Текст книги "Княгини, царицы, императрицы и другие знаменитые женщины России"

Ассамблея в Санкт-Петербурге при Петре I

Петр слабеет. Беспорядочная жизнь, усердное «поклонение Бахусу», военные походы и постоянное душевное напряжение подточили его организм, а Екатерина входит в самую опасную женскую пору – «уже не очень молода и еще далеко не стара». Она позволяет себе полюбить, и предметом ее страсти становится не кто иной, как брат Анны Монс, роковой красавец Виллим.

Юношеская привязанность так глубоко задела сердце царя, что, даже полюбив Екатерину, он желал видеть рядом с собой тех, кто обликом своим напоминал неверную красавицу. Три года лежала опала на семье Монсов. Она коснулась и сестры Анны Модесты, которая была почти столь же красива, но, пожалуй, намного умнее. Сметливая, ловкая Модеста вышла замуж, стала Матреной (так стали произносить ее имя) Балк и сумела настолько снискать расположение Екатерины, что царь забыл о своей немилости и выказал по отношению к Матрене необыкновенную заботу и внимание. «Отпиши мне, – пишет он жене, – к которому времени родит Матрена, чтобы мне поспеть». Виллим Монс также быстро идет в гору и приобретает влияние. В 1716 году боевой генерал-адъютант Монс становится управляющим имениями Екатерины и наблюдает за монастырями, находящимися под ее покровительством. Этот бравый статный военный, принадлежащий, по словам очевидцев, к самым красивым и изящным людям своего времени, мгновенно покоряет двор, пленяя многих придворных дам и девиц, но не это было определяющим для возрастания его роли. Императрица берет прекрасного Виллима под свое особое покровительство, и об этом становится известно всем, кроме Петра, разумеется.

Осенью 1724 года Петр из доноса все же узнает об измене жены с молодым камергером, и ужас и гнев, охватившие царя, неописуемы. Негодование его возрастает, когда расследование обнаруживает, что взятки Монсу давали самые высокопоставленные лица государства. Вся знать от царицы Прасковьи до князя Сергея Юсупова расточала лесть перед любовником императрицы и выражала ее в самых неожиданных и разнообразных материальных эквивалентах. Знаменитое корыстолюбие Монсов не гнушалось ничем, и огромнейший список взяток поражает своим разнообразием. Брат и сестра брали бриллиантовые перстни, экипажи, деньги, ткани, кофе, чай и даже муку. В материалах следствия сохранился перечень подношений, сделанных Матрене Балк. Вот небольшая выдержка из него:

«Петр Салтыков – старый недорогой возок.

Астраханский губернатор Волынский – полпуда кофе.

Великий канцлер Головкин – двадцать возов сена.

Светлейший князь Меншиков – маленький перстень алмазный, 50 четвертей муки.

Купчиха Любс – парчу на кафтан, штофу шолкового.

Посол в Китае Лев Измайлов – три косяка камки, да 10 фунтов чая…»

Но не взятки возмутили Петра, а измена. Петр узнает и о продажности своей «Катеринушки». Оказывается, она отнюдь не бескорыстно использовала свое влияние на царя и тоже брала взятки, доходы от которых тайно переправляла за границу.

Петр понял, что придворные уже «ставили» на другое светило и ждали его смерти. Банальная драма обманутого мужа переросла в трагедию политического деятеля.

Г. С. Мусикийский. Портрет семьи Петра I. 1716–1717 гг. Миниатюра

Петр уничтожает написанное на имя Екатерины завещание и действует быстро, решительно с присущей ему беспощадностью. Брата и сестру Монсов обвиняют в крупном взяточничестве, и 13 ноября по улицам Петербурга проходит отряд солдат с чиновниками. Под барабанный бой они объявляют, что под страхом тяжкого наказания каждый, кто давал взятки камергеру Монсу или его сестре его генеральше Балк или знает об этом, должен немедленно донести до сведения начальства. 27 ноября – тот же зловещий барабанный бой, а 28 ноября Монса казнят.

