Текст книги "Банкротство мнимых ценностей"

Помолчали. Женя потерянно спросил:

– А что сейчас с твоими родными? Они знают, где ты?

– Нет, – покачал головой Михаил. – Да и не надо это, у них другая жизнь.

Он аккуратно поставил стаканчик и продолжал:

– Нельзя сказать, чтобы я не злился. А то ты еще подумаешь, что я блаженный какой… Первое время злился, еще как. Но потом это прошло как-то. Они ведь не были плохими людьми все в отдельности: моя жена, с которой я прожил двадцать лет, дочь, друг-главврач, которому пришлось меня уволить. Надо было или простить их, или сойти с ума. Мне тогда понравились слова, что лучшая месть – это прощение. Но только не в том смысле, чтобы простить врага, и он тогда мучиться будет всю жизнь сам, а в том, что буквально от этого легче на душе становится. Вот ты злишься – а ты попробуй простить их, хоть на минуту. Увидишь, что сразу лучше будет.

– Не так уж это легко, – усмехнулся Крутилин.

– Ну и награда тоже не пустячная будет. Главное – понимать и принимать свою жизнь как она есть. Я это вынес из всего, что со мной случилось. Если это сможешь, а это самое трудное, что только может быть, то тогда станешь счастливым и свободным. Понимаешь, свободный – это тот, у кого ничего нет. Все верования древних и мудрость мудрых на этом построены. Сам знаешь, наверное, грамотный, по глазам вижу, – отринуть все, что держит, от чего зависим. Принять дзен в душе, так сказать.

– Это уже религия какая-то получается…

– Может, и религия. Религия, как стать счастливым. Я, пожалуй, сейчас самый счастливый, честно. Потому что свободен, ничего не гнетет, не тянет. А знаешь, как раньше было? С утра список дел, в магазин, дочку в школу, на собрание сходить, картошки купить, то, се. Если бы я все вернул, я бы перестал думать об этой ерунде, а думал бы о главном.

Крутилин посмотрел в глаза Михаила и подумал, что тот, пожалуй, не выглядит самым счастливым.

– А что главное?

– Главное – это то, что для тебя настоящее. Подумай, что у тебя было настоящего в жизни. Это самое дорогое, что бы ты не согласился ни за что на свете потерять. Что это для тебя?

– Не знаю, – честно признался Лохнесс.

– А ты подумай. И еще вот что: никогда ни о чем не жалей. Это самое бессмысленное занятие на свете.

– Это точно. А насчет привязанностей… Так у меня их и нет, пожалуй. Я ведь теперь такой же бомж, как и ты. В прямом смысле слова. Ни дома, ничего…

– Ты не бомж, если у тебя есть те, кто от тебя не отвернулся.

– Есть ли? – грустно возразил Крутилин. – Надеюсь, что есть, если только не поздно…

Он снова вспомнил о Вике, но говорить о ней в этот момент и в этом месте не хотелось.

– Слушай, пора мне, наверное… Спасибо за приют, но мне спешить надо, – спохватился Лохнесс и начал медленно подниматься.

– А, ну давай, иди, конечно, – кивнул Михаил. – Удачи тебе. Сейчас пойдешь вдоль забора, потом направо и выйдешь в Холодильный переулок.

Холодильный переулок! Ну конечно, именно там жила Вика. Сколько раз он еще смеялся над этим названием… «Холодильный переулок, дом семь, квартира девятнадцать», – вдруг всплыло в сознании так ясно, точно он заглянул в личный листок отдела кадров.

– Спасибо тебе за все. – Лохнесс, как мог, отряхнул пальто и вышел в мороз.

