Текст книги "Мое инопланетное детство"

Факел был готов.

Щелкнув зажигалкой под его верхушкой, отец высек пламя, и вовремя.

Страшные звериные голоса стали раздаваться совсем близко от нас, и меж деревьев замелькали зеленые огоньки враждебных глаз.

Пламя быстро обползло верхушку факела, и он разгорелся!

Из маминой груди вырвался стон радости.

Приподняв факел и поводя им по сторонам, отец стал обходить нас с мамой круг за кругом.

Зеленые огоньки меж деревьев пропали. Звериные голоса постепенно отдалились.

Звери подались прочь от огня.

Родители решили, что можно двинуться дальше.

Оставляя наше пристанище у хвойного дерева, они обратили внимание на лежавшие под этим деревом округлые плоды, которые без сомнений были орехами. Но намерения их испробовать родители не выказали, поскольку не знали, съедобны ли инопланетные орехи для человека.

Наш побег продолжился.

Мама пошла впереди с факелом и сосудом, а отец со мной – за ней.

Родители старались держаться как можно ближе к реке, прислушиваясь к шуму ее вод, доносившемуся слева по их ходу.

За ночь они сделали всего один привал. Мама покормила меня грудью и пожаловалась отцу, что молока у нее уменьшилось. Отец в ответ лишь проскрипел зубами.

Материнское молоко является пищей младенца, и от его достатка в тот период зависела моя жизнь. Чтобы оно прибывало, маме надлежало часто и помногу кушать. Но в ту первую ночь в новом мире отец еще не знал, как добыть еду.

Покинув привал, родители увидели сову нового мира (так называемую пернатую кошку ночи) и зверька, подобных которому стали именовать позже ”сусликами”. Сова пролетела над родительскими головами и накрыла собой этого зверька, который неожиданно выскочил из-за завала, что был впереди на пути родителей. Зверек взвизгнул и оказался обмякшим в когтях совы, улетевшей с ним куда-то в ночь.

Увидев совиную охоту, отец вдохновился надеждой, что тоже сможет охотиться на таких зверьков, и приободрил маму, сказав ей об этом.

Я той ночью всю дорогу спал на руках отца и проспал случившееся, но позднее узнал обо всем из воспоминаний родителей.

− « −

Перед рассветом от реки стал расходиться туман. Он прокрался в лес у горных подножий, и родители оказались идущими в нем, захватившем их по пояс.

Тогда я и проснулся.

Небо было серым, но помалу его осиял багряный восход, возвестивший о начале дня, и небе поголубело.

Жизнерадостно защебетали проснувшиеся птахи. Сначала луговые, что в речной долине, а им вторили птахи лесные.

Восход сделался ярче, туман расселся, и со стороны речных верховий на небо стало спешно выкатываться Красное Солнце.

Факел в руках мамы по-прежнему горел. Она не потушила его, потому что в лесу не могли не водиться опасные для нас хищники дневные, а огня они должны были бояться не меньше хищников ночных.

К тому же от факела можно было разжечь костер на запланированном родителями привале.

Погони за нами не наблюдалось, звери нас не тревожили, и, невероятно уставшие, родители организовали привал, когда на пути снова попалось хвойное дерево. Под ним лежали орехи, и утренний свет позволил увидеть коричневый цвет их скорлупы.

Мама развела костер. Отец соорудил два новых факела.

Смолы в этот раз на стволе дерева не было, и отец добыл ее с помощью ножика, сделав на стволе несколько надрубок.

Мама меня перепеленала, и вместо ее блузки на мне оказалась ее юбка. Сама она осталась в пальто и нижнем белье под ним.

Наперед скажу, что в ближайшем будущем меня пеленали в мамины блузку, юбку и в отцовскую рубашку, и не всегда эти необычные мои новые пеленки бывали чистыми. Но я радовался уже тому, что они хотя бы успевали просыхать на родительских плечах.

Ползунков, которые мама сняла с меня в логове синих чудищ, я лишился. Они потерялись во время побега, случайно выпав из кармана маминого пальто, в который она их положила.

