Текст книги "Имитатор. Книга первая. Увертюра"

Едва она сделала шаг внутрь кабинета, сдвинутый на угол стола серый от возраста массивный кнопочный «сименс» (а может, «самсунг» – время пощадило только первую букву названия) залился пронзительной трелью. С досадой – перебили мысль! – с надеждой – вдруг что-то важное случилось? – и с некоторой долей страха – только бы не еще один труп! – Арина резко потянулась к аппарату, свалив по дороге стаканчик с «перьями». Ручки и карандаши покатились в разные стороны. Ай, ладно, после подберу! Вдруг это и впрямь кто-нибудь с новой информацией – на первый взгляд пустяковой, а на самом деле – ключевой!

Боялась она зря. Но и надеялась – тоже. Звонил дежуривший нынче на проходной Британская Леди.

Бог весть, кто первый назвал так приземистого, белобрысого сержанта Пилипенко. Но прозвище приклеилось. Известно же, что истинная леди никогда не показывает своих чувств, ее ничто не может потрясти или удивить. Флегматичный сержант был до краешка переполнен скучающим безразличием ко всему на свете, сохраняя и в голосе, и на лице всегда одно и то же выражение – «как же вы мне все надоели».

Но сейчас сквозь всегдашнюю неизбывную скуку пробивался слабый росток живого интереса:

– Арина Марковна, тут к вам гражданин просится…

– Свидетель? – с надеждой перебила она.

– Да не то чтобы свидетель. Вроде как наоборот… Да-да, я вас понял, – буркнул Леди куда-то в сторону и после короткой паузы (видимо, слушал, что ему говорят «с той стороны») уныло сообщил. – С повинной, короче, пришел.

– С повинной? Дело в моем производстве или новое что стряслось? – она стремительно перебрала в памяти покоящиеся в сейфе папки. По драке с особо тяжкими (жертва в больнице, но врачи руками разводят, не жилец) нанесший смертельный удар в КПЗ, и сомнений никаких, драку аж две камеры наблюдения зафиксировали. По пожару на стройке прораб, теоретически ответственный за безопасность, под подпиской о невыезде (да и не виноват он ни в чем, не он гастарбайтеров нанимал). По задушенной в своей постели старушке задерживать пока некого: у племянника, единственного наследника, железобетонное алиби, да и не при делах он, квартирных и финансовых проблем у парня не имеется, бабке ежемесячно к пенсии добавку подкидывал и вообще заботился. Арина была уверена, что старушку придавил подушкой сосед – здоровый, громогласный, наглый. Якобы они с женой шум слышали! А сам спит и видит, как бабкину комнату заполучить и стать единоличным хозяином квартиры. Но следов его присутствия в старушкиной комнате эксперты не обнаружили. А поскольку первый этаж, плюс открытое по летнему времени окно… Так и придется списать дело в архив. А сосед скоренько договорится с племянником и комнату бабулькину заполучит за полцены, а то и за треть.

Неужели у старушкиного соседа совесть проснулась? Или у жены его?

– В вашем, Арина Марковна, производстве дело, – прохрипела трубка. – Ну эти, черные которые, это же у вас? Не забрали еще?

– У меня пока, – она почувствовала, как екнуло в груди.

С повинной? Красильщик?

Ей вдруг стало обидно. Как же так?! Она ведь почти уже разгадала «загадку черных тел», а тут – нате вам, готовый ответ преподносят. Нечестно!

Хотя, конечно, грех на такое сердиться. Если злодей пришел с повинной – значит, жертв больше не будет. И это, разумеется, перевешивает все. Потому что, если уж по правде, то «почти разгадала» – это, мягко сказать, преувеличение.

Вот только с чего бы его на откровенность потянуло?

Она уже почти чувствовала, как работает голова у неведомого злодея. И сдаваться с повинной – это про какого-то другого типа, не про того, кто натюрморты на парковых скамейках выкладывает.

– Только… Арина Марковна… по-моему, он псих, – почти шепотом сообщил Пилипенко.

– А ты думаешь, красить мертвые тела в черный цвет и разбрасывать их по всему городу – признак здравого рассудка?

– Ну так-то да. Но такой, знаете, вменяемый как бы.