Часть пятая

Двор у Викиного дома был маленьким, машины были тесно припаркованы вдоль газона, в середине расположилась маленькая детская площадка, всего пара скамеек, песочница и качели. Он в нерешительности остановился. Теперь Лохнесс не спешил. Пока он не знал, где живет Вика, то шел уверенно, а тут, достигнув цели, вдруг растерялся. Сомнения как-то разом нахлынули на него. Как он сейчас вломится к ней домой и что скажет? Вот будет сюрприз… Ведь уже почти два часа. Хотя свет в одном из окон горит…

Морозная рождественская ночь все еще выглядела чем-то необыкновенным, волшебным. От заснеженных деревьев и самого воздуха исходили тишина и, как ощущал Лохнесс, какая-то тайна. Снег искрился под уличными фонарями, звезды на темном небе, казалось, только затем и высыпали все разом, чтобы понаблюдать за Крутилиным. «Звезд так много, – подумал он, – где же моя, путеводная? Почему перестала освещать мой путь, за какими такими туманностями скрылась? Все, что я считал прочным и устоявшимся в жизни, разрушилось». Он стоял такой одинокий и такой несчастный на этой заснеженной пустой улице, что звезды на небе заплакали от отчаяния.

«Что же мне сказать Вике? – судорожно соображал Женя. – С чего начать разговор?»

Неподалеку от него остановилась машина, из нее вылезла, очевидно, подзадержавшаяся в гостях парочка. Мужчина курил, и Лохнесс вдруг неожиданно для себя попросил у него сигарету. Тот угостил, щелкнул зажигалкой, поздравил с Рождеством и вместе со спутницей скрылся в соседнем подъезде.

Курение не доставило никакого удовольствия. Отвыкший от табака Женя закашлялся и с отвращением почувствовал, как едкий дым вползает в легкие. Решительно выбросил сигарету и толкнул дверь Викиного подъезда.

Домофон в подъезде был сломан, дверь покорно открылась. Лифт стоял внизу, как будто ждал его. Лохнесс нажал на обугленную кнопку с цифрой «3» – и только тут подумал, что в руках у него ничего нет: ни подарка, ни торта, ни цветов… Собственно, и денег-то у него не было. Все, что было, он запихнул в карман тому бородатому с сигарой, который и не догадался, что его пассажир стремился навстречу смерти. Но передумал.

– А, была не была!

На третьем этаже Лохнесс свернул направо, нашел нужную ему квартиру, нажал на кнопку звонка и напряженно прислушался. Судя по звукам, в доме не спали, там были слышны голоса, звук работающего телевизора. Но и впускать его не торопились. Через несколько секунд, показавшихся ему вечностью, Женя услышал шорох в коридоре и приближающиеся шаги. Дверь ему открыл полноватый молодой человек, чем-то похожий на Вику, среднего роста, с вьющимися русыми волосами, рассыпанными по плечам. Крутилину показалось, что он уже где-то его видел.

– Что вы хотели? – спросил молодой человек довольно вежливо, но лицо его было очень грустным.

– Извините, что так поздно. А Вику можно?

Степан, а это был он, выразительно посмотрел на свои часы, потом вздохнул и пропустил Крутилина внутрь. У того сердце ухнуло вниз – парень! Это ее?

– Подождите секунду, – сказал тем временем блондин и скрылся за дверью одной из комнат.

Крутилин стал жадно осматриваться, пытаясь по окружающей обстановке сделать выводы. Его взгляд сразу выхватил мужские куртки, пальто, висевшие на вешалке в тесной прихожей. Обувь явно не Викиного размера и фасона громоздилась в углу. Причем среди мужских вещей встречались два непохожих размера. Похоже, что в доме не один мужик, а минимум два. Гости? Сомнительно, вещи разных сезонов… Блин, да ведь этот парень – ее брат! Как же он сразу не догадался, ведь тот так похож на Вику!

– Точно, это брат… – пробормотал Женя. – Но где же я его видел?

Наконец послышались легкие шаги, одна из дверей вновь открылась, и Крутилин увидел шаркающую ему навстречу Вику в домашнем халате и тапочках. Вид у нее был заспанный и удивленный, а когда она увидела Евгения, ее красивые серые глаза округлились.

– Евгений Александрович! Что вы тут делаете? – спросила она, крайне пораженная.

Вид Лохнесса на пороге ее квартиры был для нее равносилен появлению четырехглавого дракона.

Потом она более-менее освоилась и тут же уточнила:

– С вами все в порядке? Что-то случилось?

– Вика… – сбивчиво начал Крутилин, – пожалуй, что да… То есть нет… С тобой можно поговорить? Наедине, – добавил он, глядя на ее брата, высунувшегося из комнаты.

