Текст книги "Банкротство мнимых ценностей"

А потом он вдруг снова появился, и все ее дурные мысли забылись как страшный сон.

Первый экзамен в ту сессию – методологию – Галя сдала на «отлично». Выйдя из аудитории, зашла в туалет на том же этаже и еще из-за двери услышала чьи-то рыдания. Внутри, согнувшись над раковиной и размазывая по лицу обильную косметику, горько плакала Надя Вострякова.

Галя раздумывала некоторое время, стоит ли тревожить девушку, но потом, решившись, все же тронула ту за плечо и спросила:

– Надя, что случилось?

– Ты? – Вострякова, увидев ее, тут же отпрянула с брезгливостью и одернула рукав. – Не трогай меня, не смей прикасаться, тварь, тварь!

И снова зашлась в рыданиях. Галя испуганно покосилась на дверь туалета и медленно проговорила:

– Ты в своем уме?

– Это все из-за тебя, паскуда, из-за тебя! – Вострякова, видимо, совсем уже перестав себя контролировать, рванулась к Гале и, схватив ее за волосы, потащила к стене.

Галя беспомощно молотила руками по воздуху, пытаясь освободиться, но это никак не получилось. От природы она не была сильной, а Вострякову, видимо, подогревала ярость, и, прежде чем подоспели сбежавшиеся на крик студентки, она успела несколько раз ударить Галю и расцарапать ей лицо. Наконец Вострякову оттащили, и она стремглав бросилась вон, ревя в полный голос.

Галя подошла к раковине и начала умываться, когда услышала за своей спиной тихий, но отчетливый шепот:

– Да ее парень бросил, они пожениться собирались, она из-за него с родителями поссорилась, а сегодня еще и двойку получила. Так можно и из института вылететь. А эта как раз ее парня и увела…

Галя закрыла кран и быстро вышла из туалета, ни на кого не глядя. В институтском дворике она присела на скамейку и попыталась переварить услышанное.

Разве она сделала что-то плохое? Она просто боролась за свою любовь и этим себя оправдывала… Но смотреть на муки Востряковой тоже было тяжело.

Девушка решила, что необходимо поговорить с Юрой, развеять все сомнения. Зайдя в ближайший телефон-автомат, бросила в прорезь две копейки и набрала его домашний номер.

– Алло, – раздался красивый низкий женский голос.

– Можно Юру?

– Можно, – с небольшой паузой ответили ей. Раздался шорох, очевидно, трубку положили на столик. Спустя некоторое время она услышала веселый голос Юры.

– Это Галя. Мы можем с тобой увидеться?

– Галя? – Юра как будто удивился.

– Ну да, мы не могли бы встретиться с тобой? Я бы хотела поговорить.

– Слушай, я сегодня экзамен завалил, нужно готовиться к пересдаче. Это может потерпеть?

– Думаю, нет, – Галя думала, обидеться ей или нет, и решила все-таки не обижаться.

Юра замешкался, потом нехотя сообщил, что хорошо, он придет, но не раньше чем в шесть часов. Встретиться договорились у памятника Пушкину. Юра опоздал на сорок минут, а к вечеру похолодало, и Галя, ожидая его, жутко продрогла.

Она хотела рассказать про сегодняшний случай, спросить, что произошло между Кириллом и Востряковой, но он не дал ей и рта раскрыть.

– Слушай, тут такая лафа подвалила! У другана моего вся семья на дачу свалила, квартира пустует, он мне ключи дал. Двинули туда скорее!

И она пошла с ним, забыв обо всем.

Они встречались еще несколько раз, все на той же квартире друга. Галя уже наперед знала, что там будет, как бессловесно и торопливо пролетит время и как быстро он исчезнет, небрежно чмокнув ее в щеку напоследок. Ей очень хотелось сказать, крикнуть ему в лицо, что так нельзя, не по-людски, но она не решалась.