Представ перед Петром, этот храбрый участник многих сражений потерял сознание. Но когда его под стражей проводят мимо дворца, Виллим, как истинный кавалер, отвешивает глубокий поклон показавшимся в окне великим княжнам и благодарит их за оказанные милости. Тщетно пытается он увидеть императрицу. Екатерина в панике. Она не только не решается вымолить у мужа пощаду для любовника, но и трепещет за собственную жизнь. Слишком хорошо знает она своего Петра, чтобы не понять, в какой близости от плахи находится сама. В утро казни Монса Екатерина разучивает с дочерьми менуэт. Под толстым слоем пудры она пытается скрыть слезы и даже улыбается придворным, но обмануть никого не удается. Французский посол Кампредон писал: «Хотя императрица скрывала, сколько возможно, свою печаль, она была написана у нее на лице… каждый ожидал, что же с ней произойдет». Вечером того же дня выходит приказ Петра, гласящий: «на основании злоупотребления, совершенного без ведома государыни, не принимать впредь от нее никаких указаний и рекомендаций». Царь более не доверяет своей жене, отстраняет ее от участия в делах. Велит заблокировать счета и выдавать наличные деньги. Придворные ожидают, что Екатерину постигнет судьба Евдокии Лопухиной, но этого не происходит. Петр не мог открыто обвинить в коррупции Екатерину, которую он долгие годы превозносил как идеальную супругу и «императрицу россов». Кроме того, осуждение супруги царя могло повлиять на браки трех его дочерей, чье происхождение и так было небезупречно из-за матери-простолюдинки. Честь Екатерины должна была остаться незапятнанной, и это спасает ее от опалы, пострига, а возможно, и казни.

Монс казнен, его сестра и приближенные Екатерины биты кнутом и оправлены в далекую ссылку. В день казни Петр не отказывает себе в жестоком удовольствии проехать вместе с женой по Троицкой площади, где выставлена отрубленная голова возлюбленного Екатерины. Он потом прикажет зачем-то заспиртовать эту прекрасную голову, отправит в Кунсткамеру, и через много лет княгиня Дашкова, принявшая ее в свое ведение, сможет убедиться в том, насколько «роковая красота Монсов» соответствует своей печальной славе.

Буря в царском семействе постепенно затихает. Саксонский посланник Лефорт писал: «царица долго, покорно стояла на коленях, просила царя о прощении вины; разговор продолжался три часа; вместе поели, потом расстались». Супруги договорились, в царском семействе воцарился относительный мир, но измена самого близкого человека ускорила кончину Петра. Великий реформатор понял, что он абсолютно одинок и не на кого оставить империю, в создание которой были вложены все его душевные и физические силы.

Г. Д. Молчанов. Портрет царевича Алексея. 1772 (?) г.

Г. Д. Молчанов. Портрет принцессы Шарлотты Христины Софьи. 1772 г.

28 января 1725 года Петр скончался, не отдав никаких распоряжений о наследнике. Существует предположение, что Петр хотел передать трон своей старшей дочери Анне – умной, образованной и очень похожей на него, но не успел.

Скорая (всего через два месяца после уличения Екатерины в измене) смерть Петра породила, как это всегда бывает при уходе из жизни великих мира сего, слухи об отравлении. Обвиняли супругу государя и Меншикова, но никаких доказательств тому нет. Гигант Петр совсем не был богатырем. У него были узкие плечи, очень маленькие, почти женские ноги, и болел государь часто. Мочекаменная болезнь, многие годы терзавшая его, обострилась летом и осенью 1724 года, и если можно обвинить Екатерину, то, скорее, в «моральном преступлении», тяжесть которого обрушилась на ее мужа и, вероятно, во многом содействовала смерти.

После кончины царя на престол могли претендовать шестеро ближайших родственников царя – его вдова, три дочери (Наталья вскоре умрет от кори), внук и внучка. За Екатерину выступали вельможи, выдвинувшиеся в петровские времена, и в первую очередь – Александр Меншиков. Малолетнего Петра Алексеевича, сына казненного царевича Алексея и внука Петра, поддерживали знатнейшие дворянские фамилии России, но победу одержали сторонники Екатерины, впервые использовав гвардию и тем самым открыв историю дворцовых переворотов 18-го столетия.

Александр Данилович принял меры еще до смерти императора, приказав отвезти государственную казну в Петропавловскую крепость, а 27 января – еще при жизни Петра – по указу Екатерины Преображенскому и Семеновскому полку выдали жалованье за две трети прошедшего года (обычно его задерживали). Велись переговоры со многими сановниками, которых «кнутом и пряником» – угрозами и обещаниями – убеждали поддержать вдову царя. Еще одним аргументом в пользу воцарения Екатерины являлось то, что почти все вельможи подписали смертный приговор царевичу Алексею и никто не хотел отвечать перед царевичем Петром за казнь его отца.

