Текст книги "К истокам Руси. Народ и язык"

Думаю, далее, что языкового (и прочего) различия между русский и российский часто просто не понимают на Западе, как не вникают в него и наши расплодившиеся доморощенные переводчики с английского и на английский, когда, например, Российская Федерация переводят как Russian Federation, хотя адекватно только – Federation of Russia (иначе выходит «Русская Федерация»).

Закончить же я хочу светлым примером, который выделяется и как маркированный, говоря терминами лингвистической оппозиции. На фоне не очень безобидных политических игр, в которые оказалось, увы, вовлеченным также имя нашего народа и нашей страны, таким светлым, маркированным примером неожиданно оказывается словоупотребление В.В. Путина по интересующему нас вопросу, ибо этот человек (и гражданин) заканчивает свое недавнее «Открытое письмо к избирателям» (цитирую) «как русский человек». Более того, это не случайная оговорка, и я позволю себе продолжить цитирование – уже другого, более позднего, материала, показывающего, что это – серьезно и перед нами кредо человека, отдающего себе отчет во всем, знающего цену правильному, точному словоупотреблению, ибо на дурацки-провокационный вопрос интервьюерши: «Вы ощущаете себя мессией?» – В.В. Путин отвечает: «Я ощущаю себя простым русским человеком, который испытывает такие же чувства, как и любой российский гражданин». «Русский человек» – «российский гражданин», как точно сказано! Но стоит – для полноты картины – процитировать и следующую фразу из текста интервью все того же номера «Известий» от 29 февраля 2000 г.: «Так ответил на вопрос Владимир Путин, тогда еще начинающий премьер-министр, осенью прошлого года. Интервью так и не было опубликовано – имиджмейкеры премьера сочли его, видимо, излишне откровенным…»

Вот так. «Имиджмейкеры» ли купировали тогда волеизъявление премьера или всемогущие «массмедиа-мейкеры», как склонен думать я? Кто больше всех шумит «против цензуры», тот и проговорился. И еще: их цензура оказывается направлена на то, чтобы не пропустить «лишней информации» о предмете, о котором мы снова говорим сегодня. Значит, не зря говорим.

Из истории языка Древней и новой Руси

1. Из истории и лингвистической географии восточнославянского освоения

Тема, вынесенная в заглавие, касается нескольких смежных наук, в их числе истории, археологии, языкознания. Наверное, справедливо считается, что первые две из них лучше осязают человека в истории, поэтому с них и начнем, не теряя, впрочем, связи и с языкознанием, к которому целиком обратимся в конечном счете, и памятуя об известной ограниченности возможностей каждой из названных дисциплин (истории, связанной письменными источниками, археологии, чьи реалии безгласны, и языкознания, возможности которого также небеспредельны). Обыкновение черпать поэтому дополнительные аргументы из соседних дисциплин достаточно распространено, было бы искусственным стремиться избегать его, совокупная картина бывает интересна и поучительна (крайних случаев, когда превышена мера в использовании дополнительных аргументов, что влечет за собой обвинение в эклектизме, касаться не будем).

Предлагаемый очерк не может претендовать на исчерпанность специальной литературы, а также на сколько-нибудь широкий охват заявленной темы. Пришлось сделать выбор, очевидный для нас в данном случае уже с самого начала. Поэтому мы остановились на комплексе проблем, связанных с племенем вятичей, оставив сейчас в стороне другие проблемы, тоже, вероятно, большие. И хотя, например, в стороне при этом осталось самое крупное древнерусское племя кривичей, наше внимание целиком привлекли вятичи, и мы постараемся в дальнейшем объяснить, что предмет действительно заслуживает этого.

И здесь тоже продолжается прежний интерес и угол зрения: русские города как форпосты христианской письменной культуры, история племен, старое и новое. Но именно здесь, как нигде, поджидали нас парадоксы в чисто русском духе («Ты и убогая, ты и обильная»), парадоксы, видимые через призму судьбы самобытнейшего из племен Руси – вятичей. Да, они пришли издалека, отголоски этого запечатлела летопись. Но ведь и другие племена наши тоже пришли и приходили, кто раньше, кто позже. Позже всех крестившиеся, якобы отсталые, вятичи оказались в центре русского пространства. Самоотверженно расширяли (раньше новгородцев) это пространство и самоотверженно теряли его.

Дали миру две столицы – Рязань и Москву, обе – вятичские. Якобы отсталые и не имевшие собственных летописей, обнаружили удивительную низовую грамотность на уровне «домохозяек» и ремесленников XI – XII веков. Так и оставшиеся не самыми богатыми на Руси, накопили богатейший исторический и культурный опыт. Именно ему в первую очередь обязан автор возможностью и поводом, чтобы обобщить некоторые нестандартные мысли и итоги, главным образом по истории языка древней и новой Руси. Таким образом, излагаемые в дальнейшем наши поиски и наблюдения обещают обрести характер некой апологии вятичей (если иметь в виду, что апология является в известном смысле и оправданием интереса к предмету и – прославлением его). Посему – поклон вятичам.

2. Вятичи-рязанцы среди восточных славян

История застала вятичей в положении самого крайнего славянского племени на востоке[387]387
  Иловайский Д.И. История Рязанского княжества. М., 1858, с. 8.