Вика перехватила его взгляд, ощутила запах спиртного, заполнивший всю прихожую, схватила Лохнесса за лацканы пальто и проговорила тихо и быстро:

– Ни о чем не спрашивайте. Ничего не говорите. Идем.

Три шага по коридору – и они в ее комнате. Щелкнул замок.

Он нелепо стянул пальто, опустился на стоявший рядом стул и оглядел комнату. Это была обычная девичья спаленка, уютная, но несколько чопорная. В углу стоял диван с брошенным на нем женским журналом, на стенах картинки – копии известных полотен, в углу огромный старинный шкаф, битком набитый книгами, на тумбочке приятно светит старомодная настольная лампа.

– Антиквариатом увлекаешься? – спросил он, потому что не знал, как перейти к главному и объяснить свой неожиданный визит.

– Это от бабушки осталось… Она умерла тринадцать лет назад. А мама – шесть.

– А отец?

– Они с мамой давно развелись.

– Извини, я не хотел причинить тебе боль.

– Да ничего. Это все было давно, и я уже свыклась с этой болью. И уже привыкла жить одна. Ну, то есть не одна, с братом, – поправилась она. – А как вы меня нашли?

– Не знаю, честно говоря. Пожалуй, можно сказать, что ноги сам привели…

Вика вдруг спохватилась и вскочила со стула:

– Вам сделать чаю? Вы, наверное, замерзли…

– Да, хорошо бы было. Ты не смотри, что от меня спиртным разит, оно что-то все выветрилось и не согревает, – виновато улыбнулся Крутилин.

Вика исчезла. Он продолжил изучать жилище девушки. Отметил неновый компьютер на письменном столе, несколько украшений и плюшевых игрушек, советского вида трюмо, новенький трехтомник английского издания Толкиена на прикроватном столике.

Достатком тут не пахло, но было очень мило и уютно, как будто он попал в родной, давно забытый дом.

Как решиться сказать ей, зачем пришел? Она удивлена, смущена и из приличий принимает его, но, может быть, он ошибся, ничего, кроме вежливости и благодарности, ею не движет? Похоже, он сошел с ума. С чего он решил, что вообще кому-то нужен? Тем более без копейки денег. Он всегда был уверен, что его преданная секретарша влюблена в него без памяти, но откуда он это взял? А что, если это неправда?

Она вернулась, неся полный поднос. Кроме чая, тут были еще и колбаса, и вазочки с салатами, и холодное мясо, и конфеты, и пара больших кусков торта.

– Кушайте. – Вика торопливо освободила место на столе, убрав бумаги и клавиатуру.

Крутилин даже не предполагал, что настолько голоден. Он накинулся на еду, а девушка только смотрела на него и грустно улыбалась.

– Вика, – произнес он наконец, – ты, наверное, удивилась, что я пришел к тебе так неожиданно, в такой час. Но мне нужно задать тебе один вопрос. Понимаю, что жутко несвоевременно это делаю, все-таки сегодня семейный праздник, Рождество… А я без цветов и без подарка, вот так…

– Господи, да какое это имеет значение! – пылко воскликнула она.

Он взглянул наконец ей в глаза и решился:

– Вика, я ушел от жены. Точнее, это она… В общем, неважно. Важно то, что я здесь. И твое право принять меня или нет.

И снова отвел взгляд.

Вика молчала так долго, что он забеспокоился.

– Что скажешь? – Он поднял глаза и увидел, что она плачет, по щекам катятся две крупных, как горошины, слезы.

– А я уж думала, что этого никогда не произойдет… – прошептала она.

Тогда он встал и шагнул к ней.

В огромной вселенной – миллионы, миллиарды звезд и планет. И на одной из этих планет, на окраине города, в старом обшарпанном доме, на третьем этаже, в одной из комнат малогабаритной двушки, друг против друга стояли два человека. Он и Она. И не было во всей вселенной более близких, более счастливых людей…

Они не замечали вокруг ничего: ни этих тесных стен, ни посторонних звуков, ни убогости обстановки.

Они любили друг друга, открывая для себя целый мир, целую вселенную.

– Как мне хорошо с тобой, господи, как мне хорошо с тобой, – он гладил ее грудь, живот, бедра. И каждый миллиметр ее кожи отзывался на его прикосновения.

