Текст книги "Мое инопланетное детство"

− Да-да, Вы действительно “услышали” меня своим умом. Я могу передавать свои мысли и узнавать мысли других. Также я могу понимать чувства других, − подумал Тыр, глядя на маму своими лукавыми глазами-бусинами.

− Ну и ну! − воскликнула мама, продолжая держать Тыра в объятиях.

Она таки убедилась в его телепатических способностях.

− Вы меня не обидите? – все так же мысленно поинтересовался он у нее на всякий случай.

− Нет! Что ты, дитятко?! Спаситель! Я никогда тебя не обижу, и всегда помогу, если понадобится. − Мама почему-то вмиг распознала, что Тыр − малыш, как и я.

− Тогда Вы меня сейчас отпустите, а то мне домой пора. Но разрешите прибежать сюда завтра вечером и поиграть с Вашим сыном Артемкой, − снова обратившись к маме, промыслил Тыр.

− Конечно, прибегай. Конечно, играй, − ответила мама, выпуская Тыра из объятий.

Она уже поняла, что мое с ней родство и его степень Тыр распознал из ее мыслей и чувств. А мое имя стало известно ему как из ее мыслей, так и потому, что постоянно было у нее на устах.

− Можно я лизну Артемку на прощание? – испросил Тыр напоследок дозволения у мамы.

− Лизни, коль хочется, − улыбнувшись, сказала она.

Тыр метнулся ко мне молниеносным прыжком, и на моей щеке запечатлелось мокрое касание его язычка.

Лизнув меня, Тыр заливисто свистнул, взбрыкнул и понесся в направлении речки.

В лесу за ней обитала его стая.

− « −

Помню, еще в начале нашей дружбы я спросил у Тыра, как члены его стаи общаются меж собой. Мне казалось, что одних только звуков, которые они способны издавать, как и он, для этого мало. Тыр дал ответ, что в большей степени члены его стаи общаются меж собой в мыслях. Так, как это делает он, общаясь со мной и моими родителями.

− « −

Тыр убегал столь стремительно, что его целостный облик не улавливался взглядом.

Он убегал, а я ощущал его счастье. Он был счастлив, что познакомился со мной.

Тыр торопился домой не один, а с исполнившейся мечтой!

Она летела перед ним светлым облачком, и в том облачке был человеческий ребенок по имени Артемка, оставшийся стоять на извечно летнем берегу лунной заводи.

− Как тебя звать, дорогой?! − крикнула ему вдогонку мама, почти не надеясь получить в своих мыслях ответ.

Слишком уж далече всего за несколько мгновений умчался звериный детеныш.

Крикнув, мама вспомнила, как он голосил, а потом бубнил свое ”тыр-тыр-тыр-тыр…”, и подумала, что хорошо бы было звать его Тыром.

Тем же мигом из мира мыслей донесся ответ: “Как подумали, так и зовите”.

− « −

С той поры я дружу с Тыром. Первые годы дружбы за нами присматривала моя мама, так как и она, и мой отец были уверены, что мы еще слишком малы для самостоятельных встреч. С четырех с половиной лет я получил свободу в передвижении к нашей заводи и смог отправляться на встречи с Тыром в одиночку. Единственно, пришлось дать родителям слово, что находиться в воде я буду исключительно вместе с Тыром. Свое слово я держу.

− « −

Одевшись и обувшись, я поправил под безрукавкой маленький мешочек, который всегда носил на шее.

Родители тоже носили такие мешочки. Всем нам их сделала мама. Материалом для них стали все те же шкурки сусликов.

Для начала мама вырезала из шкурок три круглых кусочка и двенадцать узеньких полосок. Далее, проколов по краям кусочков много дырочек и продев в дырочки на каждом кусочке по полоске, мама затянула полоски и завязала их на узелки. Края кусочков собрались гармошкой, и получились мешочки. Из остальных полосок мама сплела три косички, чтобы мы могли носить мешочки на шеях.

В мешочках находилась слюна дракона − самого большого и кровожадного хищника приютившей нас планеты.