Каждое громкое дело вызывает всплеск «признаний», это известно. А по Красильщику-Имитатору еще никто с «повинной» не объявлялся. И вот вам здрасьте. Но, с другой стороны, всякое бывает. Может, и настоящий… Сперва трупы выкладывал, а после спонтанная ремиссия – и пошел каяться. Или не ремиссия. Может, он не каяться пришел, а заявить urbi et orbi, городу и миру о необходимости – или даже спасительности – собственных деяний.

Чужая душа – потемки. А уж сдвинутая – тем паче.

– Вопрос лишь в том, наш это псих или посторонний. Ладно, давай его сюда, – распорядилась она со вздохом. – И со спецами свяжись пока – может, они его знают.

– Со спецами? – недовольно протянул Пилипенко. – Да я… У меня же пост…

В своем репертуаре, хмыкнула мысленно Арина.

– У тебя там что, столпотворение?

– Ну так Костик фигуранта к вам поведет, я ж один останусь.

– О боже! – у Арины вдруг лопнуло терпение. – Не хочешь работать – так прямо и скажи. Вызванивай оперчасть, пусть они психиатров обрабатывают. Хотя, помнится, фильтровать посетителей, в том числе и на предмет вменяемости – это как раз обязанность дежурного. В общем, смотри сам.

– Арина Марковна! – взмолился Британская Леди, моментально растеряв всю свою надменную невозмутимость.

– Все, – отрезала она. – Ничего больше слушать не хочу. Давай сюда фигуранта и займись уже делом.

Через несколько минут на пороге кабинета появился худенький невысокий дядечка в аккуратном сером костюме: из нагрудного кармашка торчал уголок платка – белейшего, как и рубашка. Серо-синий галстук не оживлял картины. Дядечка походил на сбежавший из витрины манекен. За плечом «манекена» маячила физиономия второго дежурного, Костика. Вспомнить фамилию Арина не смогла – новенький, служил недавно – и, дружелюбно улыбнувшись, махнула рукой – отпустила. И кивнула посетителю:

– Присаживайтесь.

Дядечка пристроился на краешек стула.

Да уж, на самом деле манекеном тут и не пахло. Точнее, как раз пахло. Но отнюдь не манекеном. Господи, он что, вообще никогда не моется, изумилась Арина. На вид-то такой вроде чистенький, рубашечка беленькая, костюмчик…

– Слушаю вас.

– Здравствуйте, – лучезарно улыбнулся дядечка. – Я хотел рассказать про…

– Представьтесь сначала, – перебила Арина. Надежда на то, что посетитель – тот, кого они ищут, гасла стремительно. – Имя, фамилия, отчество…

– Но вы же и так знаете! А… ну да, порядок такой, я понимаю. Имя, фамилия, отчество. Виктор Степанович Черномырдин. А, вам тоже смешно? Ничего смешного. Кто-то же должен принимать эстафету!

– Эстафету?

– Да что вы, право! Вы и сами все знаете, только притворяетесь, чтобы простых людей не пугать. Но я-то и так знаю, можете не притворяться. Когда тот Черномырдин умер, все, что у него в голове было, не могло же просто так исчезнуть!

– И оно переместилось в вашу голову?

– Конечно! Всегда есть резерв, так все устроено.

– Да-да, конечно, что это я. Документ у вас есть какой-нибудь? А то в следующий раз вы скажете, что вас зовут Александр Сергеевич Пушкин или Михаил Илларионович Кутузов.

– Нет, зачем мне так говорить? Пушкин и Кутузов – это кто-то другой, мне с этим бы управиться.

Паспорт, который дядечка извлек из внутреннего кармана, и впрямь был выдан на имя Виктора Степановича Черномырдина. Арина переписала данные в протокол, хотя уже понимала, что все это – мартышкин труд. Надо дожидаться «специалистов», которых должен вызвонить Пилипенко – пусть они с этим гавриком разбираются. Он вроде не опасный, но кто знает, если его выставить, что в его больную головушку взбредет.

Арина вздохнула:

– Хорошо, перейдем к делу. Вам кто-то велел сделать признание?

– Что вы! Я сам! Меня же в морг не пускают! Надо, чтобы вы распорядились.

– В морг?