Я снова был накормлен, но молоко у мамы убывало катастрофически, и я не наелся. Отнятый от рано опустевшей груди, я обиженно скривился и распустил нюни. Мама выразительно посмотрела на отца: ему надлежало отправляться на охоту.

Но отец и сам это понимал. Не проронив ни слова, он разжег один из новых факелов и с ним скрылся в лесу.

Мы с мамой остались ждать отца у костра.

В его отсутствие маму испугал очень похожий на земную белку зверек. С таким же пушистым, как у нее, хвостом. В основном серенький, но с розовой грудкой и красными лапками, он спрыгнул на землю с дерева, у которого родители устроили привал, и чуть ли не маме под ноги.

Вздрогнув, мама испуг пережила и пронаблюдала за инопланетной белкой. Та подхватила передними лапками один из лежавших под деревом орехов и ловко взобралась с ним по стволу до первой ветки. Удобно на ветке усевшись, зубками она расколола ореховую скорлупу и стала выгрызать то, что было под ней.

Переведя взгляд с белки на орехи под деревом, мама подобрала первый подвернувшийся и разломила его пальцами. Внутри ореха оказалось желтое ядрышко, которое выглядело очень аппетитным. Но есть его мама не стала. Раздумывала.

− « −

Я тоже пронаблюдал за белкой, но меня она не испугала. Наоборот, бойкая и забавная, она сразу мне приглянулась, и я мигом проникся любовью ко всем живым созданиям, которые не представляли угрозы для меня и родителей.

Но как же я расстроился, когда увидел отца!

Он возвратился, держа в руке какого-то маленького рыжего зверька. С мохнатой шкурки зверька капала кровь, и он был мертв.

− Вот, добыл грызуна! Метнул в него ножик, когда он высочил из норы под деревом, − сказал отец.

Не мешкая, он освежевал зверька, наколол его на ветку и стал обжаривать над костром.

В моем сердце заныло, а к горлу подступила такая мука, что рвавшимся наружу слезам и крику, вдруг не стало места. Я ощутил страшную безысходность. Я страдал.

Мне было непонятно, зачем отец убил зверька, если существуют орехи, которые ест белка, и, значит, родители тоже могут их есть. Я многого тогда не понимал. Включая то, что пища, пригодная для животных, не всегда пригодна для людей. А также то, что людям для здоровья необходимы животный белок, животный жир и много чего еще, что содержится в мясе.

Мама почувствовала мое страдание. Всякая мать чувствует своего ребенка. Она решительно встала и тоном, исключающим вопросы, попросила у отца ножик.

Отец отдал ей ножик без слов.

Расположившись так, чтобы я все видел, ножиком мама срезала маленький пласт мха под деревом, выкопала в обнажившейся коричневой земле ямку и положила туда шкурку зверька. Мгновенье подумав, она извлекла из кармана отцовских брюк окровавленную детскую рукавичку и тоже положила ее в ямку. Погладив рукой рукавичку и шкурку, мама забросала их землей. Образовался холмик. Накрыв его ранее срезанным пластом мха, мама сказала:

− Все мы из земли вышли и в нее вернемся.

Слова мамы я понял таким образом, что из земли можно снова выбраться живым, и в моих мыслях возник вылезающий из-под холмика рыжий зверек − живой и невредимый.

Во мне поселилась надежда, что зверек непременно оживет. Но только когда нас уже не будет рядом. Он же не глупец, чтоб быть съеденным дважды. А на том, как родители откушали его мяса, внимания я постарался не заострять.

Когда же после трапезы мама засунула под холмик обглоданные косточки зверька, надежда сыграла мне победный марш.

Относительно рукавички я не обольщался. Мне было абсолютно ясно, что она никогда не была живой и из нее ничего возродиться не может. Ничего, что бы дышало, радовалось, грустило… и любило! Просто таким способом мама отдала дань памяти малышу, который когда-то рукавичку носил.

