Текст книги "Дневник переводчик Посольского приказа Кристофа Боуша (1654-1664)"

4 сентября поляки переслали русским через Комара обещанную ими прощальную грамоту, в которой они не одобрили перемирие на восемь месяцев и отказались сдерживать татарина и не вступать в дальнейшем в союзы против России, согласившись лишь на новый съезд в первые дни июня будущего 1665 года с тем же составом посольства на том месте, где соизволят обе стороны. Это поначалу отнюдь не понравилось русским, но все же было принято с извещением о том, что, если нельзя прийти к другому соглашению и договоренности, сгодится и это. Между тем намеревались еще раз сами обговорить это завтра с поляками.

5 сентября состоялась восьмая встреча. Русские целиком и полностью объявили ничтожным и недействительным прощальное письмо, посланное вчера поляками, указывая на то, что они не смогут предстать с таковым перед Его Царским Величеством, своим великим государем, и что лучше желают расстаться без грамоты. Поляки объявили, что в ином случае не дадут собственной грамоты, поскольку невозможно с выгодой защищать их государство без оставления русскими прежде названных городов и земель. Русские же требовали одобрить или общее перемирие на несколько лет, называя в этом случае срок в пять лет и обещая уступить на это время полякам города и области Полоцк и Витебск, или же перемирие до 1 июня будущего года, то есть до завершения предстоящего в Варшаве сейма и следующего за ним съезда, без оставления каких-либо из завоеванных городов. Поляки не желали согласиться ни на что, кроме как на восьмимесячное перемирие с оставлением всех завоеванных городов, кроме Смоленска и Северской дороги, которые следовало удержать до решения сейма. Разногласия еще раз отложили до 9 сентября, когда должна была вновь состояться встреча, в надежде, что из Москвы за этот срок прибудет гонец с другим приказом.

9 сентября, согласно договоренности, состоялась девятая встреча[396]396
  Автор «Дневника» по неясной причине пропускает приезд двух гонцов от польских комиссаров к русским 6 и 8 сентября. Ср.: Chrapowicki J.A. Diariusz… S. 522.


[Закрыть]. Русские и в этот раз держались того, чтобы заключить общее перемирие до июня месяца следующего года. Поляки же требовали все завоеванные местности, кроме Смоленска и Северской округи, предоставив это решению сейма – тем, однако, образом, чтобы русские объявили, какими средствами они решились удержать эти местности на своей стороне, поскольку было бы невозможно принять это решение без должного одобрения этого дела на сейме. Из доброй склонности к миру русские предложили Польской короне три миллиона польских флоринов и вместе с тем посулили польским комиссарам от Его Царского Величества на полторы тысячи рейхсталеров соболей, дабы те направили дело так, чтобы в соответствии с предложенными русскими условиями одобрить или вечный мир, или общее перемирие. Польские комиссары поблагодарили весьма презрительно и соизволили объявить, что, если Его Царское Величество вернет Польской короне и Великому княжеству Литовскому все завоеванные города и утвердит достохвальный вечный мир без ущерба и убытка для республики, то тогда и им придутся впору соболя, предложенные Его Царским Величеством, на память о высоком государе, склонившемся к христианскому и справедливому миру, хотя их личные траты и убытки, понесенные в этой войне, совершенно не окупаются этими соболями. Ведь из их числа один лишь господин Глебович, староста жемайтский, понес убытки из своих средств на четыре миллиона и более того. Поскольку, однако, это не шло в счет, русские, надеясь на вечный мир, объявили о переходе к полякам крепости Витебск с принадлежащими к ней городами и областями, чтобы добиться одобрения всеобщего перемирия до устроенного в будущем съезда и подписания грамоты, подобной той, которую русские представили на седьмых переговорах. Поляки, однако, ни в коем случае не желали подписать подобную грамоту и одобрить заключение всеобщего перемирия без оставления всех захваченных местностей, на которые русское государство не предъявляло свои права до того. Они объявляли, что совершенно готовы ныне вернуть оружием несправедливо отнятое у них. В нынешних обстоятельствах последовали бы многие расходы, если бы они столь опрометчиво искали выгоды. Поэтому решили вновь сойтись на завтрашний день и обменяться такими прощальными грамотами, чтобы возобновить съезд после окончания сейма в Польше и чтобы комиссары с обеих сторон встретились в соответствии со своими полномочиями в первые дни месяца июня 1665 года на том месте, где это будет наиболее удобно, и обе стороны обменялись бы через своих дворян полномочиями, достаточными для заключения вечного мира, а предварительные условия, заключенные под Шейново[397]397
  Имеются в виду договоренности, достигнутые в ходе переговоров Ордина-Нащокина с польскими комиссарами в апреле 1664 г. См.: Флоря Б.Н. Внешнеполитическая программа… С. 42–45.


