Текст книги "Счастье, ты где? Рассказы про людей"

Гениальный растяпа

…Начало совещания откладывалось – все ждали самого важного его участника. Он опаздывал уже на 15 минут, но никто не роптал: Георгий Эммануилович – инженер, которому нет равных. Им гордится все предприятие. Я работала не так давно и еще не видела легендарного специалиста. Вдруг в коридоре раздался грохот, словно откуда-то сверху уронили цинковое ведро. Присутствующие невозмутимо переглянулись: «Идет». В распахнувшуюся дверь влетел мужчина с потрепанным портфелем, из которого торчали бумаги. На ходу человек снес со стола документы и уронил стул, но это его не остановило. Он помчался дальше. Глаза его горели, кудрявая шевелюра развевалась, на темени блестела лысина. Тополиный пух щедро усеял саму лысину и прилегающую к ней территорию. Стоял июль, жара за тридцать, но человек был одет в темный костюм и рубашку с галстуком. Мужчина бросил портфель на стол и помчался дальше. У раскрытого окна он успел затормозить, замер и уставился в даль. Не глядя, нашарил на подоконнике лист бумаги для ксерокса и едва не начал использовать его в качестве носового платка, да вовремя опомнился. «Что это за недоразумение?!» – спросила я у коллеги. Он ответил: «Ты сама недоразумение, а это – наш Георгий Эммануилович!»… Надо ли говорить, что его доклад оказался блестящим.

Через некоторое время меня перевели в отдел этого инженерного гения. Он не терпел бездарей и лодырей. Впрочем, рядом с ним лениться было просто невозможно: он «заражал» своим бешеным энтузиазмом всех вокруг. Он горел сам и не давал спуску никому. Зато каким трогательным и беспомощным он становился, когда снимал телефонную трубку и произносил: «Зиночка, утром ты дала мне шестьдесят пять рублей. Напомни, пожалуйста, что ты просила купить». Георгий носил в своей лохматой голове сотни формул и тысячи вычислений, а в обыденной жизни был совершеннейшим растяпой. И список покупок из двух пунктов – молоко и хлеб – ему было запомнить не под силу. А еще у него была большая беда – его любимая жена болела, он трепетал перед ней и берег ее, но не имел возможности вылечить.

…Мы потеряли Георгия через два года. После нескольких лет «ухаживаний» его все-таки переманили к себе израильские специалисты. Они назвали такую сумму аванса, с помощью которой Жора мог оплатить дорогостоящую операцию для жены в том же Израиле. «Простите меня, ребята», – сказал он. Мы смотрели, как он уходит от нас – лохматый, рассеянный, неуклюжий, гениальный наш Жорка.

Не по разрешению, а по сердцу!

«Девушки с необычными именами просто обязаны быть необыкновенными!» – считает одна моя подруга. Инесса имеет рост метр восемьдесят четыре. Стрижется «под ноль». Шьет себе какие-то совершенно безумные штаны и сарафаны. Внешность у нее почти модельная – пока она сидит и молчит. Стоит ей подняться и двинуться вперед, весь флер разбивается вдребезги. Инесса передвигается большущими шагами и сильно размахивает руками. Она говорит: «Небо высокое. Просторы широкие. На свете всем места хватит. Человек должен быть большим и свободным. Я не хожу, а летаю». А еще почти всем кажется, что у Инессы ужасные манеры и что она никогда не брала в руки книжку о правилах поведения…

Шли мы однажды с ней по улице. Увидев кучу спиленных тополиных веток, Инесса издала воинственный клич, схватила самый длинный прут и заявила: «Сейчас я буду проверять твое зрение!» В два скачка она подлетела к огромному щиту с рекламой унитазов. «Это какая буква? А это какой мягкий знак?..» Мне было очень смешно – так комично смотрелась эта долговязая девчонка с тополиным прутом. Но мне было и неловко: большинство прохожих поглядывали на нас с опаской.