[Закрыть]. Уже первый наш знаменитый летописец Нестор[388]388
  Повесть временных лет // Памятники литературы древней Руси. XI – начало XII века. Составление и общая редакция. Л.А. Дмитриева, Д.С. Лихачева. М., 1978, с. 30 – 31.


[Закрыть] характеризует их как крайне отсталых и диких людей, живущих наподобие зверей в лесу, едящих все нечистое, сквернословящих, не стыдясь родителей и женщин рода, и, конечно, нехристиан. Что-то из этой негативной картины, наверное, отвечало тогдашней действительности начала XII века, а что-то оказывалось и на тот час откровенным преувеличением, говоря языком нынешним – политической пропагандой[389]389
  Ср. Никольская Т.Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна Верхней и Средней Оки в IX – XIII вв. М., 1981, с. 10.


[Закрыть]. Преподобный Нестор был киевским полянином, и вятичи, не сразу покорившиеся Киеву, такой оценки в его глазах заслуживали. Мы сейчас, по прошествии веков, смотрим на дело иначе, спокойнее, многое изжило время, хотя – как знать, может быть, не все. Вообще говоря, именно с вятичами связываются ряд противоречий или парадоксов, известных или менее известных. Уже один из первых их историков готов, опираясь на свидетельство Нестора, признать, что они не имели земледелия[390]390
  Иловайский Д.И. История Рязанского княжества. М., 1858, с. 9.


[Закрыть], но сразу вслед за этим на основе летописных же данных об уплате вятичами дани Святославу и Владимиру, то есть в достаточно раннее время, «по шелягу с плуга» заключает, что земледелие они знали[391]391
  Там же, с. 12.


[Закрыть].

И эта наклонность судить о вятичах в духе парадоксов, что любопытно, сохраняется у историков вплоть до нашего времени, побуждая нас к тому, чтобы смотреть на этих вятичей как на самое русское из племен (суждение, как увидим далее, тоже достаточно парадоксальное). Виднейший наш историк, акад. М.Н. Тихомиров, в своей книге «Древнерусские города» говорит о «глухой земле вятичей», с тем чтобы чуть дальше признать, что «в середине XII в. страна вятичей была совсем не столь глухой, как обычно представляется, а наполненной городками»[392]392
  Тихомиров М.Н. Древнерусские города. Изд. 2-е. М., 1956, с. 12, 32.


[Закрыть]. Кстати, все в том же парадоксальном духе – о «городках» или городах у вятичей, о которых будто бы можно говорить «не ранее XII века», но в том же XII веке их вдруг оказывается там поразительно много[393]393
  Иловайский Д.И. История Рязанского княжества. М., 1858, с. 9 и 50.


[Закрыть]. Складывается впечатление, что помимо стойкой предвзятости суждений в этом разнобое повинен и недостаток информации, и у нас есть основания поверить новейшему историку-археологу, когда он говорит о расцвете городской культуры на средней Оке (куда область вятичей также простиралась, см. ниже) уже с XI века[394]394
  Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 255.


[Закрыть]. Кроме того, возможно ли продолжать говорить об отсталости вятичей, державших земли по Оке, через которую с раннего времени пролегал важнейший восточный торговый путь, предшественник пресловутого пути «из варяг в греки»[395]395
  Там же.


[Закрыть]?

Ну и, наконец, отнюдь не «отсталость» привлекала в вятичах киевских князей, в частности такого победоносного завоевателя, как Святослав; серьезность его завоевательных планов иллюстрирует миниатюра из Радзивиловской летописи под 964 годом: князь Святослав принимает побежденных вятичей, сидя на троне[396]396
  Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ХII – ХIII вв. М., 1982, с. 102


[Закрыть].

Полезно иметь в виду и то, что, наверное, обращало на себя внимание в ранние века русской истории – племенную самобытность вятичей[397]397
  Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. Издание второе, переработанное и расширенное. М., 1953, с. 241.


[Закрыть], которую они сохранили «дольше других восточнославянских племен»[398]398
  Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 254.


[Закрыть]. Дальше – больше. Известно, что русские племена – пришельцы в основной земле своего обитания, на Восточно-Европейской, иначе – Русской, равнине. В вятичах же замечательно то, что они как бы сугубые пришельцы. Их приход совершился если не совсем на глазах письменной истории, то все же на памяти уже осевших вокруг племен, причем обычно сообщается, откуда они (вместе с радимичами) пришли, по формулировке начальной русской летописи – «от ляхов». И в этом действительно есть «зерно истины»[399]399
  Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.) Л., 1968, с. 13.


[Закрыть], поскольку, в отличие от тенденциозных в самой своей сущности древних рассуждений об отсталости и «дикости», информация о месте исхода вятичей никакой корысти или политического резона не сулила. Для нас же это бесценные крохи древнего знания, хотя мы и не собираемся воспользоваться ими с шахматовской прямолинейностью, поскольку великий ученый ассоциировал с ними якобы польские черты в языке восточных славян[400]400
  Шахматов А.А. Очерк древнейшего периода истории русского языка // Энциклопедия славянской филологии. Пг., 1915 (Выпуск 11.1), с. XIX.


