Текст книги "Русские поэты. Предсказанный уход"

Домой, в Россию!

Фронтовая карьера кавалериста закончилась для Гумилёва неожиданным образом.

«Я уже совсем собрался вести разведку по ту сторону Двины, как вдруг был отправлен закупать сено для дивизии» (из письма к той же Ларисе Рейснер, 22 января 1917 года).

Но вместо закупок сена поэт оказался… на Сене. В Париже. Его целью было перевестись на Салоникский фронт, где сражался Русский экспедиционный корпус. Корпус воевал в Греции и во Франции, оказывая помощь союзникам.

Но после Февральской революции 1917 года начинается невиданное разложение русской армии, все сыпется. Вскоре Русский экспедиционный корпус был расформирован.

В Париже некоторое время Гумилев служит в качестве адъютанта при комиссаре Временного правительства. Но в октябре, после большевистского переворота, нет уже ни того правительства, ни его комиссаров.

В конце января 1918 года Гумилев оказывается в Лондоне, где еще работает Русский правительственный комитет – осколок рухнувшей империи, собственно уже никому и не нужный. Туда-то его и устраивают в шифровальный отдел. Хватило двух месяцев, чтобы поэт почувствовал отвращение к этой работе.

Свой выбор он сделает вопреки вот этим строкам о нежелании «вернуться к отчизне»:

 
Очарован соблазнами жизни,
Не хочу я растаять во мгле,
Не хочу я вернуться к отчизне,
К усыпляющей, мертвой земле.
Пусть высоко на розовой влаге
Вечереющих горных озер
Молодые и старые маги
Кипарисовый сложат костер.
 
 
И покорно, склоняясь, положат
На него мой закутанный труп,
Чтоб смотрел я с последнего ложа
С затаенной усмешкою губ.
 

Из стихотворения «Завещание», 1910 г.

Не возвращаться бы ему, ох не возвращаться бы! Остался бы жив. А он надумал назад, в Россию. Кто его там тронет, известного поэта во всем блеске славы… Ну и еще Ахматова. Гумилев имел десятки романов повсюду, всегда. Но, изменяя ей, по-настоящему любил только свою Аню. Его тянуло к ней. Поймет, простит… 10 апреля 1918 года Гумилев отправляется в Россию, куда и доберется окольными путями.

А там уже вовсю разгорается Гражданская война, бывшие союзники по Антанте превращаются в интервентов. Новая красная власть с большим подозрением смотрит на офицеров-золотопогонников, пусть и снявших мундиры. А это еще и Петроград, колыбель трех революций, где теперь заправляют чекисты. Удивительно, что Гумилева «товарищи» не хлопнули сразу по приезде. Он будет жить и творить еще три с лишним года.

Две Анны и Николай

Увы, разбитое зеркало, в котором когда-то отражалась большая любовь двух больших поэтов, не захотело склеиваться. Между ними происходит последнее решительное объяснение. Анна тверда – жить вместе у них уже никогда не получится, даже ради общего сына Левы. Николай просто убит, хотя давно уже можно было предположить такую развязку. Знакомые, на квартире которых происходило объяснение рассказывали: «Коля страшно побледнел, помолчал и сказал: «Я всегда говорил, что ты совершенно свободна делать всё, что ты хочешь». Встал и ушёл».

Стихи Гумилева тех дней полны тоски и предчувствий.

 
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
 
 
Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам
– Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
 
 
Я люблю – как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.
 
 
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще…
 

1918 г.

К «дикой щели» мы еще вернемся, это как раз из разряда предсказаний.

В августе 1918 года Анна Ахматова и Николай Гумилев официально разводятся. Инициатор, разумеется, она, он, видит бог, этого не хотел.

Довольно скоро Ахматова вторично выходит замуж – за ученого-востоковеда Владимира Шилейко, но и здесь семейная жизнь не заладится. Шилейко рассчитывал получить просто скромную жену, а получил поэтессу с амбициями. Говорят, что он даже кипятил рукописями ее стихов самовар… Будет у Ахматовой еще и третий брак, но и его не назовешь счастливым.