− « −

Перед тем как снова тронуться в путь мама рассказала отцу про инопланетную белку, съеденный ею орех и сделала вывод, что для них с отцом это безусловный повод попробовать орехи.

Свой вывод она подробно обосновала.

Инопланетная белка была фактически копией белки земной, а земные белки едят лишь те орехи, которые не ядовиты для человека. Они называются “съедобными”. Орехи, которые ела инопланетная белка, были с хвойного дерева, которое очень походило на кедровую сосну, какие растут на Земле. Орехи земных кедровых сосен являются съедобными. Выходило, что съедобными должны были быть и орехи инопланетных хвойных деревьев.

Мама была убедительна. Она всячески пыталась найти пригодную для еды пищу, потому что переживала из-за нехватки у нее молока, которое было жизненно необходимо мне.

Отец с ее доводами согласился. Но поскольку риск все-таки оставался, он сказал, что съест орех первым и придется подождать. Если с ним все обойдется, то орехи хвойных деревьев этой планеты станут пищей для них обоих.

Отец сказал – отец сделал. Он орех съел.

Родители продолжили ход и шли до конца заката. Остановившись, они стали организовывать ночлег.

− « −

Все мы были измотаны.

От долгой ходьбы у родителей ныли ноги. Их постоянно занятые руки занемели. Шли вторые сутки, как они не спали, и их невообразимо клонило в сон.

Меня утомила длительная тряска на отцовских руках. Незадолго до привала я уже чувствовал каждую кочку под его ногами.

Мне хотелось покоя и поесть. В последнее кормление я не насытился и все мечтал о мамином молоке, но почему-то не подавал виду. Предполагаю, нечто умное во мне понимало важность нашего скорейшего продвижения подальше от логова синих чудищ.

Привал был снова устроен у хвойного дерева. Факелы теперь нужны были нам постоянно.

Молока у мамы прибыло, и я наелся.

Перед сном родители договорились спать попеременно. Кто-то должен был следить за окружающей обстановкой и за костром. Мамина очередь для сна наступила первой. Она же была женщиной, к тому же − кормящей.

Сквозь сон я слышал, как глубокой ночью отец разбудил маму:

− Вставай, дорогая. Больше бодрствовать не могу, валюсь с ног.

− Как ты себя чувствуешь после ореха? – с тревогой спросила у него мама.

− Нормально, – успокоил ее отец.

Нежный мамин запах отдалился, и возле себя я ощутил мужеское отцовское дыхание.

Совсем недолго до моего слуха доносились мягкое потрескивание костра, приглушенное расстоянием уханье далекой совы и тихий плеск близкой реки. Но в одночасье все звуки исчезли. Ко мне вернулся крепкий сон.

− « −

Проснулся я в багряных лучах восхода.

Родители завтракали орехами. Подле них, наряду со скорлупой от орехов съеденных и орехами еще не съеденными, лежала горстка малиновых ягод.

Во время завтрака мама рассказала отцу, что собрала их ночью, когда сменила его на дежурстве, и указала рукой на растущие близ привала кустики с этими ягодами. Продолжив говорить, она выразила мнение, что эти ягоды годятся им с отцом в пищу, потому что еще прошлым днем она подметила, как их в большом количестве склевывали разнообразные лесные птицы.

Вздохнув, отец положил одну ягоду себе в рот. Мама тоже собралась отведать ягод, потянувшись к ним рукой. Отец перехватил ее руку и сказал, что ей и на этот раз придется подождать. Если его организм отреагирует на малиновый плод положительно, можно будет и ей.

Глядя на орехи и ягоды, я вдруг захотел и тех, и других. Но послушно удовольствовался маминым молоком, посчитав, что мама неспроста кормит меня только им. Видно, время орехов, ягод, да и прочего съестного для меня еще не приспело.

В то же время в памяти всплыло, что на Земле кроме маминого молока мне давали еще кашку. Я почувствовал, что с удовольствием съел бы кашки в виде добавки к маминому молоку, но мое внутреннее чутье безжалостно сказало, что в новом мире кашки мне не видать.