– Ну да. На кладбище – там все нормально, потому что земля, а вот в морге трупы без всякой защиты… Потому что если их не измазать, они тут же заберут тело. Понимаете? Они ведь помешаны на чистоте!

– Они?

– Ну да, – он боязливо покосился куда-то на потолок, ухитрившись при этом втянуть голову в плечи. – Ну… вон те. Им раньше Земля не подходила, а теперь, когда все модифицированное, они и ринулись. Да вы же знаете!

– Да-да, разумеется, – вежливо подтвердила Арина. – Значит, они – вон те – могут захватывать мертвые тела, я правильно поняла?

– Так им же все равно – мертвые или живые. Главное, было бы тело. Человеческое.

– Погодите. Мне непонятно. Вы говорите, что мертвые тела надо черным вымазать, чтобы «те» не воспользовались, а вас в морг не пускают.

– Ну да.

– Ладно, с моргом разобрались. А тех-то женщин, из парка, их-то вы зачем убили?

– Убил? – он как будто удивился. – А, этих! Ну да. Так им уже все равно было. Их уже захватили. Надо было остановить, чтоб они других не заразить не могли. Им, если они в человеческом теле, это очень просто: поглядеть пристально, глаза в глаза – и все.

– А зачем на скамейки их сажали?

– Так чтобы внимание обратили! Надо же что-то делать, пока еще не поздно! Вы ведь скажете, чтоб меня в морг пустили? Я затем и пришел.

– Погодите. Морг немного подождет.

– Да как же! Надо торопиться!

– Ничего. Морг хорошо защищен, никто туда не проникнет.

– Вы точно знаете?

– Точно-точно. Я сейчас позвоню их дополнительно предупрежу, хорошо?

Она связалась с постом дежурного:

– Ну что там?

– Знают этого типа! – радостно отозвался новенький, чью фамилию Арина так и не вспомнила. – У него ж фамилия знаменитая, легко найти было. Сейчас приедут.

– Ладно… Держите оборону, – добавила она в уже умолкшую трубку специально для своего визави.

– Вот, все там пока нормально, они постараются. Давайте немного поговорим сначала про тех троих. Про тех, кого, вы говорите, живыми захватили. Вы хорошо помните, как убивали? Можете рассказать? Может, я каких-то подробностей не знаю. Вот вы мне и расскажите.

– Конечно, – еще лучезарнее улыбнулся борец с врагами человечества. – Тут ведь тоже надо секрет знать. Нужно попасть в пятую чакру специальным клинком из метеоритного железа. Вот, – продолжая улыбаться, он ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, выудил из-за пазухи и выложил на стол длинную темную штуку. Не то кусок арматуры, не то обломок автомобильной рессоры. Больше всего «штука» напоминала освобожденную от веток еловую верхушку, но он сказал «железо»…

– А пятая чакра – это у нас где, не напомните? – спросила Арина, мысленно скрещивая пальцы: пусть «сейчас приедут» окажется минутами, а не часами. Беседа с вонючим дядечкой нравилась ей все меньше и меньше.

Дядечка ткнул себя куда-то в район горла, между ключиц.

– Вот здесь. Вишуддха. Освобождение, значит. Очищение.

– Очищение? А эта ваша… мишутка с водой как-то связана?

– С водой? Почему с водой? Вода – это вторая чакра, крестцовая. А вишуддха – это уже эфир. При чем тут вода? Почему вы…

Лицо его вдруг странно изменилось. Лучезарная улыбка пропала, зрачки расширились, как от сильного испуга, глаза прищурились, словно он не хотел Арину видеть.

– Вы! Вы! Вы меня обманули! Вы ничего не знаете! Вы… вы… вы тоже! – тяжело дыша, дядечка с громкой фамилией оттолкнулся от края стола выставленными вперед ладонями.

Должно быть, хотел отъехать от чем-то – своей неосведомленностью в «нужных» чакрах, что ли? – испугавшей его Арины подальше. Но «свидетельский» стул был обычным стулом, никаких колесиков. И завалился вместе с преследователем инопланетян назад. Спинка гулко хлопнулась о линолеум, ноги взметнулись, ботинки возделись выше стола, между ними и сползшими брючинами показались носочки. Беленькие, с тонкими голубыми полосками по краю и зелененькими зайчиками чуть выше. Очень трогательные. Надо же, подумала Арина, как же это он, противник мытья, сохраняет носочки в такой чистоте?