Гумилев же летом 1919-го женится на Анне Энгельгардт, дочери ученого-историка и знатока литературы. Анна – одна из многих его поклонниц, мимолетное увлечение. У них родится дочь Елена, но больших чувств в этом браке так и не будет. Анна Энгельгардт не станет ни его музой, ни хранительницей памяти поэта.

А вот как раз Ахматова останется памяти верна. Это она не даст пропасть многому из того, что вышло из-под пера Гумилева. Это она приедет на автомобиле на станцию Бернгардовка, тоскующей птицей будет кружить у реки Лубья в поисках могилы своего Коли. Друзья помогут составить схему местности. Тут? Или, может, вот тут? Где же зарыты его косточки? А Гумилёв как бы отвечает из прошлого, откуда-то из космоса:

 
Не накажи меня за эти
Слова, не ввергни снова в бездну, –
Когда-нибудь при лунном свете,
Раб истомленный, я исчезну.
 
 
Я побегу в пустынном поле
Через канавы и заборы,
Забыв себя и ужас боли,
И все условья, договоры.
 
 
И не узнаешь никогда ты,
Чтоб в сердце не вошла тревога,
В какой болотине проклятой
Моя окончилась дорога.
Из стихотворения «Прощенье», зима – весна 1918 г.
 

Болотина! Это же сырая, заросшая пойма реки Лубья. Но где точно? Как найти? Повсюду братские могилы убитых чекистами людей и тысячи костей вперемешку.

Холодное слово «расстрел»

Большевистская политика военного коммунизма довела народ до крайности – и в городе, и на селе. В феврале 1921 года в Петрограде и Москве начинают проходить массовые забастовки рабочих. Большевики и чекисты в недоумении. Для них, пролетариев, делали пролетарскую революцию, а они… видите ли, недовольны, бунтуют! Дело принимает совсем серьезный оборот, когда на сторону рабочих становятся матросы Кронштадта. Гарнизон морской крепости численностью 27 тысяч человек, имея два линкора, мощную артиллерию, мог просто смести «товарищей», которым прежде был верной опорой. Никакие увещевания, уговоры не помогают. Кронштадтцы отбивают атаки красноармейцев, налет аэропланов.

Не будь море замерзшим, все могло бы обернуться иначе. Красноармейцы проходят по льду к Кронштадту и 17 марта берут крепость. Сразу же было расстреляно три сотни моряков. Более 2 тысяч восставших казнили по решению революционного трибунала. Расстреливали и потом, так сказать, вдогонку. Злоба карателей была тем сильнее, что против них восстали не классовые враги, а рабочие, матросы, простой народ, восстали стихийно. Надо было непременно подать дело так, что мятеж организовали враги советской власти, внешние и внутренние, – белогвардейцы, шпионы.

Но откуда их взять, если таковых организаторов в природе не было? ЦК партии большевиков и Совнарком ставят перед доблестными чекистами задачу: из-под земли достать тех, кто организовал мятеж, где хотите! И их находят, где могут, – возникает так называемое «Таганцевское дело» (дело о заговоре «Петроградской боевой организации В.Н. Таганцева»), к нему «подшивают» и Николая Гумилева.

Кронштадт! Город, в котором он родился. Но к восстанию моряков Гумилев ни с какого бока не причастен, так же как и другие «организаторы». А «Боевая организация», в которую входили бывшие офицеры и представители питерской интеллигенции («главарь» ПБО Владимир Николаевич Таганцев – профессор, ученый-географ), она была? И да и нет.

Дело нельзя назвать целиком инспирированным ЧК. Но боевого в организации было немного, да и была ли организация: встречалась недобитая интеллигенция, поругивала советскую власть, размышляли, как бы от нее, проклятой, избавиться. Гумилев агитки, кажется, еще против нее сочинял. Или только собирался. Что, мало?