«Разве я кого-то обозвала или ударила? – недоумевала Инесса. – Я кому-то помешала? Все они живут, как им скажут, как разрешат – дядьки в телевизоре, начальники на работе, соседки по подъезду. Их жизнь в полной зависимости даже от прогноза погоды! А я живу не по разрешению, а по сердцу!» Инесса училась в театральном. Ее курсовая работа сразила наповал одного маститого режиссера. Так мне сказала сама Инесса.

…«Айда со мной, – как-то позвала она. – На дело». Это оказалось онкологическое отделение детской больницы. «Наша Макаронка уже тут, – заулыбались медсестры. – Через полчасика, ладно? Матвейку еще капаем». Инесса нарядилась в какие-то очередные свои шаровары, натянула дурацкую кепку, раскрасила гримом лицо. В кабинет вошла маленькая лысая девчонка, прижалась к Инессе: «Привет, Макаронка. А у нас Ванечка вчера умер…» И малышка выбежала в коридор. Инесса сжала кулаки и закричала шепотом: «Как хочется плакать! Реветь! Орать! Ванечка умер! Ему было всего шесть лет, и я ему обещала, обещала!..» Заглянула медсестра: «Твой выход, Макаронка!»

Ребятишки устроились в коридоре – одни в колясках, другие, кого болезнь пока щадила, – на стульчиках. Приход Инессы-Макаронки каждый раз для них был праздником. Ребятишки сами придумали для нее такое имя. Долговязая смешная девушка-клоун – что может быть веселее? И раковые дети, больше похожие на маленьких бледных старичков, ненадолго забывали о своей боли. Они уже знали цену жизни и поэтому торопились жить: от души хохотали, гримасничали, подыгрывали своей любимой Макаронке. Никто из них не заметил, как по гриму милой клоунессы бегут тоненькие ручейки – от глаз к подбородку. Инесска не имела права разочаровывать этих детей. Она играла свою смешную роль и незаметно плакала…

ПРО ТЕБЯ

Когда-нибудь я напишу книгу. Не для денег, не для славы – для тебя. Я соберу вместе самые лучшие слова. Опишу тебя – какой ты умный, красивый. Сильный. Надежный. Расскажу про нашу историю, как мы случайно познакомились. И что по статистике таких случаев – один на сто тысяч. Или на двести, я уже не помню. Я расскажу, как мне повезло. Напишу, как сильно я тебя люблю.

Потом я пойду к какому-нибудь редактору. Покажу ему рукопись. Это будет старенький и опытный редактор. Он прочитает, потом поднимет на меня полные слез глаза и скажет, что так уже никто не любит. И что я придумала очень хороший сюжет. А я отвечу, что это не придумка, а правда.

Потом книжку напечатают и привезут в магазины. Все будут смотреть ее, листать, разглядывать, цокать языком: ну надо же, какая невероятная история! А кто-то не поверит…

Нет. Я никогда не буду писать про тебя книгу. Лучше я скажу тебе всё сама. Еще раз. Вот ты сидишь на диване и смотришь новости. А я сейчас подойду к тебе, сяду рядом, свернусь клубочком. А ты улыбнешься и скажешь, что любишь меня…

РОДНАЯ ЧУЖАЯ КРОВЬ

…Живут на свете люди. Чужие люди. Друг друга совсем не знают. Как же так получается, что потом они становятся родными? Одних сводит счастливый случай, а других – беда.