[Закрыть] и подтвержденные и скрепленные с обеих сторон клятвой, оставались бы полностью действительными. Также в соответствии с таковыми условиями следовало в будущем наблюдать безопасность комиссаров с обеих сторон, их вспомогательных отрядов и прислуги при прибытии и на обратном пути.

10 сентября состоялась десятая по счету отложенных переговоров или по общему счету – двадцатая встреча. Поскольку обе стороны не хотели отступать от прежде объявленных ими условий, то подписали составленные вчера прощальные грамоты, запечатали их комиссарскими печатками и, обменявшись ими с обеих сторон, расстались после долгих возражений и противоречий со слезами на глазах, так что глава посольства, князь Одоевский, который весьма склонялся к миру, впал из-за великой меланхолии в лихорадочный жар и слег в постель совершенно без сил.

12 сентября, отослав подполковника Василия Тяпкина со шквадроной всадников сопровождать польских комиссаров до Шклова, русские комиссары также отбыли из Красного со всей свитой и 13-го прибыли в Смоленск.

15 сентября русские комиссары отбыли в Москву без князя Одоевского, который остался в Смоленске, будучи прикован к постели.

6 октября по настоянию думного дворянина Ордина-Нащокина отослали в Смоленск подполковнику Василию Тяпкину царское письмо, приказывая ему отправиться с таковым в качестве гонца к Его Величеству королю Польши. Содержание этого письма было таково. Поскольку великие комиссары Его Королевского Величества объявили на прошедшем съезде в Дуровичах, что у них в Польше устраивается некий сейм в Варшаве, то не надлежит ли и великим и полномочным послам Его Царского Величества явиться туда для продолжения начатых мирных переговоров? Равным образом спрашивали относительно посредничества, намерены ли Его Королевское Величество и Польская республика уладить возникшие разногласия при посредничестве каких-либо христианских государей и вести переговоры с Его Царским Величеством в присутствии каких-либо посредников.

26 ноября утром, в пять часов перед восходом солнца[398]398
  Автор «Дневника» пользовался европейской системой счета времени, аналогичной современной, в которой сутки разделялись на две половины по 12 неизменных часов в каждой, а не принятым в России счетом по дневным и ночным часам, продолжительность которых менялась в зависимости от времени года.


[Закрыть], в Москве показалась между югом и западом, поначалу в созвездии Рыб, великая комета. Хвост, достигавший по человеческому разумению более четырех клафтеров[399]399
  Клафтер (Klaffter) – немецкая мера длины, равная в различных немецких землях от 170 до 190 см.


[Закрыть] длиной, тянулся оттуда до Тельца, бледный и темный, словно лицо покойника или совершенно смятенного человека. Ее вид вызывал сильный страх и печаль. Комету можно было видеть в продолжении трех полных недель, пока непогода и опустившиеся тучи не воспрепятствовали ее явлению. По прошествии месяца, когда несколько дней была пасмурная погода, а именно 28 декабря, между востоком и югом в созвездии Девы вновь показалась комета. Она являлась тотчас после захода солнца, держась обычного направления вплоть до Плеяд. Цветом она была светлее предыдущей, а звезда ее меньше. Хвост следовал за ней, несколько задираясь вверх. Она являлась вплоть до 18 января, пока полная растущая луна не заставила ее померкнуть. Была ли это, как полагали многие, одна и та же комета, прошедшая столь много небесных созвездий, и т. д.

4 декабря вернулся в Москву бывший в Швеции гонец Василий Ябинин с письмом Его Королевского Величества, в котором тот объявлял, что в соответствии с Кардисскими соглашениями невозможно принять в Стокгольме русское великое посольство, прежде и до того как великие комиссары с обеих сторон не согласуют и полностью не уладят на границе все споры и разногласия, возникшие после заключения мира. Однако Его Величество король Швеции, желая сохранить мир и единство, соизволил в этот раз принять великих послов Его Царского Величества по его многократным просьбам таким, однако, образом, чтобы те незамедлительно явились по нынешнему зимнему пути и не теряли времени, как это происходило до сих пор.