– Он просто искал легкой добычи, – возмущалась Альбина, смоля в форточку тайком от коменданта общежития. – Вот ты ему и подвернулась, на все согласная. Помяни мое слово, ни к чему это не приведет. Поматросит и бросит. На фиг ему такая невеста нужна, без роду без племени? Вон он даже Надьку бросил, а у нее папа шишка! А ты, дурочка, влюбилась…

Но Галя ничего не хотела ни слушать, ни видеть. Начались каникулы, он уехал с родителями на море, она – домой в Зарайск. И именно там сделала неприятное открытие, что месячных у нее нет. Сначала решила, что это временный сбой, у нее такое раньше иногда случалось. Но ни в августе, ни в сентябре ничего не изменилось.

– Допрыгалась, дуреха, – резюмировала Альбина. – Давай срочно звони ему.

– Да может, обойдется?

– Не смеши меня! На, держи две копейки.

На встречу он пришел необычно хмурый, выглядел повзрослевшим и каким-то чужим. Не поцеловал ее, не обнял и как будто нарочно держался отчужденно.

Она присела на скамейку у общежития, зябко кутаясь в шерстяную кофту.

– Слушай, мне тебе кое-что сказать надо, – нехотя проговорил Юра.

– Мне тоже, – одеревенелыми то ли от холода, то ли от ужаса губами ответила она, хотя вдруг поняла все и сразу, в ту же минуту.

Его, казалось, терзали какие-то сомнения, он присел рядом и неуверенно сказал:

– Давай сначала ты говори.

– Я беременна, – произнесла Галя и почувствовала, что летит в пропасть.

– Да… Во дела, – он выглядел совсем растерянным. – А я женюсь… Это окончательное решение. Ты прости меня… Давай подумаем, что теперь делать… с ребенком.

– Тебе ничего, это будет мой ребенок. – Она встала и ушла. Он не догонял ее.

А потом была бессонная ночь, половину которой она горько проплакала на плече у Альбины, а вторую, вытерев слезы, обсуждала вместе с ней, что делать дальше. Ребенка Галя решила оставить.

По счастью, они были уже на последнем курсе. А это давало возможность не бросать учебу. Можно было даже попробовать не брать академический отпуск и досрочно защитить диплом.

За эти девять месяцев Галя изменилась так сильно, что если бы ей рассказали об этом год назад – не поверила бы. Она вообще не думала, что способна быть совершенно другим человеком. С глаз вдруг спала пелена, по крайней мере, та часть Гали, которая считала Юру чем-то вроде небесного существа, явно исчезла.

Мысли приняли практическое направление, до этого витавшая в облаках и при возможности не опускавшаяся на землю беззаботная девушка занялась конкретными земными вопросами. Галя стала находить в этом даже какую-то простую радость: решать, где будет жить ребенок, что он будет есть и что будет есть его мать. Отвлеченные мысли о другом мужчине в ее жизни и справедливости общего устройства мира Галя отложила на потом, как несущественные и второстепенные.

Главным сделался ребенок, он стал целью, смыслом, силой и слабостью, делая ее и уязвимой и сильной одновременно.

Мама, узнав новость, очень огорчилась и много плакала. Зарайск хоть и находится недалеко от Москвы, но все же провинциальный город, и рождение ребенка вне брака там осуждалось. Расстроенная мама чуть не на коленях умоляла дочь сделать аборт, но Галя была непреклонна.

Юра больше ни разу не объявился, видимо, он сразу вырвал ее из своей жизни, и Галя сочла, что так даже лучше – ни мук, ни сомнений. Она успела досрочно сдать диплом, чему была очень рада: последние месяцы беременности проходили тяжело, она почти каждый день ходила в больницу, один раз лежала на сохранении. Бесконечные анализы, уколы, постельный режим сильно утомили. Она крепилась, уговаривала себя, что терпит не для себя, а для будущего сына или дочки, и в сердце закипала радость.

Схватки начались неожиданно, за две недели до намеченного срока, когда Галя и Альбина пили чай. Девушку внезапно скрутила боль, она побледнела, выронила чашку и прохрипела:

– Звони!

– Ку-ку-да? – залепетала Альбина. Она вдруг растерялась, ее обычная уверенность и находчивость куда-то пропали.

– В «Скорую» звони, – простонала Галя.

В регистратуре нянечка грозно посмотрела на корчащуюся от боли Галю и строго спросила:

– А где пересдача анализов на хламидиоз?