СЛАВА БЫЛ единственным ребенком в семье Гордеевых. Василий Петрович, человек военный, воспитывал сына в соответствии со своими суровыми правилами. А Надежда Викторовна, учительница музыки, чуткая и женственная, старалась смягчить «всю эту военщину», как она шутила. Парень вырос хорошим – сильным, работящим, честным на радость отцу. Умным, воспитанным, развитым – на радость маме. За спиной отца Славка прятаться не стал, честно отслужил в армии. Демобилизовался, собрался поступать в институт. Днем занимался, а по вечерам взялся таксовать – говорил, что не хочет сидеть на шее у родителей. А потом случилась беда: из одного такого рейса Слава не вернулся. Произошло страшное: его убили и сожгли в старенькой отцовской «пятерке». Кто совершил это зверство и почему добрый, мирный, далекий от криминала парень стал жертвой беспредела? Раскрытие преступления затянулось на долгие месяцы…

ПОСЛЕ ПОХОРОН любимого сына Надежда Викторовна враз постарела, а ведь ей было всего сорок три. «Наденька, надо держаться, – внушал ей супруг. – Давай возвращайся к жизни, вернись на работу, к своим ученикам в музыкалку». Она поднимала на мужа полные слез глаза: «Вася, ничего я не хочу. И детей мне тяжело видеть. И вообще – нет сил жить…»

В один из осенних вечеров, которые прежде казались теплыми и уютными, а теперь стали сиротливыми, супруги коротали вечер перед телевизором. «Павлику пять лет. Он очень хороший мальчик: веселый, умный и подвижный, – говорил ведущий за кадром. С экрана на зрителей смотрел большеглазый озорной мальчуган. – Он ищет маму и папу. Мы верим, что малышу повезет, у него будет свой дом и прекрасная семья». Надежда Викторовна нервно сцепила пальцы и произнесла едва слышно: «Как этот парнишка на Славу маленького похож!..» Добавила шепотом: «Вася, давай возьмем его…» И разрыдалась, уткнувшись в его плечо. Василий обнял любимую жену и уже начал искать слова утешения, но женщина подняла на него глаза. Раньше, как ему казалось, из этих глаз вместе со слезами капала тоска – неизбывная, тяжелая, беспросветная. Теперь они были другими – переполненные светом, добротой и надеждой. Надя произнесла: «Не надо меня жалеть, Васенька: это хорошие слезы. Мы спасем этого ребенка. Хотя, если честно, он сам – наше спасение».

НАДЕЖДА НЕ МОГЛА уснуть: внешнее сходство совершенно чужого мальчика с ее родным сыном казалось невероятным. А может, ей, измученной горем, просто захотелось увидеть это сходство. В памяти всплывали картины из прошлого: вот ее сынок делает первые шаги, но теряет равновесие и падает. Она пугается: «Ушибся ребенок!», а муж счастливо хохочет: «Не трогай, пусть сам поднимается – он будущий солдат!» Вот Славка тащит в квартиру бездомного котенка, сам неумело бинтует его раненую лапку и наливает для зверюшки молока. Сколько тогда было их малышу? Лет пять… А вот Славу Гордеева провожают в армию. Обритый наголо, беззащитный какой-то, в старых джинсах, с рюкзаком… Хочется прижать к себе и никуда не отпускать. Надя не может сдержать слез. А супруг говорит: «Мать, гордиться таким сыном надо! Смотри, какого орла вырастили!»

…НАУТРО ГОРДЕЕВЫ решили съездить к Надиной матери, посоветоваться. Зинаида Ивановна – медик с 40-летним стажем, а нынче «старая мудрая обезьяна», как она любила шутить – отметила, что ее дочь радостно оживлена, а вместо привычных черных брюк и темной куртки на ней светлое пальто и нарядный шарф. Внимательно выслушав дочь и зятя, пожилая женщина сказала: «Вы люди взрослые, решайте сами, я вам не указ. Помните одно: этот ребенок – чужой вам по крови. Кто его родители, почему Павлик оказался в детдоме, какая у него наследственность – неизвестно. Характер определяют гены, заложенные родными матерью и отцом. Подумайте крепко, станет ли чужая кровь родной. А надумаете – езжайте с Богом».

