Текст книги "Сталин и Дальний Восток"

В целях физической закалки агентуры, приобретения ею практических навыков по топографии и фотоделу совершались пешие переходы. Во время них каждому агенту давалось индивидуальное задание по топографической и фотографической съемке.

Наряду с этим проводились практические занятия по плаванию, способам преодоления водных преград при помощи резиновых лодок, автомобильных камер и т. д. Изучались способы перехода границы и закрытия следов, снятия часовых, подрывания военных объектов (производили взрывы макетов, для чего применялись пироксилиновые шашки); производилось обучение стрельбе из пистолета системы Маузера и ведению разведки путем наблюдения. Практические занятия проводились за городом на р. Сунгари и в районе ст. Маоэршань, в 100 км от Харбина.

Наряду с общим изучением политико-экономической характеристики Дальнего Востока отдельные группы агентов особо тщательно изучали области, города и районы, в которых их предполагалось использовать по разведке.

Харбинская разведывательная школа в июле 1943 г. выпустила 14 квалифицированных агентов, предназначенных для работы на территории СССР. Срок обучения в школе составлял полтора года.

При сахалянском провинциальном органе специальной службы существовали постоянно действующие курсы разведчиков со сроком обучения до 2 мес. На них обучалась белоэмигрантская молодежь и изменники Родины. В программу обучения включались дисциплины: методы разведки; топография; Красная армия – организационная структура; фотодело; способы перехода границы, передвижения по территории противника и маскировка.

При отработке этих вопросов обращалось внимание на привитие практических навыков:

– Определение грузоподъемности мостов, проходимости дорог, ширины рек и быстроты течения, отыскания бродов и определения проходимости их для различных родов войск.

– Пользование компасом, движение по азимуту, ориентирование на местности по звездам и местным предметам, глазомерная съемка местности.

– Фотографирование военных объектов в разное время дня и с различных положений.

– Способы перехода границы, маскировка в движении; преодоление водных преград и других препятствий.

В 1943 г. из числа окончивших хэйхэские (сахалянские) курсы разведчиков на участке Забайкальского округа были задержаны 3 агента-белоэмигранта А. В. Шерин[196]196
  Шерин А. В., 1907 г. р., 12 января 1944 г. осужден по ч. 1 ст. 58-6 УК РСФСР на 20 лет лишения свободы.


[Закрыть] и Н. И. Киблис[197]197
  Киблис Н. И., 1922 г. р., 6 ноября 1943 г. военным трибуналом войск НКВД Хабаровского края осужден по ч. 1 ст. 58-6 УК РСФСР на 15 лет лишения свободы.


[Закрыть] и изменник Родины Е. А. Загородний[198]198
  Загородний (Сергеев) Е. А., 1918 г. р., 7 сентября 1943 г. военным трибуналом Хабаровского округа осужден по ст. 58-1 «б» УК РСФСР к высшей мере наказания.


[Закрыть].

Согласно их показаниям, в 1943 г. до июля окончили курсы 36 агентов, которые находились при хэйхэском органе специальной службы в ожидании заданий по выходе на территорию СССР. Данных о наличии других постоянно действующих разведывательных школ и курсов у задержанных не имелось. Однако было известно, что наиболее способная агентура и особенно из русских проходила тщательную подготовку на конспиративных квартирах.

Согласно показаниям задержанных агентов Осколкова и Крупенчика, они совместно с тремя другими агентами, также предназначенными для переброски в СССР, окончили краткосрочные курсы (19 дней) при отделении хэйхэского органа специальной службы в г. Цикэ. На курсах изучали: способы и методы разведки военных и других объектов; организационную структуру и вооружение Красной армии; топографию и фотодело. Занятия сопровождались практическим обучением фотосъемке, составлением схем и длительными переходами, имеющими целью привить разведчикам выносливость и научить их ориентироваться на незнакомой местности.