Была она едко зеленого цвета, густой и вязкой, а еще обладала очень сильным и крайне неприятным запахом, который, собственно, и был запахом дракона.

Этого запаха сторонились все крупные звери планеты, включая хищников, которые, безусловно, представляли для нас опасность.

Сторонились они его потому, что драконы на них охотились.

Эти звери становились добычей драконов, когда ходили на водопой к большой реке, которая существовала на планете, или когда появлялись на других открытых пространствах планеты.

В лесу драконы ни для кого угрозы не представляли, потому что были чересчур громоздкими созданиями, чтобы в него попасть, а тем более по нему передвигаться.

Но это понимали мы, люди, а звери, на которых драконы охотились, не понимали, и тем слюна дракона сберегала наши жизни.

Звери мелкие запаха дракона не чурались, и вообще не реагировали на него никак. Видимо, потому, что ввиду незавидных своих размеров не изведали драконьих зубов в поколениях.

Это было здорово! Ведь иначе вся пузатая мелочь сбежала бы из нашей округи от идущего от нас запаха дракона. И каким бы тогда мясом питалась моя семья? Никаким!

Раз в неделю все мы развязывали свои мешочки, чтобы обработать себя их содержимым. Именно неделю держался на нас драконий, с позволения сказать, дух.

Каждый захватывал пальцем немного слюны дракона и смазывал ею места на теле, где запах сохраняется дольше всего: области за ушами, заднюю часть шеи, внутренние поверхности локтей, задние поверхности коленей и пупок. Волосы (на них запах сохраняется тоже долго) мы слюной дракона не пачкали. Довольно было и без того.

По мере надобности мы пополняли наши мешочки из запаса, которым обладали.

Мы могли бы и не носить на шеях эти мешочки, но носили, поскольку с ними чувствовали себя в большей безопасности.

То, что я купался, не снимая мешочка, и он через дырочки пропускал в себя воду, содержащейся в нем слюне дракона не вредило. Наоборот, контакт с водой способствовал ее сохранности, и мы с родителями ежедневно ей такой контакт обеспечивали.

Попала она в наше распоряжение по воле случая, о котором речь впереди. Однако пришла пора сказать, что ее запах имел свойство въедаться во все вокруг. Въелся он и в Тыра.

Запах Тыру не нравился. Как, собственно, и нам самим. Но из любви ко мне друг притерпелся к нему.

В стае друга тоже притерпелись к въевшемуся в их соплеменника запаху дракона, поскольку уважали нашу дружбу.

Когда, подросши, я смог понять, как опасны для Тыра его одиночные путешествия по лесу, он стал жаловаться мне, что от него уж совсем безысходно разит драконом. Я с фальшивым недоумением в глазах пожимал плечами, старательно изгоняя из своей головы мысли, как украдкой на исходе каждой недели ухитрялся мазануть слюной дракона по шерстке друга. Я переживал за него!

Его стая всегда держалась сообща и могла за себя постоять.

Взрослые и подросшие члены стаи, почуяв приближение опасного чужака, образовывали, как упоминалось ранее, круг, в котором прятали малышей.

Заняв таким способом оборону, они выставляли напоказ свои длинные и острые передние зубы. Те глубоко протыкали тело решившегося на нападение хищника, и раны от них плохо заживали.

Хищники не понаслышке знали о поражающих свойствах зубов морских свинок и на рожон старались не лезть.

Но Тыр был одним таким в стае, кому не сиделось на месте. Сызмальства, как уже говорилось, его одолевала любознательность, и он начал в одиночку путешествовать по лесу. Познакомившись со мной, он каждым вечером стал проделывать путь ко мне и обратно все через тот же лес. Одиночные смелые вылазки делали Тыра уязвимым перед хищниками. Он осознавал свою уязвимость и свой риск. Однако натуру не переделаешь, и Тыр вновь и вновь шел у нее на поводу.

Чтобы обезопасить себя по максимуму, он наловчился передвигаться стремительно, воспитал в себе смекалку и находчивость, приучил себя ежесекундно быть начеку, не упуская из виду ни малейшего шороха, ни любого подозрительного запаха.