…Да, они с мужем уже не молоды, у них за плечами большой жизненный опыт. И этот опыт состоит не только из горя, переживаний и слез. Они воспитали хорошего сына, они знают, как правильно растить мальчишку, не потерять с ним контакт даже в самый трудный, подростковый период его жизни, как быть для сына друзьями, а не докучливыми опекунами … «Чужие гены», «наследственность» – эти слова настораживали, но ничуть не пугали Надю: так или иначе, беспомощному пятилетнему Павлушке нужна помощь, близкие люди, родной, а не казенный дом.

Как же тяжело жить на свете: одни теряют любимых детей из-за болезней, несчастных случаев, их отнимают убийцы, насильники и прочие нелюди. А другие словно бы сами стараются избавиться от своих детей. Вот и Паша живет в казенном доме. Как он там оказался?.. Теперь эти мысли не давали покоя Надежде.

В ДЕТДОМЕ БЫЛО почему-то пусто и тихо. «Дети на прогулке, – объяснила заведующая. – Как раз под моим окном гуляет группа Павлика. Посмотрите – вон он, в клетчатой курточке, тащит за веревочку свой самосвал!» Парнишка был явным лидером: то и дело отдавал команды не только мальчикам, но и девочкам. Дети с удовольствием подчинялись ему. «В телепередаче не сказали о самом главном, – осторожно начала заведующая. – У Паши есть сестра, и мы не хотим разлучать детей. Вон та девочка – в красном пальтишке и белом берете. Ирочка ее зовут…»

Малышка играла в стороне от детей. Она складывала опавшие с деревьев листочки: красная кучка, желтая кучка, зеленая. А Павлик то и дело подбегал к сестренке – подносил листики, какие-то веточки и камушки. Что-то говорил и снова убегал к приятелям. Иногда Ирочка поднимала глаза на ребятишек, но взгляд ее, как показалось Надежде, был отстраненным и не по-детски печальным. И что за игра такая у ребенка – раскладывать листья по кучкам? Все ли в порядке с девочкой, здорова ли она, не отстает ли в умственном развитии?

СЛОВНО УГАДАВ эти мысли, заведующая сказала: «Ирина – вполне нормальный ребенок. Она и физически здорова, об этом свидетельствуют медицинские документы. Девочка перестала разговаривать после того, как двойняшки потеряли родителей…»

Рассказ заведующей был печальным. Дети росли в семье молодых перспективных врачей. Тот день начинался радостно и оживленно: супруги на два дня уезжали на конференцию, поэтому детей отвезли к близким друзьям на дачу. Однако случилась беда: по дороге с дачи их машина попала под колеса большегруза. Они погибли сразу… Родных, которые могли бы усыновить осиротевших малышей, не было. Так дети оказались в детском доме. Они долго и горько плакали, не понимая, почему находятся среди незнакомых людей, просились к маме и папе. Энергичный Павлуша все же смирился с новыми обстоятельствами жизни. А вот его ранимая хрупкая сестренка замкнулась и перестала разговаривать.

«Отогреть бы ее сердечко, – вздохнула заведующая. – Но это возможно только в семье». И, немного помолчав, добавила жестко: «Повторюсь: мы не хотим добавлять этим детям горя – разлучать их не будем. Подумайте как следует. Звоните, если что…»

ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ супруги не обмолвились ни словом. Впечатлительная Надежда то и дело доставала носовой платок и утирала слезы. Василий, насупив брови, крутил баранку и нервно покашливал. Вдруг он остановил машину, развернул к себе за плечи жену и заглянул в ее глаза. «Мать, где один – там и двое, правда?! – как-то отчаянно весело спросил он. – Поехали обратно – будем знакомиться с ребятишками!»