Китайская агентура на специальных разведывательных курсах не обучалась. Эта агентура обучалась в индивидуальном порядке на конспиративных квартирах в течение 4–5 дней и исключительно фотоделу. При этом к обучению привлекалась квалифицированная и проверенная агентура, которая приобрела большие навыки и опыт в результате продолжительной работы в качестве агентов по разведке территории СССР и тщательного инструктажа перед выполнением заданий.

Из вышеизложенного следует, что в 1943 г. харбинская разведывательная школа готовила агентов, предназначенных для выброски в СССР на оседание. Хэйхэские (сахалянские) разведывательные курсы готовили маршрутных агентов, предназначенных для переброски на советскую территорию на непродолжительный срок и с ограниченной задачей. Остальные разведывательные органы готовили маршрутную агентуру непосредственно перед выброской в СССР.

Техническая разведка.

Наряду с агентурной разведкой харбинская ЯВМ и 2-й отдел штаба КГВ широко использовали техническую разведку, которую из года в год расширяли и совершенствовали.

Из материалов следствия по делам арестованных сотрудников харбинской ЯВМ установлено, что 2-й отдел, ведавший технической разведкой, располагал достаточными средствами в виде современной американской радиотелеграфной и специального назначения аппаратуры.

Техническая разведка заключалась в следующем:

1. Приём при помощи мощной радиоаппаратуры радиопередач широковещательных станций Англии, США и СССР (главным образом из Москвы, Владивостока и Хабаровска).

2. Радиоперехват радиограмм, исходивших из одного советского города в другой.

3. Перехват телеграфных переговоров (особенно с Советским Союзом).

4. Подслушивание телефонных разговоров (с использованием записывающей аппаратуры).

Все добытые таким путем сведения и материалы систематизировались и изучались. Все фамилии советских граждан, упоминавшихся по тому или иному поводу в советских радиопередачах, брались на карточный учет. Такой же учет проводился и в отношении советских граждан, фамилии которых упоминались в частных радиотелеграфных переговорах.

Все карточки хранились в алфавитном порядке по городам СССР. Из советских широковещательных передач фиксировались сведения о событиях и фактах общественного и политического характера.

Подслушивание широковещательных радиопередач производило специальное бюро в г. Харбине – по Гарнизонной улице, имевшее в своем распоряжении мощные американские приемники марки «РСА» и обслуживавшееся группой сотрудников японцев и русских.

Телефонные и телеграфные переговоры контролировались специальным бюро (Ден-Ден Чео Сакеку), помещавшимся в г. Харбине в здании Управления жел. дороги и официально значившимся как отдел Маньчжурской телефонно-телеграфной компании.

Радиотелеграфный перехват осуществлялся при помощи специальной записывающей аппаратуры, размещавшейся в специальном здании в дер. Кусянтунь, близ Харбина.

Помимо указанных пунктов радиоперехвата, имелись еще бюро подслушивания в гг. Муданьцзяне, Сахаляне, Цзямусы, Хайларе и др.

Арестованный сотрудник отдела «Чео Сакеку» харбинской ЯВМ В. А. Волосников о деятельности своего подразделения на допросе показал:

«…Являясь сотрудником харбинской ЯВМ, я до середины 1943 г. работал в отделении переводов, где занимался составлением карточек на всех без исключения адресатов телеграмм, исходивших из одного советского города в другой.

Я также заводил карточки на всех советских граждан, упоминавшихся в широковещательных радиопередачах. Эти карточки сводились в общую картотеку по городам Советского Союза.

Кроме этого, занимался сортировкой перехваченных телеграмм о денежных переводах, о перемещении отдельных лиц с одного города в другой или на другие должности, о мобилизации советских граждан на трудовой или боевой фронт.

Общее количество телеграмм независимо от их содержания заносилось в определенный график, и составлялись данные о пропускной способности учреждений связи Советского Союза».