Но я не мог положиться на предпринимаемые Тыром меры безопасности и не переставал исподтишка наносить слюну дракона на его шерстку, потому что слишком любил его.

− Можно ли любить слишком? − спросил я как-то у мамы.

− Только так и можно любить, если по-настоящему, − ответила она.

Тогда я понял, что моя любовь к маме, отцу и Тыру – настоящая!

− « −

Буквально на чуточку мы с Тыром прилегли на холмике и стали смотреть на Белую Луну.

В этот вечер у нас не было времени, чтобы рассуждать о чем-либо. Но обычно мы рассуждали. В том числе о Белой Луне.

Я считал, что побывать на ней вполне возможно. Летали же такие, как я, то есть люди, на Луну Земли! Были бы они здесь, обязательно бы создали аппарат для полета на Белую Луну и на нее бы отправились.

Тыр полагал, что добраться до Белой Луны невозможно.

Я никогда не спорил с ним. Он не спорил со мной. Каждый из нас приводил свои доводы и внимал доводам другого. Для нашего общения были свойственны обоюдное внимание и уважение чужого мнения.

Тыр знал, что я родом с планеты Земля, но мое происхождение значения для него не имело. Важным для него являлось, что я существовал на свете и мог быть рядом с ним.

Хотя Белая Луна отлично просматривалась сквозь прозрачную листву древесных крон, она выглядела усыпанной ветвями. Ибо листья растут на ветвях.

Тем не менее, ветви не мешали созерцать на ней темные и светлые пятна, которые, как мы с Тыром думали, могли быть материками и океанами.

− « −

От созерцания Белой Луны нас отвлекли донесшиеся со склона холма шорохи. Тыр рывком присел на задние лапки и опасливо вскрикнул: “Тыр-тыр!” Его зоркий взгляд устремился на склон холма, а нос заходил ходуном, распознавая запах нашумевшего. Спустя мгновение-другое к Тыру вернулось спокойствие, и он осведомил меня, что идет моя мама. Но я и без него почувствовал маму. У Тыра имелся нюх, а у меня интуиция − нюх внутренний. Мама называет его “шестым чувством”.

− Добрый вечер, мои дорогие, − поприветствовала нас мама, показавшись среди деревьев.

Я ответил маме тоже устным приветствием, а Тыр, как всегда, выразил радость от встречи, затеяв носиться взад-вперед и кругами, брыкаться, делать прыжки с разворотом и уморительно потряхивать головой.

Мама заулыбалась. Повадки Тыра ее очаровывали.

И вообще она полагала, что моему другу присуща особая магия, которая проистекает из его душевной открытости и доброты.

Тыр совладал с бурей чувств, когда мама была уже на подходе. Подскочив к ней, он прижался к ее ногам. Она наклонилась к нему и, обняв, пощекотала носом его ушки. От удовольствия Тыр тихонько запищал.

По устоявшейся традиции и искренне переживая за моего друга, мама поинтересовалась, как прошел его день. Тыр с радостью сообщил ей о своей победе над голубым лисом.

Радость Тыра, однако, маме не передалась. Она нахмурила брови и с тревогой в голосе произнесла:

− Впредь, Тыр, будь осторожным с этой хитрой бестией. Лис − везде лис. Хоть на Земле, хоть на этой планете. Хоть рыжий, хоть голубой.

− Мне грозит опасность? − вопросил Тыр к маме своим непревзойденным телепатическим способом.

Тщательно подбирая слова, мама ответила:

− Он не простит тебе своего позора и постарается отомстить. Ты должен предпринять дополнительные меры безопасности.

Меня охватило сильное волнение. Я припомнил коварный способ лиса охотиться из неожиданной засады. Бывало, я и родители ненароком видели, как, орудуя своими цепкими когтями, лис взбирался повыше на стволы деревьев и там выжидал добычу, а выждав, сверху набрасывался на нее.

