Текст книги "Дневник переводчик Посольского приказа Кристофа Боуша (1654-1664)"

21 июня у руки Его Царского Величества были назначенные на ливонский съезд комиссары – окольничий и второй наместник башкирский Василий Семенович Волынский, думный дворянин Прончищев, дьяки Дохтуров и Юрьев.

28 июня комиссары, назначенные на шведский съезд, выехали из Москвы к границе с наказом, но без достаточных полномочий.

30 июня пришло известие из Смоленска о том, что литовские войска уже появились у Борисова и направляются прямо на Смоленск[341]341
  В действительности полки литовских волонтеров появились в мае 1663 г. под Динабургом (русское название – Борисоглебов, что, возможно, вызвало путаницу в «Дневнике») и направились в начале июня на Великие Луки, т. е. их маршрут пролегал много севернее Борисова и Смоленска. См.: Курбатов О.А. Русско-польская война… С. 240. В «Дополнении к 1663 году» маршрут волонтерских частей указан правильно.


[Закрыть]. Тотчас же известили, разослав письма, боярина и первого князя государства, наместника новгородского, Якова Куденетовича Черкасского, боярина и воеводу тверского князя Ивана Семеновича Прозоровского и окольничего князя Юрия Никитича Барятинского, а также всю страну и всех помещиков русского государства, чтобы каждый тотчас же, не теряя времени, прибыл в Смоленск. Князя Юрия Никитича Барятинского выслали вперед начальствовать над передовым отрядом.

Ночью 1 июля приехал стряпчий Юрий Лутохин, предваряя думного дворянина и великого посла Афанасия Нащокина, который, оставшись в Красном, в восьми милях от Смоленска, послал прежде срочное известие об этом в Москву. Он сообщил, что ни литовские, ни польские войска не собраны и что в их рядах, напротив, все еще продолжается конфедерация, которая кажется чем дальше, тем более опасной. Его Величество король Польский уже выступил в поход против конфедератов, чтобы любым способом привести их к покорности.

9 июля прибыл в Москву бывший великим послом в Польше думный дворянин Афанасий Лаврентьевич Нащокин. Его встретили с большим уважением[342]342
  Согласно русским источникам, Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина, напротив, встретили в Москве с некоторым неудовольствием, вызванным тем, что в ходе переговоров во Львове он не только не добился значимых результатов, но и существенно отклонился от данных ему инструкций. От дальнейшего разбирательства его избавило лишь личное заступничество царя. См.: Флоря Б.Н. Внешнеполитическая программа… С. 34–37.


[Закрыть]. Его Королевское Величество отпустил его из Львова в мае. Его Королевское Величество, с готовностью приняв добрую склонность к миру, выраженную в письме Его Царского Величества, отвечал, что он, согласно своему желанию, повелел вести об этом переговоры с этим его великим послом своим государственным сенаторам, а также назначенным господам комиссарам, которым открытый сейм поручил отправиться на русский съезд. Господам великим послам, однако, доверили не более чем доставить это известие, а условия, о которых они договорятся, надлежало после закрепить на открытой встрече господ комиссаров обеих сторон на границе. Его Королевское Величество, отложив все до будущего съезда, тотчас же вновь отослал послов. Он желал также, чтобы Его Царское Величество изменил свое намерение к лучшему и отступился от того, что по праву принадлежало Польской короне в соответствии с клятвами его предков, а также заверениями и укреплениями их обоих, ныне правящих государей, и было несправедливо взято и захвачено, ведь иначе нельзя надеяться на какой-либо мир другими средствами. Король же не намерен уступать даже самое малое и, с Божьей помощью, не позволит причинить ущерб стране и людям в тех границах, которые доверил ему Бог. Он уже передал это в наказе своим комиссарам, равно как и относящееся к злоупотреблению и необычному титулу[343]343
  То есть к тому, что царь именовал себя Великим Князем Литовским.


[Закрыть]. Посему и Его Царскому Величеству надлежит дозволить своим великим послам и комиссарам отправиться на границу с действительными и достаточными полномочиями, чтобы, не теряя времени, не потратить усилия и старания понапрасну. Желание же Его Царского Величества, чтобы Его Королевское Величество прежде отправил своих великих послов в Москву для весьма важных дел, относящихся к миру, нельзя теперь выполнить, поскольку это задержит съезд, король же желает вскорости заключить благородный мир.