18 декабря ночью, в час вечерни, патриарх неожиданно прибывает из своего Нового Иерусалима в Москву в собор[400]400
  Имеется в виду Успенский собор Московского Кремля.


[Закрыть], служит обычным образом заутреню, принимает с готовностью свой патриарший посох, который он оставил у своего престола, когда покинул свое место и удалился из Москвы. Затем он вновь удаляется через ворота. Когда Его Царское Величество послал спросить его, почему он без приказа явился в Москву на патриаршее место, которое сам же покинул самовольно, он изволил сказать, что ему было откровение, якобы он должен был сделать это, явиться на то же место и помолиться пребывающим там русским святым. В конце концов, однако, когда к нему послали и отобрали у него посох, который он забрал с собой, он соизволил сказать, что все сделанное им произошло по повелению Его Царского Величества, о котором ему однажды недвусмысленно написал боярин Никита Алексеевич Зюзин. Это письмо он также намеревался отослать и предъявить Его Царскому Величеству через одного из своих священников. За этим последовал розыск, и многие сообщали о тайной переписке с патриархом. Между прочими схватили и боярина Никиту Зюзина и допросили о письме, которое он якобы написал патриарху. Тот повинился перед Богом и Его Царским Величеством и показал, что тщился таким образом покрыть свой долг перед патриархом, которому был обязан многими благодеяниями, и вернуть тому милость Его Царского Величества. Поскольку это не удалось, он просил о милости и ожидал своего приговора. В конце концов его приговорили к смерти. После того, однако, как за него просили оба царевича[401]401
  Слухи о заступничестве царских сыновей за Зюзина известны, но едва ли имели под собой серьезное основание: царевичу Алексею Алексеевичу было в конце 1664 г. десять лет, а Федору Алексеевичу – всего три года.


[Закрыть], его отправили в вечную ссылку в Казань, объявив о том, что отберут все его имения, что и было исполнено. Супруга этого боярина, женщина старше тридцати лет, когда ей сообщили, что ее супруг приведен к пытке, потрясенная этим, упала в обморок, лежала три дня совершенно безгласная и испустила дух от печали.

Дополнение к 1664 году

После того как Его Величество король Польский, как полагали, приблизился к русским границам, переправившись через Днепр, русские войска были принуждены стягивать свои силы к границе, чтобы предотвратить вторжение врага в страну. Прежде, однако, чем они достигли границы, польские и татарские отряды разорили все окрестности Путивля, Севска и Брянска вплоть до самого Карачева на этой стороне границы, за сорок миль от столичного города Москвы. Не имея возможности долее медлить, войска, собрав все силы, двинулись навстречу приближающемуся врагу. Главнокомандующий, боярин и наместник новгородский князь Яков Куденетович Черкасский, прибыв в Калугу, немедля приказал боярину и наместнику тверскому князю Ивану Семеновичу Прозоровскому выдвинуться в Калугу лишь с тысячей человек, а сам следовал за ним по пятам со всем войском. Поскольку тогда же польская сторона отправила навстречу врагу также около тысячи человек коронных и литовских войск под командованием генерал-лейтенанта Полубинского, оба отряда сошлись под Карачевом в сильной стычке. Поначалу дела у русской стороны шли плохо, но в конце концов, благодаря храбрости и умению боярина и генерала Прозоровского, русским войскам удалось сдержать сильный польский натиск и вернуться в боевом порядке к главной армии, которая следовала за ними по пятам. Польские отряды также возвратились к своей армии под Севск, где расположился лагерем фельдмаршал Пац[402]402
  В действительности отряд Полубинского возвратился в ставку короля под Стародубом. См.: Курбатов О.А. Русско-польская война… С. 256.


[Закрыть], так что обе стороны потеряли в этой схватке около тысячи человек убитыми. Король, которому сдались многие казацкие города на этой стороне Днепра, основательно разорил огнем русские пределы и возвратился наконец со всеми своими войсками под укрепленный казацкий городок Глухов, где сидел в осаде полковник Василий Дворецкий[403]403
  Последовательность событий в изложении «Дневника» изменена. Осада Глухова королевской армией в январе 1664 г. предшествовала походу Полубинского на Карачев в феврале того же года. См.: Там же.