…Румяный большеглазый Павлик оказался общительным человеком. Он уверенно пожал руку Василию Петровичу, попросил разрешения потрогать звездочки на погонах и рассказал, что у него тоже есть «военные вещи»: ружьишко, сабля и танк. Надежда Викторовна тем временем пыталась поговорить с Ирочкой: похвалила ее платье, поправила косички, спросила, как зовут куклу. Однако девочка так же печально молчала, прижимая к груди своего пупса. Лишь когда Надежда предложила в выходные поехать в парк покататься на каруселях, Ирина подняла на нее глаза и, кротко улыбнувшись, едва заметно кивнула. А Пашка принялся скакать от радости, обещая, что непременно возьмет с собой «военные вещи»: а вдруг придется защищаться от диких зверей, которые могут водиться в парке?..

…То, что происходило потом, – большой секрет. Скажем лишь, что через некоторое время брат с сестрой перестали называться сиротами. Теперь Гордеевых стало пятеро. Как пятеро? А так: они котенка завели. Паша притащил со двора…

СВИДЕТЕЛЬСТВО О ЖИЗНИ

КАК-ТО ВЕЧЕРОМ сидели мы дома все вместе: наш семилетний сын Юрка возился со своим конструктором, а мы с мужем читали. Сын пыхтел, копался, бубнил себе что-то под нос. Вдруг изрек: «Иван Андреевич Крылов был вынужден начать работу в десять лет переписчиком в канцелярии…» Наверно, по телевизору услышал. «А почему так рано он пошел на работу?» – спросил муж. «Потому что его родители умерли, на них выписали свидетельства о смерти, а Ивану надо было что-то есть», – ответил сын, не отрываясь от своих дел.

Что мой Юрка думает о смерти? Что наши дети вообще знают о ней? Очень неприятный и тяжелый вопрос, правда? Поэтому мы старались никогда не касаться его. Но смерть очень скоро пришла в наш дом. Ведь рано или поздно она приходит ко всем людям.

…В ТОТ ДЕНЬ мы были у родителей. Приехали на выходные помочь маме и проведать отца, который после тяжелой операции уже не вставал. Наутро он тихо ушел. Умер. Рано-рано утром… О том, что не стало любимого деда, сыну мы не сказали. Отправили Юрку к тете. Побоялись травмировать.

Вскоре у нашего первоклассника начались занятия в школе, появились новые заботы, новые друзья. Юра частенько звонил бабушке, делился впечатлениями и просил передать трубку деду: надо было рассказать про школу, про то, какую папа купил собаку, надо было спросить, когда деда Саша перестанет болеть, когда повезет его снова на рыбалку и купит велик – обещал же. Но вредная бабушка не хотела давать трубку деду – говорила, что он то дремлет, то спит, то плоховато себя чувствует…

Скоро мы снова поехали к маме. С порога Юрка бросился в комнату деда. Но кровать была пуста. Аккуратно застелена. «Где деда Саша?! – закричал возмущенно мальчишка. – Нам же на рыбалку надо!..» Бабушка, едва сдерживая слезы, попыталась объяснить, что дедушка заболел, что его пришлось увезти в санаторий и что вернется он оттуда еще не скоро. Юрка сжал кулачки, хлопнул дверью и убежал во двор.

…НА ДРУГОЙ ДЕНЬ бабушка растерянно объявила: «В моей комнате разгром. Ящики комода выдвинуты, фотокарточки и документы разбросаны на полу…» Мы чуть ли не хором спросили: «Все на месте?» Мама ответила едва слышно: «Кажется, исчезло свидетельство о смерти дедушки».

Мы стали искать Юрку. Но он пропал. «Я знаю, где сын, – сказал муж. – Сидите дома». Было одно место, куда наш мальчишка мог убежать. Шалаш. Дед и внук построили его прошлым летом, когда папа был еще на ногах. Отец сильно недомогал и уже готовился к операции, но возвел для внука что-то вроде небольшого укрытия за огородами. Там дед с внуком секретничали, жгли костер, и именно туда убегал Юрка, когда проказничал и хотел избежать наказания или когда был расстроен.