Незаметно развязав узелок на своем мешочке, я зачерпнул пальцем слюны дракона и провел им по спине друга, будто погладил. То была добавка специально для лиса.

− Что ж, я научусь бегать еще быстрее! – отослал Тыр маме свою решительную мысль.

− Правильно, − похвалила его мама, − потому что лис − не промах. Он незаурядный хищник. Наверное, когда он был лисенком, в силу его детской наивности запах дракона для него срабатывал, отпугивая от нас, тебя и твоей стаи, которой запах передавался тоже. Если и не срабатывал, то он попросту не лез к тем, кто больше его или же ему ровня, поскольку силенок тягаться было еще маловато. Но теперь лисенок стал лисом, вошел в свою полную силу и, несомненно, понимает, что ни мы, ни ты и твоя стая − не драконы. Его уже не проведешь, как остальных, на подобных штучках.

− Мне тоже так кажется. Сужу по злокозненному взгляду, какой он бросил на меня сегодня убегая, − подумал Тыр.

Мое сердце зашлось в панике от слов мамы и согласия с ними друга. Получалось, что я тщетно пытался защитить его от лиса содержимым своего мешочка. С другой стороны, запах дракона, как следовало из тех же слов мамы, основанных на нашем семейном опыте, отпугивал всех прочих, опасных для нас, Тыра и его семейства, хищников. Потому что по уму те не могли тягаться с лисом. Значит, прок от моих действий в защиту друга все же был.

Между тем мама обратилась ко мне:

− Артемка, нам тоже нужно предпринять дополнительные меры безопасности. В общем, с завтрашнего дня ты всегда будешь уходить в лес с факелом. Мы с отцом тоже. Огня даже лис поостережется.

− Хорошо, мамочка, − послушно ответил я.

− « −

На склоне холма, среди деревьев, завиднелось плавающее пятно огня. Это отец поводил по сторонам факелом, выглядывая нас с мамой.

Он, конечно же, подтопил в нашей пещере печь, чтобы в той быстрее сварилась уха из части ожидаемого улова, и подбросил ветвей в костер, горевший снаружи пещеры, на котором поджарилась бы часть другая. Отец делал так всегда, а потом с факелом встречал меня и маму.

Мама взялась за корзину с уловом и стала его разглядывать. Увидев под уклейками рака, обрадовано заморгала.

Раков мама накалывала на ветки, обломанные ею с того или иного лесного кустарника, и обжаривала над костром. Готовые раки остывали, и, разломив панцири, эту хитиновую броню раков, мама с аппетитом вкушала богатое йодом мясо, которое скрывалось у раков под панцирями.

Мы с отцом если раков и ели, то без энтузиазма, а лишь для пользы, так как организму для здоровья необходима пища разнообразная.

− « −

Мама все еще разглядывала улов, когда Тыр захрустел раздобытой с куста по соседству веткой, несчетное количество которых он сгрызал за день.

Хруст зазвучал чересчур уж громко, что говорило о намерении Тыра откланяться. В такте ему отказать было трудно.

Распознав намек, мама отстранилась от улова, чтобы попрощаться с Тыром. Пожелав ему счастливого пути, она чмокнула его в обе мохнатые щеки.

Заполучив прощальную ласку моей мамы, Тыр метнулся ко мне. Мы обнялись, и он помчался в сторону речки.

Я увидел, что друг действительно прибавил в скорости, как и обещал моей маме. На душе у меня полегчало.

Мне передалось, что и на душе у мамы сделалось легче. Полным надежды взглядом мама всматривалась в тот кусочек леса, где в последний раз промелькнул Тыр.

Ощущая единство в нашей любви к нему, мы с мамой прижались друг к другу.

Постояв так немного, мы взялись за корзину с уловом и направились к месту нашего домашнего очага.

Белая Луна освещала нам путь, а маяком, к которому мы устремлялись, служил огонь отцовского факела.

Глава 2. Чужой мир

Я появился на Земле и был долгожданным ребенком.