[Закрыть]. В этом городке собралось множество казаков и горожан, совершенно преданных польской стороне, которые весьма охотно сдали бы крепость королю, но об их намерениях стало известно русскому гарнизону и другим казакам, преданным русской стороне, так что их обнаружили и в конце концов прикончили. Поэтому королевской армии оказали столь сильное сопротивление, что она, потеряв около тысячи человек, принуждена была отступить, не исполнив своего намерения, и возвратиться в Северскую землю. В это же время русские войска перешли со всех сторон в решительное наступление. Генерал и наместник смоленский Петр Васильевич Шереметев и окольничий и воевода князь Григорий Григорьевич Ромодановский, соединившийся с казацким генералом Иваном Брюховецким, двигались от Путивля и Батурина. Главнокомандующий, боярин и наместник новгородский князь Яков Куденетович Черкасский, а также боярин и воевода князь Иван Семенович Прозоровский с иными соединенными войсками выступили из Севска, и все направились прямо на королевскую армию. Поэтому на Украину к королю спешно призвали литовские войска под командованием вновь избранного литовского фельдмаршала Михаила Паца и генерал-лейтенанта Полубинского. Король, однако, заметив ожесточенное и сильное сопротивление русской стороны, ни в малейшей степени не мог положиться на вновь предавшихся ему казаков. В этих обстоятельствах он принял решение не медлить более на вражеских границах с остававшимся при нем небольшим войском, в то время как большинство оставалось с мятежным государственным маршалом и фельдмаршалом[404]404
  Имеются в виду две должности, которые исполнял Ежи Любомирский: коронный гетман и польный гетман.


[Закрыть] Любомирским, который, действуя наперекор всей республике, взял под свое покровительство отъявленных конфедератов, не желавших покаяться перед королем в своих заблуждениях, и оставался в коронных землях, преследуя Его Королевское Величество. Считая еще менее разумным возвращение в коронные земли, король изменил свое намерение, приведшее его к Севску, и направился обратно к мятежной казацкой крепости, называемой Новгород-Северский. Поскольку, однако, главнокомандующий Черкасский со своим соединенным войском не мог двигаться быстрее из-за дальнего и тяжелого пути и своей мощной артиллерии, состоявшей из пятидесяти тяжелых и ста полевых орудий, другие русские армии не решались в одиночку напасть на короля. Окольничий и воевода князь Григорий Григорьевич Ромодановский с белгородским войском и казацкий генерал Брюховецкий со своими казаками и частью калмыков все же отважились напасть на короля и его армию из Батурина и имели несколько мелких стычек с войсками генерал-лейтенанта графа Чарнецкого неподалеку от Воронежа на этой стороне Десны. У них, однако, не доставало мужества дать королю решительный бой до полного соединения всех войск, хотя боярин и генерал Шереметев и прибыл уже с путивльскими войсками. В конце концов Его Королевское Величество, заметив, что враг усиливается день ото дня, а ему не последует в дальнейшем никакой помощи из королевства от Любомирского и конфедератов, не говоря уже о крымских татарах, которых турки призвали в Венгрию, решился очистить Украину и отступить с войсками через Днепр к своим границам. Ведь, как уже было сказано, казакам, перешедшим вновь на польскую сторону, не следовало доверять, поскольку они при приближении русских войск немедленно вы́резали польские гарнизоны и вновь предались русским. Главнокомандующий Черкасский, который проходил мимо Севска со своими соединенными войсками и с трудом выдержал весьма дальний поход по этому тяжелому пути, был принужден по царскому приказу вновь повернуть и направиться в Северскую землю на Почеп. Между тем коронные войска главнокомандующего Станислава Потоцкого и генерал-лейтенанта Чарнецкого переправились у Чернобыля через Днепр под Сорокошичами. Его Королевское Величество же, присоединившись к литовским войскам, направился с фельдмаршалом Пацем на Могилев в Белоруссию. Русский главнокомандующий Черкасский тотчас приказал своему товарищу боярину и наместнику тверскому князю Ивану Семеновичу Прозоровскому, прибывшему в Почеп, преследовать войска Паца, а сам, наткнувшись под Мглином на шквадрону сапежинских драгун под командованием полковника Калькштайна[405]405
  В действительности Калькштайн командовал пехотным полком. См.: Курбатов О.А. Русско-польская война… С. 257.


