Текст книги "Светлячки. Сборник рассказов"

Живой труп

Молодой участковый полицейский Пётр Блоха, выглядел он под стать своей фамилии: маленький и юркий, шёл разбираться с одним из жильцов дома.

На него поступила жалоба, что в одной из квартир живёт одинокий, пожилой мужчина и из-за закрытой двери его квартиры вот уже несколько дней сильно пахнет. Соседи беспокоились, не умер ли он? А одна старушка даже настаивала на этом и была уверена, что умер.

Пётр поднялся на лифте на восьмой этаж и как только вышел на лестничную площадку, почувствовал неприятный запах: гнилья, отходов жизнедеятельности и ещё непонятно чего. Пётр мысленно собрал волю в кулак и задумался: то ли сразу вызывать слесарей и сотрудников с соседями, констатировать смерть старика; то ли сначала позвонить. Шагнул к двери. Приложил ухо к скважине. Ничего не слышно. Нажал звонок. Дверь распахнулась, в нос ударил тошнотворный запах, на его китель прыгнули пару тараканов, на пороге квартиры возник потенциальный труп, причём весьма агрессивный.

– Что Вам угодно?.. – Довольно злобно спросил он.

– Здравствуйте. Ваш участковый Пётр Блоха. – Представился он.

– Похож. – Расплылся в беззубой улыбке старичок. – Блох ещё не хватало.

– Извините… – Щёлкнул каблуками Пётр. – На вас заявили соседи. Обязан проверить.

– Нечего меня проверять, у меня всё в порядке, – зыркнул из-под очков старикан. – Соседку девяностолетнюю бабку проверьте.

– Видите ли… – Замялся Пётр. – Зловоние из вашей квартиры.

– Говорю же! От бабки пахнет! – Резанул дедушка. – Подштанники не меняет. Не мешайте мне. Мясо варю. – И попытался захлопнуть дверь.

Пётр попытался придержать дверь носком ботинка.

– Извините ещё раз, Вы живёте один? Все ж таки пожилой человек.

– Нечего мне напоминать о возрасте, мне о нём напоминает мочевой пузырь. Я живу с кошкой. Позвольте спросить, кто на меня заявил, я им покажу… – Погрозил кулаком в воздух.

– Это служебная тайна, – парировал полицейский. – Дело в том, что ваша соседка испугалась, что вы испустили дух.

– Не дождётесь! – Разъярился старикан. – Сами передохнете, как мухи осенней порой. Бабке венок закажите.

– А почему из вашей квартиры так пахнет? Вы не убираете за кошкой?

– Какое ваше собачье дело? – Засверкал стёклами очков старикан, пытаясь раздавить тапочкой очередного таракана, кинувшегося под ноги полицейскому. – Что хочу в своей квартире, то и делаю. Кошка гадит туда, где мне не достать. Ничего выветрится, сейчас лето.

– Может, вам нужна помощь в уборке квартиры? – Поинтересовался Пётр.

– Не нужна. Я никого к себе не пускаю. Ворьё кругом. Когда акт составите, приду проверить, кто на меня заявил. Подозреваю Клавдия Митрофановна из пятьдесят шестой. Эта бестия из серии старух, которые должны успеть в этой жизни сделать три вещи: посадить соседа сверху, «построить» соседей снизу и родить сплетню о соседе за стеной. У-у-у… – прихлопнул очередного таракана дед. – До свидания.

Пётр покачал головой. Он ничего не мог поделать. Формально проверил. Акт напишет. Со стариком придётся смириться. Был бы дряхл, можно было бы оформить его в дом престарелых, или разыскать родственников, но этот вонюч, бодр и весел. Похоже, родня боится к нему соваться. Позвонил в пятьдесят шестую квартиру. Дверь открыла заявительница: чистая, бодрая старушка с гладко причёсанными седыми волосами, скрученными в куриную попку

– Здравствуйте. Вдовушкина Клавдия Митрофановна? Пётр Блоха. Ваш участковый.

– Здравствуйте. Были у соседа?

– Был.

– Живой?

– Даже очень.

– Возмущался?

– Не рискнул.

– Испужалси?

– Меня напугал.

– Соколик не переживай, мы с ним рядом живём почти сорок лет. Раньше то, когда его жена Катерина была жива, она его усмиряла, а сейчас он совсем распоясался и жениться не хочет, и за собой не следит. Я могла бы составить ему хорошую партию. Прибралась бы, отмыла его и квартиру. Муж опять же у меня появился бы, я ж замужем четыре раза была. Все теперь покойники. Увы… Может санэпидемстанцию на него натравить?