Покормив меня, мама зажгла от костра один из новых факелов, родители загасили костер, и мы покинули привал.

− « −

Когда Красное Солнце поднялось высоко и сделалось алым, в сосуде закончилась вода. Спустя некоторое время все мы стали испытывать жажду.

Отец принял неизбежное в создавшейся ситуации решение: идти к реке. Тем более что та, несколько изогнув русло, подступила ближе к лесу.

Опасно, но выбора не было. Без воды человек не выживает. Да и обмыться нам следовало уже давно.

От леса до берега реки тянулись луга. Их родители преодолели без происшествий, и все мы оказались на каменистом речном берегу.

Отец наполнил речной водой сосуд и напоил из него меня, а сам с мамой попил воды прямо из реки.

Речная вода оказалась холодной. Несмотря на это родители в реке обмылись и обмыли в ней меня. Я мужественно вытерпел испытание мокрым холодом.

Обмытого, мама завернула меня в отцовскую рубашку и снова в одеяльце.

В кармане отцовской рубашки оставалась зажигалка, но мама ее не заметила, и зажигалка очутилась при мне.

Свои блузку и юбку, ранее побывавшие на мне, мама наспех постирала и разложила на растущей у берега траве, чтобы эти вещи просыхали.

Закончив со всеми делами, она мечтательно произнесла:

− Полежать бы здесь, у реки, и подремать на солнышке.

Отец вернул маму из мечтаний:

− Расслабляться нельзя. Нас определенно ищут, и ты знаешь “кто”.

Он закончил говорить, и все мы услышали необычные всплески, нарушившие ровное звучание реки. Раздавались они выше по ее течению, и наши взоры обратились туда.

В речных водах уже хорошо были различимы наши недавние похитители.

Несколькими нескончаемыми рядами они плыли по стремнине, всей своей мощью протаранивая воду. Их головокружительный таран обеспечивали подводно-надводные махи могучих хвостов.

Там, где синие чудища проплывали, вода большими волнами расходилась к речным берегам, нещадно их заливая.

Дистанция между нами и нашими врагами сокращалась с немыслимой скоростью, не оставляя родителям шанса добежать до леса, и они не знали, что предпринять, чтобы всем нам спастись.

Однако человек и любое живое создание борются за жизнь до последнего вздоха. Борются с верой, что раз за разом способны отдалять свой последний вздох. Благодаря этой великой вере они продолжают жить!

Отец подхватил меня на руки, и родители кинулись к лесу. Сосуд с водой, факелы и мамины блузка с юбкой остались брошенными на берегу.

Синие чудища, плывшие до того по стремнине, порушив свои ряды, развернулись наискосок реки – прямиком к тому месту на берегу, на котором мгновениями раньше были мы.

Они быстро преодолели расстояние до него.

Завершив заплыв, эти грузные создания с легкостью повыскакивали друг за другом из воды на берег и моментально переключились на высокоскоростной бег, состоявший из огромных прыжков.

Бухая оземь не ведающими устали хвостами и высоко взмывая над луговыми травами, они понеслись за нами.

В беге, помимо хвостов, наши преследователи задействовали только руки, на них приземляясь, и предоставляли полный отдых ногам.

Взмывая в воздух, они вытягивали тела в ровную линию и таковыми проносились над землей, напоминая летящие синие бревна, словно выпущенные из луков сказочных великанов.

Зрелище бега синих чудищ могло бы вызвать восхищение у всякого, кому была неведома их жестокость.

Для родителей, временами оглядывавшихся назад, это зрелище было тяжким.

Синие чудища настигали нас.

Когда до нашей беды оставались считанные их прыжки, родители достигли небольшой полосы травы, необычайно высокой для луга, которая пересекала их путь к лесу.

Прежде, направляясь от леса к реке, родители обогнули участок с этой травой.

Теперь же, спасаясь, они были вынуждены бежать к лесу напрямую, и влетели в эту траву.

В следующий миг все мы упали в болотце, которое некогда появилось на планете и не успело превратиться в трясину.