13 июля господину генерал-лейтенанту Дроммонду приказали распоряжаться обменом пленных. Ради этого тотчас отправили нарочного в Смоленск. Генералу также придали в товарищи двух писарей Посольского приказа, Петра Долгова и Степана Полкова.

В тот же день отпустили весьма недовольным датского гонца Якоба Шредера. Ему надлежало ехать в Архангельск.

16 июля отпустили писаря Петра Долгова, назначенного в товарищи генерал-лейтенанту Дроммонду. Он выехал в Смоленск с предписанием не только продолжить обмен пленных, но и остаться затем, чтобы в соответствии с данными им полномочиями устроить и заключить с польскими комиссарами, назначенными для обмена пленных, твердое и определенное перемирие до будущего съезда, на котором встретятся для мирных переговоров великие и полномочные комиссары с обеих сторон. Об этом тотчас же следовало отписать польским посланным, давая тем знать, раз им доверили эти переговоры, чтобы без промедления приступили к делу и назначили место и время встречи. Между тем генерал-лейтенант получил тайный приказ тотчас же выступить в поход с подчиненными ему полками и надежно обезопасить селения Красное, Долугов и т. д., освободить от осады Быхов и защитить в случае необходимости границу, не отторгая ничего с польской стороны.

17 июля Его Царское Величество приказал боярину и наместнику астраханскому князю Никите Ивановичу Одоевскому, окольничему Родиону Матвеевичу Стрешневу и канцлеру Алмазу Иванову ехать вместе с тремя греческими митрополитами, русским архиепископом[344]344
  Иосиф (1597–1671) – архиепископ Астраханский с 1656 г., митрополит с 1667 г. Из числа греческих иерархов известно лишь об участии в поездке к Никону Паисия Лигарида (ок. 1610–1678), который пользовался в России титулом митрополита Газы, хотя в 1661 г. был лишен этого сана иерусалимским патриархом Нектарием.


[Закрыть] и архимандритами к патриарху в Воскресенское, чтобы обвинить его во многих несправедливостях и нарушениях и узнать, собирается ли он отвечать или молчать. На сей раз, однако, они не смогли ничего от него добиться. Промедлив без пользы восемь дней и не исполнив дела, они, согласно приказу Его Царского Величества принуждены были объявить патриарху, который не отказывался ни от одного из своих проступков и был полон решимости взять все на себя, о заключении его под стражу. Оставив сто пятьдесят мушкетеров стеречь его в монастыре, они отбыли в Москву.

27 июля отменили призыв на службу, который перед тем был объявлен по всему государству, поскольку Нащокин определенно заверил, что от польской стороны не следует ожидать ничего враждебного. Все собранные ополчения отправили по домам. Служилым людям, которые весьма надеялись получить серебряную монету, не только ничего не дали, но и распустили всех русских офицеров. Их полностью лишили месячного жалования, приказав возвращаться в свои поместья и ожидать по домам. Те же, кто не имел поместий, домов и дворов, должны были до приказа Его Царского Величества оставаться у своих друзей и родичей, не получая денег. Также и всем иноземцам, бывшим на службе, не дали частью ничего, частью очень мало, в особенности тем, кто принял русскую веру.

2 августа у Его Величества были стряпчий Кирила Пущин и писарь Василий Мыконкин, которым надлежало отправиться с письмами в Польшу.

8 августа назначенным в Польшу Кириле Пущину и Василию Мыконкину передали в Посольском приказе два письма Его Царского Величества к Его Величеству королю Польскому и приказали немедленно выезжать с ними. Одно касалось дальнейшего обмена пленных и того, что русская сторона отпустила и освободила почти на сто поляков больше, чем поляки – русских, а польская сторона могла бы это возместить. Также предлагалось в будущем полностью отменить и запретить выкупы, недостойные христиан. Другое письмо, написанное в Тайном приказе и отданное в Посольский приказ лишь для запечатывания, содержало в себе следующее. Ради лучшего доверия и в надежде на будущий мир Его Царское Величество в этом письме позволял Его Королевскому Величеству отныне писать и использовать по своему желанию титул Великого княжества Литовского, чтобы Его Королевское Величество, благосклонно приняв это и видя эту склонность к миру и прекращению длительного кровопролития, пожелал бы отныне запретить своим приказом любое кровопролитие на границах и подготовиться к заключению перемирия до будущего съезда и последующего мира, чтобы каждый покамест держался в своих границах и не заходил далее. Он мог бы между тем устроить, чем раньше, тем лучше, обещанный сейм и послать своих великих комиссаров на границу для переговоров ради устранения всех возникших споров и возобновления прежней доброй дружбы и доверия. Этим добрым начинанием Его Королевское Величество устрашил бы всех соседей и приобрел бы выгоду для своего государства. Также Его Королевское Величество мог бы дать знать через этих уполномоченных, когда его комиссары объявятся на границе, чтобы быть уверенными в их прибытии.

