовали главным образом войска и военные объекты. После 1937 г. проявился интерес ко всем отраслям экономики СССР, а особый упор делался на изучение топографических особенностей местности сопредельной территории.

Для проведения разведки на территории Советского Союза в 1939 г. при харбинской миссии стали организовываться различные разведывательные курсы и школы для русских эмигрантов. На них мобилизовывалась русская молодежь из числа учащихся различных учебных заведений, служащие учреждений и фирм. В 1940 г. окончившие эти школы и курсы стали прибывать на места, при миссиях организовались отделы агитации и пропаганды (АПО). Их сотрудники стали интересоваться политическими и экономическими сторонами жизни населения, мероприятиями ВКП(б) и советского правительства, а также местных властей, настроениями населения, характеристиками руководящего партийного и советского актива и пр.

Позже в ЯВМ прошла еще одна реорганизация, признаками которой явилось то, что увеличились штаты сотрудников японской национальности, прошло частичное сокращение штатов сотрудников русской национальности (за счет неспособных и не желающих работать в ЯВМ). Прошло увольнение второй и третьей категорий внештатных русских сотрудников ЯВМ (периодически привлекавшихся к разведывательной работе). Были реорганизованы: 3-й и 4-й отделы харбинской ЯВМ. Пополнились кадры разведывательной агентуры, сведенной в «партизанские» отряды, за счет демобилизованных из русских воинских отрядов.

Японская военная миссия стала главным оккупационным и разведывательным органом в Маньчжурии. В свою очередь, харбинская миссия являлась руководящим органом для всех других миссий в Маньчжурии и подчинялась, в свою очередь, штабу КГВ. По линии оккупационной деятельности ЯВМ руководила всей жизнью населения, в т. ч. и русской эмиграции, которая полностью от нее зависела.

Все маньчжурские учреждения в своей деятельности отчитывались перед ЯВМ. Это происходило на совещаниях, каждую неделю с приглашением губернатора, начальников полицейского и жандармского управлений, представителя командования гарнизона и глав всех государственных учреждений. На совещаниях под председательством начальника миссии разбиралась проделанная тем или иным учреждением работа, давались указания. По линии разведывательной работы ЯВМ занимала руководящее положение по отношению ко всем другим разведывательным органам Маньчжурии, направляя и контролируя их деятельность[186]186
  Архив УФСБ России по Саратовской области. Ф. 14. Оп. 5. Д. 1122. Л. 18–20.


[Закрыть].

События 1938–1939 гг. на оз. Хасан и р. Халхин-Гол не только показали военную слабость Японии, но и вскрыли серьезные недостатки в разведывательном обеспечении подготовки и хода боевых действий. Генерал Ш. Акикуса прямо указал: «…особенно ярко выразилась слабость харбинской военной миссии в части сбора информационно-разведывательных сведений о Советском Союзе»[187]187
  Ямпольский В. П. Роль японских спецслужб в борьбе против Советского Союза… С. 184.


[Закрыть].

Конец 1938 и весь 1939 г. характеризовались усилением деятельности японских разведывательных органов. Подтверждением этому служила массовая выброска диверсионных банд и разведчиков из жителей Маньчжурии – русских, китайцев и корейцев. В этот период фиксировались новые разведывательные филиалы и резидентуры, организованные японцами почти во всех пограничных уездах, с большим штатом гласных работников.

Было совершенно ясно, что японская экспансия не ограничится только Китаем, а свои планы они устремят на Запад – в первую очередь на советское Забайкалье и Дальний Восток. Несомненно, что Забайкальем японцы интересовались не в меньшей степени, чем ДВК, и в этом разрезе развивали свою разведывательную деятельность.

Анализируя поражение своих войск после Халхин-Гола, японские спецслужбы пришли к выводу о необходимости усиления, кроме военной, и экономической разведки. При этом уделили внимание сбору информации о политико-моральном состоянии советского общества и личного состава Вооруженных сил Советского Союза. К 1940 г. это привело к появлению нового вида подрывной деятельности против СССР – политической разведки. Принимались решительные меры по улучшению разведывательно-подрывной работы против России.

Из докладной записки УНКВД СССР по Хабаровскому краю от 28 февраля 1941 г. следует, что в течение 1940 г. в пограничном округе задержано 1107 нарушителей государственной границы при переходе из Маньчжурии на территорию СССР и 4 чел. из Южного Сахалина (японская колония), а всего задержано 1111 чел. Из общего числа задержанных 243 чел. выдворены за кордон как случайно нарушившие границу, 267 чел. являлись партизанами и остальные 601 чел. относились к числу перебежчиков.

Задержанные на границе перебежчики по национальному составу распределялись следующим образом: китайцев – 576 чел., русских – 10, корейцев – 9, гольдов – 3, японцев – 2, цыган – 1. Из числа задержанных перебежчиков было разоблачено как агентов японских разведорганов – 245 чел.

В августе 1940 г. все ЯВМ в Маньчжурии стали подчиняться Информационно-разведывательному управлению КГВ, вновь созданному на базе харбинской ЯВМ. Оно же курировало разведывательную деятельность против СССР 3-го отдела управления политической службы жандармерии и особых отделов пограничных полицейских отрядов. К 1941 г. в Маньчжоу-Ди-Го насчитывалось около тридцати подобных миссий, включая отделения на местах[188]188
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 1. Накануне (ноябрь 1938 г. – декабрь 1940 г.). М., 1995. С. 366.


[Закрыть].

Для ИРУ КГВ, которое непосредственно замыкалось на командующего группировкой, был учрежден новый устав разведывательной службы, в котором подчеркивалось, что вся разведывательная работа против СССР сосредотачивается в руках ЯВМ. Документ запрещал в целях улучшения качества работы заброску агентуры на территорию Советского Союза органами жандармерии и полиции, которым предписывалось усилить контрразведывательную работу. Реорганизация была закончена к концу 1940 г., и ИРУ приступило к практической подрывной деятельности против СССР.

В спецсообщении УНКГБ СССР по Хабаровскому краю в марте 1941 г. отмечалась массовая заброска японской агентуры на территорию СССР. В течение декабря 1940 г., января, февраля и двенадцати дней марта 1941 г. погранохраной Хабаровского округа было задержано 497 нарушителей государственной границы. Большая часть из них задерживалась группами численностью от 2 до 20 чел.