Но последнее слово сказала гвардия. Пока в одном из залов дворца шло заседание Сената и Синода, на котором решалась судьба российского престола, здание окружили призванные по приказу Меншикова войска. Майор гвардии А. И. Ушаков в весьма резкой форме заявил высокому собранию, что гвардия видит на троне только Екатерину, а тому, кто против, может очень сильно не поздоровиться. И с криками «Виват! Виват! Виват!», подхваченными испуганными присутствующими, войска возвели на российский трон императрицу Екатерину I.

Г. Д. Молчанов. Царевич Петр

Как правительница необразованная и безграмотная Екатерина была совершенно беспомощна, и истинным хозяином громадной империи становится светлейший князь Меншиков. Союз Екатерины с Меншиковым был полезен для обоих. Она защищала казнокрада-князя от справедливого гнева царя, а он помогал советами о том, как крепче привязать Петра. Дружба вдовы Петра и «Алексашки» выдержала испытание временем (двадцать лет) и оказалась полезна обоим. Два простолюдина, чувствуя за спиной ненависть и презрение знати, старались поддерживать друг друга. Вельможи, называвшие царицу «девкой, поднятой из грязи», не могли простить ей низкое происхождение и благодеяния, в которых Екатерина старалась никогда не отказывать, а безродный выскочка Меншиков вызывал ненависть своей неограниченной властью, богатством и безмерным честолюбием. До сих пор не ясно, какова была его роль в знакомстве царя с Екатериной. Отнял ли тот, по примеру друга, понравившуюся ему пленницу, или Меншиков, досконально зная вкусы Петра (в том числе интимные), сам подготовил и отдал ему любовницу, чтобы иметь рядом с царем верного человека. Так или иначе, но во время своего короткого царствования императрица положилась на князя всецело.

Л. Каравак. Портрет царских дочерей Анны и Елизаветы. 1717 г.

Сорокалетняя женщина наконец-то ощутила сладостный вкус свободы, которой была лишена долгие годы, и наслаждалась ею во всю меру своих неограниченных возможностей. Она не занималась делами (для этого были сановники), завела вместо Монса нового фаворита Левенвольде и проводила время в веселых празднествах и попойках. Но если развлечения были немного грубоваты и вульгарны, то к подданным Екатерина выходила во всем блеске императорской власти и производила достойное императрицы впечатление. И все же иногда брала верх натура, ночами царица спускалась вниз к слугам и, как записано в придворном журнале, «стряпали на кухне сами».

Н. Н. Ге. Петр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе. 1872 г.

Величие государыни, к немалому злорадству придворных, было слегка поколеблено появлением ее родни. Около двух десятков крестьянских родичей было доставлено в Петербург и спрятано в Царском Селе. Их неуклюжесть и простонародные манеры приводили в восторг недоброжелателей царицы и доставили Екатерине немало неприятных минут. К многочисленному семейству были приставлены учителя, чтобы придать им хоть какой-то лоск, и российское дворянство вскоре пополнилось новым родом графов Скавронских.

Кроме развлечений, Екатерину волновало замужество дочерей Анны и Елизаветы, эти матримониальные задачи занимали и ее умершего мужа-императора, который готовил цесаревен к династическим бракам с европейскими владетельными особами. Об этом свидетельствовало и то, как назвали «Петровен», получивших вместо традиционных для прежних царевен – Евдокий, Марф, Татьян и Ирин – более «западные» и привычные для иностранных дворов имена. Петр не мог отказаться от имени Наталья, его носили две его дочери, других звали: Екатерина, Маргарита, Анна, Елизавета. В живых из шести дочерей царя остались только две последних.

Цесаревны Анна и Елизавета были умны, ослепительно красивы и оказали бы честь любому европейскому двору. И все же у юных невест имелся один (и весьма серьезный) изъян. Даже родовитое дворянство относилось к ним пренебрежительно из-за «подлого» происхождения и сомнительного прошлого матери, да и монархи крупных держав совсем не желали получить в невестки незаконнорожденных дочерей прачки.

Л. Каравак. Портрет цесаревны Натальи Петровны. 1722 г. (?).

К Анне «серьезные» женихи не спешили, но второстепенные принцы стали добиваться руки цесаревен, и одним из них был герцог Голштинский Карл Фридрих, который прибыл в Россию в начале 1721 года. Это был молодой человек двадцати одного года – щуплый, низкорослый и невзрачный. Брак с одной из дочерей Петра нужен был ему для того, чтобы заручиться дипломатической и военной поддержкой царя в борьбе за шведский престол и против датского короля, захватившего почти половину герцогства. Его ухаживание за цесаревнами происходило по всем правилам политеса, и так как светская жизнь в столице Российской империи была чрезвычайно насыщена, герцогу приходилось принимать самое активное участие во всех увеселениях. Речное катанье сменялось прогулкой в «огороде», то есть в Летнем саду, где вблизи романтического грота музыканты потенциального жениха услаждали слух высшего общества. Затем начинались другие увеселения – балы и «машкерады», и юные цесаревны присутствовали на всех празднествах.