Галя заныла и начала сползать по стенке. Альбина наконец пришла в себя и рявкнула:

– Да вы что, не видите, ей совсем плохо? Я сейчас главврача позову, жалобу на вас напишу. Нельзя же так к людям относиться!

Нянечка тяжело вздохнула и буркнула:

– Одежду сдать, сама в предродовую палату.

Галя прождала больше часа в холодном коридоре, когда о ней наконец вспомнили, отвели в какой-то кабинет, обрили тупой бритвой, отправили в душ, сделали клизму и определили в предродовую палату. За стеной раздавались крики какой-то женщины, такие страшные, что кровь стыла в жилах. Матрас на кровати оказался пропитан кровью. Но Гале уже было все равно. Она закрыла глаза и попыталась ни о чем не думать, хотя от окружающих вещей и криков хотелось выть самой. Время от времени накатывала жуткая боль, все чаще и чаще. Наконец, когда она совсем перестала уже что-нибудь соображать, ее отвезли рожать. Это продолжалось двадцать часов.

Из роддома ее никто не забирал. Альбина в тот день лежала с высокой температурой, а маме Галя решила пока ничего не сообщать. Она сама вызвала такси и из окна смотрела, как оно подъезжает, потом, тихо попрощавшись с соседками по палате и врачами, спустилась вниз, приняла из рук нянечки сверток с сыном и вышла во двор.

Сына назвала Женей, в честь отца и своего любимого певца Евгения Мартынова, и отчество ему дала папино – Александрович.

Едва закончился декретный отпуск, Галя устроилась нянечкой в ясли. За ней тут же стал ухаживать электрик, татарин Айдар. Наличие у Гали ребенка его не то что не смущало, но даже устраивало. «Значит, ты хорошая женщина, раз сыновей рожаешь!» – смеялся он.

Гале Айдар не нравился – маленький, нескладный, кривоногий, лицо плоское, глаза хитрые. Но он много помогал ей, приносил продукты, лекарства, которые часто были нужны – Женя родился слабеньким и постоянно простужался, ему требовался усиленный уход.

– Выходи за меня замуж, – постоянно твердил Айдар. Но Галя только отмахивалась, ей было не до того.

А дальше, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. У Галиного отца была тетка, одиноко жившая в Царицыне, которую девушка иногда навещала. И та, узнав о мытарствах внучатой племянницы, сама предложила молодой маме переехать к ней.

– Не на пряники зову, – сразу предупредила она. – Рак у меня нашли. Тебе придется ухаживать за мной. Но за это я вас к себе пропишу – тебя и сына.

Галя, конечно же, согласилась. И два года разрывалась между маленьким ребенком и смертельно больной старухой. Зато после ее смерти сделалась обладательницей собственной квартиры – крохотной, на окраине, в хрущевке, но собственной.

Постепенно жизнь наладилась. Галя устроилась учительницей в школу неподалеку, отрабатывала положенные часы, бежала за сыном в детсад, шла с ним гулять, потом кормила его и укладывала спать, а сама занималась домашними делами. Сил часто не было, но сын придавал ей уверенность.

Женя подрастал, жизнь с каждым годом становилась чуть полегче. Особенно когда Галина Евгеньевна решилась подрабатывать шитьем. Экстравагантных модных нарядов она делать не умела, но клиентки – женщины средних лет и старше – оставались вполне довольны простыми платьями и юбками.

Какая-то часть души Галины все еще ждала Юру, не могла его забыть, но разумом женщина понимала, что это напрасные надежды. Со временем исчезли и они. Тем более что она знала – Юры нет в Москве, он служит где-то за границей, то ли в ГДР, то ли в Чехословакии.

Как-то вечером, когда сын был уже во втором классе, в квартире раздался телефонный звонок. К телефону подбежал Женька и через пару секунд крикнул: «Мам, тебя дядя какой-то».

– Кто это может быть? – Она недоуменно пожала плечами, приложила трубку к уху и провалилась в какую-то ужасающую пустоту, но по молчанию и тяжелому дыханию в трубке вдруг поняла, кто звонит. Ноги моментально стали ватными.

– Привет. Узнала? – раздался наконец усталый, чужой и хриплый голос. – Галька?