О работе т. н. инспекторского отдела, который проводил всю работу по радиоперехватам, телеграфным перехватам и телефонному подслушиванию, Волосников рассказал, что по известным ему данным подразделение проводило следующую работу:

«а) принимало передачу широковещательных радиостанций Англии, США и Советского Союза (главным образом Москвы, Владивостока и Хабаровска);

б) радиоперехват производился при помощи специальной мощной радиоаппаратуры, доступ к которой имел только узкий круг лиц;

в) перехватывались все радиограммы и телеграммы, исходившие из одного советского города в другой независимо от их содержания;

г) концентрировались все добытые путем перехвата данные о Советском Союзе и отдельных лиц – граждан СССР;

в) все принятые радиограммы и телеграммы сортировались, ненужные отбрасывались, а остальные переводились на японский язык, заносились в картотеки и передавались для использования в соответствующие отделы ЯВМ».

Кроме харбинской ЯВМ, радиоперехватывающую аппаратуру имели муданьцзянская, сахалянская, цзямуская и хайларская ЯВМ, которые все добытые материалы направляли в харбинскую ЯВМ.

К методам технической разведки относился также и редко применявшийся способ подслушивания, когда через границу на советскую территорию тайно перебрасывался телефонный провод (т. н. шлейф), который подключался к советским телефонным линиям и давал возможность подслушивать телефонные разговоры.

Для проведения приграничной разведки путем наблюдения за нашими приграничными участками использовались стереотрубы, бинокли большой мощности и другие специальные наблюдательные приборы.

Лагеря-«приюты».

Органами «Смерш» Управления контрразведки Забайкальского фронта на территории Маньчжурии были арестованы советские граждане, ранее бежавшие к японцам. Установлено, что все перебежчики, а также задержанные советские и монгольские разведчики, переброшенные через границу и задержанные японцами, направлялись в миссии, где они тщательно допрашивались, а затем этапировались в специальные лагеря-«приюты».

В лагеря-«приюты» направлялись только те лица, которые перешли границу, не желая служить в Красной армии, лица, подвергавшиеся репрессиям и враждебно настроенные к советской власти. Туда направлялись также советские и монгольские разведчики, признавшиеся на допросах в своей принадлежности к советским разведывательным органам, которых пограничные ЯВМ считали нецелесообразным перевербовывать и направлять обратно в Советский Союз. Все перебежчики перед направлением в лагерь распределялись по национальному составу и направлялись по разным лагерям, которых на территории Маньчжурии было установлено три: «Харбинский» – в районе г. Харбина; «Кооанский» – в г. Ванемяо; «Хоанкиоку» – в г. Чанчуне.

Харбинский лагерь-«приют» «Когаин», или, как он числился по данным ЯВМ, «отдел специальных сведений» КГВ, был организован в 1939 г. и находился в ведении городского управления по делам русских эмигрантов с непосредственным подчинением главной ЯВМ в г. Харбине. С началом войны Германии против СССР число перебежчиков увеличилось за счет военнослужащих Красной армии, харбинский лагерь-«приют» перешел в полное подчинение ЯВМ и весь официальный состав лагеря был назначен только из японцев. Материалами следствия был установлен официальный состав лагеря: начальник лагеря – майор Индзима Иосио[199]199
  Индзима Иосио арестован 19 июня 1948 г. 22 октября 1948 г. и военным трибуналом войск МВД Дальневосточного округа осужден по ч. 1 ст. 56-6 УК РСФСР на 25 лет лишения свободы.


[Закрыть]; помощник начальника лагеря – лейтенант Ямагиси Кендзи[200]200
  Ямагиси Кендзи, заместитель начальника лагеря «Когаин» и начальник агентурно-следственного отделения. Арестован 2 июля 1948 г. 21 октября 1948 г. и военным трибуналом войск МВД Дальневосточного округа осужден по ч. 1 ст. 56-6 УК РСФСР на 25 лет лишения свободы.