Поэта арестовали 3 августа 1921 года на его питерской квартире. Следствие, если это можно назвать следствием, шло завидными темпами. Потребовалось всего три недели допросов в чекистском узилище, чтобы установить его «вину». (Возможно, Гумилева били, на мысль о чем наводят его последние фото из дела.)

Из стихов, адресованных Ахматовой:

 
Ты не могла иль не хотела
Мою почувствовать истому,
Свое дурманящее тело
И сердце бережешь другому.
 
 
Зато, когда перед бедою
Я обессилю, стиснув зубы,
Ты не придешь смочить водою
Мои запекшиеся губы…
1917 или 1918 г.
 

За него пытались заступиться известные люди. Луначарский, даже сам Горький, как говорили, ходатайствовали за него. Ничего не помогло. Горький уедет за границу, фактически в эмиграцию, побудит его к этому в том числе и расстрел поэта Николая Гумилева.

«Выписка из протокола заседания Президиума Петрогуб. Ч.К. от 24.08.21 года (приговор):

Гумилев Николай Степанович, 35 лет, бывший дворянин, филолог, член коллегии издательства «Всемирная литература», женат, беспартийный, бывший офицер, участник Петроградской боевой контрреволюционной организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности».

За несколько месяцев до этого у Гумилева были очень тяжелые предчувствия.

Вот что вспоминала Ирина Одоевцева (настоящее имя – Ираида Гейнике, родом из Риги), ученица литстудии Гумилева, впоследствии небесталанная писательница и поэтесса.

В октябре 1920 года в одном из храмов Северной столицы Гумилев заказал службу в память о Михаиле Лермонтове. Так он хотел почтить родственную душу: оба были славными воинами и славными поэтами. Во время панихиды он стоял на коленях, повторяя за священником слова. Вскоре после этого он рассказал Одоевцевой: «Иногда мне кажется… что и я не избегну общей участи, что и мой конец будет страшным. Совсем недавно, неделю тому назад, я видел сон. Нет, я его не помню. Но когда я проснулся, я почувствовал ясно, что мне жить осталось совсем недолго, несколько месяцев, не больше. И что я очень страшно умру… Скажите, вы не заметили, что священник ошибся один раз и вместо «Михаил» сказал «Николай»?»

В ночь на 26 августа 1921 года один из, если не самый блестящий, поэт Серебряного века, герой войны Николай Степанович Гумилев и еще 56 участников «Таганцевского заговора» были казнены в районе станции Бернгардовка. Несколько дней спустя, 1 сентября, газета «Петроградская правда» сообщила «О раскрытом в Петрограде заговоре против Советской власти».

Подробности казни в 1922 году приводит газета «Революционное дело» (издавалась эсерами-эмигрантами в Гельсингфорсе, Финляндия): «Расстрел был произведен на одной из станций Ириновской ж.д. Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться. Начались крики, вопли о помощи.

Часть обреченных была насильно столкнута в яму и по яме была открыта стрельба. На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером. После чего яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землей».

С чьих слов это записано, кто был свидетелем страшного дела, неизвестно. Так же как и то, кто свидетельствует о мужественном поведении Гумилева во время расстрела («Улыбался, докурил папиросу…»). Документальных подтверждений, увы, нет.

В 1992 году Николай Гумилев и другие казненные участники «Петроградской боевой организации» были официально реабилитированы за отсутствием состава преступления.

Анна Ахматова скончалась 5 марта 1966 года, прожив в тяжелых обстоятельствах еще 45 лет после смерти своего Коли…

Памятные знаки и памятники Николаю Гумилеву установлены во многих местах, с ним связанных, – в Коктебеле, в Шилове Рязанской области, в поселке Победено Калининградской области, в Харькове, в городе Бежецке, во Всеволжске, в Латвии – в усадьбе Арендола.

В сухом остатке. Что предсказано

Как видим, у Николая Гумилева есть не одна, а много стихотворных строк, содержащих намеки на его уход из земной жизни.

Причина смерти – пуля, при всех тех оговорках, которые приведены выше. Погибнуть на фронте он мог и от сабельного удара, и от разрыва снаряда. Но представлял себе именно 9 граммов свинца, а не что-то еще. Пуля, которая «отыскала его грудь, пришла за ним», оказалась не немецкой, но все-таки это была пуля.