– Я ещё зайду… – Ужаснулся четырём покойникам Пётр и попытался сбежать от старушки, сватавшейся к соседу.

– Эх, молодой ты ишшо… – Донеслось ему в след. – Зайду к вам в отделение на неделе. Проверю, как вы там работаете.

– Увольняюсь, – думал про себя Пётр, спускаясь на лифте вниз. – Пойду охранником. От этих стариков с ума можно сойти. Одна замуж хочет, другая подштанники не меняет, третий строит старушек. Из харизматиков в маразматики. Пригляд за стариками нужен. Государство совсем не думает о них, создали бы специальную службу «Приглядстар» и не мучили молодых полицейских.

Выходя из подъезда, Пётр наткнулся на ещё одну старушку.

– Здрассьте. – Бабулька расплылась в широкой улыбке. – Никак Клавка опять вызвала полицию к Сеньке?

– Тьфу… – Сплюнул Пётр. – Не старики, а маяки надежды, способные вывести корабли нашего общества из широких вод в узкие проливы безнадежности.

Это был его первый рабочий день.

Камни

Аквамарин будто пришел из скрытой в морских глубинах сокровищницы русалки, околдовывающий каждого своими чарами. А изумрудные крошки! Еще Плиний ставил изумруд на третье место по красоте, хотя он и был знаком только с камнями из Египта и с Урала. Бирюза известная со времен ацтеков. Элена медленно перебирала пальцами каждый кусочек, осколочек той давнишней жизни, когда она работала в ювелирной компании на камнерезном станке. Сколько огранок сделала… не сосчитать. Никогда не работала с драгоценными камнями, всегда стремилась к полудрагоценным. Во многих местах побывала с экспедициями в попытках найти природный материал. Иногда удача посещала, они находили в неказистом с виду булыжнике заветный самоцвет. Побывала: в Карелии, на Урале, в Сибири. Возвращаясь из командировок, работала за троих и зарабатывала большие по тем временам деньги. Всю семью кормила: больную маму, отчима, младшего брата и свою маленькую дочку Лельку от брака с иорданцем. Студенческий брак ни к чему хорошему не привёл. Побежала сломя голову за мужем на его родину, забеременела в чужой стороне. Посадил муж дома с матерью и сёстрами, только, что чадру не надел. Еле сбежала по поддельным документам. Лелька родилась уже в Москве. Муж пытался вернуть её, но она больше ему не доверяла. Здесь в Москве он был одним человеком, у себя на родине – совсем другим. Пришлось найти хорошую работу. Кормить её было некому. Мама постоянно болела. Брат выпивал: то работал, то сидел дома с запоями. Отчим давно на пенсии, он был старше мамы на много лет. Надо было поднимать дочку.

Она любила камни всей душой. Они лечили её, помогали забыться. Хранила всегда в прозрачных сосудах с водой, чтобы камни играли от каждого луча света, падающего на них. Вот и сейчас вздохнула, опустила кусочки бирюзы в стеклянную вазу. Солнечный луч, упавший сквозь стекло на бирюзу раскрасил её голубовато-зеленоватыми оттенками. Губы Элены невольно расплылись в улыбке и тотчас снова сжались в тонкую линию. Глаза наткнулись на руки выше запястья, где красовались иссиня-чёрные синяки. За дверью комнаты послышался шорох, она невольно сжалась и напряглась. Старый отчим вышел из своей комнаты и тяжело пыхтя, направился к кухне.

– Хорошо, что Пётр не пришёл… – По её коже пробежали мурашки. Память снова и снова не щадила её. На глазах выступили слёзы. Шесть лет назад она вот так же вечером разбирала камни, когда отворилась входная дверь. Открыл брат Пётр. Трое незнакомых мужчин зашли в квартиру, подошли к ней. Она помнит этот страшный удар в спину, мгновенную хватку, завернувшую её руки к затылку, адскую боль и слова:

– Поедешь с нами в больницу.

– В какую? – Выдавила она сквозь зубы, терпя нестерпимую боль.

– В психиатрическую. Будешь сопротивляться, изобьём. – Пообещал чернявый амбал, кивнув Петру, – давай верхнюю одежду, остальное привезёшь завтра.

– За что? – Попыталась спросить Элена.

– За проделки твои, за пьянство, за избивание матери.

– Я избивала мать? – Задохнулась Элена. Она умерла месяц назад.