[Закрыть], наголову разбил его, захватив в плен самого полковника, его майора, некоего венгерца[406]406
  Другой возможный вариант перевода – «некоего фон Унгерна» («einen von Ungern»).


[Закрыть], а также нескольких капитанов и поручиков и часть унтер-офицеров. Все же армия избежала вражеского натиска без больших потерь на незнакомом и тяжелом пути без продовольствия и конского корма, хотя войска, будучи весьма ослаблены, потеряли много припасов и лошадей.

Боярин и воевода князь Иван Андреевич Хованский не желал упустить эту возможность и, поскольку литовские войска направились на Украину, вторгся со своим летучим войском из Смоленска, переправившись через Днепр у Орши, в Литву, разбил полковника Стецкевича, оставленного охранять переправы, и прогнал за Березину литовского главнокомандующего Сапегу, засевшего с оставшимися немногими войсками на дворе в Черее. Хованский наложил большие поборы, разграбил дворянские имения, сжег города и деревни и взял многих в плен, других же повелел изрубить и опустошил всю эту землю. Захватив достаточно добычи, он направился назад к Двине и защитил окрестности Полоцка и Витебска от вражеских вторжений.

Весной главнокомандующий князь Яков Куденетович Черкасский получил приказ выступить из Почепа со всеми своими соединенными войсками и отправиться в Смоленск, чтобы быть тем ближе к съезду, устроенному в Красном, и наблюдать за намерениями поляков. В конце концов его войска после долгого похода расположились вблизи Прудков, в восьми милях от Смоленска. Между тем генералу Хованскому также приказали выступать и, переправившись через Двину в Брацлавскую и Вилькомирскую область и далее, поскольку там совершенно не ожидали никакого сопротивления, направиться в Курляндию и Жемайтию и предать эти области огню и мечу, убивая, сжигая и не оставляя ничего после себя. После этого, однако, литовский фельдмаршал Пац, вероятно не предусмотревший этого пагубного намерения, выступил со всей поспешностью с лучшими войсками со своих квартир, на которых он стоял под Шкловом, к Витебску, навстречу генералу Хованскому, разбил его наголову, так что тот, когда вся его конница обратилась в бегство, был принужден отступить в крепость Витебск, бросив пехоту и весь обоз на разграбление врагу. Между тем войска Черкасского подошли к Смоленску и стояли на Днепре близ крепости, пока не получили приказ выступить против литовского фельдмаршала Паца, который укрепился в лагере под Шкловом, наведя мост через Днепр и защитив его окопами. Когда же подошел Черкасский с войском в шестьдесят тысяч человек[407]407
  Современные исследователи оценивают силы Черкасского приблизительно в 20 000 человек. См.: Курбатов О.А. Русско-польская война… С. 288.


[Закрыть], фельдмаршал Пац, сочтя себя в сравнении с ним слишком слабым, поскольку вся его армия едва ли составляла восемь тысяч человек, покинул свой лагерь после короткой схватки, снабдив крепость Шклов добрым гарнизоном и всеми припасами, и отступил со своим войском к Могилеву. Русские же, спешно наведя несколько мостов через Днепр, переправили бóльшую часть солдат, так что сам боярин и наместник тверской князь Иван Семенович Прозоровский вместе с окольничим и воеводой князем Юрием Никитичем Барятинским сопровождали бегущего врага вплоть до Могилева, но, ничего не добившись, принуждены были вернуться к главному войску. Поскольку от генерала Паца и литовской армии, засевших в надежном месте и постоянно высылавших перед собой отдельные отряды, нельзя было ничего добиться, бедный сельский люд принужден был оставить беззащитными городки и деревни. Русские отряды рыскали по этому краю вплоть до Березины, грабя и разоряя все, что попадалось у них на пути, жгли, проливали кровь и убивали без всякого стеснения, так что бедствие явствовало отовсюду. Наконец, главнокомандующий князь Яков Куденетович Черкасский получил приказ двинуться в Москву. Ему было доверено командование царскими войсками, поскольку Его Величество сам был намерен выступить. Эти же войска были отданы в подчинение и под начало бывшему великому комиссару, боярину и наместнику суздальскому князю Юрию Алексеевичу Долгорукому, поскольку полагали, что он способен на большее, нежели Черкасский. Предварительные соглашения, заключенные конфедерацией благодаря отмене съезда и трехнедельной разлуке великих комиссаров, устроенные и заверенные клятвой думным дворянином Нащокиным, извратили и изменили таким образом, что свободный посольский путь, который обе стороны обязывались освободить от всяких враждебных действий и вторжений от столичного города Москвы до Вильны в полосе до шести миль, сделался крайне ненадежен. Генерал Долгорукий выступил со своей армией из Шклова и расположился лагерем на упомянутом посольском пути, дабы несколько напугать польских комиссаров, в Дубровне на Днепре, так что польские великие комиссары постоянно нуждались в охране для своих людей и гонцов, ехавших к ним или от них. Он укрепил свой лагерь и оставался на том же месте, не предпринимая никаких походов, лишь разоряя бедный край посланными во все концы мощными отрядами, которые повсюду грабили и опустошали, убивая все живое, частью захватывая лишь молодых женщин, жен и девушек, которых продавали и обменивали как скот, так что около десяти тысяч угнали в Москву в вечное услужение. Фельдмаршал Пац, хотя и доставил врагу довольно неприятностей частыми и отважными вылазками, не мог своими малыми силами удержать его от жестокостей и мучительства, так что эта бедная земля была обречена.