[Закрыть]. Но о языке – потом, как и условились, хотя в целом «польская» репутация вятичей – тоже одна из давних традиций, или парадоксов науки, ибо, как пишет один из первых наших историков: «Вятичи – сарматы, обладанные славянами по Оке…»[401]401
  Татищев В.Н. История российская. Т. I. М.-Л., 1962, с. 248.


[Закрыть]. При этом просто надо иметь в виду, что старая польская ученость охотно отождествляла поляков с сарматами (хотя последние, как известно, – древние иранцы!). Понятно, что речь идет об очень давних событиях и их участниках, откуда эта простительная мифологичность. Очень рано вятичи были упомянуты нашей письменностью, их участие в походе князя Олега в Византию значится под 907 годом[402]402
  Рязанская энциклопедия. Рязань, 1995, с. 126 и сл., 674.


[Закрыть], то есть больше тысячи лет назад, но и это, разумеется, не предел, не terminus post quem, потому что археология уверенно судит о более раннем появлении их в наших пределах. Здесь уместно кратко сказать о племенном имени вятичей, поскольку пограничная лингвистическая дисциплина ономастика привычно фигурирует среди исторических аргументов. В общем очевидно, что вятичи – с запада, но ни на славянском Западе, ни на Юге такого этнонима нет, и это притом, что повторяемость этнонимов – известный феномен у славян (чтобы далеко не ходить, достаточно назвать полян киевских и польских полян). Перед нами еще плюс один парадокс, связанный с вятичами. Летопись и тут подсказывает правильный путь: вятичи прозваны по имени некоего вождя (предводителя?), упоминаемого как Вятко[403]403
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в четырех томах. Перевод с немецкого и дополнения О.Н. Трубачева. Изд. 3-е, стереотипное. Т. I. СПб., 1996, с. 376.


[Закрыть], а это последнее имя представляет собой уменьшительную форму от личного имени Вячеслав, прасл. *vętjeslavъ, ср. чеш. Vaclav[404]404
  Там же, с. 378.


[Закрыть], то есть имени исключительно западнославянского. Так, хотя и не совсем обычно, оказался документирован западный источник этнонима вятичей; остальное – детали (среди них – форма V(a)ntit, название народа и области в восточных источниках X века[405]405
  Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ХII – ХIII вв. М., 1982, с. 215, 259.


[Закрыть], позволяющее судить о виде, в котором имя вятичей фигурировало до X века включительно, когда подверглось общему у восточных славян падению носовых). Ни с венедами-венетами, ни тем паче с антами (и то, и другое – чужие для славян аллоэтнонимы) этимологически связывать *vętitje, вятичи, не имеет смысла, несмотря на популярность таких опытов. Перед нами – случай, когда древнее племя первоначально вообще племенного названия не имело (довольствовалось самообозначениями «мы», «наши», «свои» etc.) вплоть до момента личной унии с возглавившим их смельчаком по имени Вятко…

Вообще в самый канун нашей письменной истории Поочье, ставшее основным регионом вятичей, принимало «разные потоки славянской колонизации»[406]406
  Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 66.


[Закрыть], что одновременно и усложняет нашу проблему, и делает ее притягательной для познания. В.В. Седов прямо говорит о многоактности славянского освоения Восточно-Европейской равнины[407]407
  Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999, с. 7.


[Закрыть], и можно заранее наметить эту многоактность, по крайней мере, для нашего региона: среднеднепровские славяне, славяне-вятичи со своего более отдаленного юго-запада и донские славяне, оказавшиеся там, на Верхнем Дону, в свою очередь, в результате каких-то переселений. Считается, что славянское население появилось в бассейне Оки, особенно в ее верховьях, в VIII – IX вв.[408]408
  Никольская Т.Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна Верхней и Средней Оки в IX – XIII вв. М., 1981, с. 12; Седов В.В. Восточные славяне в VI – XIII вв. М., 1982, с. 148.


[Закрыть], встретив здесь племена балтийской принадлежности, возможно, голядь (др.-русск.), каковое название характеризовало местных балтов тоже как «украинных», «окраинных» (лит. galindai, галинды: galas «конец»). Впрочем, места были довольно пустынные, хватало всем, даже при том, что археология обнаруживает тенденцию все время отодвигать, удревнять приход славян, первые группы на верхней Оке – уже в IV – V вв. (!), а в Рязанском (среднем) Поочье – в VI – VII вв.[409]409
  Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999, с. 58, 251.


[Закрыть]. Очевидно, те контакты с балтами передали пришлым славянам название самой реки – Ока, вместе с его ударением в духе закона Фортунатова – де Соссюра (перенос с краткого, циркумфлексного гласного корня на акутовую долготу окончания). Ср. латыш. ака «колодец», лит. akas «полынья», akis «глаз»; «незаросшая вода в болоте», «небольшая бочажина»[410]410
  Дополнения О.Н. Трубачева в: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в четырех томах. Перевод с немецкого и дополнения О.Н. Трубачева. Изд. 3-е, стереотипное. Т. III. СПб., 1996, с. 127; Vanagas A. Zietuiq hidronimu etimologinis Zodynas. Vilnius, 1981, с. 37.


[Закрыть]. Судя по семантике балтийского прототипа, это название могло быть дано верховьям, истоку Оки, а отнюдь не среднему или нижнему течению этой большой реки.