Она не отвечала, он уже подумал, что на линии помехи, такой мертвой была тишина, потом неожиданно ответила.

– Как ты меня нашел? – спросила помертвевшими губами.

– Значит, узнала! После стольких лет, – обрадовался Юра. – Слушай, мне нужно встретиться с тобой, – затараторил он, боясь, что она сейчас отключится.

– Как ты меня нашел? – упрямо повторила Галя.

– Трудно, что ли? Разыскал Альбинку через Сашку Семенова, она и дала твой номер.

– А ты что, в Москве?

– Да вот, приехал…

– А, – протянула Галя. И замолчала.

– Мне правда надо тебя увидеть.

Она все молчала, но и трубку не вешала.

– Я тут в гостинице «Украина» остановился. Номер пятнадцать тридцать четыре. Слушай, приходи, а? – продолжал уговаривать Юра. – Просто поговорим. Я очень буду тебя ждать.

– А что ж ты не домой поехал? – удивилась она.

– Ну, там сестра с мужем живет, у них ребенок маленький… Не хотел стеснять.

Всю ночь она промучилась сомнениями, наутро встала с тяжелой головой, еще более тяжелым сердцем и уверенностью, что никуда не пойдет. Женька озабоченно поглядел на мать и спросил, что случилось, не заболела ли она.

– Ничего, милый, ничего, – она погладила его по вихрастой голове и украдкой смахнула выступившую слезу. – Я здорова.

Утром снова звонил телефон, но она не взяла трубку.

В тот день у нее было всего четыре урока, а у сына, наоборот, еще занятия в кружке. В такие дни Галина Евгеньевна всегда торопилась домой, чтобы успеть зайти в магазин, постирать или убраться до прихода Жени, но сегодня ноги сами понесли ее в противоположную от дома сторону, к автобусной остановке. Взглянув на часы, она решилась и отправилась на Кутузовский проспект.

Юра, увидев ее, жутко обрадовался, наскоро обнял ее, усадил в кресло и все забрасывал вопросами, а она сидела ошарашенная, не могла ничего толком сказать и вообще не понимала, как и зачем сюда приехала.

– Как сын? Ты скажи прежде всего, как он поживает? Я ведь спрашивал потом у Альбины, как ты, а она со мной разговаривать не хотела… Только сейчас еле-еле уговорил твой номер дать. Ты уж ее очень не ругай, я на нее так насел, тут никто бы не выдержал, – он криво улыбнулся.

«Он какой-то потертый стал, что ли… – отметила про себя Галя. – Лысеет… И потолстел, вон пузо какое…»

– Сын хорошо, во втором классе учится, в шахматном кружке занимается. А как у тебя? Дети есть? – выдавила она наконец.

– Да вот жизнь так сложилась… Я женат, а детей нет. Она дочь генерала, у нас и квартира хорошая, и машину купили. Я теперь при штабе, подполковника дали. Словом, налицо все внешние признаки благополучной жизни, – горько усмехнулся он.

– А ко мне чего пришел?

– Хотел про сына спросить, я же сказал.

– Теперь уже поздно спрашивать.

– Я могу его увидеть?

– Нет, – быстро ответила она. – Ни к чему это. Нечего ребенка травмировать. Ты опять уедешь – а что мне ему говорить?

– А что ты ему вообще сказала?

– Ничего. Но когда он повзрослеет, я обязательно придумаю что-нибудь убедительное.

Он грустно кивнул.

– Ну, ты права, наверное… Так будет лучше и справедливее. И впрямь, чего мальчишке жизнь портить. Так уж сложилось, ничего назад не вернуть. Вот если б можно было, я бы, конечно, иначе поступил.

– Что, женился бы? – с вызовом спросила Галя.

Он отвел глаза в сторону:

– А чем черт не шутит, может, и с тобой бы остался. Испугался я тогда сильно, признаю, испугался как никогда в жизни. Ну, и заплатил за свою ошибку. Это факт, и я не хочу ничего менять. Просто я хотел бы не терять с вами связь, я же немногого прошу? Ну, пусть я не смогу видеться с сыном, могу я хоть звонить узнавать, как у него дела? Он же мой сын!