МУЖ ВЕРНУЛСЯ примерно через час. Один. И рассказал: «Наш пацан нашел в комоде свидетельство о смерти, убежал с ним в шалаш. Сильно плакал и кричал, что мы предатели. И что без деда ему очень плохо теперь жить. Так и сказал. И порвал документ в клочья… Пусть побудет там сколько ему понадобится. Пусть плачет, злится и рвет эту бумагу. Ему надо проплакаться… Нельзя было скрывать смерть деда. Я пойду, посижу тихонько в кустах поблизости…»

Юрка все-таки вышел из своего убежища. Пришел домой и, не поужинав, лег спать. Мы его не трогали. «Пойдем в шалаш, – сказал мне муж. – Будем думать, как жить дальше». В маленьком Юркином укрытии нам было тесно, но необыкновенно уютно. Сквозь толстые прутья, которые служили стенами, пробивались лунные лучи. Трещали где-то рядом кузнечики. Мы долго разговаривали, перебирали варианты. Мы ведь тоже страдали, как и наш маленький сын: уже ничего нельзя исправить, дедушку не вернешь. Но зато мы взрослые люди и обязаны не только держать себя в руках, но и как-то помочь маленькому сыну. И мы придумали выход.

НАУТРО МЫ сообщили Юрке, что у него есть еще один дед – двоюродный. Что это родной брат его деда Саши. Что он хороший, веселый и добрый. Что он умеет делать воздушных змеев, что у него есть охотничье ружье и смешная кошка Персик. А не знает его Юрка просто потому, что живет дед в другом городе. Далеко. Придется ехать к нему на поезде целых три дня.

…Мы сдержали слово – съездили к «новому» дедушке. Юрка и дед Валера крепко подружились. Они ходили в лес, собирали грибы, плавали на лодке по озеру и запускали змея. Все как положено. «Деда Валера, я приеду к тебе на другое лето, – сказал на прощание Юрка. – И мы с тобой обязательно сделаем шалаш. Я расскажу, как надо его строить, меня дед Саша научил. Каждому человеку, особенно мужчине, нужен такой шалаш…»

КОГДА МЫ приехали домой, наш сын сказал: «Дед Валера очень хороший. Но деду Сашу я никогда не забуду». А после некоторых раздумий добавил: «Почему, когда человек умирает, ему дают свидетельство о смерти, а когда живет, то ему не дают свидетельство о жизни? Пусть бы такой документ был. Может быть, из-за него люди жили бы дольше…»

А БЫЛО ДЕЛО ПОД НОВЫЙ ГОД

О чем мечтают пожилые люди? Тоже мне, скажет кто-то, нашли проблему – мечты стариковские. У них какие заботы? Сиди себе посиживай, телевизор гляди да чай пей. Неправильно так думать. Мечтать они имеют полное право – что они, не заслужили? Или не люди они, что ли? Вот звери и птицы мечтать не умеют, а человек – материя тонкая, мыслящая, даже если эта материя постарела и подряхлела. Вот и мечтают, особенно те, кто живет не дома. «А где ж им жить-то еще?» – удивится какой-нибудь человек. А я скажу, где: в деддоме. Деддом – это дедовский дом. Это такое место, где собирают стариков, дети которых очень заняты. И внукам тоже некогда: надо получать образование, чтоб потом стать занятыми взрослыми. Вот государство и придумало такие деддома…

А БЫЛО ДЕЛО под Новый год. В актовом зале деддома рабочие ставили елку. Желающие пенсионеры тут же вырезали снежинки из салфеток. Одна интеллигентная старушка играла на пианино, чтоб всем поднять настроение. Несколько стариков на добровольных началах тут же распутывали елочную гирлянду. В воздухе витал аромат смолы, и его не мог перебить даже запах корвалола. А еще пахло детством и мечтами. Но не для всех, а только для романтических натур. Их среди стариков было не так много. Остальные улавливали запах пирогов с капустой, доносившийся из кухни. И это тоже было неплохо – пахло все равно Новым годом…