И полезла из-за стола – помочь.

– Вы не ушиблись?

Но опрокинувшийся «борец», извернувшись, подскочил, словно все его тело было резиновым, и кинулся к Арине. Правда, как-то боком, и она успела сообразить: не к ней он кинулся – к столу. На котором все еще лежал «специальный клинок из метеорного железа». Он же кричал «вы тоже», значит, сейчас в его больной головушке она – враг. И он будет ее убивать.

Перегнувшись, Арина дотянулась до железяки и смахнула ее со стола. Но, увы – на ту сторону, где был взбесившийся посетитель. Прищурившись еще больше и почему-то стараясь не смотреть на Арину, словно взгляд в ее сторону мог и его заразить. А, ну да, если она «захвачена», значит, ей достаточно посмотреть на него пристально. Вот он глаза и отводит.

Зато наклонился, выхватывая с пола свою железяку стремительно – что там Брюс Ли! Замахнулся, все так же отводя взгляд – Арина отшатнулась. Стол был довольно широкий, но и железка длинная, если придурок ударит вытянутой рукой – достанет.

И пистолет, положенный по штату, покоился в сейфе!

А на столе – под рукой – ничего, что сгодилось бы в качестве оружия. Только кофейная кружка да графин на подоконнике.

Первой Арина швырнула кружку, полную еще на две трети. Керамический цилиндр угодил нападавшему в плечо, но к сожалению, в левое, «нерабочее». Кофе потек по аккуратному пиджачку, верхняя губа психа дрогнула, он передернулся – как отряхиваются вылезшие из воды собаки.

От графина он сумел уклониться.

Арина присела: столешница – какая-никакая, а защита.

Потянулась между тумбами, дернула за ногу в трогательном носочке с зеленым зайчиком. Дергать было неудобно, рывок получился так себе, вполсилы, но дядечка пошатнулся. Она дернула еще раз…

…и услышала, как грохнула дверь кабинета.

– Ах ты ж… – голос Костика произнес нечто длинное и заковыристое.

Когда Арина выбралась из-под стола, Костик – даром что новенький, а не промах парень! как же его фамилия-то? – сидел на ее «госте» верхом. Рука заломлена за спину, железка валяется под батареей.

– Простите, Арина Марковна, – смущенно извинился он.

То ли за матерщину, то ли за то, что оставил ее одну с таким… персонажем.

– Все в порядке, Костик. Ты же меня спас.

В распахнутой двери появился бугай в белом халате с какими-то, белыми же, жгутами в правой руке. За спиной его маячил еще один.

– Это кто это тут у нас такой бодрый? – весело проговорил бугай. – Это у нас Виктор Степаныч опять таблеточки пить бросил? Пойдем, пойдем с нами, у нас хорошо, тихо, никаких захватчиков. И помоешься. Разит от тебя, Виктор Степаныч, хуже, чем от пропитого бомжа.

– Как же вы таких бойцов на свободе гулять отпускаете? – сердито буркнул Костик.

Санитар, уже успевший замотать дядечку своими «веревками», только плечами пожал:

– Да мы бы рады не выпускать, законодательство не велит. Он вообще довольно смирный. То есть пока таблетки пьет. Но у него матушка очень набожная, и она считает, что болезнь – это бог наказывает, а лекарства – сатана подсовывает. Вот бы кого изолировать. Но она, к сожалению, не в нашем ведении. Просто дура. И когда эта дама за сыночка своего вплотную берется, он таблеточки-то пить и перестает. Как можно, мамка же не велит. Да и мир ему без таблеточек куда как ярче кажется, столько всего вокруг интересного. Простите, что долго ехали. Хоть и со спецсигналом, а пробки… Да и дежурный ваш не сказал, что тут все так запущено.

– Да он сперва-то вполне нормальный был. Ну то есть ненормальный, конечно, пришел в убийствах сознаваться, про чужаков, которые человеческие тела захватывают, рассказывал. Но спокойно. А после вдруг решил, что я – из них, и меня надо вот этой железкой.