– Я люблю тебя, я так давно люблю тебя, – Вика взяла его ладонь и прижала к своим губам.

– Прости меня…

– За что?

– За то, что я был рядом – и так далеко.

– Но ведь твоя жена…

Напоминание о жене не причинило ему боль. Он вдруг понял, что жизни, той жизни, которую он оставил за дверью Викиной квартиры, для него уже нет. Она сползла с него, как содранная кожа.

Они уснули, обняв друг друга. Вернее, уснул Женя. Впервые за последние недели он обрел покой. Его издерганная, измотанная душа была чиста, как душа младенца. Вика уснуть не могла. Она лежала с открытыми глазами и боялась, что все – сон. Время от времени она приподнималась и целовала его то в лоб, то в нос, то в глаза, гладила волосы, проводила пальцами по его губам. А он, он улыбался сквозь сон, ему казалось, что он вернулся в детство и мамина рука ворошит его волосы.

Он проснулся под утро от страшной жажды.

– Боже, как хочется пить… – простонал Евгений.

Через минуту перед ним уже стоял слегка початый двухлитровый баллон холодного пива, который накануне принес Макс Бирюков.

Осушив в три глотка целый стакан, Лохнесс взглянул на Вику в наспех накинутом коротком халатике и вдруг сказал:

– А ты знаешь, у нас с тобой ноги совсем одинаковые.

Она глянула. И правда, похожи: длинные, тонкие, прямые, с выпирающими, как шары, коленками.

– И что это значит? – счастливо рассмеялась она.

– Это значит, что я буду любить тебя до конца жизни.

– Только ты живи долго-долго, ладно? – попросила Вика, прижимаясь к нему.

– Да, я буду жить долго, – серьезно отвечал Лохнесс. – Теперь я буду жить долго. Мне надо много сделать для одной женщины, которую я люблю. Она родит мне сына. Потом дочь. Мы сядем в машину и поедем в одно очень красивое место. Кругом будет лес, настоящий сказочный лес. И вдоль дороги, еще издали, мы увидим очень красивую церковь с колокольней. На куполе – ангел с двумя большими белыми крыльями. Он крепко сжимает в своих кулачках большой крест. Вокруг церкви – красивая кованая ограда, и все будут любоваться ее узорами. И мы услышим, как гудит колокол – бим-бом-бим-бом, кругом будет много, очень много людей, нарядных, веселых и счастливых. Вокруг будет только жизнь. – Он помолчал немного, как бы прислушиваясь к своим словам, и сказал: – Это будет. Я снова поднимусь на ноги – и это будет. Я клянусь.

– Какая же счастливая будет та женщина, – прошептала Вика.

– А ты… – Крутилин посмотрел ей в глаза. – Не хочешь состариться вместе со мной?

– С тобой – хочу. Но можно я не буду стариться? – Вика светилась от счастья.

– Я пришел к тебе, когда мне стало совсем плохо. Прости меня. И, кроме себя, я тебе сегодня не могу ничего предложить.

– Ты предложил мне самое-самое – себя. И я беру тебя со всеми твоими потрохами.

– И ты называешь потрохами мои руку и сердце?.. – Женя изобразил страдание. – Да, я беден, кроме мозгов, которые еще шевелятся, – он делано-театральным жестом прижал руку ко лбу, – у меня ничего. А у невесты есть приданое? – Его рука скользнула по Викиному животу, потом ниже.

– Да, – рассмеялась Вика. – Невеста с богатым приданым. С бо-га-тей-шим. Обратите внимание, – она провела рукой, – вот четыре стены, вот потолок, вот пол. Окно. Чистое, между прочим. Диван, кресло, абажур. Телевизор, есть видик…

– Ничего не утаила? – широко улыбнулся Евгений. – А я в коридоре шубку видел. И сапожки.

– Вот видишь, мое наследство даже в комнате не умещается. Ой, а компьютер!

– Ах, у невесты еще и компьютер есть. Ну что ж! Беру в жены! А компьютер с Интернетом?

– Ну конечно, ты же сам оплатил мне его установку, забыл?

– Забыл…

Крутилин вдруг вспомнил, как мамедовские люди ходили по его офису, заглядывали в компьютеры его сотрудников, рыскали по столам, пока он вытаскивал из стола свои бумаги и вещи. У него осталось такое чувство, что он что-то не забрал. События, снежным комом свалившиеся потом на него, погребли под собой то ощущение недоделанности. Но теперь он вспомнил.