ДЕДДОМ БЫЛ НЕПЛОХОЙ. У каждого своя комната. Вот так, направо по коридору, жила Мария Львовна семидесяти шести лет. Рядом располагалось жилье Василия Васильича и Ивана Николаича. Они были ровесниками – обоим по восемьдесят ударило. И жили еще там другие старики. А эти трое были одной компанией. Вместе гулять ходили, в шашки играли, в лото и тому подобное. А когда Мария Львовна музицировала в красном уголке, то ее непременно слушали оба товарища. Хоть в музыке ничего толком не понимали – слушали. Надо сказать, что Мария Львовна была не из простых: разные манеры, тяга к прекрасному, музыкальный слух.

Ну и вот. Теперь про Василия. Он тоже был не штрынь-брынь: он был отставной военный человек. Большого, между прочим, звания. И, несмотря на свои восемь десятков, делал зарядку по утрам и знал наизусть поэму Пушкина «Евгений Онегин». Если честно, он знал один большой хороший кусок. Но абсолютно точно – без подглядки.

А третий в их компании, дед Иван, был совершенно обычным человеком. Ни тебе званий, ни чинов, ни родственников за границей. Он бывший токарь с завода, где запчасти делали.

Все эти старики имели свои физические недостатки и заболевания. Иван Николаич, к примеру, потерял руку, но все равно вел активный образ жизни, а еще ходил в хор, и иногда ему доверяли солировать. Он солировал в песне «Шел отряд по берегу» про товарища Щорса.

Военный Василий Васильич имел сильное ранение в голову, которое получил во время военной службы на заставе. Отсюда он часто страдал болями. Были проблемы и у Марии Львовны. У нее отказали ноги, поэтому она передвигалась в кресле-коляске…

В ОБЩЕМ, НЕСМОТРЯ на годы и болячки, была эта компания, как теперь модно говорить, продвинутой и крутой. Естественно, в те дни, когда их болячки не обострялись. Заводилой была Мария Львовна, для близких друзей Маша. Она вечно придумывала то какие-то встречи с прекрасным, то музыкальные дуэли, то вечера буримэ (бывший токарь Иван Николаич так и не понял, что это такое). А нынче она затеяла вот что. «Давайте, – говорит своим друзьям секретным голосом, – напишем письма Деду Морозу, расскажем о своих желаниях. Я уверена, что сбудутся!» Товарищи вроде как поддержали Марию Львовну, но каждый испугался: не начала ли Машенька впадать в детство? Ведь всем известно – старый что малый. Мария Львовна словно прочла их мысли и сказала так: «Думаете, что я сбрендила? Не дождетесь! Мы же не будем выпрашивать у Деда Мороза куклы и машинки, как ребятишки. Мы даже не будем просить новые протезы или кресла-коляски. Я недавно вычитала в интернете вот что: надо сформулировать свое самое заветное желание из области духовного и написать его на бумаге. И тогда Вселенная услышит нас и исполнит мечту!.. Так, все быстро разошлись! Пишем-пишем, ребята!» И укатила на своей коляске. «Заговорщиков» нечаянно подслушала Вера Степановна, заведующая деддома. «Старый, что малый, ей-богу!» – вздохнула она тяжело и побежала дальше по своим делам…