13 августа пришло известие о том, что полковник Стецкевич обложил Быхов наряду с Юриным.

20 августа в Москву вернулся отправленный в Швецию русский гонец Иван Астафьев с письмом Его Величества короля Шведского. Шведы ни в коем случае не желали принимать русских послов в Стокгольме, а настаивали лишь на открытом съезде на границе для устранения возникших споров. Они уже выбрали и назначили на него своих великих комиссаров.

26 августа пришло известие о том, что левое крыло литовской армии под началом генерал-вагенмейстера Паца уже прибыло в Оршу. Поэтому генерал-лейтенанту Дроммонду приказали отступить в крепость Смоленск и тщательно следить за намерениями противника.

Ночью 4 сентября пришла почта из Смоленска о том, что левое крыло литовской армии прибыло в Красное. Они взяли замок, задержав при себе капитана Ганса Рауха, а остальных из его гарнизона отпустив в Смоленск. Это вызвало в Москве сильную тревогу, поскольку власти, успокоенные Нащокиным, ни в малейшей степени не ожидали от польской стороны ничего враждебного прежде встречи комиссаров и распустили все свои войска, так что ничего не было подготовлено для сопротивления. Тотчас же отдали новые приказы, со всей серьезностью увещевая всех помещиков немедля, в тот же час, вооружиться для похода и отправляться в Смоленск. В этот раз, однако, в спешке ничего не успели собрать.

14 октября, после того как мы, как ни старались об этом узнать, совершенно не имели никаких известий о силах, намерениях и состоянии врага, приехал майор Губерт Гоморий[345]345
  Вероятно, имеется в виду шотландец Губерт Монтгомери (Hubert Montgomery).


[Закрыть], шотландец по рождению, перебежавший к Москве вместе с пятью офицерами из армии Паца, стоявшей тогда под Кричевом. Тотчас же был отправлен в Смоленск окольничий князь Юрий Никитич Барятинский, чей отъезд до того откладывался, чтобы собрать там войско и выступить в поход вместе с генерал-лейтенантом[346]346
  Согласно русским источникам, Барятинский выступил из Москвы еще 2 октября. См.: Курбатов О.А. Русско-польская война… С. 253.


[Закрыть].

18 октября пришло известие о том, что литовский великий генерал Сапега выступил с правым крылом из Могилева и разбил свой лагерь в Мигновичах, в двух милях от Смоленска[347]347
  Вероятна ошибка переписчика. Более реалистичной является оценка расстояния между Смоленском и Мигновичами в двенадцать немецких миль (около 80 км), приведенная ниже, в «Дополнении» к 1663 г.


[Закрыть].

26 октября пришло известие о том, что полковник Кмитич, имея около тысячи всадников, выехал из расположения Сапеги и прибыл под Богородское, в двух милях от Дорогобужа. Он добивался сдачи Дорогобужского замка до подхода подкреплений и между тем приказал своим отрядам дойти до окрестностей Вязьмы. Они разоряли и забирали все, что попадалось им на пути.

27 октября пришло известие о том, что Его Величество король Польский Ян Казимир прибыл с довольно большим войском в Богуслав. Он также выслал через Днепр универсалы во все казацкие города, предлагая им сдаться, пока не подошли польские и татарские войска, поскольку после этого им не окажут никакой милости. Вслед за тем боярина и наместника смоленского Петра Васильевича Шереметева тотчас отправили в Севск начальствовать там над войском.

31 октября боярина и наместника тверского князя Ивана Семеновича Прозоровского отправили в Вязьму собрать там войско и, соединившись с генералом Трубецким, выступить в поход.

1 ноября из Москвы в Можайск выступил в качестве главнокомандующего боярин князь Яков Куденетович Черкасский, чтобы, собрав войско, идти в Смоленск на соединение с Прозоровским и выступить в поход против литовского войска.