[Закрыть]; начальник отделения политработы – лейтенант Дова Тосио, псевдоним «Фурмато», и два его сотрудника; начальник отделения сведений, он же второй помощник начальника лагеря, – Касахара Тосабуро[201]201
  Касахара Тосабуро – поручик японской армии. Являлся помощником начальника агентурно-следственного отделения лагеря «Когаин». Арестован 25 октября 1948 г. 27 декабря 1948 г. военным трибуналом войск МВД Дальневосточного округа осужден по ч. 1 ст. 56-6 УК РСФСР на 20 лет лишения свободы.


[Закрыть] и 9 его сотрудников; начальник отделения контрразведки – старшина жандармерии Сиода Сиро[202]202
  Сиода Сиро арестован 8 августа 1949 г. Военным трибуналом войск МВД Дальневосточного округа осужден по ч. 1 ст. 56-6 УК РСФСР и ст. 1 Указа Президиума Совета СССР от 19 апреля 1943 г. на 25 лет лишения свободы.


[Закрыть]; помощник начальника отделения контрразведки – Сеноо Макото[203]203
  Сеноо Макото 21 октября 1948 г. военным трибуналом войск МВД Дальневосточного округа осужден по ч. 1 ст. 56-6 УК РСФСР на 20 лет лишения свободы.


[Закрыть] и др. Всего – 25 чел. Для охраны лагеря имелось еще 9 японских солдат.

Арестованный официальный работник лагеря японец Икеда Сабуро[204]204
  Икеда Сабуро 19 октября 1945 г. военным трибуналом 36-й армии осужден по ч. 1 ст. 56-6 УК РСФСР на 15 лет лишения свободы.


[Закрыть], являвшийся помощником начальника отделения политработы, показал, что харбинский лагерь-«приют» находился на ст. Новый Коб в 13 км от Харбина.

«Площадь лагеря составляла около 1000 кв. м и была огорожена деревянным забором. На территории лагеря имелось 4 жилых одноэтажных и одно двухэтажное здание, в котором размещались перебежчики и сотрудники лагеря, имелось четыре складских помещения, кузница, тюрьма и несколько построек для подсобного хозяйства. С восточной стороны лагеря находился огород в 80 гектаров, засеваемый разными сельскохозяйственными культурами. С южной стороны находился кирпичный завод, на котором работали только перебежчики. Из лагеря никого не выпускали, и общаться с мирным населением перебежчикам строго запрещалось. В зону лагеря без разрешения начальника харбинской военной миссии и начальника лагеря входить даже работникам ЯВМ, не работающим в лагере, не разрешалось.

В лагере был установлен следующий распорядок дня: подъем – в 5.30; проверка – в 5.45; завтрак – в 6.30; работа – с 8.00 до 12. 00; обед и отдых – с 12.00 до 14.00; работа в поле и на подсобном хозяйстве – с 14.00 до 17.30.

С 18 часов проводились занятия по воспитанию перебежчиков в прояпонском духе путем лекций и докладов, направленных против Советского Союза. Преподавались Закон Божий, военное дело, штыковой бой, топография, подрывное дело и т. п. Всю работу проводили штатные сотрудники харбинской военной миссии, работающие в лагере. Наряду с этим в отдельных комнатах строго конспиративно, в индивидуальном порядке проводилась вербовка и готовились перебежчики для диверсионной и разведывательной работы в тылу Советского Союза. Эта работа проводилась, как правило, после ужина. В это же время проводился прием внутрилагерной агентуры и допрос перебежчиков.

Основной контингент лагеря „Когаин“ состоял из русских перебежчиков другой национальности, количество которых колебалось от 160 до 200 чел. Разделялись они на 5 взводов: 1, 2, 3-й взводы состояли из перебежчиков – военнослужащих Красной армии, по национальности русских, украинцев, грузин, чувашей; в 4-м взводе находились узбеки, азербайджанцы; 5-й взвод состоял из гражданских лиц и советских разведчиков.

Для осуществления всей работы среди перебежчиков в лагере существовало три отделения: политработы, сведений и контрразведки.