Болотная жижа накрыла меня с головой. Я инстинктивно задержал дыхание и, лишь вынырнув на отцовской груди, глотнул воздуха.

Едва я это сделал, отец принял вертикальное положение и, как следствие, погрузился в болотце по шею, а я, так получилось, по макушку. Мой инстинкт задержки дыхания сработал снова. Отец немедля поднял меня над болотной жижей, и я жадно задышал.

Маму болотце поглотило с головой, когда она попыталась встать в нем на ноги. Отец выдернул ее к поверхности, и она схватилась за его плечи.

Синие чудища вслед за нами в болотце не попрыгали.

Полоса высокой травы росла только перед тем краем болотца, с которого мы в болотце упали. В остальном по его краям и дальше росла обычная луговая трава, и вся эта часть окружающей местности прекрасно нами просматривалась. Но и там ни одного из синих чудищ видно не было.

Зато мы их услышали. Все разом они панически застрекотали, и их голоса стали отдаляться от болотца к реке.

Вместе с тем мы услышали и другие голоса: очень мощные, напомнившие родителям звуки трущихся друг о друга деталей больших строительных кранов, раскачиваемых сильным ветром. Проще говоря, голоса эти были скрежещущими. Доносились они с неба, и наши взоры устремились к нему.

В небесной выси летали настоящие драконы!

Их было с дюжину, и скрежетали именно они.

Своими размерами драконы внушали ужас. Синие чудища против них смотрелись, как мыши против сов.

У драконов были сбитые туловища, длинные крокодильи хвосты, здоровенные перепончатые крылья и по паре толстых птичьих лап. На их грубых, словно рубленных топором, головах виднелись маленькие рожки.

В наших глазах зарябило от ядовито зеленых пятен неправильных форм, разрисовывавших ржавого цвета шкуры и крылья драконов.

Железно клацая массивными квадратными челюстями и обнажая огромные клыки, драконы кружили над ближней к реке частью луга.

В полете они то и дело поглядывали вниз, сверкая своими большущими желтыми глазами.

Но драконы – драконами, а оставаться в болотце родители более не желали.

Отец двинулся к ближайшему его краю, где росла обычная луговая трава. С натугой переставляя ноги в тягучей донной каше, он доставил нас с мамой до него.

Положив меня на траву, отец выбрался из болотца сам и вытащил из него маму.

Драконы, как казалось, нас не замечали. Но если бы родители побежали к лесу, то заметили бы точно. Понятно, что мы драконов боялись, и наилучшим для нас было оставаться у болотца, что родители и сделали.

Синие чудища боялись драконов тоже. Недаром они прекратили нас преследовать. И даже больше: заголосив, обратились вспять.

Но где точно находятся синие чудища и что делают, мы не знали. Их скрывала от нас полоса высокой травы у болотца. А родителям нужно было обо всем этом знать, чтобы держать обстановку под контролем.

Мама взяла меня подмышку, и, пригнувшись, родители подобрались к месту, где высокая трава выступала за край болотца. Отец раздвинул траву руками, и мы увидели такую картину.

Не переставая голосить, характерными своими прыжками синие чудища продвигались к реке. Но к бегу их продвижение не имело никакого отношения. Совершив очередной прыжок, перед следующим каждое синее чудище застывало на месте и какие-то мгновения таращилось на драконов, которые кружили надо всеми ними в небе.

Только мы все это увидели, драконы прервали кружение и понеслись к земле, нацелившись на синих чудищ.

Долетев до цели, драконы поддели на клыки по синему чудищу, и с ними, извивающимися от дикой боли и голосящими из последних сил, устремились обратно ввысь. На лету они стали разгрызать и заглатывать синих чудищ.

Покончив с первой добычей, драконы продолжили охоту на остальных синих чудищ.

Брызги и струи крови, вырывавшиеся из разгрызенных синих тел, окропляли луговую траву.

Как долго драконы собирались охотиться на синих чудищ, неизвестно, но перестали внезапно и неожиданным образом.

С неба на синих чудищ ринулся дракон, расправившийся с добычей раньше собратьев.