– Вика, я забыл стереть мой пароль на почту из памяти офисного компьютера. Надо его поменять, – сказал он. – Не хочу, чтобы эти рылись в моих письмах.

С этими словами он встал и как был, голый, сел за компьютер. Тот проснулся, тихо заурчал, экран дисплея отозвался тихим приветствием. Женя вышел в Интернет, заглянул на почту. Там обнаружилось два непрочитанных письма, оба с поздравлениями от старых партнеров.

«Помнят еще, – тепло подумал Женя. – А я в этом году даже и не поздравил никого с праздниками, все каникулы вообще к компу не подходил. Простите, друзья!»

Крутилин уже хотел закрыть почту, как тут ему на глаза попалось еще одно письмо – от Гинзбурга. Оно значилось как прочитанное и, судя по дате, пришло пятого января, но Женя отчего-то вообще его не помнил.

«Надо же, совсем замотался, – пронеслось в сознании. – Когда же я его прочел? Вообще из головы вылетело». Он торопливо открыл письмо и прочитал:

«Шалом, дорогой Лохнесс, здоровеньки булы!

Тут мы втроем: Дед Мороз, Санта-Клаус и хитрый еврейчик Гарик Гинзбург – скинулись тебе на новогодний подарочек. Глянули на котировки, и что же мы имеем видеть? Акции-шмакции нашей совершенно бесперспективной еще месяц назад компании взлетели, как межконтинентальная ракета. Если ты забыл наше название, то посмотри на мою визитку. Так что, как говорят здесь, ты имеешь к своему имени сумму в 7 800 000 долларов США! За склонения-спряжения не ручаюсь: если б был я не еврей, а падишах, я бы упражнялся в падежах! А за точность суммы вполне ручаюсь.

Надеюсь, что ты не обманешь своего старого друга насчет премиальных, которые мы почему-то никогда с тобой не обсуждали.

Season’s Greatings!

Igggorrrrrrrrrrr!!!!!

P.S.

Я ж тебе говорил, что твой друг И.И. Гинзбург – лучший в мире менеджер и антикризисный специалист, а ты не верил».

– От этого письма разит хорошим кентуккийским виски, – только и смог сказать Лохнесс.

Сменить пароль он, конечно же, забыл. Впрочем, сейчас это было уже неважно.

* * *

Пятого января, через несколько часов после скандала в офисе Крутилина, Карен позвонил сестре.

– Поехали в ресторан, сестренка? – предложил он. – Отметим. Это наша победа, и ты в ней сыграла главную роль. И Гуссейн тебя видеть хочет.

– Спасибо, родной, – проворковала Карина. – Я всегда в тебя верила. Начинайте пока отмечать без меня, а я чуть попозже приеду, ладно? У меня еще дела, их никак, ну просто никак нельзя отменить…

Она тут же собралась и уже через тридцать минут была в офисе бывшего мужа. Точнее, в офисе бывшей фирмы бывшего мужа. Как долго она ждала этого момента! И какой же сладкой была победа! Ей не надо ни с кем праздновать, чтобы осознать масштаб произошедшего, и никто, кроме нее, не знает, что это для нее значит. Ведь теперь она забрала не только все то, чем владел Крутилин, теперь она заберет его жену.

Сегодня, 5 января 2009 года, она стала полноценной хозяйкой этих владений. Карина прошлась по комнатам, посидела в кабинете Лохнесса, заглянула в приемную. Там еще работали приставы, юристы и экономисты, привезенные Кареном. Его самого и людей в форме уже не было. На столе в приемной стоял дорогой коньяк. Она тоже налила себе бокал и вернулась в кабинет Крутилина.

От нечего делать и просто от любопытства включила компьютер. Вот лох, у него даже пароль на машине не стоит! Очевидно, доверял своей секретарше, как самому себе.

Она усмехнулась. Ничего интересного в компьютере бывшего мужа она не ожидала найти, но ее разобрал какой-то азарт и возбуждение от того, что она проникает в запретную раньше область. Такое ощущение бывает, когда случайно увидишь что-нибудь не предназначенное для посторонних глаз.