Отделение политработы занималось обработкой перебежчиков в прояпонском духе и подготовкой к разведывательной работе в тылу Красной армии. Работа эта проходила очень секретно от окружающих, а также и от самих перебежчиков. После того как отделение политработы видело полную готовность перебежчика, он вызывался в отдельный кабинет и там проводилась его вербовка, о чем впоследствии доносилось в штаб военной миссии в Харбине.

Отделение информации проводило работу по сбору сведений о Советском Союзе и Красной армии путем индивидуального опроса перебежчиков. Добытые сведения направлялись в военную миссию и штаб Квантунской армии.

Отделение контрразведки выявляло из числа перебежчиков неразоблаченных агентов Советского Союза, антияпонски настроенных и имеющих намерение бежать из лагеря лиц. Эта работа проводилась через находящихся в лагере секретных агентов ЯВМ из русских эмигрантов, которые содержались в лагере под видом перебежчиков, а также через внутрилагерную агентуру, вербуемую из числа самих перебежчиков. Как только отделению контрразведки становилось известно о готовящемся побеге или был выявлен советский разведчик, об этом немедленно доносилось в штаб ЯВМ.

Лиц, представляющих для Японии опасность, японская военная миссия из лагеря немедленно изымала и расстреливала, а лиц, которых считала менее опасными, направляла на работу в Фушунские шахты. За период 1941–1945 гг. было расстреляно 50 перебежчиков и около 100 чел. направлено на работу в Фушунские шахты.

Кроме перечисленных трех отделений, в лагере существовало т. н. „отделение русских служащих“, которых было 9 чел., и кандидатов на переход в „отделение русских служащих“ – 8 чел. В это „отделение“ подбирались лица, полностью заслужившие доверие японцев. Они использовались на разных технических работах.

В связи с военными действиями между СССР и Японией и создавшейся угрозой для Харбина 17 августа 1945 г. лагерь „Когаин“ был распущен, перебежчики группами по 20–30 чел. разосланы в разные города Маньчжурии на оседание среди общей массы эмигрантов».

По данному поводу арестованный Иванов Иван Ильич показал, что утром 17 августа две группы по 30 чел. из лагеря на автомашинах были доставлены в ж.-д. управление Харбина, где им выдали документы на другие фамилии, обмундирование железнодорожников и зачислили на работу. Таким распределением людей по разным городам японцы рассчитывали на успешное проведение диверсий и террора через агентуру из числа перебежчиков и сокрытие следов существования лагеря.

В отношении лагеря-«приюта» «Хоанкиоу» в г. Чанчунь советской контрразведкой были добыты материалы о том, что он находился в подчинении штаба КГВ, в лагерь направлялись перебежчики из числа летчиков и лиц, имеющих техническое образование и специальности, а также женщины.

В «Кооанский» лагерь-«приют», находившийся в г. Ванемяо, направлялись только монголы и буряты. Этот лагерь именовался «2-й партизанский отряд». Начальником лагеря был полковник Канагава[205]205
  Архив УФСБ России по Омской области Ф. 91. Оп. 7 б. Д. 6. Л. 21–25.


[Закрыть].

13 сентября 1945 г. органами советской контрразведки был арестован изменник Родины, бывший красноармеец, указанный выше Иванов Иван Ильич, 1925 г. р., бывший военнослужащий 74-го Шилкинского погранотряда.

В процессе следствия он рассказал, что японцы, после того как он перебежал к ним, вызывали его на допрос два раза. Японский офицер через переводчика спросил фамилию, где и когда перешел границу, в какой части служил, где она расположена, количество войск на границе, какое у них имеется вооружение, какие существуют укрепления, сколько имеется лошадей, каков возрастной состав красноармейцев, фамилии командного состава, адрес воинской части.

На все поставленные вопросы Иванов дал исчерпывающие ответы и таким образом выдал военную тайну. Физических мер воздействия к нему не применялось, а, наоборот, допрашивавший офицер угощал его папиросами.