Галя судорожно пыталась убедить себя, что ее больше не волнует этот обрюзгший функционер. И с болью понимала, что все осталось по-прежнему. Она все еще любит его – несмотря на живот и начавшие редеть волосы. И это открытие доставило ей еще большие страдания, потому что походило на какую-то издевательскую гримасу судьбы. Зачем он разыскал ее? Чтобы сообщить, что женат на генеральской дочке и не собирается разводиться?

– Галь, а у тебя есть кто-нибудь? – вдруг спросил он, и она вспылила.

– Тебя это не касается! – произнесла с вызовом. – Прощай, мне пора. И не звони нам больше.

Встала и вышла из номера.

Больше они с Юрием никогда не виделись.

Зато с Женькой были большими приятелями. Пока он был маленьким, она была для него самым лучшим советчиком, о таком друге, искреннем, добром, неунывающем, можно только мечтать. Она никогда не жаловалась, весело и легко, как ему казалось, растила своего единственного сына.

Когда Лохнесс болел, она часами не отходила от его кровати, искала по городу дефицитные лекарства, обегая все аптеки, самозабвенно ухаживала за ним. Когда ему грозила опасность, она, обычно такая хрупкая и беззащитная, бросалась на его защиту, о чем бы ни шла речь – о стае мальчишек или о злобной тетке, которая делала ему замечание на улице.

Они читали вместе книги, разговаривали на все темы и почти все ее свободное время проводили вместе.

Об отце она говорила всегда только хорошо. На вопрос сына, почему у всех есть папы, а у него нет, отвечала весело:

– Папы есть у всех, даже у тех, у кого их нет. Маленькие мальчики и девочки никогда не появятся на свет, если у них не будет папы и мамы. А папа еще вернется, мы подождем немножко, и он вернется.

Она ждала его всю жизнь. Но он больше никогда не появлялся.

* * *

Мама давно закончила свой рассказ, а Евгений все еще сидел молча, боясь пошевельнуться. В комнате было душновато, но он не решился открыть форточку, опасаясь простудить больную.

Потом встал, подошел к ней, обнял и прошептал:

– Я очень люблю тебя, мамочка…

Ночью на собственной, купленной в его школьные годы тахте, которую мама никак не соглашалась выбросить, он долго не мог уснуть, все ворочался, прислушивался к ее тяжелому дыханию. Забылся сном только под утро, когда уже начало светать, и проснулся от необъяснимой тишины в комнате.

– Мама?

В ответ он ничего не услышал. Холодея от ужаса, бросился к ее кровати.

Она ушла тихо, во сне, как будто и в смерти не хотела никого потревожить. Сначала он тряс бесчувственное тело, что-то кричал, прислушивался к сердцу, потом вдруг все понял, обмяк и сел на пол рядом, держа ее в руках. Сколько времени он так просидел, он не знал. Наконец он встал и отправился искать свой мобильный телефон. Звонил из кухни, метаясь по ней – находиться в той комнате, рядом с ней, было невыносимо.

* * *

Карина включила компьютер, набрала в поисковике нужные слова. Сайтов у лесбиянок было немного, но на них активно шло общение, участницы переписывались друг с другом, назначали встречи, вели отвлеченные разговоры. Был и раздел «Знакомства», в котором ищущие себе пару размещали анкеты. Она начала просматривать анкеты, потихоньку увлеклась и написала всем девушкам, хоть чем-то похожим на Фреду.

Потом Карина с нетерпением ждала очередного письма и постоянно проверяла свой электронный ящик. Каждый раз, подходя к компьютеру, первым делом искала синий конвертик внизу экрана. В течение недели ей ответили почти все девушки, но Фреды среди них не оказалось.

Она еще более внимательно изучила анкеты, подробнее останавливаясь на тех, что были без фотографии.

И, кажется, нашла.

Эта девушка, скрывавшаяся под ником Пламень, писала рублеными фразами, коротко, лаконично, грубовато, но в рамках вежливости. Ее тексты выдавали своеобразный острый ум, язвительность и оригинальность. Кроме того, она, как и Фреда, обращалась ко всем «подруга», и это вселяло надежду. Карина предложила ей встретиться, та долго отнекивалась, ссылаясь то на одно, то на другое, но наконец согласилась.