Родители поженились рано: еще студентами-второкурсниками. Проживали они в общежитии, перебивались на свои небольшие стипендии и позволить себе детей не могли. Как говаривала, вспоминая, мама: “Ни своего жилья, ни денег − какие уж тут дети!”

− « −

Из рассказов мамы я понял, что жилье на Земле несоизмеримо комфортнее, чем наша пещера на холме неизвестной планеты.

Про деньги мама подробно растолковала мне, что ими являются разрисованные отрезки бумаги, которые именуются “денежными купюрами”, и отчеканенные из недорогих металлических сплавов кружочки, называемые “монетами”.

На Земле − не как на Планете Белой Луны и Красного Солнца, где все достается бесплатно: вода в речке, рыба в заводи, дичь в лесу… − перечислять можно бесконечно.

На Земле почти все – чужое, и люди вынуждены зарабатывать деньги, чтобы на них приобретать у других то, что необходимо им для жизни.

Мы на этой планете тоже много трудимся, но только на себя. На Земле же принято работать и на себя, и на других.

Однако ничего не попишешь, уверяет мама, − таков закон жизни человеческого общества. Людей на Земле много, и они способны выживать, лишь помогая друг другу.

Вот только есть на Земле люди без совести, которые несправедливо присваивают себе гораздо больше, чем им нужно, и тем обездоливают других, но это тема для отдельного разговора.

− « −

На предпоследнем курсе университета родителям предложили распределение на работу в сельскую местность, где для жительства каждой молодой семье выделялся отдельный коттедж с земельным участком. Родители без колебаний подписали договор о таком распределении и решились меня родить. Не найти где-то в капусте, не ждать от какого-то аиста, а взять и по-настоящему родить.

Рождение человека − процесс сложный, и когда-нибудь позднее мама обещала просветить меня на этот счет. Но сперва, как она сказала, мне предстояло освоить анатомию − науку о строении живых организмов, и в ней отдельно − анатомию человека.

− « −

День за днем с тех пор, как я себя помню, мама учит меня всему, что знает.

Я умею писать и пишу заточенным птичьим пером на гладкой внутренней стороне кусочков коры кустарников. Чернилами мне служит сок малиновых ягод, которыми щедр лес. Само собой, я научился читать, но из-за отсутствия книг читаю мало – только записи, сделанные на кусочках коры мной и мамой. Зато я много слушаю и приспособился запоминать мамины уроки на слух.

От мамы я приобрел познания по родному языку и литературе, по арифметике и географии, истории и рисованию, а также по некоторым другим школьным предметам, включая один из иностранных языков.

В последние два года к маме активно присоединился отец. К физкультуре и труду, которым обучал меня с первых моих шагов, он приплюсовал алгебру, геометрию, астрономию и основы физики − науки об устройстве материального мира.

Стало быть, наукам я обучаюсь с малых лет.

Так распорядилась судьба, которая через шесть месяцев после моего рождения перенесла меня и родителей с Земли на неизвестную планету.

− « −

Шесть месяцев мне исполнилось к моменту переезда моей семьи к новому месту жительства.

Работодатели родителей вряд ли предполагали, что их новые сотрудники прибудут не одни, а с ребенком. Но если это проблема, то проблема работодателей. В договоре о распределении графа о детях отсутствовала. Подписывался он за год до получения родителями дипломов, срок переезда к месту распределения наступал спустя три месяца после получения дипломов, и, следовательно, времени, чтоб обзавестись мной, у родителей имелось предостаточно. Но они тянуть не стали. Я родился через девять месяцев после подписания родителями договора о распределении. Таким образом, к моменту переезда я успел достигнуть шестимесячного возраста.

− « −

Мы прибыли к нашему жилищу ночью начала октября.

С деревьев уже опадала желтая листва, а приспевший холод заставлял людей кутаться в теплые одежды.

Сначала мы добирались на поезде, а от вокзала нас подвез случайный таксист, и никто в округе не заметил прибытия новичков.

Согласно адресу, указанному в договоре о распределении, мы высадились на окраине населенного пункта перед одноэтажным кирпичным домом, выстроенным на большом участке земли, который огораживал невысокий забор из деревянного штакетника.