В год приезда Карла Фридриха Анне было тринадцать лет, Елизавете – одиннадцать. Петр принял герцога Голштинского прекрасно, и первая встреча с невестой состоялась 25 июня 1721 года в Летнем саду во время празднования коронации Петра I. Вот как описал ее в своем дневнике камер-юнкер Берхгольц, состоявший в свите Карла Фридриха: «Войдя в сад, герцог отправился выразить почтение царской семье и увидел императрицу в богатейшем убранстве, сидящую у прекрасного фонтана. Взоры наши обратились на старшую принцессу (Анну) – брюнетку и прекрасную, как ангел. Она очень похожа на царя и для женщины довольно высока ростом. По левую руку стояла вторая принцесса – Елизавета, белокурая и очень нежная». Берхгольц отметил также, что головки принцесс убраны по последней моде и с таким изяществом, которое сделало бы честь лучшему парижскому парикмахеру, и восхитился их платьями, сшитыми из двухцветной материи, без золота и серебра. Белокурая Елизавета имела за спиной прекрасно сделанные крылышки, а у Анны они были недавно отрезаны, но еще не сняты, а только зашнурованы». Крылышки на платье означали, что девушка еще не вступила в брачный возраст, и для царских дочерей он наступал очень рано. Через два месяца после встречи герцога с цесаревнами Петр на торжественной церемонии сам отрезал крылышки с платья Елизаветы. Осталось найти ей достойного жениха, а то, что это задача непростая, Петр узнал, устраивая браки племянниц «Ивановен», которых он собирался использовать в своей политике.

Некрасивую Анну Ивановну в 1710 году Петр выдал замуж за племянника короля Прусского герцога Курляндского, Екатерину – за герцога Мекленбургского. Девушек, выдаваемых за «нехристей», в народе жалели – и, как оказалось, не напрасно. Анна Ивановна овдовела, не успев доехать до герцогства своего мужа.

И. Н. Никитин. Портрет царевны Прасковьи Ивановны. 1714 г.

Судьба хорошенькой хохотушки царевны Екатерины также сложилась несчастливо. Герцог Мекленбургский был груб, необразован, взбалмошен и к тому еще не успел оформить развод со своей первой женой Хедвигой, принцессой Нассау-Фрисландской. Но его женитьба на Екатерине Ивановне входила в сферу политических интересов Петра, а того нисколько не смущали такие «мелочи». Брак герцога и племянницы царя был заключен в Данциге в 1716 году, и вел себя жених в день свадьбы очень странно. Придворные заметили, что он был без манжет, а брачная ночь завершилась страшным конфузом. Новобрачный сбежал от молодой жены в 4 часа ночи, до утра скрывался в комнате у придворного, а свой побег объяснил тем, что в убранной в японском стиле спальне кровать слишком пахнет лаком. Молодые поселились в сказочно красивом замке над озером, в котором очень любил бывать Петр, но после двух лет с развратным и грубым мужем Екатерина Ивановна, несмотря на резкое сопротивление дядюшки, вернулась с маленькой дочерью в Россию.

С третьей племянницей царю повезло еще меньше. Царевна Прасковья Ивановна была миловидна, тиха и очень слаба здоровьем. Именно поэтому Петр не надеялся использовать ее замужество в своих политических планах, хотя портреты для потенциальных женихов все же написать приказал. Можно только представить, насколько изумлен был царь, когда эта «тихоня» совершила шаг, который отрезал все пути к покушению на ее свободу, сойдясь без венца с одним из соратников царя – контр-адмиралом Дмитриевым-Мамоновым. В то время это грозило монашеским покрывалом любой девице, для царевны же даже попытка брака почти наверняка означала заточение в келью. Но Прасковья сумела как-то смягчить царя, и он смирился с ее замужеством. Впрочем, ничего загадочного в снисходительности Петра не было. Предусмотрительная царевна дала взятку Матрене Балк – «съестные припасы и кусок полотна варандлофского», сумела с ее помощью заслужить прощение и прожила свою жизнь с любимым.