После недели сомнений и ожиданий Карина воспряла духом. Она покрасила волосы, добавив им рыжеватый оттенок, сделала оригинальный маникюр, проехалась по бутикам и купила несколько новых вещей, не таких, как она привыкла носить, а более смелых и стильных.

Лена, так назвалась новая знакомая, предложила встретиться у одной из станций метро и дала свой номер мобильного.

В назначенное время Карина подошла к месту встречи, бросив машину в паре кварталов, остановилась напротив и стала напряженно вглядываться в толпу и особенно в останавливающиеся автомобили – не мелькнет ли среди них знакомый желто-зеленый цвет?

Прошло уже пятнадцать минут, но к ней никто не подходил. Она уже подумала, что встреча не состоится, возможно, она что-то перепутала, как вдруг ее окликнули. Карина обернулась и… Это была не Фреда.

Да, это была совсем не Фреда, а маленькая, ростом гораздо ниже среднего, полненькая белобрысая девушка. Волосы ее торчали в разные стороны неопрятными вихрами, отчего она напоминала воробья. Бесцветные серые глаза, не как у Фреды, многозначительно неопределенного цвета, а какие-то выцветшие, цепко следили за реакцией и мгновенно оценили произведенное впечатление.

– Привет! Пошли в кафе, тут рядом? – И, не оглядываясь, по-пацански положив руки в карманы и покачиваясь, точно матрос на палубе, она направилась в сторону ближайшего кафе. Карине, несмотря на ее обычную бесцеремонность, почему-то не хватило духу повернуться и уйти.

Внутри Лена быстро выбрала свободный столик, заказала дешевую пиццу, пиво и выжидающе уставилась на Карину. Разговор не особенно клеился. Причем Карина с удивлением догадалась, что она тоже Лене не понравилась.

«Пламень» залпом выпила полбокала пива и вдруг ни с того ни с сего начала рассказывать свою несчастную историю любви, которых множество у каждой лесбиянки, как позже выяснила Карина. Потом выдернула сигарету из пачки и закурила.

– Ну а ты что про себя расскажешь?

Карина в двух словах обрисовала ей ситуацию с Фредой, признавшись, что сначала приняла Лену за нее.

– Да, бабы стервы, – улыбнулась с пониманием Лена. Она как будто даже расслабилась, узнав, что не представляет для Карины интереса. – Но так ты ее не найдешь. Похоже, твоя не из тех, кто ищет пару через Интернет. Ты лучше в «Акуле» как следует поспрашивай.

– А что это такое?

– Ты что, не в теме? Ну, ты даешь! – Лена впервые за всю встречу искренне засмеялась. – Туда все наши ходят, особенно по субботам.

Карина вспомнила, что встречала это название на страницах «розовых» сайтов.

– Вообще-то «Акула» – клуб для «стрейтов», – продолжала Лена. – Но в субботу туда проходят только наши девушки. Мужиков и геев не пускают. А натуралки и сами не суются, нечего им там делать. Ну, вот там и пересечемся.

Лена записала адрес на обрывке салфетки и объяснила, как проехать. К удивлению Карины, клуб располагался не в центре, а на окраине.

Бросив взгляд на часы, Лена поднялась со стула со словами:

– Ну ладно, мне уже пора, и так опаздываю. Приятно было познакомиться. Ты пиши, может, еще чего придумаем.

Карина рассеянно кивнула, сжимая в руках салфетку, как самую дорогую в мире драгоценность.

В «Акулу» она отправилась на такси. Не хотелось, чтоб охранник Макс видел, куда она едет. Да и ее серебристая «Ауди», как она догадалась, была бы там совершенно неуместна. Интересно, если Фреда посещает такие заведения, то где оставляет свою машину и как одевается?

На сей раз Карина постаралась выглядеть попроще. Большинство столичных «розовых» не особенно состоятельные люди, и выделяться среди них она не хотела. Обычные джинсы (никто из этой публики и не догадается, что они стоят почти тысячу долларов), белая футболка, минимум косметики. Она уже заметила, что лесбиянки, в отличие от геев, не злоупотребляют косметикой.