Дом на участке и значился по договору “коттеджем”.

Такое название было для него громким, потому что изначально “коттеджами” именовались загородные жилые дома с двумя этажами.

Участок земли был большим, поскольку проектировался также под сад и огород, но пока на нем ничего посажено не было.

Коттедж располагался по центру у тыльной (задней) границы участка и вместе с ним образовывал домовладение, которое находилось среди множества таких же домовладений с похожими коттеджами, образовывавших улицы.

Фасад коттеджа имел три окна. Смотрели они на грунтовую дорогу, по которой мы прибыли.

За дорогой простиралось поле, а за ним чернела в ночи и шумела ветром далекая роща.

Позади рощи, как следовало из давнишних слов работодателей, протекала речка.

Кроме света луны да тускло горевших лампочек, вкрученных над входными дверями всех коттеджей, другого освещения кругом не наблюдалось. Фонари, установленные вдоль дороги, были темны, как ненастная ночь.

Калитка в заборе нашего домовладения оказалась запертой на внутреннюю щеколду, которую легко можно было отодвинуть, находясь снаружи. Отец щеколду отодвинул, и калитка распахнулась вовнутрь. Родители со мной и багажом вступили на собственную территорию.

В правом от входа и ближнем к дороге углу земельного участка строители предусмотрительно соорудили колодец. Он был нужен для полива сада и огорода. Но также мог выручить самих хозяев, если бы случились неполадки с центральным водоснабжением и из кранов в коттедже вода бы поступать перестала.

Наземная часть колодца была сложена из кирпича, а сверху, как и положено, была дополнена конструкцией с барабаном для подъема воды − колодезным воротом. Конструкция заканчивалась пластиковым навесом от дождя. У внутреннего края колодца на специально вделанном крючке висело железное ведро, соединенное с колодезным воротом намотанной на тот длинной цепью. Зев колодца прикрывался откидной железной крышкой для защиты воды от пыли. В целях удобства пользования, с края на наружной стороне крышки была приварена ручка, которая одновременно выполняла функцию дужки для навесного замка. Другая дужка находилась на железном ободке, покрывавшем наземную кладку колодца, и располагалась симметрично ручке на крышке.

Колодцы виднелись и на соседних участках. Все как один они были близнецами-братьями колодцу нашему.

Прямо у калитки начиналась бетонированная дорожка, которая вела к двери коттеджа.

Родители пошли по дорожке и на полпути обнаружили зажигалку, потерянную, вероятно, кем-то из строителей. Отец зажигалку поднял и попытался высечь из нее огонь. Он не курил, потому что курение вредно как для здоровья собственного, так и для здоровья окружающих, а вдобавок загрязняет природу. Но исправная зажигалка могла пригодиться в хозяйстве.

Огонь из зажигалки высекся, и отец засунул ее в нагрудный карман рубашки, надетой на нем под курткой.

Ключи от коттеджа работодатели вручили родителям еще при подписании договора о распределении, и вот мы оказались внутри.

Коттедж состоял из трех жилых комнат, кухни, ванной, туалета и кладовой, под которой имелся погреб. Комнаты и кухня были обставлены необходимой мебелью, и где нужно в них была припасена мелкая житейская утварь.

Коттедж с землей и предметы быта предоставлялись молодым специалистам не бесплатно. Отцу и маме предстояло расплачиваться за все это годами.

Электричество в коттедже работало, но батареи не грели и вода из кранов не поступала.

Меня уложили на широкую двуспальную кровать в одной из жилых комнат коттеджа.

После этого, нимало не медля, мама достала из кармана своего драпового пальто пластмассовый флакончик со спреем, содержащим эфирные масла лекарственных растений, и распылила спрей в этой комнате, а затем и во всех других помещениях коттеджа.

Она распыляла спрей и в занимаемом нами поездном купе, когда мы ехали к нашему месту назначения. Делалось все это ею для профилактики у нас простудных заболеваний, которые становятся особенно коварными с наступлением в природе холодов.