– Ну серьезно он вас не повредил бы, у него даже в шубе некие тормоза в голове остаются. Но поцарапать мог, тоже неприятно, железка-то грязная.

– В какой шубе? – тихо спросил Костик, когда упакованного борца за человеческий разум увели.

– Это у них так резкое обострение называется. Шуб. Иди, Костик, спасибо тебе.

Но он все мялся у двери:

– Арина Марковна, но вы точно в порядке? Надо было мне тут остаться.

– Да нормально все, не трепещи. Я Пилипенко скажу, что ты практически герой. Все со мной в порядке, не беспокойся.

– Все с ней в порядке! – повторил возникший в дверях улыбающийся Чайник. – Вершина у нас молодец! Хорошо устроилась! Только я тебе указание дал психиатров опросить, а она психа уже к себе вытащила! Молодец! Всегда бы так!

Костик тихонечко, бочком удалился.

Чайник поднял «свидетельский» стул, сморщился брезгливо, но уселся:

– Только на премию не рассчитывай, а то, небось, размечталась уже.

– Петр Ильич, это не он.

– Что значит – не он?

– Это не наш фигурант.

– Он же сам пришел. Кто станет признаваться, если не виноват?

– Псих станет. После каждого громкого дела такие ребята к нам прутся.

– А почему ты думаешь, что это не он?

– Он даже не знает, как они умерли. Он их якобы вот этим убивал, – она кивнула в сторону так и оставшегося лежать на столе «специального клинка». – В особую точку.

– Может, придуривается?

– Петр Ильич! Наших жертв где-то держали без воды и еды по несколько дней. И в парки вывозили так, что никто ничего не заметил. И следов никаких. Ни на телах, ни возле. Кто бы ни был наш убийца, он аккуратный, расчетливый и предусмотрительный. А этот…

– Ну ладно, ладно. Только с психиатрами ты все-таки поговори.

– Да десять раз уже говорила!

Но дверь закрылась раньше, чем Арина это сказала.

* * *

– Андросян! Тебя! – Гарик положил трубку на поцарапанную столешницу и уткнулся в свой ноутбук.

Притворяется, подумала Регина. Считает, она не заметит, как он на нее пялится. Глупый мальчишка. Мог бы и предпринять что-нибудь. Ну там в кафе пригласить, к примеру. Нет-нет, ей не нужно, она бы и не согласилась, у нее Руслан есть, так что с личной жизнью все в порядке, но все-таки. Для самооценки хорошо. Она мельком глянула в мутную стеклянную створку полупустого стеллажа, полюбовалась. Слегка вильнула бедром, чтобы не зацепить край стола, где облупившаяся фанеровка торчала занозистыми зубьями – мелкими, не приглядываясь, и не заметишь, но цеплючими. Юбка новая, жалко будет, если зацепится.

Да уж, небось, в Берлине такого нет.

На дверь репортерской комнаты давным-давно, еще до Регины, приклеил схему берлинского метро, сейчас почти неразличимую. Должно быть, именно из-за этой схемы комнату именовали «берлином». Тоже мне! Газета «Вестник Санкт-Петербурга» была далеко не первой руки, и любые неплановые расходы начальство – а именно коммерческий директор – полагало излишними. Ремонт? Новая мебель? Да ладно, и так сойдет, не баре чай! Потолок не течет, столы-стулья, хоть и скрипят, но держатся, свет горит, в окно не дует, телефон работает – каких вам еще удобств?

Аппарат городского телефона был такой же древний, как все тут. Зеленая пластмасса с повернутого к окну бока выцвела, трещина поперек телефонной «морды» почернела от грязи. Трубку и сам телефон Регина периодически протирала гигиеническими салфетками – противно было дотрагиваться до залапанного пластика. Но с бледным гадким пятном сбоку и с черной трещиной ничего сделать было нельзя.

Ладно, пусть не Берлин. Кем бы она там работала? Там немецкий язык, а у нее и английский-то через пень-колоду, давно надо бы подтянуть, но все как-то не получается. Да и Питер бросать не хотелось бы, хорошо тут. Вот бы только из этой занюханной газетенки куда-то поприличнее перебраться.

На телевидение, например!