Клуб располагался в здании бывшего то ли завода, то ли троллейбусного парка.

На крыльце две нетрезвые молоденькие девушки тискали друг друга в объятьях. Сильно пахло разлитым пивом. Карина заплатила за вход и прошла внутрь. На нее тут же обрушился оглушительный грохот музыки. Все пространство клуба было заполнено, сидели на подоконниках, стульях, за столиками, обнимались, целовались, лезли друг другу под кофточки. Многие были пьяны, почти перед каждой стоял пластиковый стакан с пивом. Девушки делились на две явные группы: одни внешне похожие на парней, в мешковатой одежде, рубашках навыпуск, сутулые, коротко стриженные, без грамма косметики на лице, другие обычные, в юбках и косметике. Были и такие, которые как будто застыли в переходной стадии между этими двумя имиджами.

В зале, куда сначала попала Карина, располагался бильярд, бар, игровые автоматы. Перед туалетом выстроилась длинная очередь. Следующее помещение, отгороженное бамбуковой занавеской, оказалось танцполом, туда постоянно входили и выходили. Карина подошла к бару:

– Что у вас есть из напитков?

Брюнетка лет тридцати пяти с короткими волосами иссиня-белого цвета насмешливо произнесла:

– Пиво есть.

– А что еще? Кроме пива?

– В первый раз, что ли?

Карина кивнула.

– Могу предложить только коктейль. У нас еще нет лицензии на крепкий алкоголь.

Пришлось согласиться на коктейль. Барменша налила в бокал жидкость ядовито-зеленого цвета из цветной баночки.

Карина, поморщившись, расплатилась, забрала его и, с отвращением потягивая, отправилась на танцпол, попутно стараясь отыскать среди девушек Фреду.

В полумраке под светом прожекторов быстро двигались девичьи тела кто во что горазд. Сначала лиц было не разглядеть, но чуть позже глаза Карины начали привыкать к такому освещению. Множество девушек курили, пили и орали что-то друг другу в ухо, потому что иначе слов было не разобрать.

Она несколько раз обошла весь зал, заглядывая в лица, но никого похожего на Фреду не нашла.

Вдруг к ней кто-то подошел, схватил за плечо и потащил танцевать.

Она отпрянула. На нее посмотрели осоловелые глаза какого-то существа в мешковатом растянутом свитере.

– Епрст, – пролепетало существо и отправилось дальше. Карина почувствовала, что ее тошнит.

* * *

В ту ночь Карина напилась так, как не напивалась никогда в жизни. Воспоминания потом всплывали в памяти только отдельными эпизодами. Вот она танцевала медленный танец с какой-то низенькой толстухой, вот кто-то целовал ее в туалете, вот она сидела на автобусной остановке рядом с клубом в три часа ночи, пила пиво и разговаривала с какой-то коротко стриженной девушкой. Этот разговор запомнился более или менее подробно.

– А я вены резала спокойно, – невозмутимо говорила та, – три раза.

– Почему?

– Жить не хотелось. Но каждый раз откачивали. А я еще потом попробую.

– Зачем?

– Мы четыре года были вместе. Четыре года, понимаешь! А потом она ушла к другой. Просто пришла однажды домой и сказала, что больше меня не любит, что изменила мне. Изменила с нашей общей подругой, которую я считала за сестру.

– М-да, – тянула Карина, чтобы хоть что-то сказать.

– Понимаешь, – девушка отчаянно жестикулировала, разбрызгивая вокруг себя пиво. – Понимаешь, как ни страшно, но отношения тупиковые, асоциальные, тут друг друга ничего не держит вместе, кроме любви, ни деньги, ни обязательства, ничего. Можно, конечно, строить дома, хозяйство вести совместное, но это только осложнит жизнь, если что случится.

Она вдруг заплакала. Карина чувствовала себя налитой до краев бочкой, ей не хотелось ничего говорить, только сидеть так и не шевелиться.

– А ты тут чего делаешь? – обратила на нее внимание собеседница. – Я раньше тебя здесь не видела.

– Девушку ищу.

– Как ее звать-то?

– Лора… То есть Фреда!