Она просмотрела содержимое электронных документов Крутилина, но испытала лишь легкое разочарование. Очевидно, он не держал в рабочем компьютере ничего личного, ни фотографий, ни файлов. Разочарованная, Карина вышла в Интернет и обнаружила, что доступ в почтовую программу происходит автоматически, пароль сохранен в памяти компьютера. Внутри имелось непрочитанное письмо, полученное, судя по дате, всего несколько часов назад.

Карина, уже скучая, машинально щелкнула мышью, открыла его и в первый момент ничего не поняла. Потом перечитала еще раз, и еще… Глаза ее открывались все шире.

Когда до нее наконец дошел смысл послания и она поняла, что это не шутка и не розыгрыш, то побелела и схватилась за волосы. Только не это!

Она всегда осознавала, что Маринка – ее Маринка! – живет с мужем только ради денег. И эта фраза имела двоякий смысл. Пока у Лохнесса деньги были – жена ни за что не хотела от него уходить. Он разорился – и это значило, что Марине он больше не нужен. До этой минуты все складывалось как нельзя лучше, именно так, как хотела Карина. Но это письмо от Игоря, мужа Лоры, перечеркивало все.

Когда Карина увидела эти цифры – 7 800 000 долларов США, – мир для нее просто рухнул. Сомнений не оставалось: Крутилин снова на коне. А это означало, что Маринка стопудово останется с ним. От таких денег она не откажется ни за что. Карина несколько раз нервно всхлипнула, затем встала, быстро собралась и опрометью выскочила из офиса.

* * *

Войдя в свою квартиру, Карина бросила связку ключей на тумбочку под зеркалом и без сил свалилась в кресло. Помассировала виски руками, поморщилась. Потом вдруг резко поднялась, подскочила к бару, не глядя схватила бутылку с дорогой водкой и залпом сделала несколько глотков прямо из горлышка, поморщилась, отпила глоток сока, стоявшего тут же, потом выпила еще немного и наконец в бессилии опустилась на пол рядом с баром.

Все пропало. По крайней мере, все под угрозой: их счастливая жизнь с Мариной, поездка в Европу, брак. Радужные картины будущего, которые она уже нарисовала в своем воображении, враз лопнули как мыльные пузыри. Да уж, получила она новогодний подарочек, ничего не скажешь…

Теперь у Крутилина снова будут средства. Конечно, олигархом он не станет, по их меркам, неполных восемь миллионов – смешные деньги. Но у нее, Карины, состояние намного меньше. Все-таки салон – это всего лишь салон. Конкуренция страшная, клиенты капризные, да еще кризис, оставаться на плаву с каждым днем все труднее. Блин, вот уж и вправду говорят: кому война, а кому мать родна. Во всем мире кризис – а Лохнессу счастье привалило.

Карина в бессилии сжала кулаки, водка, метнувшись в желудок огненным шаром, теперь вызывала тошноту.

Нет, она этого не допустит. Слишком высоки ставки, слишком много она сделала, слишком дорога ей Марина. Значит, надо избавляться от Крутилина. Совсем. А деньгам молоденькой вдовушки она найдет применение…

Интересно, Крутилин уже читал письмо или нет? В почтовом ящике оно было помечено как непрочитанное. Сколько у нее времени?

У Карины затеплилась надежда. Но действовать надо было быстро. Она открыла сумку, нашла мобильный и набрала номер Макса. Через пару гудков подняли трубку, преданный водитель-охранник был, как всегда, готов исполнить распоряжения своей хозяйки.

– Ты мне нужен, – металлическим голосом отчеканила Карина. – Поднимись.

Она дала отбой и опять сжала виски руками, ее четкий и стремительный ум принялся лихорадочно работать. Нужно вести разговор так, чтобы в случае чего его можно было бы повернуть в шутку или сделать вид, что он не так понял. Ну вдруг все пойдет не так, как она запланировала? Дело-то тонкое и щепетильное…

Через несколько минут Макс стоял перед ней. Войдя в квартиру, он ощутил слабый запах водки, исходивший от хозяйки, но виду не подал.