Для цесаревны Анны могущество Монса имело совсем другие последствия. Она оказалась жертвой недостойного поведения своей матери. Анна Петровна была не только хороша собой, но и очень умна и решительна. Силу характера этой юной особы характеризует случай, получивший огласку при дворе. Придворные сплетники рассказывали, как один из молодых аристократов влюбился в цесаревну и, признавшись в своих чувствах, молил вонзить ему в грудь меч и тем прекратить страдания. Неожиданно для придворного цесаревна согласилась. «Ну, что ж, – спокойно промолвила она, – дайте мне вашу шпагу, и я покажу вам, как дочь государя вашего сумеет наказать забывшего к ней почтение безумного». Молодой придворный испугался и, вложив в ножны шпагу, молил о прощении. Знал ли об этом случае сам Петр, неизвестно, но он оценивал свою дочь по достоинству и понимал, что герцог Голштинский ее не стоит.

Брачные дела Карла Фридриха не продвигались. Все оканчивалось туманными обещаниями царя, который смотрел на герцога как на орудие в сложной, многоходовой политической комбинации, и роль герцога при царском дворе с 1721 по 1724 годы была жалкой. Многочисленные свои досуги он заполнял попойками и развлечениями, в которых с полным блеском проявились вкусы миниатюрных немецких королевских дворов, где все носило неизгладимый отпечаток казармы. Впоследствии эти пристрастия унаследует император Петр III, а пока их в полном блеске проявлял его будущий отец. Летом на даче герцог составлял из своей свиты войско, которое мучил непрерывными ученьями, а его государственная деятельность ограничивалась учреждением орденов «Виноградной кисти», «Девственности» или «Тюльпана». Карлу Фридриху было все равно, кто станет его невестой —

Анна или Елизавета (эта резвая принцесса ему нравилась даже больше), он был готов воспылать страстью к любой и выжидал.

И все же были при дворе силы, на поддержку которых он мог рассчитывать. Главным защитником интересов герцога был Виллим Монс. Гораздо милостивее Петра относилась к Карлу Фридриху и сама царица Екатерина, которая посылала ему время от времени подарки (один раз она даже передала очень дорогую соболью шубу). Чем же объяснялось благоволение этой очень умной и дальновидной женщины к ничтожному жениху? Ведь даже Монс, жадный, но не злой человек, говорил своим приближенным, что «жаль ему государыни-цесаревны, такой она человек хороший, а отдают за герцога, а он ей не подходит». Екатерине же было не до сантиментов, она спешила поскорее выдать Анну замуж за какого-нибудь иностранного принца и удалить из страны, чтобы освободить место для себя. После смерти Петра I, которая, учитывая состояние его здоровья, была не за горами, царица и Монс хотели обладать всей полнотой власти, и мать вела интригу против собственной дочери, которой, по мнению современников, царь хотел передать престол. Но Петр не спешил, и, возможно, Карл Фридрих никогда бы не стал его зятем, но в 1724 году после «Дела Монса» царь понял, что «насажденье» и империю оставлять ему некому, и решился. Петр I и герцог Голштинский подписали брачный контракт. Царь отдавал герцогу в жены свою дочь, но при этом будущие супруги отрекались «за себя, своих наследников и потомства мужского и женского полу от всех прав, требований и притязаний на корону и империум Всероссийский… на вечные времена». Параллельно с официальным документом был подписан тайный договор, по которому Петр получал право забрать в Россию родившегося от этого брака сына (даже вопреки воле его родителей), чтобы сделать его наследником русского престола. Надежды Петра дождаться внука-наследника от любимой дочери не оправдались, он скончался, и в мае, когда траур по нему был прерван, состоялась пышная свадьба герцога Голштинского и цесаревны Анны Петровны. Регламент торжества был разработан в соответствии с этикетом королевских дворов еще самим Петром. За три дня до торжества глашатаи известили жителей столицы о грядущем событии, а в Летнем саду была устроена «церемонная зала». Жених и невеста были в костюмах из серебряной парчи, все дамы и кавалеры также надели на свадебное торжество свои лучшие наряды, и только императрица Екатерина I облачилась в черное платье. Черной тканью в знак траура по мужу была обита и барка, в которой она сопровождала жениха с невестой. Обряд венчания происходил в Троицкой церкви, и совершал его архиепископ Псковский, который повторял для жениха все главные молитвенные слова по-латыни. По окончании церемонии и поздравлений императрица Екатерина I пожаловала юной герцогине Голштинской орден Святой Екатерины с красным бантом, а затем новобрачные и свита вновь переправились через Неву в Летний дворец и сад. Начался свадебный пир, в завершение которого на стол перед новобрачными поставили два огромных блюда с паштетом; из одного выскочил карлик в костюме скорохода, а из другого – прехорошенькая, одетая пастушкой карлица, и они протанцевали вокруг блюд менуэт. Для народа на лугу за Летним садом было выставлено угощенье – два жирных, целиком зажаренных быка, нашпигованных жареной птицей и зайцами. Перед отъездом во дворец мужа Анна Петровна стала очень трогательно прощаться с матерью, которая нежно обнимала ее и желала ей всевозможного счастья в ее будущей супружеской жизни. Так кончился этот первый торжественный день свадьбы, и, как заметил все тот же Берхгольц, «во всем соблюден был величайший порядок, и все прошло весело, радостно и благополучно».