6 ноября пришло известие, что польские войска, действовавшие под Дорогобужем, в спешке возвратились в свой лагерь под Мигновичами.

12 ноября с ливонской границы прибыл гонец с дурным известием. Шведы, зайдя весьма далеко, требовали от русских наряду с возвратом всех пленных и продолжением свободной и беспрепятственной торговли 2 500 000[348]348
  В рукописи пропущено название монеты.


[Закрыть] в счет понесенных убытков и расходов.

13 ноября пришло известие с Украины, что часть татар и передовой отряд польской армии уже преодолели Днепр. Король же и великий генерал Потоцкий с главными силами прибыли к броду у Ржищева и всячески готовились к переправе.

14 ноября в Вологду отправили стольника Афанасия Нестерова и дьяка Ивана Давыдова, чтобы принять там английского посла графа Чарльза Ховарда в качестве его приставов и сопровождать его в Москву согласно полученному приказу.

27 ноября пришло известие о том, что запорожский гетман Серко вместе с калмыками вторгся в Крым и спалил крепость Перекоп.

Вечером 3 декабря гонцы Кирила Пущин и Василий Мыконкин, отправленные с письмами Его Царского Величества к Его Величеству королю Польскому, вернулись из Польши от Его Королевского Величества, привезя с собой семь королевских грамот. Гонцов отпустили под Воронковым, на этой стороне Днепра, где Его Королевское Величество стоял главным лагерем во время своего похода к границе. Письма отвечали на грамоты, посланные Его Царским Величеством. Относительно пленных сообщали, что против тех поляков, которых отпустил Его Царское Величество, Его Королевское Величество также освободил и в разное время отпустил много русских. Не было необходимости продолжать съезд, касающийся обмена пленными, поскольку Его Королевское Величество желал в дальнейшем менять не человека на человека, но в целом всех и каждого, какого бы звания они ни были, плененных и уведенных из его государства, на всех русских, плененных в их государстве. Этот обмен, однако, следовало отложить до окончательного заключения мира, чтобы он имел подобающее ему действие и последствия. Второе письмо, касающееся перемирия, которое Его Царское Величество желал установить до продолжения дальнейших переговоров, удерживая на это время солдат с обеих сторон от враждебных действий, объявляло, что подобное перемирие послужит лишь задержке и ненужной потере времени. Его Королевское Величество, однако, хотя у него и достаточно причин и поводов возместить понесенные потери, разорение своего государства и пролитие невинной крови и с Божьей помощью отомстить, желал, как христианский государь, оставив отмщение Богу как праведному судие, чем скорее, тем лучше восстановить для своей страны и людей благородный мир. Поэтому когда великий посол Его Царского Величества думный дворянин Нащокин не имел дальнейших полномочий для переговоров с его комиссарами во Львове, он соблаговолил удовлетворить желание русских, чтобы великие комиссары встретились на границе для переговоров и устроили там мир на условиях, объявленных тогда господином Нащокиным, даровав покой обоим государствам и их подданным. Из нынешнего письма Его Царского Величества очевидны, однако, некие промедление и задержка в исполнении этого доброго намерения. Он желает, чтобы Его Величество сперва созвал ради этих дел сейм, который займет много времени, и согласился между тем заключить перемирие. Его Царское Величество может быть совершенно уверен, что это лишь ненужная задержка для мира, поскольку при нынешнем состоянии вещей нет необходимости в сейме, не говоря уже о каком-либо перемирии. Ведь Его Королевское Величество и Польская республика уже год назад, а именно на сейме 1662 года в Варшаве, наделили своих комиссаров достаточными полномочиями и властью для устроения границ с русской стороны. Эти предписания не сможет более изменить или уточнить ни один сейм. Теперь же комиссары, назначенные для заключения мира, частью уже находятся у Его Королевского Величества, прочие же прибудут незамедлительно. Если Его Царское Величество, истинно желая мира, отправит к Его Королевскому Величеству своих комиссаров с достаточными полномочиями в соответствии с условиями, переданными Нащокину во Львове в письменном виде, то и он прикажет своим вести с ними переговоры и заключить вечный мир.