– Проходи, посиди пока, – Карина изо всех сил старалась казаться веселой и беззаботной. – Представляешь, мне назначили важную встречу на вечер, но обещали перезвонить, и до сих пор не звонят. Вот, сижу как на иголках.

Максим деликатно опустился на стул.

– Тоже мне, нашли время для деловых встреч! – Карина искусно изображала, что на нее внезапно нашло желание поболтать. – Каникулы же, Рождество вот завтра… Но с этим кризисом все перевернулось с ног на голову! И у меня тоже… Хотела вот на праздники к теплому морю съездить – не получилось. Торчу целыми днями дома, телик смотрю.

Она отлично видела, что собеседник уже заскучал, и вернула его внимание вопросом:

– Ты вот что смотреть любишь?

– Ну… Не знаю. Боевики люблю, сериалы некоторые. Недавно вот ментовский сериал про Глухаря был – мне понравилось.

– А я последнее время научно-популярными каналами увлеклась, – поделилась Карина. – Так интересно! Чего только, оказывается, в последнее время не изобрели! Даже лекарство от СПИДа.

– Изобрели лекарство от СПИДа? Серьезно? Это не байки? – Максим только что не подпрыгнул на стуле, и Карина засмеялась про себя, торжествуя первую маленькую победу. – Да нет, врут, наверное… – тут же возразил ее собеседник. – Если б такое случилось, все бы уже знали, по всему бы миру в колокола звонили, во всех новостях передавали… – Искра жизни, вспыхнувшая было в его глазах, тотчас потухла.

– А вот и нет! – лукаво улыбнулась Карина. – Во-первых, средство еще не до конца протестировано, слишком мало времени прошло, еще просто рано начинать его широкое использование. А во-вторых, скажу тебе как человек, понимающий кое-что в бизнесе, – это еще и невыгодно. Сейчас всю прибыль от лечения ВИЧ-больных имеют те, кто это средство изобрел. А когда лекарство станет достоянием мировой общественности, придется и налоги платить, и делиться…

Карина украдкой глядела на Макса, наблюдая, как заходило желваками его лицо. Она замолчала и нарочно держала паузу, чтобы он не вытерпел.

– Так что за способ-то?

– Ну, говорят, что где-то в Южной Корее буддийские монахи умеют лечить СПИД. Заводят человека в лес, раздевают догола и закапывают в мох, так чтобы только голова торчала. Ну, конечно, кормят-поят. И поливают теплой водой, в которой замешаны споры каких-то местных грибов. Через некоторое время грибы прорастают прямо в тело. Боль, конечно, сильная, но грибница каким-то образом вытягивает вирус, так что в конце концов страдалец вылезает из своей ямы как новенький.

Руки Максима в мгновение вспотели, сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. И верно, он ведь тоже вспомнил, что слышал про такой способ!

– А сколько это может стоить? – спросил он, сглотнув.

Карина пожала плечами.

– Вряд ли уж очень дорого… Способ грязный, жестокий, мучительный. Думаю, немногие отважатся на такое лечение. Так что вряд ли больше десяти штук баксов. Ну плюс, конечно, проезд-отъезд, визы… Слушай, а почему это так тебя интересует?

– Да любопытно просто… – попытался уйти от ответа Макс, но Карина покачала головой.

– Не верю. Вон как у тебя глаза горят! Признавайся – у тебя болен кто-то из близких, да?

Она нарочно кинула ему этот спасательный круг, и он, конечно, ухватился за него.

– Ну, знаете, Карина Азизовна, я вам никогда не говорил, не хотел вас пугать, но… Мой родной брат давно болен СПИДом.

Карина громко ахнула, может, чуть громче, чем следовало. На самом-то деле она прекрасно знала, что никаких братьев у Максима нет, а вот СПИД, наоборот, – присутствует. Перед самыми каникулами ей сообщил об этом начальник службы безопасности. Карина уже думала увольнять Максима. Хотя его работа ее устраивала, но СПИД вызывал у нее безотчетный иррациональный страх, несмотря на то, что она понимала, что ей в принципе заразиться не грозит. Но все равно общаться с Максимом не хотелось. А так у него будут деньги, и она даже выполнит некую гуманитарную миссию – поможет ему. К тому же он уедет сам и избавит ее от необходимости увольнять его, ей было бы неприятно это делать. При этом самоубийство Крутилина ей не казалось аморальным. Тут другое. Крутилин сам виноват в том, что у нее не было выбора.