16 января 1942 г. утром в военный городок прибыл пассажирский самолет, на который его посадили. В сопровождении офицера, примерно через два часа, прибыл в г. Сахалян. С аэродрома его на легковой автомашине доставили в военную миссию и заперли в подвал.

В сахалянской военной миссии Иванов находился до 15 февраля 1943 г., где неоднократно подвергался допросам, затем был послан в харбинскую военную миссию, откуда и направлен в т. н. приют «Когаин».

Находясь в сахалянской военной миссии, в течение первых двух недель его ежедневно вызывали на допросы, а в последующее время допрашивали реже. От него требовали подробного рассказа о воинской части, в которой служил, и добивались признания – не послан ли советской разведкой со специальным заданием. Ввиду того что он сам перешел на сторону японцев и принадлежность к советским разведывательным органам отрицал, ему не верили и применяли физические меры воздействия: избивали кулаками, палкой и, наконец, подвешивали за ноги. Во второй половине месяца допросы стали реже и на них интересовались жизнью Иванова, его родителей, положением крестьян в колхозах.

В ноябре 1944 г. Иванов работал на конюшне в т. н. лагере-«приюте» «Когаин». За ним зашли и отвели к заместителю начальника лагеря Емагичи. Тот предложил ему наблюдать за перебежчиками во время работы, прислушиваться к их разговорам и выявлять, какие недовольства высказываются на японские порядки, кто собирается бежать из лагеря и не готовятся ли покушения на начальство лагеря.

Когда Иванов дал свое согласие, Емагичи предупредил, что это нужно держать в секрете и никому не рассказывать. Согласие было оформлено подпиской, она была составлена на русском языке, которую Иванов подписал своей фамилией. Никакой клички ему присвоено не было.

Согласно указаниям Емагичи, встречи с ним проводились регулярно, первое время два-три раза в неделю в его кабинете, куда он заходил вечером, чтобы никто не заметил, а позднее встречался реже и по мере необходимости. С ноября 1944 г. по август 1945 г. им в устной форме было дано 12 ценных агентурных донесений.

В августе 1945 г. началась война между Японией и СССР. В Харбине появились десантные части Красной армии. Администрация лагеря была обеспокоена этим и приняла все меры к роспуску лагеря, определению людей на работу, уничтожению неблагонадежных лиц, ставя перед собой целью оставить в тайне от Красной армии существование «приюта» «Когаин», а также не допустить задержание и разоблачение лиц, проживавших в этом лагере.

Этим и был вызван перевод Иванова в числе 59 чел. на службу в Харбинское управление железной дороги. С этой целью 18 августа вечером Емагичи вызвал его к себе, долго беседовал наедине, рассказал о посылке на работу и дал задание разведывательно-диверсионного характера против частей Красной армии. На встрече сказал, что в Харбине есть части Красной армии. Он хочет «оказать содействие и спасти Иванова от ареста. Для этого собирается направить его в Харбин в управление железной дороги в распоряжение начальника. Там будут выданы документы, как служащему железной дороги, при получении которых необходимо изменить фамилию. Там будет дана форма железнодорожника. На жительство нужно будет поселиться среди эмигрантов, слиться с ними, стать незаметным и выдавать себя за эмигранта». Сделанным предложением Иванов остался доволен.

19 августа утром на автомашине в сопровождении японского офицера, служившего в лагере «Когаин», Иванов в числе 30 чел. прибыл в Харбинское управление железной дороги. Примерно через час прибыла еще одна группа в составе 29 чел.

Все были приняты начальником управления железной дороги – японцем, который на ломаном русском языке сказал, что он примет всех на работу в депо, выдаст необходимые документы, предоставит общежитие, а позднее устроит на частные квартиры. Старшим групп приказали составить списки с указанием новых фамилий, имен, отчеств и года рождения. Списки составили, в которые Иванова включили под фамилией И. И. Митрофанова[206]206
  Иванов И. И., он же Митрофанов И. И., 21 декабря 1945 г. военным трибуналом войск НКВД Забайкальского округа приговорен по ст. 58-1 б УК РСФСР к высшей мере наказания.


