Текст книги "Сегодня день. Избранное"

Ольга Харламова
Сегодня день. Избранное

© Ольга Харламова, 2023

© «Время», 2023

Странница

Дом с трубой

 
Дом с трубой, кошка, бабушка,
грядки,
в палисаднике сохнет бельё.
Жизнь дворовая – салки и прятки.
Будни – праздники, детство моё.
 
 
Огородную рябь захолустья
и засыплет, и выбелит снег,
и снежком кто-то в санки запустит
и промажет, так скор их разбег.
 
 
Накататься, набегаться вволю,
в теле чувствуя лёгкий озноб,
с кровли дома – в сугроб,
и на кровлю
вновь забраться – и прыгнуть в сугроб.
 
 
Ног не чуя взбежать на крылечко
и с мороза – в тепло…
Жить бы век
в доме с бабушкой, кошкой и печкой.
Тает день,
тает дым, тает снег…
 

«Нет, не отрез тот шёлковый…»

 
Нет, не отрез тот шёлковый –
льняной
меня волнует тоном небогатым.
Подол протёртый с блёклою каймой
куском суровым бережно залатан.
Я вижу, как под лампой у стола
ты над шитьём полночи колдовала,
как в пол-окошка небо выцветало,
как истекала суровьём игла.
 

Прощай, февраль!

 
Прощай, февраль,
метели, снегопады…
Февраль, делить остаток дней твоих
я рада, как бывают дети рады,
на всех дорогах, пусть бы и кривых.
Ещё зима бела и торовата,
стелить ей всем и каждому вольно,
но снег февральский – сахарная вата,
и съёжится под утро всё равно.
Ещё неделю потчевать скоромным,
батрачить на заимках у весны,
месить и печь.
Нам первый блин хоть комом,
но кружевом последние блины.
Прости-прощай, в конце или в начале
пути,
пути, длиною в целый год,
февраль моих метелей и печалей.
Прощай, февраль!
Так светел твой исход.
 

«Пью взахлёб настой дурманный…»

 
Пью взахлёб настой дурманный
сладкой ягодной поры.
Земляничные поляны,
дух медвяный, комары.
 
 
Днём и ночью неустанно
вся лесная мошкара
пришлый люд, до ягод жадный,
ест и гонит со двора.
 
 
Прихвачу большую кружку
в урожайную страду,
по овражкам, по опушкам
комаров кормить пойду.
 
 
Будет вечер неразменный,
будут двери на запор,
ты да я, да чай с вареньем,
разговоры…
Разговор.
 

«А лето на Купалу устоялось…»

 
А лето на Купалу устоялось.
Светло, не жги напрасного огня.
Кто знает, милый, сколько нам осталось?
Люби меня!
 
 
Медвяный дух, губ жарких вкус медовый,
прохладной медуницы западня…
в одно слились и два коротких слова –
люби меня.
 
 
И выдохом одним, одним дыханьем
в рассвет ещё не прожитого дня
«Люби меня!» – летит как заклинанье.
Люби меня.
 

«Хочешь не хочешь…»

Язык до Киева доведёт.

Пословица

 
Хочешь не хочешь,
и сладко, и горько
помнишь об этих и тех.
Церковь Владимира,
церковь на горке,
Владимир во «Старых садех»!
Сад ли привидится,
свет ли забрезжит,
пристань, тюрьма, монастырь.
Первопрестольная, вера с надеждой
поистрепались до дыр.
Чаша печальная, слово прощальное,
струн невесёлый настрой,
голос негромкий, свеча поминальная,
место – в родимой сырой.
Земли московские, дали российские,
пули – без промаха влёт…
Вниз по Солянке,
к Смоленской,
до Киевской –
в Киев язык приведёт.
 

«Дня ещё одного не стало…»

 
Дня ещё одного не стало.
Мир летит, как летел.
Впотьмах
я не сплю – спит младенец малый,
крепко спит на моих руках.
Глаз ласкает фитиль бессонный,
что в лампадке горит.
В упор
устремлён на меня с иконы
Твой, Пречистая, скорбный взор.
Лицедейство здесь неуместно:
подноготную всю мою
знаешь Ты, и Тебе известно,
в чём я каюсь, о ком молю.
На весах Судии как тронется
чаша левая сверху вниз,
заступись,
заступись, Богородица.
Богородица, заступись!
 

«Бессмертная сущность творения – цель…»

Сомненья нет, что цель творенья – мы…

Омар Хайям

 
Бессмертная сущность творения – цель.
Как точен твой и беспощаден прицел!
О, жест разведённых беспомощно рук,
оборванный голос, разорванный круг,
и небо с овчинку, и солнце черно,
всё – в первый, второго, увы, не дано.
Мгновенье ещё, и услышу хлопок,
не терпит оттяжки взведённый курок.
Оглохнуть, ослепнуть, упасть без движенья…
В зрачках моих стынет твоё отраженье.
 

Состояние любви

«Нынче летом земляника…»

 
Нынче летом земляника
для меня что есть, что нет.
Полюбился ежевики
аромат, и вкус, и цвет.
 