В верховьях Оки, по-видимому, и было положено начало позднейшей области вятичей, ибо ядром вятичей называют верхнеокскую группировку славян, относимую археологически к VIII – X вв.[411]411
  Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999, с. 81.


[Закрыть]. Впрочем, и верхнедонских (боршевских) славян VIII – X вв., мигрировавших в массовом порядке на среднюю Оку в X в., тоже причисляют к вятичам[412]412
  Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 81, 85, 124.


[Закрыть], а уже известную нам многоактность прихода славян усугубляет широкая инфильтрация из Дунайского региона в VIII – IX вв., причем реалии и маршруты весьма напоминают то, что известно о вятичах[413]413
  См. Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999, с. 145, 149, 183, 188, 195.


[Закрыть], где идет речь о прототипах семилопастных – вятичских – подвесок, попавших сюда с Дуная через Мазовше.

Приближаясь к нам постепенно из глубины веков, вятичи обретают черты, сближающие их и с современным районированием, и населением Европейской России. Так, в некоторых летописях вятичи уже отождествляются с рязанцами[414]414
  Кузьмин А.Г. Рязанское летописание. Сведения о Рязани и Муроме до середины XVI в. М., 1965, с. 56.


[Закрыть]. Совпадают и ареалы. «Вся известная нам рязанская «областная» территория по составу славянского населения была вятичской»[415]415
  Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М.. 1951, с. 213.


[Закрыть]. С некоторыми поправками и дополнениями: к области вятичей относят и курско-орловские земли[416]416
  Котков С.И. Говоры орловской области (фонетика и морфология). Дис. … докт. филол. н. Т. I – II. М., 1951, с. 12.


[Закрыть]. Что касается преемственности заселения, важно иметь в виду популярность воззрений прошлого, суть которых заключалась в том, что степная сторона, вплотную подступавшая к Рязанской стороне с юга, и вообще широкие пространства Юга и Юго-Востока полностью обезлюдели и опустели в ходе известных событий, потрясавших эти места прежде и чаще, чем более защищенную лесную сторону. Но абсолютность этих воззрений давно вызывала сомнения и постепенно опровергалась со стороны истории языка и ономастики этой периферии, сохранившей на удивление древние образования.

Однако обделенность судьбой все же не обошла землю вятичей, если мы затронем вопрос о продолжении кирилло-мефодиевских традиций славянской письменности. Нас ждет единодушно отрицательный ответ: «Рязанские летописи до нас не дошли»[417]417
  Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 9.


[Закрыть]; «Ничего не сохранилось от письменности обширных Рязанской и Черниговской земель»[418]418
  Филин Ф.П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков. Историко-диалектологический очерк. Л., 1972, с. 89.


[Закрыть]; рязанские хроники существовали (но не дошли)[419]419
  Даркевич В.П. Путешествие в Древнюю Рязань. Записки археолога. Рязань, 1993, с. 136.


[Закрыть]. Впрочем, этому не стоит удивляться, если вдуматься в ту трагическую роль форпоста, которую было суждено сыграть этой земле. В отношении сохранности письменности все остальные древнерусские земли богаче и благополучнее – Киевская, Галицкая, Псковско-Новгородская, Ростово-Суздальская и др. Гораздо большим парадоксом звучат поэтому доходящие до нас сведения о низовой грамотности, которую – на фоне упомянутого оскудения – вдруг обнаруживает рязанская, вятичская земля с самого давнего времени, но о ней – чуть ниже, когда речь пойдет о культуре.

Характер жилищ вятичей дополнительно отличает их как первоначальных южан – они селились в землянках и полуземлянках, как дунайские славяне, как «склавины» Иордана и, наконец, как, по всей видимости, еще праславяне. Говорят, эту примету не стоит преувеличивать, она обусловлена географической средой обитания; все же важно отметить наличие у вятичей на Верхней и Средней Оке полуземлянок, а к северу, в том числе у кривичей, – наземных срубных построек (домов), добавив, что граница между более северной избой и более южной хатой пролегала где-то здесь, по река Пре[420]420
  Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. Издание второе, переработанное и расширенное. М., 1953, с. 197, 198; Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 127; Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.) Л., 1968, с. 120.


[Закрыть].

В этой ситуации нам остается судить о культуре быта и духа вятичей по тем следам и остаткам, которые дает ископаемая, археологическая культура, у земледельцев-вятичей заведомо небогатая. Все же благодаря трудам наших археологов мы узнаем здесь удивительно много. И здесь нас ожидает, может быть, один из наиболее парадоксальных сюрпризов: вятичские женщины носили необыкновенно элегантные семилопастные височные кольца, устойчиво характерные именно для вятичской области[421]421
  Седов В.В. Восточные славяне в VI – XIII вв. М., 1982, с. 143.


[Закрыть]. Их аналоги ищут и на Востоке, но нам больше импонируют – в общем ансамбле известных данных – западные прототипы, кратко указанные также у нас, выше, ср. еще отмечаемое наличие у древневятичских женщин пластинчатых загнуто-конечных браслетов западноевропейского типа[422]422
  Так! См., со ссылкой на Арциховского: Никольская Т.Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна Верхней и Средней Оки в IX – XIII вв. М., 1981, с. 100, 113.