– Фрида, что ли? Здоровая такая, у нее еще татуха в виде ангела вот здесь, – девушка показала себе на плечо.

– Нет, – покачала головой Карина. – Не она. Та Фреда, а не Фрида.

– Тогда не знаю. А из себя она какая?

Карина, как могла, описала Фреду.

– Чего-то тут я похожей не встречала, – искренне огорчилась собеседница. – Но ты поспрашивай. У нас все всех знают, мир тесен. Наверняка найдешь.

Решив последовать ее совету, Карина вернулась в клуб и продолжила расспросы. Но безрезультатно.

Утром Макс подобрал Карину на остановке, из-за выпитого алкоголя и усталости сама добираться она была не в силах и позвонила ему. Он хотел было что-то спросить, но наткнулся на ее неожиданно злой взгляд и промолчал.

Лену-«Пламень» она в тот вечер не встретила, но на другой же день списалась с ней по аське.

«А ты знаешь девчонку, которая вены резала?» – спросила в числе прочего.

«Это Ширу, что ли? – откликнулась собеседница, добавив ехидный смайлик. – Она тебе трагическую историю про измену рассказывала? Не верь ни слову. Да она сама своей девушке и изменила. И не резала вены, а просто один раз царапнула себя ножом по руке. А теперь ей себя жалко и она всем лапшу на уши вешает…»

Карина начала новую жизнь. Она уже поняла, что вряд ли когда-либо найдет Фреду. Может, она просто пригрезилась ей? То ли это было наваждение, то ли подарок судьбы, то ли случайность, но ей было суждено прикоснуться к волшебству, а теперь оно растаяло. Теперь ей предстоит жить дальше, неся в себе эту тайну.

Отныне мужчины для нее больше не существовали. Болтовня клиенток в салоне о своих и чужих любовниках, своих и чужих мужьях, их достоинствах и недостатках теперь оставляла Карину совершенно равнодушной. Она смотрела на своих клиенток только под одним углом зрения: мое – не мое. Чаще было «не мое».

Память тела о Фреде сидела в ней как заноза. Тело жаждало любви, и, раз Фреды не было, Карина решила искать ей замену. Завела несколько знакомств через Интернет, выбирая коротко стриженных спортивных брюнеток, но не таких, которые подражали мужчинам, а имевших свой собственный стиль, желательно тонкий и элегантный. Иногда по старой памяти заходила в «Акулу», посещала и другие клубы. В общем, ей нравилось. Не хватало чего-то, конечно, но все равно нравилось.

Единственное, что напрягало Карину, – это родня. Каждая поездка в гости к «своим» грозила скандалом. Приезжая к матери, она раз за разом подвергалась сначала расспросам, а потом и упрекам. Разговор всегда начинался одинаково. После чая, вымыв посуду, мать вытирала мокрые руки о полотенце, садилась напротив Карины на кухне и смотрела на нее тяжелым взглядом:

– Ну, как у тебя?

Интересовало ее при этом не здоровье дочери, не ее настроение и даже не дела в салоне, а исключительно ее личная жизнь. Карина отмалчивалась или пыталась перевести разговор на другую тему, но это не получалось.

– Что, мама? Что не так? – взрывалась тогда Карина. – Деньги я зарабатываю, себя содержу, семье помогаю. Что еще я должна делать, чтобы ты от меня отстала? Ты с детства мной недовольна, дай мне хоть сейчас пожить по-человечески.

Мать поджимала губы и отворачивалась к окну:

– Ты все сказала?

Карина нервно дергала головой, как будто прогоняя назойливое насекомое.

– Тебе сколько лет сейчас? – спокойно спрашивала мать. – Скоро тридцать? Не пора ли подумать о детях? Когда еще родишь? Мужа упустила, а теперь что?

Об особенных пристрастиях дочери она, конечно, и не догадывалась.

– Успеется, – мрачно отвечала Карина. – Сначала на ноги встать надо.

– Отец был бы тобой недоволен, – продолжались упреки. – Женщине не делами надо заниматься, а семьей. Пусть братья деньги зарабатывают, ты о другом подумай.

– Всегда ты так: братья, братья… А я вечно на втором плане.

– Так положено. Они мужчины, ты женщина.