Генерала Хованского же, поскольку он не вполне преуспел в своем нападении, призвали в Москву, поставив вместо него генералом новгородских войск родного брата генерала Долгорукого, окольничего и наместника брянского князя Петра Алексеевича Долгорукова, с тем же приказом отправиться через Двину в направлении названных выше мест и земель. Между тем его брат, главнокомандующий Долгорукий, должен был сдерживать Паца, чтобы тот не мог оказать ему сопротивления. Он также послал на подмогу брату четыре полка конницы и три – пехоты, чтобы тот мог продвинуться в своем намерении. Но этот новый генерал преуспел в своем походе столь же мало, сколь и Хованский до него, поскольку Чарнавский, начальствуя лишь над тысячей добровольцев, наголову разбил его и прогнал с большими потерями и уроном. В конце концов с началом зимы все русские войска призвали назад в свое государство и распустили. Также и литовцы отправились на свои зимние квартиры, так что в этом году более уже не было враждебных действий.

В Польше не унималась конфедерация, поскольку государственный маршал Любомирский продолжал свои действия против короля, пользуясь мощной поддержкой. Для того чтобы привести в порядок, наряду с этим, все иные необходимые для государства дела, в ноябре в Варшаве устроили общий сейм. На него отправился, чтобы дать отчет и ответ в своих действиях, и государственный маршал, прибыв под Варшаву в сопровождении около тысячи человек. Однако после того как ему строго запретили явиться на сейм и, наконец, все сословия королевства, объявив о его делах, решили отнять у него его чин и известили его об этом, он отвечал, что тому, кто хочет отнять у него его чин, следует самому выйти в поле и объявить себя. В ответ на это известие открыто огласили его изгнание, так что он отправился на силезскую границу, чтобы собрать еще большее войско. Поскольку жители государства весьма обеднели из-за длительной тяжелой войны, он же располагал еще некоторой казной, приток к нему был велик, и он в короткое время собрал около десяти тысяч человек.

На этом сейме после открытого слушания приговорили к смерти бунтовщиков, бывших причиной смерти генерала Гонсевского, а именно Новожинского, Кубовского и иных, так что пятнадцать человек из их числа были казнены путем различных пыток. Частью они, однако, скрывались тайно в разных городах, так что их не могли схватить, другие же, чтобы спасти свою жизнь, бежали в Римскую империю и в иные места. Это разбирательство не смогли в этот раз довести до завершения из-за многих противоречивых суждений и предложений и отложили до 2 марта 1665 года.

Съезд же с русскими совершенно остался под сомнением, поскольку те требовали принять своих великих послов на сейме для продолжения переговоров о мире. Однако, когда сословия польского королевства наконец согласились на это и порешили отправить в Москву грамоты для свободного проезда посольства, русская сторона не пожелала ни посылать на сейм великое посольство, ни продолжать другое, одобренное по решению предыдущего съезда в Дуровичах.

Россия и Шведское королевство не пришли в этом году ни к чему определенному, остановившись на том, что великое посольство…