ДЕДЫ ПЕРЕГЛЯНУЛИСЬ, пожали плечами, но отправились по своим жилплощадям. Бывшему токарю Ивану Николаичу очень нравилась Мария Львовна. И не просто нравилась. Он познакомился с ней семь лет назад, когда поступил в этот деддом. И сразу, как Машу увидел, на сердце стало у него тепло. А до этого сильно плохо было. Однако Николаич понимал, что эта женщина не про него: умная, стихи знает, на роялях играет. Иван стеснялся своего не сильно грамотного произношения, больших рабочих рук, одна из которых была протезная, поэтому никогда не смел обнаружить симпатии или проявить какой-нибудь знак внимания. Да он и не умел. Он просто помогал Машеньке по хозяйству как мог. А еще сочинял корявые стихи для ее творческих вечеров, и даже в хор записался исключительно из-за Маши. Он думал, что не нужна Марии его любовь, ведь однажды она сказала, что всю жизнь ждала с войны своего мужа Гришу, пропавшего без вести. …Махнул отчаянно Иван оставшейся рукой, взял бумажку да написал. И спрятал в конверт. И заклеил. А конверт убрал под матрас. Потом подумал и перепрятал – в шкаф.

МАРИЯ В ЭТО ВРЕМЯ думала о своём. Вот ведь какая штука приключилась с ней: приехав семь лет назад в это казенное учреждение, Мария Львовна увидела среди прочих проживающих человека, в котором проступали до боли родные черты. Он показался ей удивительно похожим на Гришу. Так вполне мог выглядеть ее муж спустя много лет. Старый и седой, с протезом вместо руки, он все равно напоминал ей любимого Григория. У Марии Львовны даже сердце зашлось. Но наваждение прошло, это был другой человек. Они по-соседски познакомились. Иван оказался милым стариком: добрый, веселый, скромный. Он так неуклюже, по-юношески старался угодить и понравиться Марии Львовне, так неумело это скрывал, что не мог не вызвать доброго к себе отношения. И даже симпатии. Мария взяла специальную почтовую бумагу и написала свое пожелание. Спрятала в красивую шкатулку. Убрала в стол.

А В КОМНАТЕ по соседству пыхтел над листком из блокнота бывший военный человек Василь Васильич. Какие могут быть желания-мечтания, когда он всю жизнь привык отдавать или исполнять приказы? Вот еще глупости придумала Машенька. Можно было бы сказать, что написал, но тогда бы обманул. А врать нельзя. Тем более – Марии. Однако же Маша всю жизнь разыскивает своего мужа. А теперь напишет желание ко Вселенной, и возьмет да отыщется ее Григорий. И он, Вася, ни при делах останется. И без того сирота: сколько лет после войны прошло, а его семья так и не отыскалась. И другая семья не образовалась. Надо вот какую мечту записать на бумажку. И Василий записал. Спрятал мечту в комод, в пакет с военными документами…

СЛЕДУЮЩИЕ ДНИ ПРОШЛИ в сплошных волнениях. Встречаясь, друзья неуклюже пытались выведать, кто и что загадал и записал. Но все молчали, как партизаны. Только таинственно и взволнованно улыбались. И вздыхали чаще обычного. Каждый берег свою мечту и своё пожелание. Им казалось, что даже в молодости такого с ними не было.

…Наступило предновогоднее утро. В комнату бывшего военного постучали. Это была заведующая. «Василий Васильевич, – начала она. – Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь». На пороге рядом с ней стояла незнакомая милая девушка. Она улыбнулась и просто сказала: «Здравствуй, дедуля! Наконец-то я тебя нашла. Поехали домой». Старик взялся за сердце и заплакал. Все начали бегать и волноваться, предлагая ему валидол или валерьянку. Но дед сказал слабым голосом: «Прекратить панику. Это я от радости…»

РОВНО ЗА ОДИН ЧАС до наступления Нового года в деддоме произошел еще один праздник. Он был тихий. О нем знали только двое – Иван и Мария. Два старых больных человека сказали друг другу самые главные в жизни слова. И поняли, что помрут они еще не скоро, потому что им есть для кого жить. Друг для друга.

…Так что же получается? Что все мечты, написанные в их записочках, сбылись? Получается, что так. Разве не вы говорили: старый – что малый. Мы не знаем, кто именно исполняет желания стариков и детей – Дед Мороз, Вселенная или Бог. Но кто-то ведь исполняет…