19 декабря Его Царское Величество начал в Москве под Семеновским смотр своего ополчения, дворян и солдат, еще находившихся в Москве, не считая тех, кто был отправлен с различными боярами и генералами во многие местности на границе против наступающего врага. Смотр непрерывно продолжался целых четыре недели[349]349
  До 12 января 1664 г. См.: Забелин И.Е. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. М.: Московская городская типография, 1884–1891. Ч. 1. М., 1884. Стб. 1226.


[Закрыть].

24 декабря пришли известия с ливонской границы о том, что комиссары с обеих сторон принуждены были расстаться друг с другом, не исполнив своего дела и не придя к соглашению, поскольку шведские комиссары упрямо настаивали на объявленных ими прежде пунктах. Шведы уже уехали. Следом и русские получили приказ незамедлительно возвращаться с места переговоров в Москву.

31 декабря в Москву вернулись русские посланники – стольник Иван Яковлевич Коробьин и дьяк Иван Микулин, отправленные полтора года назад к Его Величеству императору Римскому в Вену через Ливонию и Любек. Хорошо исполнив свое поручение, они привезли Его Царскому Величеству письмо с титулом «вельможнейший» на латыни, поскольку Его Императорское Величество ни в коем случае не мог пойти на то, чтобы написать «вельможнейший» по-немецки.

Дополнение к 1663 году

Русская сторона отправила из Москвы на Украину комиссаров, окольничего князя Данилу Степановича Великогагина, стольника Кирилу Осиповича Хлопова и дьяка Ивана Фомина, чтобы унять своеволие, возникшее между полковниками, и избрать надежного генерала казакам на этом берегу Днепра, оставшимся верными Его Царскому Величеству. Настоятельный приказ, в соответствии с которым они действовали, требовал сделать генералом с согласия простого люда не Сомко или Золотаренко, а Ивана Брюховецкого, как самого верного Его Царскому Величеству и русскому государству. Руководствуясь этим, названные комиссары, прибыв на Украину, созвали под Переяславом открытый сход, на котором этот Брюховецкий всеми правдами и неправдами был избран генералом[350]350
  В действительности выборы гетмана происходили в Нежине.


[Закрыть]. Названный генерал Сомко, полковник Золотаренко и другие старые заслуженные полковники и офицеры, которые долгое время верно служили государству и имели намного больше заслуг, нежели Брюховецкий, воспротивились, попытавшись сделать генералом одного из их числа, и были решительно против этого выбора. Их тотчас схватили, объявив бунтовщиками и изменниками, и увезли пленниками в Нежин до дальнейшего распоряжения и приказа Его Царского Величества. Вновь избранный генерал Брюховецкий отобрал у них все должности, раздав и распределив их между другими, которые предпочли принять его сторону. Этот Ян Брюховецкий, перешедший четыре года назад к русским от генерала Выговского, весьма хорошо умел угодить русским и научился во всем следовать их обычаю. К тому же он сдружился с архиепископом Мстиславским и Оршанским Мефодием[351]351
  В действительности Мефодий был епископом, а не архиепископом.


[Закрыть] и умел угодить ему, чего не желали делать Сомко, Золотаренко и другие, хорошо знавшие этого дурного попа прежде. Благодаря этому он чем дальше, тем более был по нраву русским, так что в конце концов начал доносить на других и преследовать их при помощи и по совету этого беспутного архиепископа, который был у русских в большой милости. Этот Мефодий, которого прежде звали Максимом, был простым попом в Нежине, но сделался известным русским, поначалу благодаря покровительству полковника Золотаренко, которого он исповедовал. В конце концов он добился своими происками того, что его, объявив мудрым, разумным и богобоязненным человеком, избрали высшим иерархом всего украинского духовенства. Его богато одарили подношениями и доверили ему духовное и светское управление пограничными селениями и целой местностью в Украине, положившись на его ловкость и умение, которые, однако, были не чем иным, как обманом и проделками подлеца. В награду за его старание ему предложили Киевскую метрополию, которую не могли отдать никому другому, кроме него. Заняв место в Киеве, он был столь хитер и искусен во всех своих начинаниях, что его почитали совершенно святым и вскоре, если бы это только было возможно и не вызвало подозрений, причислили бы к лику святых еще при жизни и молились бы на него. Брюховецкий стал генералом также и благодаря его помощи и проискам и обходился с другими по своему усмотрению. Ведь архиепископ, который, как полагают русские, не был способен ни лгать, ни говорить неправду, считал тех открытыми бунтовщиками, так что они принуждены были, как полагали, оставаться в Нежине в тяжком заточении. Наконец они тайно отослали свои челобитные к Его Царскому Величеству в Москву, удостоверяя через посланцев свою совершенную невиновность и прося освободить их от безвинного заключения, и, поскольку на них пало подобное подозрение, из-за которого им не доверяли более оставаться на Украине, позволили выехать с женами, детьми и всеми домочадцами в Москву и провести там в покое остаток жизни. Все их жалобы, однако, остались без внимания. Чтобы избавиться от них, было объявлено, что вскоре их освободят из заточения и огласят приказ Его Царского Величества обо всем. Тем самым Брюховецкому намекнули, что он может обойтись с ними по своему усмотрению, наказав или отпустив их по их казацкому праву. Брюховецкий же давно желал использовать столь подходящую возможность и избавиться от всяких мыслей о них по собственному усмотрению. Когда сняли русскую стражу, охранявшую заключенных, он приказал, не поднимая шума, забрать их из Нежина связанными по рукам и ногам и, отвезя на несколько миль, зарезать в городишке Ромны[352]352
  В действительности Сомко и Золотаренко были казнены в местечке Борзна.