Место смерти (трудно сказать – упокоения): ни на постели, ни при нотариусе и враче, «…а в какой-нибудь дикой щели, утонувшей в густом плюще…».

На Ржевском полигоне, где проводились расстрелы, диких щелей хватает. За таковые могут сойти и ямы, куда сваливали трупы. Но где точно останки Гумилева, не установлено, и, скорее всего, они уже не будут найдены.

И про Ахматову, получается, он предвидел, что не найдет она его: «И не узнаешь никогда ты, / Чтоб в сердце не вошла тревога, / В какой болотине проклятой / Моя окончилась дорога». Да, так и не узнала. А вот тревога в сердце вошла.

Именно на «болотине» при речке Лубья установлен крест-кенотаф в память о Гумилёве. Место не подтверждено, но по какому-то наитию его поставили именно здесь.

Еще раз вспомним предостережение Анны Ахматовой: «Поэты, не предсказывайте свою смерть – сбывается!» Николай Гумилев не слушал свою Анну и предсказал слишком много.

Глава 3. Мертвая петля Сергея Есенина

Сергей Александрович Есенин, 30 лет

21.09(03.10 н.с.).1895–27(28?).12.1925

Родился в селе Константинове Рязанской губернии

Умер в Ленинграде

 
Устал я жить в родном краю
В тоске по гречневым просторам.
Покину хижину мою,
Уйду бродягою и вором.
 
 
Пойду по белым кудрям дня
Искать убогое жилище.
И друг любимый на меня
Наточит нож за голенище.
 
 
Весной и солнцем на лугу
Обвита желтая дорога,
И та, чье имя берегу,
Меня прогонит от порога.
 
 
И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зеленый вечер под окном
На рукаве своем повешусь.
 
 
Седые вербы у плетня
Нежнее головы наклонят.
И необмытого меня
Под лай собачий похоронят.
1916 г.
 

К Сергею Александровичу Есенину в России особое отношение – он один из самых любимых и популярных национальных пиитов, к которому уже целый век «не зарастает народная тропа». Уж если кого приворожил березовым ситцем своих строк, то это навсегда.

Похищенный томик

Хотя сегодня место поэзии и поэтов в нашей суетной, смутной, переформатированной жизни достаточно скромное, фанатов Есенина тысячи и тысячи. Есть сайты поклонников, его стихи «осовременили» рэперы.

На рэп сегодня перекладывают тексты многих классиков – Пушкина, Маяковского. Но Есенина любят больше всего – сотни тысяч просмотров, например, в TikTok. Тем более хватало почитателей в советскую, доинтернетную эпоху, когда главным носителем поэтического слова была книга. Печатались книги в СССР миллионными тиражами, но их все равно не хватало.

Признаюсь, в далекой читательской юности «подсел» на Есенина и я. Настолько, что совершил хищение из областной библиотеки – засунул под брючный ремень томик поэта и вынес на себе скрытно, как полковое знамя из окружения. Некрасивый поступок, но очень уж хотелось иметь книжку при себе, в магазинах такую было днем с огнем не сыскать.

Известный портрет Есенина с трубкой – в виде раскрашенных фото, а особый шик – выполненный резьбой по дереву или выклеенный из благородного шпона, украшал жилища многих советских обывателей. Романтический образ гуляки и скандалиста, рязанского Леля, златокудрого пастушка пегасов притягивал простой народ! Но на самом деле Есенин был не прост, совсем не прост.

Посмертная маска и странная отметина

Интерес к поэту нередко перерастал в подлинную любовь и принимал необычные формы.

Военный пенсионер, липчанин Валентин Синельников превратил свою однокомнатную квартиру в музей Сергея Есенина. Там была собрана масса экспонатов, связанных с поэтом, – книги, автографы, воспоминания современников, которые не могли появиться в советской печати; личные вещи Есенина, добытые каким-то непостижимым образом (из дальних мест, ведь в Липецке Есенин никогда не бывал); даже кусочек коры с дерева, посаженного Сергеем у дома в рязанском селе Константинове, оказался «лыком в строку». Экспонаты занимали все пространство, а сам хозяин ютился на кухне.