К тому времени уцелевшие синие чудища смогли объединиться в группу. Среди них был главарь.

Все вместе они выждали, когда дракон подлетел к ним очень близко, но еще не настолько, чтобы схватить кого-либо из них. В этот самый момент они выстрелили в него ядовитыми облачками из концов своих хвостов и бросились врассыпную.

Дракон крутнулся в образовавшейся дымке и увесисто плюхнулся на землю.

Дымка рассеялась, упавший дракон неподвижно лежал на земле. Его пасть была разинута, но он не дышал. Стало ясно, что он мертв.

Прочие драконы все это время находились в небе, доедая свою добычу.

Завидев случившееся, они покружили над погибшим собратом, словно с ним попрощались, и направили свой полет в далекое заречье.

Уцелевшие синие чудища собрались вокруг главаря и стали держать совет: стрекотали вразнобой, перебивая друг друга. Но главарь молчал. Его взгляд был прикован к заходящему Красному Солнцу, которое вещало о приближении темной поры.

Но вот главарь подал голос, прострекотав что-то коротко. Это был приказ. Отдав его, главарь помчался к реке. Другие синие чудища рванули за ним.

Достигнув реки, главарь в нее нырнул, и за ним последовали остальные. В воде замелькали синие хвосты. Синие чудища поплыли вверх по течению реки. Она удалялись восвояси.

Мы были спасены!

− « −

− Что станем делать? − спросила у отца мама.

− Пойдем реке, − ответил отец.

− Опять к реке? – испугалась мама.

− Иного не дано. На берегу остались сосуд, факелы, твои блузка с юбкой. Без всего этого нам не обойтись. Да еще не мешает от болотной грязи отмыться, − изрек отец, и был прав.

Договорив, он вдруг побледнел, и на его лице обозначился ужас.

– Что такое? – взволнованно спросила у него мама.

– Куда ты дела зажигалку из кармана моей рубашки, когда пеленала в нее Артемку? – вопросом на вопрос ответил отец.

– Никуда не дела, я ее не заметила, – растерянно проговорила мама.

Посмотрев друг на друга в упор, родители кинулись разворачивать на мне одеяльце, и в кармане отцовской рубашки нашли зажигалку.

Болотная жижа проникла под одеяльце чуть-чуть: в области моих головы и шеи – и до зажигалки не добралась. Отец щелкнул ею, и появилось пламя.

Тоном смертника, помилованного накануне казни, он произнес:

− Слава Богу, зажигалка не пострадала в болотце, не то бы нам несдобровать.

– Слава Богу, – произнесла вслед за ним мама.

Родители тронулись к реке.

На пути лежал мертвый дракон.

Когда до него оставалось еще далеко, все мы ощутили пренеприятный запах. По мере нашего приближения к дракону, запах стал усиливаться, и сделалось очевидным, что исходил он самого дракона.

Запах этот был плотным, душным, и все-таки стерпеть его было можно, если сравнивать с запахом синих чудищ.

Мама же язвительно сравнила его с запахом груды нестиранных мужских носков, но многократно помноженным на сам[о]е себя.

Лишь только мы оказались рядом с драконом, мама, обойдя его по кругу, определила, что смердит не весь он, а его слюна. Комками густой зеленой слизи та покрывала напоминающий матрас язык дракона, наполовину вывалившийся из его раскрытой пасти.

− Взять с него нечего, − сказал про дракона отец и предложил маме поторапливаться к реке.

− Ошибаешься, − заспорила с отцом мама, − слюна дракона почище огня будет. Она может сослужить нам незаменимую службу. Драконы – хищники. Мы видели, как они поедали синих чудищ. Но, определенно, не существует на этой планете такого количества синих чудищ, чтобы драконы могли прокормиться только ими. Отсюда следует, что пищей для драконов являются также звери планеты. Раз так, звери должны драконов опасаться и избегать встреч с ними. А чуют они драконов по запаху их слюны. Нам надо запастись ею, и основательно.