[Закрыть]. Завидное следование моде, особенно если учесть, что речь-то идет о «глухой земле»! Говоря о вятичских, далее – о рязанских женщинах, нельзя не вспомнить о живом до сих пор обыкновении ношения поневы, тем более что, как отмечают, «ареал синей клетчатой поневы совпадает с территорией распространения вятичских семилопастных височных колец…»[423]423
  Осипова Е.П. Наименования одежды в рязанских говорах (этнолингвистический и лингвогеографический аспекты): Дис. …канд. филол. н. М., 1999, с. 72.


[Закрыть]. Можно, далее, вспомнить о характерности поневы (род юбки) для великорусского Юга, а сарафана – для великорусского Севера, однако сразу скажем, несколько забегая вперед, что названное противопоставление оказывается исторически иррелевантным, поскольку «северно-великорусский» сарафан пришел определенно тоже с юга и вообще это позднее заимствование из персидского и поздняя форма (ср. -ф-!) и первоначально не обозначало женскую одежду… Остается только понева/понька со своим сниженно диалектным уровнем, но яркой, еще праязыковой древностью (праслав. *рon’а), не меньшей, чем у укр. плахта (праслав. *рlахъtа), обозначения архаического прямого покроя, собственно – куска ткани, что подтверждается этимологически. Ср. любопытные аналогии[424]424
  Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. Издание второе, переработанное и расширенное. М., 1953, с. 197.


[Закрыть]: «Этнографические данные показывают, что в придунайской Болгарии распространен особый тип женского национального костюма, в других частях полуострова почти не встречающийся, находящий себе ближайшие аналогии в украинской национальной одежде, принадлежностью которой является «плахта», или одежде великоруcсов Курской и Орловской областей, где были в употреблении «понева» и особый вид передника (рис. 44)».

Естественно, что вся жизнь на Оке полностью преобразилась с приходом туда христианства. Справедливо также и то, что христианство появилось как городская культура[425]425
  Иловайский Д.И. История Рязанского княжества. М., 1858, с. 32.


[Закрыть] и, хотя это случилось несколько позже, чем у остальной Руси, все же христианизации весьма способствовало наличие значительного числа древних рязанских городов, известных в период с XI по XIII век: летописями упоминаются за это время в качестве рязанских городов (и селений) Коломна, Ростиславль, Осетр, Борисов-Глебов, Солотча, Ольгов, Опаков, Казарь, Переяславль, Рязань, Добрый Сот, Белгород, Новый Ольгов, Исады, Воино, Пронск, Дубок, Воронеж, а по Никоновской летописи к рязанским городам относятся еще Кадом, Тешилов, Колтеск, Мценск, Елец, Тула. И это, конечно, не все, в других источниках упомянуты города Ижеславец, Вердерев, Ожск[426]426
  Рязанская энциклопедия. Рязань, 1995, с. 98, 126, 183, 388.


[Закрыть]. Конечно, это и в древности, очевидно, были сплошь и рядом скорее селения, а не города в полном смысле слова. Кроме того, иные из них захирели и превратились в села, как село со славным именем Вышгород, на Оке, как, в конце концов, та же Рязань (Старая), былая столица княжества. Некоторые такие города-селения были буквально забыты историей, так и не попав в поле зрения летописца. Так судят специалисты о двух городах вятичей, носивших древнее название Перемышль – на Оке в Калужской области, и на реке Моча в Московской области[427]427
  Никольская Т.Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна Верхней и Средней Оки в IX – XIII вв. М., 1981, с. 157 и сл.


[Закрыть].Сама номенклатура в данном случае ведет нас вспять, на древнее русско-польское пограничье, где до сих пор известен город Перемышль, он же по-польски Przemyśl (теперь в пределах Польши[428]428
  Rymut К. Nazwy miast Polski. Wyd. 2. Wrocław etc., 1987, с. 195.


[Закрыть]), возвращая нас тем самым на «трассу вятичей», как мы ее понимаем.

Перенос названий в Рязанской земле с юга – это известный эпизод, в целом уже довольно проясненный – в той части, в которой он касается миграции названий с относительно близкого юга, из среднего Поднепровья, Киевщины, земли полян. Тут мы имеем дело с повторением целых топонимических гидронимических ансамблей, взять хотя бы это повторение в черте города Переяславля Рязанского (нынешняя Рязань) – Переяславль – Трубеж – Лыбедь – Дунай/Дунаец, которое неизменно упоминается всеми писавшими об этих местах[429]429
  Смолицкая Т.П. Гидронимия бассейна Оки (список рек и озер). М., 1976, passim; Тихомиров М.Н. Древнерусские города. Изд. 2-е. М., 1956, с. 434; Даркевич В.П. Путешествие в Древнюю Рязань. Записки археолога. Рязань, 1993; с. 65; Чумакова Ю.П. Расселение славян в среднем (Рязанском) Поочье по лингвистическим и историческим данным. Уфа, 1992, с. 8; Рязанская энциклопедия. Рязань, 1995, с. 507.


[Закрыть]. Не все, правда, просто и однозначно и с этими названиями, во всяком случае теми из них, на которых лежит печать более дальних связей и прихода/переноса с более дальнего Юга и Юго-Запада: это Дунай/Дунаец, указывающий (через посредство польской территории и тамошних вех вроде Dunajec) приток верхней Вислы[430]430
  Hudronimia Wisty. Cz. I. Wykaz nazw w ukladzie hydrografcznym. Pod red. P. Zwoliriskiego. Wrocław etc. 1965, с. 26.