Неделя после свадьбы становится крайне насыщенной для принца и принцессы Голштинских, в их честь устраиваются парадные приемы и торжества, но жизнь Анны Петровны вскоре оборвется. В феврале 1728 года в Киле она родит сына Карла Петера Ульриха и вскоре умрет от скоротечной чахотки.

Но пока весной 1725 года воинственная теща попыталась возвратить своему зятю отнятый датчанами Шлезвиг, что вызвало англо-датскую демонстрацию силы и нанесло серьезный ущерб престижу России. Для помощи неумелой императрице в государственных делах был создан Верховный тайный совет, но участие в нем было утомительно для Екатерины, и она подписывала его решения не глядя.

Прожигающая жизнь императрица стремительно дряхлела, теряла силы и опускалась. В тени могучего Петра она казалась гораздо значительнее и достойнее, чем без него, и придворные, глядя на деградирующую и слабеющую буквально с каждым днем Екатерину, стали серьезно задумываться о преемнике.

И. Н. Никитин. Петр I на смертном одре. 1725 г.

Первым начал лихорадочно продумывать ходы в своей сложной династической игре Меншиков. Будущее без Екатерины ничего хорошего светлейшему князю не предвещало. Он имел много врагов, среди которых были представители древних дворянских фамилий Голицыных, Долгоруковых и Шереметевых. Месть не заставила бы себя долго ждать, и Меншиков придумывает и проводит в жизнь блестящую комбинацию. Он давно пытался закрепить свое положение родством с царской семьей, но попытки оказались неудачными. Петру не понравилась сестра Меншикова, которую тот пытался приблизить к нему, а робкое сватовство безродного князя к царевне Наталье было отвергнуто демократичным царем резко и бесповоротно. Теперь Меншиков приближает к себе царевича Петра и начинает уговаривать Екатерину разрешить женить его на своей дочери Марии. Хитрый князь давно заметил, что царице нравится жених Марии – молодой красавец, изящный польский аристократ, граф Сапега. Брак царевича с Марией угрожает интересам дочерей Петра, и Анна с Елизаветой на коленях умоляют мать не соглашаться, но та не слушает. Мольбы и доводы рассудка бессильны. Царица легкомысленно следует своим мимолетным желаниям. Ей ведь так хочется разлучить красавца графа с молодой невестой, и, кроме того, она ни в чем не может отказать своему доброму «Данилычу»! Теперь он хочет возвести на престол Петра Алексеевича, и Екатерина даже не дает себе труда задуматься, что его воцарение – это возвращение ко двору Евдокии Лопухиной, которую Екатерина тотчас же после смерти мужа заточила в Шлиссельбургскую крепость. Впрочем, имеется и другое объяснение поступку императрицы. Возможно, царицу мучила совесть и она хотела загладить вину перед замученным в Петропавловской крепости пасынком, передав его сыну империю. Царевича провозглашают преемником Петра, и вскоре у императрицы открывается горячка, а 6 мая 1727 года, прожив на свете 43 года, она умирает.

А. П. Антропов (?). Портрет Цесаревны Анны Петровны. 1772 г.

Трон был передан двенадцатилетнему царевичу Петру Алексеевичу, вошедшему в историю под именем императора Петра II, и сбылось предсказание старца Досифея. Юный император вспомнил о содержащейся в секретном заточении бабке, назначил ей большое содержание и дал особый двор. Евдокия вернулась, пережив своего сына, мужа и Екатерину. Относились к ней с полным уважением, как к царице, столица была вновь перенесена в Москву, а дочь царя – красавица Елизавета – еще 14 лет будет ждать царскую корону, пока сама не вырвет ее у слабого потомства царя Ивана V.