− Ты считаешь, что обличье того, кто пахнет драконом, для зверей не существенно? − с ехидцей возразил маме отец.

− Думаю, запах преобладает над всем остальным, − парировала мама.

Отец сдался.

В конечном счете, он всегда соглашался с мамой. Она была грамотной, рассудительной и умела предугадывать то, что трудно было предусмотреть.

− Во что же мы наберем этой гадости − не в сосуд же для воды?! − воспротивился такой возможности отец.

− Ты еще найди тот сосуд, − задумчиво молвила мама, и было видно, что в уме она подыскивает иной способ решения проблемы.

Что нужно делать, мама сообразила быстро, поскольку, произнеся фразу про сосуд, почти сразу уложила меня на траву и развернула на мне одеяльце.

Я оказался лежащим рядом с почившим драконом.

От изумления отец потерял голос и лишь наблюдал за мамой.

На одном из внутренних уголков одеяльца был пришит кармашек, в котором лежала свернутая косынкой клеенка. Кармашек как раз для клеенки и предназначался, а она – чтобы подкладывать ее под ребенка и тем сохранять сухость одеяльца, если под рукой вдруг не окажется подгузников. На Земле подгузники производились повсеместно и всегда были у родителей в запасе, поэтому надобности в клеенке не возникало. В мире, в который мы попали, подгузников не было и в помине, и надобность в клеенке, разумеется, возникла. Но страшные обстоятельства, с которыми мы столкнулись в этом мире, заставляли родителей думать лишь о том, как нам спастись, и о клеенке позабылось. Теперь мама о ней вспомнила. Хотя и не в связи с прямым ее предназначением.

Достав клеенку, мама завернула на мне одеяльце обратно и передала меня отцу. Сама же приступила к исполнению своей задумки.

Для этого она позаимствовала у отца ножик и перво-наперво отрезала им от края клеенки узкую ленточку. Сделав так, она ножиком стала черпать слюну с языка дракона и переносить ее на клеенку.

Желваки отца заходили ходуном – как же, его драгоценный ножик пачкали самым безобразным образом! Но поделать он ничего не мог.

Когда слюны дракона на клеенке набралось пригоршни четыре, отец более не смог выносить глумления над своим ножиком и сказал маме, что хватит.

– Пожалуй, достаточно, – согласилась она.

Оттерев ножик о траву, мама вернула его отцу и собрала края клеенки гармошкой. Получился мешочек. Довольно солидных размеров. Мешочек со слюной дракона.

Под его сморщенной верхушкой мама повязала ранее отрезанную от клеенки ленточку и затянула ту на узелок. Но не туго. Оставила в верхушке мешочка отдушину, чтобы запах дракона понемногу выветривался.

Если мама была права насчет отпугивающего действия этого запаха, он должен был оберегать нас от зверей наряду с огнем.

Мешочек мама аккуратно протолкнула в карман своего пальто. Он вошел туда не целиком. Его верхушка осталась снаружи. Как, в общем-то, и надо было для нашей безопасности. Выпасть мешочек не мог, так как поместился в кармане плотно.

Родители возобновили движение к реке.

− Я тут подумала, − высказалась по пути мама, − насчет ядовитых облачков синих чудищ. Эти твари способны регулировать количество выпускаемого ими яда. В зависимости от преследуемой цели: убить или обездвижить. Потому-то мы не погибли от облачка главаря. Мы были нужны ему живыми. Пусть и на какое-то время. Для издевательств.

− Так и есть, − суровым голосом подтвердил отец.

− « −

До реки родители дошагали уже при свете Белой Луны. На речном берегу они отыскали мамины блузку с юбкой, сосуд с водой и факелы. Тот факел, что оставался горевшим, когда родители убегали от синих чудищ, давно истлел, и от зажигалки отец распалил другой.

– Как мы добудем огонь, когда зажигалка иссякнет? – нервно спросила у отца мама.

– Придумаем что-нибудь, – ответил он неопределенно.

Неопределенность его ответа вызвал у мамы горестный вздох.

− « −

Как и предполагалось, родители обмылись в реке и обмыли в ней меня.