 
Ежевики куст лиловый,
а под ним в цвету трава.
Я жива одной любовью,
милым я одним жива.
 
 
Как закатится денёчек,
как улягутся ветра,
мил спешит на огонёчек,
остаётся до утра.
 
 
И закаты, и рассветы
успевай встречай, лови!
Задержись подольше, это
состояние любви.
 
 
Я с коленок, я и стоя
ежевику ртом брала,
ежевичного настоя
с милым все мои дела.
 
 
Ежевики куст лиловый,
а под ним в цвету трава.
Я жива одной любовью,
милым я одним жива.
 

Менуэт

 
На старинном гобелене
в кружевной брабантской пене
с кавалером знатным
дама тет-а-тет.
На полу – камзол и шпага,
и маститая собака,
и звучит в воображенье менуэт.
 
 
При ковре, в тонах пастельных,
развивается постельный
наш никем не зарисованный сюжет.
С постоянством чутким зрака
караулит нас собака,
и разучивают где-то менуэт.
 
 
Было – до, и будет – после,
чуть поодаль или возле –
силуэт мужской и женский силуэт.
Вот опять из полумрака
стережёт любовь собака.
И насвистывает кто-то менуэт.
 

Ворожея

 
Ворожи мне, ворожея,
привораживай скорее
не на годы, не на год,
на час всего.
Год, года – такая малость,
и порядком их досталось,
пролетели мигом все до одного.
 
 
Ворожи мне, ворожея,
привораживай скорее
не на месяц, не на день,
на час всего.
Днями копится усталость,
день за днём – какая жалость,
оглянуться не успеешь –
нет его.
 
 
Ворожея, ворожея,
ворожбу твори скорее,
дай сейчас побыть с ним час,
часок всего.
Только часом и богата,
страсти час и час расплаты,
час – да мой!
Мой час и больше ничего.
 

На мосту

 
На мосту над Москвою-рекой
без тебя я простилась с тобой.
Пусто сердце, и нет больше брызг
на ресницах, опущенных вниз.
 
 
На воде вереницы огней,
огонёчек один всех видней,
самый радужный, – свет из окна
дома, где я сто лет не нужна.
Вхожи пришлые жёны, родня,
други-недруги – только не я.
 
 
Сотни окон, твой дом в полный рост,
в ста пролётах под ним этот мост.
Сто из ста, что со мной здесь беда.
В глубь свою так и тянет вода.
 

Мой свет

 
Ты – мой свет.
А весь тот белый –
за один твой взгляд
отдала б, как песню спела.
Пусть во мне звенят
колокольца чистым звоном
в лад, пусть будет лад,
пусть ответ на перезвоны –
твой хрустальный взгляд.
 
 
Сине-синие кристаллы –
два кристалла льда.
Растопить – да нет запала,
нет запала – да!
Потому ли, оттого ли,
что есть «да» и «нет»,
я твоей неволить воли
не хочу, мой свет.
 

Последний раз

 
Тебе по плечи,
твой шарфик клетчат…
Бульвар сиренев,
сколь хватит глаз.
С тобой прощалась,
и целовалась,
и зарекалась:
в последний раз!
Что было – было.
Всего хватило
и так, и с лихом,
с лихвой, на глаз,
далось и сталось,
а расставалась –
с тобой прощалась,
как в последний раз.
Бульвар мне снится
и та синица,
что в синем небе,
пока из глаз
и ей не скрыться.
С тобой проститься
мне вольной птицей –
последний раз.
 

Ностальгия по разлуке

 
Осень, Пресня.
Из прошлого лица.
Поступь времени, если бы вспять!
Растянулось мгновение, длится,
что нам стоит ему подыграть?
 
 
И в подсветке громада высотки,
и у входа в подземку флейтист
уплывают.
В глазах моих чёткий
контур взял да размыл палый лист…
 
 
Ностальгия по прошлой разлуке
и по будущей – осень сама.
Поздней осени краски и звуки.
Осень, сводница, сводит с ума.
 

Зимний романс

 
Жмётся к обветренным окнам
долгая зимняя хмарь,
что ж мне о лете далёком
напоминает январь?
Пишет он инеем синим
розовый куст на стекле –
может быть, вечером зимним
грезит о летнем тепле.
Саду цветенье не к сроку,
розы за окнами спят,
роем пчелиным на створку
снежные хлопья летят.
 
 
Мне бы самой научиться,
не забегая вперёд,
каждый сочельник молиться
только за прожитый год.
 

Вдвоём с одиночеством

 
Жгу свечу над гадальным раскладом,
всем крутой от ворот – поворот,
лишь моё одиночество рядом,
из колоды две карты берёт.
 
 
Приходи, будешь принят по рангу,
невзирая на масть.
Королю
в паре с дамой бубновой отраву
приворотного зелья налью.
 
 
Картам место!
Сгущаются тени,
и трещит, догорая, свеча,
и в подъезде шаги по ступеням
в такт сердечным ударам звучат.
 

Мирянка

 
Я – мирянка-прихожанка,
согрешу – покаюсь.
Широка моя лежанка,