Однажды в конце 70-х годов с группой журналистов местной «молодежки» мы побывали в этой квартире-музее (позже власти города выделят Синельникову под все расширяющуюся экспозицию 3-комнатную квартиру, а само собрание будет признано «одним из лучших в мировой есениане»). Две вещи вызвали особое любопытство – листочки с матерными стихами Есенина (которых, разумеется, не могло быть в томике, похищенном из библиотеки) и посмертная маска поэта.

Гипсовая маска, конечно, не являлась одной из тех пяти (по другим сведениям, их было семь), что сняли непосредственно с лица мертвого Есенина. Копия или даже копия с копии, но и она удивительно точно передавала не просто черты, но все детали – вплоть до ресничек на опущенных веках. Ясно видимая впадина округлой формы над правой надбровной дугой – что это такое, откуда? С грустным вздохом хранитель музея пояснил: то, что Есенин повесился, вы наверняка знаете, но как именно? Петля была прилажена к вертикальной трубе парового отопления в номере гостиницы «Англетер», лоб самоубийцы соприкасался с раскаленной трубой, в результате и возникла эта вмятина в лобовой кости…

Долгие годы такого объяснения было вполне достаточно, доморощенные и титулованные есениноведы советской поры им удовлетворялись, да и вообще предпочитали не «смаковать» подробности. Кто-то копал глубже и дознавался, что страшный след (от трубы? от удара тупым предметом?) на черепе Есенина замазали пластилином, прежде чем снять последние маски. Великого поэта Страны Советов гримировали, всячески «прихорашивали» перед похоронами. Не лежать же ему в гробу перед публикой с дыркой в башке. Но следы все равно остались!

Чем ближе к нашему времени, тем все больше появлялось вопросов, недоверия к «официальной версии» ухода Есенина из жизни. Конец 80-х открыл двери многочисленным публикациям, авторы которых выстраивали свои версии: имело место убийство поэта с последующей маскировкой под суицид. Их оппоненты гневно обрушивались на «фальсификаторов», часто используя те же факты, что и первые, но интерпретируя их в пользу самоубийства Есенина. Эта пикировка сегодня имеет особо острый характер: Интернет предоставляет просторные площадки для битв «есениноведов». Даже не очень строгая к своим авторам, редко прибегающая к модерации электронная энциклопедия (да пишите что хотите!) была вынуждена специально указать в статье о Есенине: «Разделы «Смерть» и «Версия убийства» Википедия подвергает сомнению. Об этом идет дискуссия». Как говорится, ученые спорят. И зачастую вешают лапшу на уши не шибко ученым.

Что ж, попробуем разобраться, перевешивает ли чья-то чаша весов.

Сам ли в петлю влез?

Пишущие и говорящие о жизни и смерти Сергея Есенина решительно поделились на два лагеря. Одни горячо доказывают, что Есенин, доведенный до крайней черты алкоголизмом, впавший в депрессию, сам наложил на себя руки. Другие, не менее горячо, – что с поэтом зверски расправились чекисты, в спешке затем маскировавшие следы преступления. На этом поле брани (брани во всех смыслах) в ход пускается и легкая, и самая тяжелая артиллерия, такая, как вышедшая в 2020 году увесистая (1029 страниц!) книга «Есенин. Обещая встречу впереди». Ее автор писатель Захар Прилепин, конечно, проделал большую работу, но он сторонник все той же «официальной версии» и не допускает здесь никаких возражений. Есенин – «висельник», и всё.

– Самоубийство в «Англетере» точно не явилось итогом его непростых, но в целом понятных отношений с советской властью, это результат его мучительной поэтической и человеческой судьбы, алкоголизма, бесконечных женитьб, брошенных детей, усталости от самого себя. Сводить этот чудовищный букет к политической подоплеке – попросту нелепо… – говорит Прилепин о Есенине в одном из интервью.