«А он клюнул», – подумала она, но вслух сказала:

– Да, брат – это святое. Тяжело тебе приходится. А ты хочешь его спасти? Деньги нужны? – спросила она его без всяких околичностей.

Она посмотрела на Максима и увидела в его глазах что-то такое, что заставило ее отвести взгляд. Он молчал.

– Есть работа.

– Я согласен, – Максим уже начал догадываться, к чему она клонит. Поэтому он добавил, как отрезал: – Тридцать штук!

– Получишь пятьдесят, – она дрожащими пальцами достала сигарету из пачки. – Но дело надо сделать быстро. Сегодня пятое… Завтра канун Рождества, праздник, всем надо отдохнуть… Значит, сделаешь все седьмого. До полуночи.

– Круто…

– За «круто» и плачу. – Зажигалка никак не хотела загораться в ее дрожащих руках.

– А кто клиент? – Макс молча смотрел на ее мучения с зажигалкой, но помощь не предлагал.

– Мой бывший муж, Лохнесс. – Кончик сигареты наконец вспыхнул.

– Крутилин!.. – Макс улыбнулся.

– Сколько тебе на это нужно времени?

– На сам процесс – секунд пятнадцать, – ответил Макс, как заправский киллер.

– А… пистолет у тебя есть? – Она хотела сказать «ствол», но не выговорилось. Однако, похоже, Макс оправдывал ее ожидания.

– Пи-сто-лет? – протянул он презрительно. – На этого ханурика? Да я его монтировкой промеж глаз – и все проблемы!

– И до смерти? – сдуру переспросила хозяйка, не смея поверить своей удаче.

– И до, и после. Бьем по рукам – и готовьте траурное платье.

– Да, похоже, я в тебе не ошиблась. Задаток…

– Задаток, – Макс уже полностью вошел в свою роль, – в таких делах не берут. Как будет за что – все сразу и заплатите.

И глянул ей в лицо стеклянными глазами.

– Ну, так как, Карина Азизовна, по рукам – или, может, передумаете?

– По рукам! – Карина решительно пожала жесткую крупную руку Макса.

Но когда он двинулся к двери, хозяйка его остановила.

– Только учти, Максимушка… – почти нежно произнесла она. – Играть со мной не надо. Со мной шутки плохи, ты это уже, наверное, знаешь… Если начнешь чудить что-нибудь, я найду управу не только на Лохнесса, но и на тебя. Ты знаешь, кто мои братья, им очень не понравится, если кто-то обидит их сестру.

– Да я и не думал… – пожал плечами Макс и вышел.

Карина проводила его взглядом.

С этого момента у нее не было никаких сомнений, что уже послезавтра для ее бывшего мужа закончатся все его земные проблемы.

А Максим Бирюков пришел в себя через несколько минут после этого разговора, поворочал из стороны в сторону головой на толстой шее, выматерился…

– Вот баба… Убить – что плюнуть, – пробурчал он, оказавшись на лестнице.

Жизнь давала ему шанс. Один. Где там эта Южная Корея с монахами и грибами! Можно бы попытаться. А вдруг… И тут почему-то вспомнилось, как его, брыкающегося, засовывали в тумбочку, как сбрасывали…

Ему стало так жалко себя и так сильно захотелось жить…

* * *

Пятого января Степа вернулся домой поздно, поскольку после работы еще заехал в супермаркет и набрал всяких вкусностей к празднику. С тремя тяжеленными, оттягивающими руки пакетами он с трудом открыл дверь и тихонько прошел в квартиру. Там было тихо, и это его удивило. Ну Вика-то, допустим, уже легла, это неудивительно. У нее биоритмы такие, она жаворонок – рано ложится, рано встает. Но почему Макс не вышел его встречать? Неужели дома нет? Хотя странно, куртка вон на вешалке…

Степан прошел на кухню, поставил пакеты на стол, распаковал, кое-как запихнул все купленное в холодильник – еле вместилось. А когда вошел в их с Максом комнату, ощутил явственный запах спиртного и увидел, что любовник, прямо в одежде и ботинках, валялся на кровати и храпел.