– Знаем-знаем твои истории, – отозвался лысоватый мужлан, державший её руки. – Пётр с Арнольдом Никифоровичем всё нам рассказали про мать, про дочку, живущую в общежитии в Ярославле, про пьянки твои. Полечишься несколько месяцев, а там видно будет.

Она сопротивлялась. Кричала, пыталась вывернуться и даже укусила зубами лысоватого за плечо. Укол успокоил её, она не помнит, что было дальше. Очнулась в психиатрической клинике. В палате на шесть человек, с решетками на окнах. Сначала не поверила собственным глазам, прикрыла веки, пытаясь стряхнуть картинку, снова открыла глаза. На кровати, в которой она лежала у серо-зелёной облупленной стены сидела старуха с безумными глазами и не мигая смотрела на неё. Чуть поодаль на другой кровати сидела женщина средних лет с печальным лицом и тоже молчала. Больше никого в палате не было. Элена села, ещё раз осмотрелась. Голова гудела и кружилась. Через некоторое время в палату вошла медсестра с подносом в руках, на котором стояли два стаканчика. В одном таблетки, в другом вода. Подошла.

– Выпейте таблетки.

– Я ничего не буду пить, – тихо ответила Элена. – Могла бы я пообщаться с врачом?

– Отчего же нет? – Сухим голосом ответила медсестра. – Скоро будет обход, врач к вам подойдёт.

– Как я здесь оказалась? – Спросила Элена, хотя понимала, вряд ли эта сухая, горбоносая женщина с суровым лицом станет ей отвечать.

– Родственники постарались, бывает… – Все же ответила та.

– Неужели брат?

– Не знаю, – отмахнулась медсестра, – брат, сват, кум. С врачом разговаривайте. Пейте таблетки.

– Не буду! – Упрямо ответила Элена. – Что это? Транквилизаторы? Мне нельзя принимать такие таблетки. Я работаю на станке, это кропотливый труд.

– Не пейте, не надо, – ответила сестра. – Сейчас пожалуюсь врачу, будем кормить насильно.

– Не имеете права! – Вспыхнула Элена.

– Здесь имеем. – Ухмыльнулась женщина. – Раз попала сюда, изволь выполнять то, что тебе говорят, а то к буйным отправим, мало не покажется. – Развернулась и вышла из палаты.

Элена потерла виски руками, пытаясь осознать происходящее. Вопросы сыпались один за другим.

– Почему Пётр решил её сюда упрятать? Или это с подачи отчима, с которым она не ладила? Зачем? Они же живут на её деньги. Мама! Мамочка. Как рано ты ушла. Что я буду без тебя делать? Могла ли ты знать, что твой муж с моим братом учинят надо мной расправу? Как выбраться отсюда? Что сказать врачу? А может наоборот ничего не говорить, может, послушать, что он скажет?

Её размышления прервал звук отворяющейся двери. Старуха подобрала под себя ноги и забилась в угол кровати. Женщина с печальным лицом поправила воротничок халата и скромно потупила глаза. В палату вошёл русоволосый, высокий, симпатичный мужчина средних лет в белом халате и медсестра.

– Андрей Павлович! Новенькая не желает принимать лекарства.

– Разберемся. – Мягкий баритон показался Элене очень мелодичным. Он ласково взглянул на неё, подошёл к её кровати аккуратно присев на самый краешек.

– Ну-с… Почему мы отказываемся пить лекарство?

– Объясните мне, – мгновенно вспыхнула Элена, – по какому праву вы меня здесь задерживаете?

– Потому что вы больны. – Спокойно ответил врач. – Вам требуется лечение. Дольше того времени, как вы поправитесь, мы вас задерживать не будем. Поступил сигнал от ваших родственников, что вы неадекватно себя ведёте. Буяните. Дочерью не занимаетесь. Выпиваете. Дерётесь.

– Дерусь? – Не поверила своим ушам Элена. – Я дерусь? Мне некогда драться. Целыми днями работаю. Дочка учиться в Ярославском институте, живёт в общежитии, вполне самостоятельный человек. Мне кажется, здесь какой-то подвох. Зачем-то меня нужно было сюда упрятать.

– А вы и спрячьтесь. – Андрей Павлович погладил её руку. – Подумайте. Не спешите. Никто вас насильно держать не будет. Считайте в санаторий попали. Отдохнёте и домой.

– Могу я позвонить? – Спросила Элена.

– Сегодня нет. Через несколько дней мы разрешим вам позвонить домой, а пока во избежание осложнений все же примите лекарство. Оно безобидное. Вы очень много работали в последнее время. Нервная система устала, ей требуется отдых. Отоспитесь хорошенько и с новыми силами на работу пойдете.