Версии убийства поэта стали плодиться еще в 80-х годах прошлого века, в 90-х стало возможным не только говорить, но и печатать то, что раньше было нельзя.

Одна из основательных работ в этом ряду – книга питерского писателя и литературоведа Виктора Кузнецова «Тайна гибели Есенина» (1997), дополнявшаяся и переиздававшаяся. «В исследовании впервые использовались недавно еще секретные архивно-документальные источники из труднодоступных фондов (ВЧК-ГПУ-НКВД, МВД и др.)… В.И. Кузнецов представляет новые факты и аргументы, убедительно доказывающие убийство великого русского поэта», – говорится в аннотации. Но в общем-то надежных документов, которые поставили бы жирную точку в «деле» Есенина, и не обнаруживается. Тем не менее автор сводит все сюжетные линии к главному «злодею и ненавистнику» поэта – Льву Троцкому, делая местами легкие прокладки: «…И все-таки Троцкий вряд ли отдавал приказ убить Есенина; вполне может быть, он лишь санкционировал его арест в Ленинграде, дабы «проучить» поэта-скандалиста, уклонявшегося от суда. Причем, полагаем, санкция последовала полуофициальная, адресовалась она одному из его ближайших оруженосцев (подразумевается Яков Блюмкин – террорист, чекист, разведчик, организатор спецслужб, охранник Троцкого. – О.Ш.). Последний на допросах бурно реагировавшего поэта, возможно, переусердствовал, что и привело к трагическому финалу».

Свою «убийственную» версию выстраивает писатель, публицист Наталья Сидорина, автор книги «Златоглавый. Тайна жизни и гибели Сергея Есенина» (2006 г., изд-во ОАО «Янтарный сказ», Калининград): «Поэта убили вечером 27 декабря канделябром, затем инсценировали его самоубийство через повешение… Писатель Борис Лавренев писал в «Красной газете» (Ленинград, 1925 г., 30 декабря): «Мы разошлись с Сергеем в 1918-м году – слишком разно легли наши дороги. Но я любил этого казненного дегенератами мальчика искренне и болезненно. И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнаруженную правду и назвать палачей и убийц – палачами и убийцами, черная кровь которых не смоет кровавого пятна на рубашке замученного поэта», – цитирует Лавренева Сидорина.

Как вообще в «Красной газете» могли появиться такие строки – с явным намеком на палачей из ОГПУ? Не укладывается в голове! Но если взять не отрывок, а всю статью молодого тогда, очень эмоционального питерского литератора Лавренева «Казненный дегенератами», окажется, что имелись в виду не дегенераты-чекисты, а дегенераты-имажинисты, богемное окружение Есенина. Такое можно было печатать. Прилепин приводит более пространный отрывок из «Красной газеты» (№ 315, вечерний выпуск):

«Литературные шантажисты, которые не брезгали ничем и которые подуськивали наивного рязанца на самые экстравагантные скандалы, благодаря которым, в связи с именем Есенина, упоминались и их ничтожные имена. Не щадя своих репутаций, ради лишнего часа, они не пощадили репутации Есенина и не пощадили и его жизни. Дегенерированные от рождения, нося в себе духовный сифилис, тление городских притонов, они оказались более выносливыми и благополучно существуют до сих пор, а Есенина сегодня уже нет. С их лёгкой руки, за ними потянулись десятки мелких хищников, и трудно даже установить, какое количество литературных сутенёров жило и пьянствовало за счёт имени и кармана Есенина, таская несчастного обезволенного поэта по всем кабакам, волоча в грязи его имя и казня его самыми гнусными моральными пытками».

Закадычные дружки-имажинисты, такие как Мариенгоф, по версии Лавренева, не в буквальном, конечно, смысле, казнили, а морально подталкивали Есенина к петле. Что называется – доведение до самоубийства! А чекисты к этому делу рук не прикладывали. Сидорина со своим вырванным из контекста отрывком посрамлена, Прилепин торжествует.