А что такого? Мозги у нее есть, русский язык в порядке, дикция тоже, и внешностью природа не обидела. Чем она не телерепортер? Даже практика кое-какая имеется. Специально завела видеоблог, чтобы привыкнуть в камеру глядеть и говорить. И вроде вполне прилично получается… Нужен просто шанс. Счастливый случай, который позволил бы выделиться из тысячной толпы таких же журналистов и блогеров. Нужно, чтобы тебя заметили – тогда и работа на телевидении из мечты станет вполне досягаемой реальностью.

Перед тем как поднести трубку к уху, Регина покачала ее на весу, чтобы ведущий к аппарату витой шнур раскрутился.

– Слушаю вас.

– Регина? – прошелестел голос в трубке. Непонятно, мужской или женский, и вообще как будто бесплотный. Как будто на том конце никого, а голос – сам по себе.

– Регина Андросян, – подтвердила она. – Слушаю вас.

– Вы писали о девушках в парке, – произнес бесплотный голос.

– О девушках в парке? – недоумевая, переспросила она и только тогда сообразила: черные трупы! – Да, это я.

Прикусила губу, шагнула в сторону, протиснулась за Милкин стол, переставив на него телефон, опустилась в расшатанное офисное кресло. Телефонный провод перегородил проход между столами, ну да ладно. Регина покосилась на Гарика, но тот вроде все так же пялился в свой ноут. Слышал или нет? Журналистика – штука такая, тут каждый сам за себя. А если обладатель бесплотного голоса хочет поделиться какой-то информацией о деле Красильщика – это же бомба! И тогда мечты о телевидении могут вполне реализоваться!

– Да, слушаю вас, – повторила она, стараясь, чтобы голос звучал заинтересованно, но не слишком. Чтобы Гарик не догадался. Но при этом чтоб и неизвестного информатора не отпугнуть мнимым равнодушием.

– Я могу рассказать, – сообщила трубка.

– Что именно?

– Никто не понимает, правда? А я знаю.

Регина почувствовала, как у нее похолодело в животе. Господи, неужели? Она так долго молила судьбу об удаче, что сейчас затаила дыхание, боясь спугнуть ее смутный, но в то же время явственный сигнал.

– Что за девушки в парке? – равнодушно спросил Гарик, когда она, положив трубку на рычаги, переставила телефон на его законное место. Трубка была влажная. И Регинина спина – тоже. Надо дойти до санузла, обтереться салфеткой. Она вспотела от короткого разговора так, словно за окном палило июльское солнце, а не серый питерский сентябрь.

Пожала плечами, махнула рукой неопределенно:

– Да так.

– Да ладно тебе! Я ж не собираюсь у тебя из горла кусок выдирать. Неужели Красильщик звонил?

– С чего ты взял?

– Да ладно! – с той же усмешкой повторил Гарик. – В зеркало на себя погляди. Лицо, как будто тебе врата небесного града показали. Что еще могло быть? Или это псих какой-нибудь?

– Н-не знаю.

– В полицию пойдешь? – деловито осведомился Гарик.

– Ты что, с ума сошел?

– А ты? Даже если просто псих, это может быть опасно. А если и впрямь Красильщик надумал исповедаться? Или не исповедаться, – он выделил «не».

Надо было срочно сменить тему!

– Слушай, а правда, сейчас есть специальные программы, чтобы… ну… ты ей текст печатаешь, а она человеческим голосом его говорит. Я слышала…

– Да они сто лет как есть! – Гарик подвигал мышкой, быстро набрал что-то на клавиатуре, щелкнул… – Пожалуйста!

– О девушках в парке, – раздельно, почти по слогам, произнес высокий, нарочито механический голос. Так мог бы говорить мультипликационный робот.

Гарик усмехнулся:

– Или так.

Теперь ту же фразу произнес глубокий бархатный баритон.

– Или так.

– О девушках в парке, – прошелестел бесполый, почти такой же, как в телефоне, голос.

Регина вздрогнула:

– Это ты, что ли, развлекаешься?

– В смысле?