[Закрыть]. Эта жестокая расправа возбудила большое внимание всех казаков. Ведь Сомко, Золотаренко и другие шесть полковников, которых зарезали вместе с ними, всегда совершенно честно и верно служили Его Царскому Величеству. Их невозможно было отторгнуть от русских ни силой оружия, ни каким-либо насилием, не говоря уже о многих сколь угодно сильных посулах Польской короны и иных казаков, которые отдались Польской короне. Они желали во всем удостоверить свою верность и преданность русскому государству, чтобы в будущем пользоваться ее плодами, но теперь были столь дурно вознаграждены за свою верность.

После долгого промедления сначала литовские, а затем и коронные войска отложились в начале осени от конфедерации, прося Его Королевское Величество и республику о прощении. Они получили весьма милостивое прощение и, с некоторыми условиями, подчинились Его Королевскому Величеству и военачальникам, обещая со всей возможной верностью служить отечеству как подобает против его врагов и вернуть отторгнутые и завоеванные области. Тотчас следом за тем генерал-вагенмейстер Великого княжества Литовского Пац переправился с левым крылом литовских войск через Днепр и захватил замок Красное и Долугов. За ним последовал великий генерал Сапега с правым крылом и стал лагерем у Мигновичей в двенадцати милях от Смоленска. Полковник Кмитич завоевал замок Ельню, а его отряды разгуливали до Вязьмы. Пац же, став воеводой смоленским и наказным полководцем Великого княжества Литовского[353]353
  Имеется в виду назначение Паца гетманом польным литовским в конце ноября 1663 г.


[Закрыть], остановился лагерем в Прудках, в восьми милях от Смоленска.

Это непредвиденное вторжение и нападение возбудило у русских большую тревогу в стране. Приказали созвать спешное ополчение по всему государству, отправив окольничего князя Юрия Никитича Барятинского в Смоленск, боярина и наместника тверского князя Ивана Андреевича Хованского в Великие Луки, а боярина и наместника новгородского князя Якова Куденетовича Черкасского в Можайск, чтобы собрать там войска и напасть на наступающего врага. Его Величество король Польский вместе с великим генералом Потоцким переправился с коронной армией через Днепр у Ржищева и, овладев несколькими замками на этом берегу Днепра, а именно Воронковым, Голубовым, Борисполем, Острой и другими, расположился лагерем под Острой. Из-за этого боярину и наместнику смоленскому Петру Васильевичу Шереметеву приказали отправиться в Севск, собрать там войско, дать отпор и оборонять с этой стороны границу, соединившись с окольничим и воеводой князем Григорием Григорьевичем Ромодановским, а также с вновь избранным казацким генералом Иваном Брюховецким, который обосновался с немногими казаками в Батурине, против королевского лагеря. Возле Полоцка и Витебска хозяйничали литовские добровольцы Чарнавский, Дятлович и другие, проникая до окрестностей Великих Лук. Они разграбили и разорили многие области. Сходным образом действовал вокруг Пскова Слепой Сержант[354]354
  Под этим прозвищем «Слепой (Кривой) сержант» был известен литовский волонтерский полковник Ян Любик (Яган Либик).