– После ваших таблеток я вряд ли смогу заниматься тем делом, которому отдавалась всей душой. – Подступившие к горлу слёзы защипали глаза. Она понимала. Лучше не перечить. Надо подчиниться, иначе ей отсюда не выйти.

Через две недели, когда разрешил лечащий врач, её навестила пожилая тётка Тая, и то что она рассказала повергло её в шок. Оказалось, брат с отчимом решили продать квартиру, чтобы разъехаться. Элена им мешала. Её нужно было на время убрать. Они понимали, что Элена никогда не пойдёт на этот шаг. Кто-то нашептал им про психиатрическую клинику. Денег договориться нашли. Вот только с продажей у них всё равно ничего не получалось. Сказала, что дочке они ничего не сообщали о психиатрической клинике, отговаривались всякой ерундой: «Мама на работе. Мама ушла с подругами.» Элена слушала её сквозь туман. Постоянное употребление сильнодействующих препаратов сильно сказывалось на здоровье. У неё стали подрагивать руки, неконтролируемо дергаться мышцы. Она теряла всё: работу, квартиру, близких, как ей казалось когда-то людей. Ей хотелось умереть. Да кто же тебе даст умереть в психиатрической клинике?

Её выписали через два месяца. В квартире к её приходу царил полный хаос. Кругом валялись пустые бутылки. Давным-давно никто не убирался и её никто не ждал. С прежней работы уволили. Но она и не собиралась возвращаться к старому. Руки тряслись, голова медленно соображала. Вот тогда и начала пить. Много, жестоко, до полного забытья. Брат тоже напивался и начинал её избивать. Она его люто ненавидела. Однажды он даже изнасиловал её пьяную, ощущения гадливости от произошедшего не покидало её ещё много недель спустя. Жаловаться было некому. Подруги отвернулись, дочка старалась не приезжать. Разговаривала по телефону с ней сухо. У неё была своя жизнь, она не хотела больше знать ни мать, ни других родственников. Лишь престарелый отчим всё шаркал тенью по коридору, благо у каждого было по комнате в большой трехкомнатной квартире. Элена погладила рукой хорошо ограненный аметист. Камни помнят всё. Помнят всех, кто к ним прикасался. Живут своей жизнью. Жизнью… она уже хотела шагнуть из окна с десятого этажа, зажав в руке аметист, когда раздался звонок. Элена отошла от окна.

– Алло, мама! – Донесся звонкий голос Лельки. – Еду домой. Перевелась в институт в Москву на заочное отделение. Буду учиться и работать. Мы с тобой вместе всё преодолеем. А у меня для тебя есть подарок. Завтра привезу.

Маленький пищащий комок за пазухой у черноглазой, черноволосой Лельки вернул Элену в детство. Она всегда любила собак. От них веяло любовью и добротой. Они любили тебя просто так, за то, что ты есть. От них не было людской злобы и подлости. Впервые за последние дни глаза Элены потеплели, она взяла щенка на руки.

– Мальчик?

– Девочка. – Засмеялась дочка, целуя её. – Назвала Геллой, у неё глаза зелено-карие, мистические. У бабульки на остановке взяла. Посмотрела на неё и подумала, что она тебе очень понравится. Будет с нами в комнате жить. А ещё я дозвонилась твоей школьной подруге Люське Тихомировой. Завтра она придёт к нам в гости, так что собирайся, пошли в магазин.

Спустя несколько месяцев Элена вновь устроилась на работу в ювелирную фирму. Помогла подруга Люська. Правда она теперь не работала на станке, но это было не важно. Она снова находилась среди камней, любовалась их красками. Компания, в которой она работала, занималась изготовлением ювелирных украшений на заказ и часто участвовала в различных выставках. Элена сидя за столиком, разложив перед собой: бусы, кольца, серьги, браслеты, сочиняла про них всякие истории: о русалках охраняющих аквамарины; о царе Нептуне, сидящем в пучине океана на троне, украшенном жемчугами; о путниках, заблудившихся в лесу и волшебницах с каменными четками; о камнях носителях цветовых лучей; о горячих и холодных лучах; о том, что все люди «построены» из энергии, а камни являются проводниками этой энергии: о самоцветах лечащих людей; о царевне каменной горы.

Вокруг Элены собирались толпы людей. Многие женщины подходили с детишками, чтобы послушать волшебные истории. У неё покупали больше, чем у других. Она снова научилась жить. Она знала. Пройдёт ещё немного времени, они с Лелькой накопят на собственную квартиру и заживут втроём с Геллой счастливо. Её душу спасли камни. Элена провела пальчиком по гладко полированному опалу. А Гелле она уже заказала красивый ошейник, оформленный цирконием… Лелька и Гелла – вот её драгоценности.