– Да ничего не в смысле, я так, – подхватив рюкзачок, она выскочила из «берлина» и побежала в сторону туалета. Водолазка липла к спине. Может, и впрямь надо в полицию позвонить? Или в Следственный комитет? Этой, как ее, Вершиной, которая ведет «дело Красильщика»? Да нет, нафиг, нафиг, нафиг! Если телефонный звонок ничего не значит, она, Регина, будет выглядеть легковерной дурочкой. А если все на самом деле, еще хуже! Все под себя загребут, а она так и останется у пустого корыта. Разве можно вот так взять и профукать свой шанс?!

Потому что… потому что… пусть это и в самом деле будет – шанс!

Вот обидно будет, если это и впрямь Гарик развлекался. Интересно, а с компьютера можно позвонить внутрь редакции? А, собственно, почему нет? И «разговаривать» с клавиатуры. Вот явится она на назначенную встречу – а Гарик встанет за углом и будет хихикать: обманули дурака на четыре кулака!

Облизнув губы, Гарик послушал, как Регинины каблучки цокают, удаляясь, по коридору. Хороши ножки и девчонки! И она об этом знает! Большинство редакционных девиц из джинсов и кроссовок не вылезают, а Регинка – умничка, юбочки, туфельки, пуговку на блузке расстегнуть не забывает. Не великого ума, но подумаешь! Матерьяльчик про Красильщика ведь от и до из пальца высосала, а выглядит солидно. Умеет пустышку как нечто показать. И хорошенькая, опять же… И волосы… Не то что эти дурацкие стрижки…

У нее, правда, жених имеется. Ждет ее иногда у подъезда, Гарик видел. Здоровенный такой – не то бодибилдингом занимается, не то служил в каких-то спецвойсках. Руслан, что ли? Но подумаешь – жених! У того – мускулы, а у Гарика – мозги. Кто в итоге выиграет?

* * *

– Вершина, принимай свидетеля! – Киреев втолкнул в кабинет полноватого дядечку в потертых джинсах и коричневой кожаной куртке, под которой виднелась белая футболка. Впрочем, Арина тут же усомнилась в первом впечатлении: полноватый ли? Лицо «свидетеля» покрывал здоровый загар – не курортный, а скорее как у тех, кто работает на свежем воздухе – так что «полнота» вполне могла на поверку оказаться мышцами. И даже скорее всего. Строительный рабочий? Ой, нет. Футболка, хоть и простая, но очень неплохого качества, джинсы и куртка тоже не из дешевых.

– Да какой я свидетель, я ж не знаю ничего, – недовольно бормотал дядечка.

– Вот и поговорим про это «ничего», – опер подтолкнул его к «свидетельскому» стулу. – Прошу любить и жаловать, Арина Марковна, перед вами Мироненко Илья Сергеевич, основатель и владелец новгородской компании «Мирон энд Ко», – опер положил перед Ариной визитку, на которой над фамилией Мироненко (генеральный директор, кто бы сомневался) значилось: «Мирон & Cо».

– Да мы в Новгороде-то только юридически, производство основное в Чудове, то есть рядом там, – смущенно сообщил Илья Сергеевич.

– Ваша компания скамейки для питерских парков делала? – догадалась Арина.

– Ну делали, – признал дядечка. – Так это ж когда было! Чего не так с нашими скамейками?

Арина отметила, что вопрос про скамейки ему не слишком понравился. Вряд ли что-то «не так» с самими скамейками (не сгущенка, которую пальмовым маслом разбавляют, тут-то все на виду), а вот ради получения вкусного заказа от питерской мэрии господину Мироненко («Мирон энд Ко», помилуйте!) пришлось, надо полагать, кого-то подмазать. Ай, ладно! Не в скамейках же, ей-богу, дело! Или… в скамейках?

– Да вы присаживайтесь, Илья Сергеевич.

– Чего рассиживаться, у меня тут дела.

– Повезло нам, Вершина. Я господина Мироненко в Питере захватил, а то пришлось бы…

– Захватил он! Уймись, Киреев, не пугай свидетеля. Илья Сергеевич, дела не дела, а… Хотя… сперва посмотрите, это ваши скамейки? – она положила перед посетителем планшет, куда успела уже вытащить несколько фотографий – без трупов, разумеется.

– Мои, – согласился тот. – Чего с ними?

– С ними ничего, но поговорить нам придется.

После заполнения стандартных позиций – фамилия-имя-отчество, когда родился, где прописан и прочий официоз – Арина спросила почти задушевно:

– Илья Сергеевич, у вас враги есть?