[Закрыть]. Там же в управлении всех сфотографировали для удостоверений, после чего отвели в общежитие, располагавшееся на краю города.

Для получения документов и обмундирования от каждой группы выделили по одному человеку. Получив обмундирование и удостоверения железнодорожника, старшие групп возвращались обратно в общежитие. Гандуров благополучно возвратился, а Бурштуляк вместе с документами и обмундированием был задержан красноармейцами и не возвратился. В связи с этим пошли разговоры, что Бурштуляк может рассказать все, что ему известно, и всех арестуют. Присутствующие стали сговариваться и группами бежать из общежития[207]207
  Архив УФСБ России по Омской области Ф. 91. Оп. 4. Д. 3. Л. 161–169.


[Закрыть].

4 октября 1945 г. арестованный помощник начальника отделения политработы лагеря «Когаин» С. Икеда сообщил, что перебежчики направлялись по разным «приютам».

«Имелись случаи расстрела отдельных перебежчиков. К такой категории людей относились те лица, которые на допросах вели себя плохо, не говорили правду, при том не могли быть использованы в интересах Японии против СССР и были опасны во всех отношениях для Маньчжурской империи. Таких перебежчиков с разрешения начальника штаба КГВ и начальника харбинской ЯВМ на местах задержания сотрудники пограничных миссий расстреливали, о чем сообщали в письменном виде в харбинский приют…

В 1941 г. руководил приютом генерал-майор Г. Янагида, с 1943 г. генерал-майор А. Дои, а с февраля 1945 г. генерал-майор Ш. Акикуса, который находился до дня капитуляции Японии в г. Харбине.

Основные цели и задачи перед харбинским приютом были поставлены следующие:

В период руководства этим приютом начальниками ИРУ КГВ Янагида и Дои, т. е. с 1941 по 1943 г., основной задачей было получение через перебежчиков сведений о Советском Союзе, Красной армии и обработка этих изменников в антисоветском духе.

Со вступлением в должность нового начальника ЯВМ Акикусы с 1943 г. цели и задачи работы в приюте резко изменились. По его приказу приют должен был готовить всех перебежчиков для борьбы с Советским Союзом, причем войну рассчитывали начать с СССР в ближайшее время, предполагая, что СССР в длительной войне с Германием ослаб, и это должны использовать японцы и первые объявить войну советскому государству. Было предложено готовить перебежчиков для диверсионной, разведывательной, агитационной и партизанской деятельности в тылу Красной армии. Эти приказы приютом выполнялись.

После победы Красной армии над Германией стало известно через агентуру, работающую в СССР, что советские войска из Германии перебрасываются к границам Маньчжурии, в связи с этим было получено дополнительное указание. Предлагалось готовить перебежчиков на случай войны Японии и СССР и успехов Красной армии в войне, на оседание их на территории Маньчжурии под видом эмигрантов для ведения подрывной работы в тылу Красной армии. Эта подготовка также велась руководством приюта.

Выполнить поставленные приюту цели и задачи по подготовке кадров для борьбы с Красной армией не смогли лишь потому, что японцы не верили в преданность перебежчиков из СССР. И другое, главное, быстрое продвижение советских войск в глубь территории Маньчжурии застало врасплох.

О „Кооанском“ приюте: мне известно только то, что на него имели большие надежды, как на помощь в борьбе с Красной армией, ибо к монголам и бурятам японцы относились с доверием. Известно то, что „Кооанский“ приют был очень секретным, о его существовании знало небольшое число людей, даже сотрудников Харбинской ЯВМ»[208]208
  Архив УФСБ России по Омской области Ф. 91. Оп. 7 б. Д. 6. Л. 26–36.


[Закрыть].