Закончив, мама автоматически положила флакончик со спреем обратно в карман пальто и оставила пальто в прихожей.

Вместе родители принялись распаковывать вещи и совершать другие безотлагательные действия по нашему обустройству.

Я, проспавший в такси всю дорогу от вокзала до коттеджа, продолжал тихонько посапывать во сне, лежа на кровати.

После всего проделанного родителями возникла потребность в воде. Набрать ее можно было из колодца. Идти к нему вызвалась мама, пожелав внимательнее оглядеться снаружи.

Прихватив на кухне новое пластмассовое ведерце, она снова надела пальто, обулась в свои короткие демисезонные сапожки и вышла во двор.

Когда за мамой захлопнулась дверь, отец закончил расставлять на подоконнике белые стеклянные тарелочки с приготовленными им бутербродами и выудил из распакованного скарба электрический чайник, чтобы в нем вскипятить воду, которую принесет мама.

Он собирался заварить мне из пакетика детскую кашку быстрого приготовления, а себе и маме – чаю.

С боков у изголовья кровати располагалось по тумбочке, и в стене над каждой было по розетке. Водрузив пустой чайник на одну из тумбочек, отец присел на кровати, и тут я проснулся.

− « −

С этого момента я начал себя помнить и осознавать происходящее вокруг.

Согласно общепринятым нормам, я был еще очень маленьким для осознанного восприятия действительности. Но, вопреки данным нормам, со мной произошло невозможное.

Обо всем случившемся до этого момента мне известно из родительских воспоминаний о пережитом. Картина последовавших событий сложилась у меня как из родительских, так и из собственных воспоминаний.

− « −

Мимоходом глянув на отца, я обратил глаза к окну комнаты. Оно было самым близким к колодцу. Мне отчего-то сделалось очень страшно. Мое личико сморщилось в гримасе плача, и, задергавшись в укутывавшем меня ватном одеяльце, я закричал диким голосом. Пухлый кокон из одеяльца со мной внутри закачался на кровати.

Я рос тихим ребенком и до того истерик не закатывал. Не на шутку встревожившийся отец попытался успокоить меня обычным родительским улюлюканьем и яркой цветной погремушкой, которой затрусил надо мной, но бесполезно. Я не переставал дергаться и кричать, не сводя глаз с окна.

Наконец, отец принял во внимание мой нацеленный на окно взгляд и почуял неладное. Подхватив меня с кровати, он понесся к прихожей. Наспех всунув там ноги в кроссовки, он выскочил на крыльцо коттеджа.

− « −

Благополучно набрав воды с помощью железного ведра, принадлежности колодца, мама переливала ее в пластмассовое ведерце, взятое на кухне, когда услышала мой душераздирающий крик.

Она рванулась к коттеджу, бросив наземь ведро железное. Но оно зацепило и опрокинуло ей под ноги пластмассовое ведерце, и, споткнувшись о то, мама упала. В падении она ударилась головой о край колодца и потеряла сознание.

Очнувшись, мама увидела выбегающего на крыльцо отца, который к груди прижимал меня.

Заметив маму, я страх растерял и замолчал.

Родители, наверное, собрались обрадоваться окончанию моей истерики, но им помешало возникшее в колодце гудение.

− « −

Слабое вначале, гудение быстро пошло нарастать, и повсюду задрожала земля. На ней задрожал коттедж, на его крыльце − отец и я на отцовских руках. У колодца задрожала еще не успевшая встать на ноги мама.

Было впечатление, что через колодезную скважину пытается вырваться из-под земли нечто, чему под землей стало тесно.

Так и оказалось.

В колодце что-то бухнуло, и из него выплыло облачко тумана. Гудение пропало. Дрожь земли унялась. За облачком первым появилось второе, и “колодезные” облачка продолжили прибывать одно за другим, окутывая все вокруг непроницаемым туманом.

Не стало видно ничего. Даже света из окон нашего коттеджа, не говоря уже о свете лампочки над его входной дверью, возле которой мы с отцом находились.