[Закрыть] на великую реку в Центральной Европе, и Вышгород, также обнаруживающий, помимо киевского, днепровского, – дунайский прототип. Относительно Данаи, Лыбедь см. «Етимологiчний словник…»[431]431
  Етимологiчний словник лiтописних географiчних назв Повiденноi Pyci. Киïв, 1985, с. 53 – 54, 83 – 84.


[Закрыть], еще одна западная ассоциация – Вислица в среднем Поочье[432]432
  Чумакова Ю.П. Расселение славян в среднем (Рязанском) Поочье по лингвистическим и историческим данным. Уфа, 1992, с. 124 – 125, 142.


[Закрыть].

Огромной проблемой по-прежнему остается южный, юго-восточный фланг вятичей, максимальное расширение которого пришлось на дописьменные, «темные» века, которых главным образом и касается реконструкция в труде Шахматова и нескольких других ученых, охватываемая понятием «Приазовской» (иначе – Азовско-Черноморской) Руси, которую целые последующие поколения почему-то поспешили сдать в архив. Здесь мы не будем на ней останавливаться, поскольку уже сделали это в другом месте. Заметим лишь, что это как раз тот случай, когда правдоподобие и вероятие привычно недооцениваются. Ведь дело отнюдь не только в том, что с XI в. был перерезан «торный путь» с Оки по Дону в Тавриду[433]433
  Иловайский Д.И. История Рязанского княжества. М., 1858, с. 123.


[Закрыть]. Дело в том, что пространство русского языка и племени реально было другим, и Тмутаракань как дальний южный форпост объективно свидетельствует об этом. Только на этом пути мы еще, пожалуй, способны наверстать и понять многое, в том числе и генезис русского имени. Взамен этого позитивистски настроенная история довольствуется только реальностью Дикого поля и старательно избегает реконструкции даже самого очевидного.

Из древностей, гораздо более ранних, чем X век, связавших в первую очередь вятичскую, рязанскую Русь и русскую Тмутаракань на Таманском полуострове, назовем здесь боспорские монеты III – IV вв. н. э. в археологических раскопках на городище Старой Рязани[434]434
  Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 46 – 47.


[Закрыть] да еще, пожалуй, тождество семантического калькирования, установленное между древнерусским названием города Славянск-на-Кубани – Копыль, означавшим, видимо, не только «подпорка», но и «отросток», и восстановимым индоарийским (синдо-меотским) названием примерно тех же мест – *utkanda, «отросток», очень красноречивым в моих глазах[435]435
  Трубачев О.Н. Indoarica в Северном Причерноморье. Реконструкция реликтов языка. Этимологический словарь. М., 1999, с. 286.


[Закрыть].

Сказанное (включая этот яркий, по-моему, пример «индоарийских зорь на кубанском хуторе») имело целью показать довольно четкую привязку еще одного из вятичско-рязанских парадоксов как на стадии блистательного прирастания русских земель Юго-Востоком («О Руская земле, уже за шеломжнемъ еси!» – «…за проливом», «Слово о полку Игореве»), так и на стадии последующих горьких утрат, взывавших «поискати града Тьмутороканя»[436]436
  Там же.


[Закрыть]. Русь помнила эту связь Рязани и Тмутаракани[437]437
  Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. М., 1858, с. 14.


[Закрыть] и притом – очень четко[438]438
  Ср. Татищев В.Н. История российская. Т. I. М.-Л., 1962, с. 249.


[Закрыть]: «Тмуторокань…, ныне Резанская правинцыя». Разумеется, с вариантами: Тмутаракань – черниговский город[439]439
  Тихомиров М.Н. Древнерусские города. Изд. 2-е. М., 1956, с. 351.


[Закрыть]. Конечно, нельзя забывать об участии во всем этом Северской земли, хотя и не с той степенью державности.

Возвращаясь к истории культуры, мы наблюдаем пусть единственное, но курьезное повторение вятичско-рязанского парадокса (отсутствие письменности при наличии проявления ранней низовой и бытовой грамотности) опять-таки в Тмутаракани, откуда дошла эта единственная древнейшая канцелярская надпись на камне XI века о том, что князь Глеб мерил море «по леду от Тмуторокани до Корчева» (Керчи)… Этот эпиграфический памятник взвихрил вокруг себя целую дискуссию насчет своей подлинности, но стоит прислушаться к мнению: «С точки зрения языка она (надпись. – О.Т.) безупречна»[440]440
  Шахматов А.А. Курс истории русского языка. Ч. I. Изд. 2-е. СПб., 1908, с. 287; Медынцева А.А. Тмутараканский камень. М., 1979, passim.


[Закрыть].

Клад в приокском селе с древним названием Вышгород содержал наряду с железными сельскохозяйственными орудиями также писала для письма[441]441
  Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 196.


[Закрыть]. Эти писала, или стили, применялись для нанесения самых разных, в основном бытовых, надписей. Очевидно, перед нами то, что относят к дорукописной продукции[442]442
  Ср. Рождественская Т.В. Эпиграфические памятники Древней Руси X – XV вв. Дис. …докт. филол. н. СПб., 1994, с. 9.