– Враги?

– Ну, может, вы машину чью-нибудь разбили…

– Да я двадцать лет вожу без единого прокола! – возмутился он.

– Отлично. Значит, в ДТП не попадали, тем более с жертвами. Тогда, может, поругались с кем-то? Или уволили кого-то? Или заказ выгодный из-под носа увели?

– Так… в бизнесе всякое бывает… увольнять вроде никого не увольнял – так чтоб со скандалом. Я ведь не кого попало беру, а чтоб дело знали. Заказ… это вы про скамейки опять?

– Не обязательно.

– Нет. Опят же всякое бывало, но так чтоб вот прямо враги… Вы к чему клоните-то?

– Можете вот это как-то прокомментировать? – она выложила перед Мироненко три фототаблицы с трех мест преступления.

– Они что, мертвые? – выдохнул тот после короткой паузы. Арина кивнула – мол, да, мертвые. – Ох ты ж, господи! Да как же это? – взрослый солидный дядечка запричитал как нервная клуша. – Да что же это делается? На моих скамейках!

Судорожно сглотнув, он неуверенно протянул руку, потрогал фотографии – осторожно, медленно, сперва одну, потом другую, третью. Словно погладил. Помотал головой. Нахмурился. Лицо из растерянного стало жестким, и Арина как-то вдруг вспомнила, что перед ней – не какой-нибудь там истеричный подросток, а владелец хоть и не слишком крупного, но, видимо, вполне успешного бизнеса. Значит, характер у мужика имеется.

Кроме характера, у Ильи Сергеевича имелись еще и мозги:

– Значит, вы думаете, что таким образом кто-то мне хотел насолить?

– А вы думаете, такое невозможно?

– Такое – вряд ли.

– Потому что все ваши знакомые все сплошь приличные люди, которые на убийство не способны?

– Да ну, бросьте! Все на убийство способны, и откуда я знаю, чего там у кого за душой. Но вот это вот, – он страдальчески поморщился. – Если предположить, что это такой изощренный способ насолить лично мне – ну так это не способ, а какая-то глупость несусветная. Вот когда дон Корлеоне голову любимого жеребца тебе в спальню подбрасывает – это да, это бьет по нервам. И по кошельку, кстати. А об этих убийствах я же мог и не узнать вовсе.

– Кстати, не откажите в любезности, попытайтесь вспомнить, где были и что делали вот в эти дни, – Арина положила перед Ильей Сергеевичем листок, на котором значилось шесть дат: дни, когда жертвы были похищены, и дни, когда в парках появлялась очередная «скульптура».

Это было, конечно, поперек всех следственных правил. Но, черт побери, здравый смысл-то никто не отменял! После того, как Илья Сергеевич гладил свои ненаглядные скамеечки на следственных фототаблицах, можно было прозакладывать собственную душу против ломаного гроша за то, что он не имеет к убийствам никакого отношения. Либо он – величайший актер всех времен и народов. И даже если так – Чикатило вон тоже был милым и приятным человеком – все даты всех похищений и всех манипуляций с трупами ему известны куда лучше, чем самой Арине. Так что пусть уж так, по списку.

– Вот по этим, – Мироненко ткнул в первые две даты, – точно не скажу, надо документацию поднимать. Так-то помню, что производством занимался… Я ведь до сих пор в цеха не только для проверки захожу! – гордо сообщил он. – Но вот что именно… нет, не помню. Но уточнить можно. Вот тут меня не было, мы с Надюхой и пацанами в этот, как его, Пхукет летали. Слоны там, мартышки и все такое. Старшему пришлось заявление в школу писать, но он толковый, так что без проблем. На доске стоять научился с первого раза!

Пока семейство Мироненко каталось на слонах и досках, в Питере похитили Доменику Смирнову и подбросили в парк ее вычерненное тело. Домой, в Новгород, семья вернулась на следующий день после похищения Ольги-Ляли Тимохиной.

– А вот с этим извините. На рыбалке был. Один то есть.

Но это, ясно дело, не имело уже никакого значения. Пхукет – не карельская деревня, поездка туда проверяется моментально.

– Оставьте, это уже неважно. Так что там вы говорили насчет того, что это все глупо?