Вдруг я ощутил, что мне стало тяжело дышать. Широко открывая рот, я силился захватить им как можно больше воздуха, но воздуха мне все равно не хватало.

Тяжело задышал и отец. Его сильные руки сделались слабыми. Он с трудом удерживал меня. Мне также передалось, что он едва держался на ногах.

Покачнувшись в одно из мгновений от накатившей на него немощи, отец слетел вместе со мной с крыльца на землю и за малым на нее не упал. Он устоял, но я почувствовал, что ненадолго.

Лишь только ко мне пришло это чувство, от тумана не осталось и следа. Он попросту исчез, и облачка из колодца больше не выплывали.

Я задышал глубоко, с наслаждением − свободно. Возле меня так же свободно задышал отец. У колодца делала глубокие вдохи уже вставшая на ноги мама. Она была жива-здорова.

Увидев ее, я вознадеялся, что сейчас она подбежит к нам с отцом. Но мама не двигалась с места. Не отрывая глаз, она смотрела на колодец.

Я расслышал бульканье в нем. Отец, по-видимому, тоже расслышал это бульканье, поскольку помахал маме рукой, чтобы она поспешила к нам.

Мама махи отцовской руки заметила и отца послушалась, но у нее получилось сделать всего несколько шагов.

Из колодца с неимоверной скоростью стала вытекать какая-то темная жижа, заливая землю нашего участка. В мгновение ока она нагнала маму, обволокла ее сапожки и вынудила остановиться, поскольку оказалась очень вязкой.

Похожая на кисель, в отличие от него, жижа источала скверный запах гнили, который завладел окружающим пространством.

Отец было кинулся к маме, но жижа тем часом добралась и до его ног. Пленив кроссовки отца, она задержала его на месте.

Мама смотрела уже не на колодец, а на меня, и тянула ко мне руки.

Я заплакал.

Кто бы знал, с какими новыми потрясениями нам еще предстояло столкнуться.

Они не заставили себя ждать.

− « −

Вся стекшая на землю жижа спешно втянулась обратно в колодец, чудом не повалив родителей с ног. В колодце опять загудело, и из него вырвался невиданной силы ветер. Он снес колодезный навес, оторвал родителей от земли и, швырнув их друг к другу, взметнул всех нас над колодцем. Я оказался меж отцом и мамой. Меня обнимали отцовские руки, но вместе со мной была и мама. Она приникла ко мне, обхватив отца. В таком виде ветер закрутил нас над колодцем и утащил в него.

По всем правилам мы должны были упасть в воду, которая находилась в колодце, но невероятным образом оказались несомыми ветром в холодной тьме.

Сначала мы испытывали ощущение падения. Его сменило ощущение стремительного горизонтального полета. Потом снова возникло ощущение падения. Было жутко. Сколько все это длилось? – Мне показалось, что очень долго. Родители, вспоминая, предположили, что не более четверти часа.

− « −

Неожиданно наш захватчик завихрился на месте. В завихрении маму оторвало от нас с отцом, и ветер стих, отпустив всех нас в свободное падение. Оно оказалось коротким, а приземление − довольно мягким. Удар пришелся на родительские спины. От него отцовские руки разжались, и я перелетел на грудь упавшей рядом мамы. Мама приняла меня в свои объятия, и я сделался счастлив.

Но мое счастье было враз омрачено отвратительным запахом гнили, который мне пришлось обонять еще у колодца. Исходил он от знакомой нам жижи, в которой родители теперь лежали. Жижа и смягчила удар от приземления.

Вокруг властвовал холод, но было светло, как днем. Ночь осталась у колодца.

Превозмогая вязкость жижи, родители начали подниматься на ноги, а я с любопытством сверлил взглядом все, что попадалось мне на глаза.

Жижа оказалась зеленой и сплошь покрывала пол просторной, как дворцовый зал для балов, пещеры из желтого камня, имевшей закругленные стены и купольный свод. Уровень жижи в пещере был куда ниже, чем когда она растеклась по нашему участку, и это обстоятельство позволило родителям в ней передвигаться.