[Закрыть], но только такая письменность Рязанской земли единственно дошла до нас, знаменуя собой и грамотность, и городскую культуру[443]443
  Тихомиров М.Н. Древнерусские города. Изд. 2-е. М., 1956, с. 85, 263.


[Закрыть], и – со всей скудостью – состояние живого местного языка, не будучи произведением переводной литературы. Рязанские граффити датируются в основном ХI – ХIII веками[444]444
  Даркевич В.П. Путешествие в Древнюю Рязань. Записки археолога. Рязань, 1993, с. 138.


[Закрыть], но есть, возможно, и более древние, как на пряслице, найденном рязанским археологом В.И. Зубковым в 1958 году: ПРЯСЛНЬ ПАРАСИН «пряслень Парасин»[445]445
  Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 156 – 157.


[Закрыть], XI – начало XII в. Любопытно как свидетельство женской грамотности. Само собой, это предполагает, кроме грамотности владельцев, городского населения (в противном случае надпись просто теряет смысл), также грамотность производителей, ремесленников. В литературе уже набралось некоторое количество свидетельств этой грамотности – надписи «княжее есть», «Молодило», даже фразы: «Новое вино Добрило послал князю Богунка» (тоже XI – XII вв.), причем делается любопытная констатация, что эта – домонгольская – грамотность населения Рязани превосходит грамотность позднейшую[446]446
  Медынцева А.А. Эпиграфические находки из Старой Рязани // Древности славян и Руси. Сборник в честь 80-летия Б.А. Рыбакова. М., 1988, с. 248, 255.


[Закрыть]. Надписи фиксируют личные имена людей: «Орина» – медальон, найденный в Старой РязаниТихомиров М.Н. Древнерусские города. Изд. 2-е. М., 1956, с. 427.[447]447


[Закрыть], «Макосимове», надпись на литейной формочке в Серенске[448]448
  Никольская Т.Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна Верхней и Средней Оки в IX – XIII вв. М., 1981, с. 142, рис. 48.


[Закрыть], в последнем случае притяжательная форма «Максимов» (sc. lie. «льячек»?) с любопытной огласовкой конца слова им. п. ед. ч. м. р., обычно наблюдаемой на новгородском северо-западе. Остается добавить, что однотипные пряслица (распространенный предмет для нанесения надписей) «бытуют в Рязанской области и до настоящего времени»[449]449
  Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 296.


[Закрыть].

Город Рязань впервые упомянут (именно упомянут, а не основан) в 1096 г., на добрых полвека раньше Москвы. Это полувековое опережение мы еще сможем вспомнить потом, когда зададимся вопросом, кем или на чьей почве была основана Москва. Когда речь идет об основании города, все охотно начинают припоминать этимологию его названия, – историки, археологи, возможно, охотнее других. Так и на этот раз. Если не считать откровенно любительского сближения названия Рязань с диал. ряса «топкое место», которое элементарно сюда не подходит прежде всего потому, что Рязань (и Старая, и новая, Переяславль Рязанский) закладывалась на правом, горном берегу Оки, популярно и пользуется широкой известностью толкование от мордовского Эрзянь «эрзяньский», «эрзя» – «мордовский»[450]450
  См. Никонов В.А. Краткий топонимический словарь. М., 1966, с. 362


[Закрыть], но и оно сомнительно как в формальном отношении[451]451
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в четырех томах. Перевод с немецкого и дополнения О.Н. Трубачева. Изд. 3-е, стереотипное. Т. III. СПб., 1996, с. 537.


[Закрыть], так и в реальном, в общем придумано ad hoc. Начинать надо с уточнения первоначальной формы названия, а таковой – что замечательно! – была форма мужского рода: къ Резаню[452]452
  Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. М., 1858, с. 23.


[Закрыть]. Дальше все выстраивается в довольно логичный ряд: Резанъ – притяжательное прилагательное на -jb от личного имени собственного Резанъ, то есть «принадлежащий человеку по имени Резанъ». Мужской род древнейшей формы названия города понятен в виду согласования с городъ: двучлен Резань (городъ) – это «Резанов город» (отметим реальность личного имени Резанъ, известного с 1495 г.[453]453
  См. Тупиков Н.М. Словарь древнерусских личных собственных имен.// Записки Отделения русской и славянской археологии имп. Русского Археологического общества. Т. VI. СПб., 1903, с. 402; Веселовский С.Б. Ономастикой. Древнерусские имена, прозвища и фамилии. М., 1974, с. 267: Резановы, Резаный, XVI в.


[Закрыть]). Сюда же, кстати, и фамилия Рязанов (е> я вне ударения в якающей среде, прямое же соотнесение с Рязанью[454]454
  Унбегаун Б.О. Русские фамилии. М., 1989, с. 113.


[Закрыть] неточно). Впрочем, формы на -е– держались довольно долго, ср. резаньскои, 1496 г.[455]455
  Памятники русской письменности XV – XVI вв. Рязанский край. Издание подготовили С.И. Котков, И.С. Филиппова. М., 1978, с. 15.


[Закрыть]. На естественный вопрос, что представляет собой само это исходное личное имя Резанъ, ответ в общем ясен: краткая форма страдательного причастия, то есть «резаный», так назвать или прозвать могли младенца, «вырезанного (из чрева матери)»[456]456
  Ср. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в четырех томах. Перевод с немецкого и дополнения О.Н. Трубачева. Изд. 3-е, стереотипное. Т. III. СПб., 1996, с. 537.