Родительская одежда, обувь и мое одеяльце подверглись чистке смоченными в воде пучками луговой травы.

– А-а-а, – наконец подал голос я, в последнее время шибко поумневший и оттого чаще помалкивавший.

Мне хотелось есть.

Мама покормила меня, но сытости в себе я не ощутил. Мама плохо питалась на этой чужой планете, и молока у нее прибывало мало.

Я удовольствовался тем, что было, и после кормления не капризничал.

Но родители понимали, что я не наелся. Родители все понимают про своих детей.

Настал срок отцу стать добытчиком пищи в новом мире, и он пошел прочесывать луг в ее поисках.

Ему посчастливилось изловить в траве большую сонную птицу. Он принес ее неживой, со свернутой шеей.

Ощипав птицу руками и разделав ее ножиком, отец подрумянил получившиеся кусочки мяса над пламенем факела.

Оголодавшие, родители с аппетитом съели, сырое, по сути, мясо, а перышки и косточки птицы мама, как в случае с маленьким рыжим зверьком, закопала в землю.

Наблюдая за ней, я уже знал, что после нашего ухода птица обязательно воскреснет и взлетит.

Это мое знание всегда утешало меня в дальнейшем, когда пропитания ради нам приходилось убивать животных. Но непременно надо было зарывать в землю шкурки, перышки и косточки, что я и стал делать сам, когда немного подрос.

Дракона же предавать земле никто не собирался, и я был тому невыразимо рад – одной угрозой для нас навсегда стало меньше.

На берегу реки мы провели весь вечер и всю ночь.

Ночью мне приснился первый в моей жизни сон.

В нем я и родители летали в небе, раскинув руки и ноги. Но летали мы не одни. Вместе с нами были драконы. Все мы кружили над синими чудищами, стоявшими посреди луговой травы и смотревшими на нас. На высоте я и родители были неуязвимы для них, и, что странно, драконы нас не трогали.

Повзрослев, я стал допускать, что мой сон имел отношение ко мне одному. Он элементарно свидетельствовал о процессе моего роста. Но когда я проснулся шестимесячным малышом, мне думалось по-другому. Я стал надеяться, что сон некоторым образом сбудется: впредь синие чудища нас не пленят, и от драконов мы не пострадаем.

Мы покинули берег реки с рассветом, а к началу восхода были уже в лесу.

В утро ворвался озорной ветерок. Он прилетел от реки, и его задиристые порывы настигли нас, когда родители вошли в лес.

На устроенном вскоре привале я был накормлен, и родители поели сами. Их завтраком стали орехи, в изобилии лежавшие под хвойным деревом, у которого мы остановились.

Отец чувствовал себя хорошо после съеденной им малиновой ягоды, поэтому родители могли бы поесть еще и ягод. Но, к сожалению, кустики с ними в то утро нам не повстречались.

Заготавливая после семейной трапезы факелы, отец рассудил, что если запах дракона и проявит свой отпугивающий эффект, факелы нам все равно понадобятся. Две защиты лучше, чем одна, и от факелов можно распалять костры, сберегая ресурс зажигалки.

Мама с отцом согласилась.

Красное Солнце к той поре уже стало одаривать природу теплом.

Лес был полон бесчисленных шорохов и звучавших на разные лады голосов.

Омытый росой и овеваемый ветерком, он также источал свое утреннее благовоние.

Оно исходило от листвы, хвои, мха и даже от подопревших завалов.

Приятные запахи проистекали отовсюду, но не от нас.

Мы были исключением! От нас за версту несло потом сотен, сотен и сотен нестиранных мужских носков – запахом дракона.

С течением времени мы к нему привыкли, но и в первый день общности с ним он не помешал нам насладиться восхитительными утренними ароматами нового мира.

Счастье от восприятия прекрасного пересиливает то плохое, что можно стерпеть. Так и должно быть.

Так и было. С нами.

А то, что в один из моментов мама взбунтовалась, не в счет, потому что взбунтовалась она для проформы.