[Закрыть]. Следом за тем воеводе Хованскому дали приказ спешно собрать вольных людей, приведя в готовность новгородские и псковские войска, и оборонять границу от рубежа[355]355
  Автор «Дневника» использует здесь два слова со сходным значением, литературное Grenze и нижненемецкое Kante.


[Закрыть], оказывая сопротивление. Войска, однако, не могли спешно собраться частью из-за дурного осеннего пути и переменчивой погоды, частью потому, что помещики совершенно обеднели из-за отмены медной монеты и не имели средств, чтобы вооружиться и нести службу. Из казны же им ничего не давали, поэтому польские отряды нанесли на границе большой ущерб и хозяйничали по своему усмотрению. Окольничий и воевода Барятинский, собрав в Смоленске около десяти тысяч всадников и несколько полков пехоты, хотя и пытался несколько раз совершать вылазки против литовских войск, но добился немногого.

Башкирцы, восставшие против Его Царского Величества, все еще не желали покориться и признать подданство, хотя боярин и генерал князь Федор Волконский несколько раз разбил и рассеял их. Они нападали и причиняли ущерб по мере своих сил. К тому же этот край был столь обременен налогами, поборами и злоупотреблениями, а простой люд столь страдал от угнетения, что отовсюду доносились стоны и жалобы.

В Астрахани также был тяжкий и опасный бунт против губернатора и чиновников, которые весьма угнетали простой люд. Этот бунт случился, поскольку генерал-губернатор князь Григорий Сунчалеевич Черкасский тогда отсутствовал, будучи с войском в походе из-за нападения башкирцев. Были убиты управители, оставшиеся в Астрахани замещать его, а также более тысячи человек[356]356
  Вероятно, «Дневник» воспроизводит ложные слухи. В действительности Григорий Сунчалеевич Черкасский в сентябре 1662 г. отослал на подавление башкирского восстания отряд во главе с думным дворянином Замятней Федоровичем Левонтьевым, но восстания в Астрахани это не вызвало. См.: Акманов И.Г. Башкирские восстания XVII – начала XVIII вв. Уфа: Китап, 1993. С. 99–100.


[Закрыть].

Исполнение договора, заключенного между Москвой и Швецией в Кардисе, двинулось вспять, хотя он и был утвержден и подтвержден клятвами обеих государей. Надлежало устроить новый съезд на ливонской границе, на Плюссе. Шведы, однако, были весьма высокомерны и требовали от русских большую сумму денег. Посему в этот раз договор не вступил в силу, а комиссары с обеих сторон были вынуждены расстаться, не исполнив своего дела и оставив его нерешенным.

К курфюрсту Бранденбурга необычным образом отправили через Курляндию в Пруссию совсем молодого подполковника по имени Кармихель с письмом Его Царского Величества, которое Нащокин написал тайно и искусно[357]357
  Помета уточняет mit Ziffern, т. е. тайнописью, цифирью, но сложно понять, имел ли это в виду автор «Дневника».


[Закрыть]. Царь желал, чтобы курфюрст, оборонившись от нападения турок и наведя порядок на своих границах, способствовал единению русских с поляками, действуя во всем заодно с ним и часто сообщаясь письмами.

Турок также предпринял в этот год поход в Римскую империю большим войском. Не встретив почти никакого сопротивления в Римской империи, в особенности в наследственных землях[358]358
  То есть в австрийских землях, которыми династия Габсбургов владела по праву наследования, а не избрания.


[Закрыть], он вторгся в Моравию, Лаузиц, Верхнюю Силезию и Богемию, грабя и разбойничая, сжигая села и деревни. Он угнал много тысяч человек в плен, где всех их увели в рабство и продавали за малые деньги. Таким образом вся Римская империя была в большом страхе и разорении от жестокого врага, вторгшегося в наследственные земли тремя сильными армиями. Он взял Нойхаузен[359]359
  Имеется в виду крепость Нойхойзель, современный город Нове-Замки в Словакии.


[Закрыть] и другие крепости, но не оставил в них гарнизоны, а предал огню. Хотя светлейший граф[360]360
  Вероятно, имеется в виду граф Раймондо Монтекукколи, командующий императорскими войсками в 1663–1664 гг.


[Закрыть] и чинил ему ущерб небольшими отрядами, но не мог отважиться на открытое сражение, так что турки в этом году остались хозяевами в наследственных землях.