[Закрыть]. Внешне непрестижное, это имя-прозвище могли порой носить люди выдающиеся. Предположим, что таким был какой-то предводитель-вятич Резанъ, по которому недаром был назван *Резань городъ. Сделать это нам позволяет ни больше, ни меньше как аналогия с Царьградъ, ибо наше царь, полное цесарь – от лат. сaesar, производное от caedo «резать», «рубить», откуда caesar буквально – «выпороток», «вырезанный из чрева матери» (знаменитый Гай Юлий Цезарь родился как раз таким, оперативным путем «кесарева сечения», прославив впоследствии свое прозвище). Наше этимологическое отвлечение может быть полезно еще и тем, что показывает: никакой «земли отрезанной» имя города Рязань скрывать не может[457]457
  Ср. об этом: Рязанская энциклопедия. Рязань, 1995, с. 511


[Закрыть].

Имеет смысл завершить сравнение двух городов (Рязань – Москва), поскольку, как кажется, мы, говоря и о Москве, законно остаемся в земле вятичей.

В связи с интересующими нас вопросами нельзя не обратить внимание на наличие вскрытого археологами широкого клина вятичей XI – XIII вв., захватывающего с Юга все «ближнее Подмосковье» и Москву[458]458
  См. В.В. Седов у: Войтенко А.Ф. Лексический атлас Московской области. М., 1991, с. 61.


[Закрыть]. Курганы вятичей находят вокруг Москвы и в ее черте, что констатировали начиная с Арциховского[459]459
  См. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М., 1951, с. 186.


[Закрыть]. Больше того, самый густой район находок вятичских семилопастных височных колец оказывается не в Поочье, а в Подмосковье[460]460
  Седов В.В. Восточные славяне в VI – XIII вв. М., 1982, с. 144 – 145.


[Закрыть]. Далее, когда сам В.В. Седов полагает[461]461
  Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999, с. 238 – 239.


[Закрыть], что Москва была основана и заселена со стороны Ростова и Суздаля, он, по-видимому, недооценивает известные, конечно, и ему ляшско-вятичские топонимические тождества, ср. Тула – Tul, Вшиж – Uściąz, Коломна – Коломыя[462]462
  Трубачев О.Н. Етимологiчнi спостереження над стратиграфією ранньоi східнослов’янської топонiми // Мовознавство, 1971, № 6, passim. см. с литературой, там же – несколько вятичско-чешских соответствий Подмосковья и Поочья. Не забудем здесь и летописное имя вятичского племенного старейшины Ходопш с его доказанными западнославянскими ассоциациями (см. Этимологический словарь славянских языков, т. 8. М., 1974, с. 50). Относящиеся сюда ЛИ Ходута* засвидетельствованное в составе отчества соуждалъцъ Ходоутиничъ в берестяной грамоте XII в. (см. Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 1995, с. 183 и 239) лишь усугубляет интерес к этому факту.


[Закрыть]. Самым же ярким и полным является ляшско-вятичское тождество Moskiew (в польском Мазовше) = Москва, оба члена которого, с польской и русской стороны, регулярно восходят к древней праславянской основе на -и– долгое *mosky, род. п. *moskъve, и при этом оно уверенно этимологизируется из слав. *mosk– «влажный», «сырой»[463]463
  Ср.: Этимологический словарь славянских языков, т. 20, М., 1994, с. 20; Трубачев О.Н. Праславянское лексическое наследие и древнерусская лексика дописьменного периода // Этимология 1991 – 1993. М., 1994, с. 10; Трубачев О.Н. В поисках единства. Взгляд филолога на проблему истоков Руси. Изд. 2-е, дополн. М., 1997, с. 105.


[Закрыть]. Таким образом, кажется, можно подвести определенные итоги в долгой дискуссии о происхождении имени нашей столицы, точнее, конечно, исторически первоначально – названия реки Москвы, причем сближения с суоми-фин. Masku или с балтийским материалом («балтика Подмосковья») все же уступают по вероятию, глубине реконструкции и всему упомянутому выше культурному фону тождеству Moskiew=Mocквa, др.-русск. Московь, вин. п. ед. ч.[464]464
  См. остальную литературу и прочие сведения в: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в четырех томах. Перевод с немецкого и дополнения О.Н. Трубачева. Изд. 3-е, стереотипное. Т. II . СПб., 1996, с. 660.


[Закрыть]. Как тут не вспомнить старика Татищева и всю его проницательность: «Но я правее разумею быть имя Москвы-реки – сарматское – болотная, ибо в вершине оной болот немало…»[465]465
  Татищев В.Н. История российская. Т. I. М.-Л., 1962, с. 314.


[Закрыть] Все ведь верно и справедливо и притом – не только «в вершине», вспомнить хотя бы знаменитую «Москворецкую лужу», и частые московские наводнения в старину, и, в конце концов, одно то, что Москва и все ближнее Подмосковье стоит на глинистых почвах… Вот и все пока о Москве, добавим лишь, помня то, что когда-то писалось о Рязани (см. также выше), что из двух этих вятичских столиц (если можно так выразиться), на самом топком месте оказалась Москва.