Классики

Фото автора

– Деда! Можно я пойду во двор с Маринкой? Мы хотим поиграть в классики. У тебя есть банка с гуталином? Нам битка нужна. – Подбежала к дедушке внучка.

– Можно. – Потянулся кряхтя, медленно выползая из-за компьютерного столика Василий Петрович. – Сейчас достану засохший гуталин. Нынче не модно гуталинами пользоваться. Держи. Гуляйте под окнами, чтобы консьерж вас в окошко видел. Аккуратнее. Не попадите жестяной банкой в лобовое стекло дорогой машины. Не расплатимся. Сейчас позвоню консьержу.

– Классики, классики… – Замурчал себе под нос Василий Петрович, закрывая за внучкой дверь. – КЛАССИКИ! – Хлопнул по лбу ладонью. – Я и сам неплохой поэт! Напишу-ка стихи о классиках! Никто ещё не писал в стихотворной форме о великих. Все только предисловия к ним корябают. Утру нос многим. Надоело со своими стихами лежать в братских могилах больших поэтических сборников, которые никто не читает. Нынче… Масса пишущих поэтов! Каждый в классики хочет сыграть. Классики, конечно, внесли большой вклад, только никто не знает в какой банк? – Хохотнул Василий Петрович. – И обложку сделаю такую, такую…

Перед его глазами поплыли изображения старинных поэтов из школьных учебников: Александр Сергеевич Пушкин, Михаил Лермонтов, старик Державин, Денис Давыдов, Пётр Вяземский, Кюхельбекер, Дельвиг, Батюшков, Жуковский…

Стоит только начать. Пойдёт, как по маслу. В конце концов, таблица Менделеева сначала приснилась Пушкину, жаль, он ничего не понял. Он будет первопроходцем. Его книгу приравняют к учебнику. По ней будут учить детишек в школе.

Три дня и три ночи Василий Петрович сидел в своей комнате, отвлекаясь только на естественные потребности. Жена носила еду в комнату. Внучке запретили подходить к двери его комнаты. Телевизор работал на малой громкости и только изредка гробовую тишину нарушал стук падающего карандаша. Василий Петрович работал над эскизом обложки к своему творению. На третью ночь он сломался. Заснул перед компьютером, уронив голову на клавиатуру и приснился ему сон.

 
Вся комната его, озарена янтарным блеском.
Камин стоит, гудит веселым треском.
Трещат поленья, старая качалка.
В ней Пушкина спина, а рядом старая гадалка.
– Василий! Где твоё творенье?
Читай своё стихотворенье.
 

Из угла тёмной комнаты вышел Баратынский. Его голос ударил громом.

 
«Меж нас не ведает поэт,
Высок его полет иль нет,
Велика ль творческая дума,
Сам судия и подсудимый,
Скажи: твой беспокойный жар —
Смешной недуг иль высший дар?
Реши вопрос неразрешимый!»
 

Е.А Баратынский

Чёрные глаза гадалки пробуравили его насквозь. Ведьма взмахнула руками. Скрипучий голос пронял до самого нутра.

– Александр Пушкин умер в тридцать семь лет. А ты что сделал для России и пенсионного фонда?

Василий Петрович в ужасе проснулся. Схватил рукопись и бросился вон из комнаты.

Книгу издали быстро. Через две недели Василий Петрович мчался в издательство за тиражом. Книжка получилась небольшой. Обложка красочной. На самом верху портрет Василия Петровича в садовой шляпе, справа портрет Пушкина, слева Баратынского. Внизу чуть мельче портреты остальных классиков. В самом низу, где стоит год издания, притаился старик Державин.

– Ух… – выдохнул в немом восхищении автор. Такое издание не останется незамеченным.

– Поздравляю! – Пожал руку издатель. Вы мне своим творением напомнили Александра Сергеевича.

– Это чем же? Кудрями? – Смутился Василий Петрович.

– Застрелить хочется. – Откликнулась секретарша.

– Извините её. Не ведает, что глаголет. – Попытался исправить ситуацию главный редактор. – Желаю удачи и творческих успехов. Завтра же отправим ваши книги в крупнейшие библиотеки страны.

Вечером Василия Петровича вызвали в школу к учительнице литературы. Внучка Машенька на вопрос: «Процитируй кого-нибудь из поэтов пушкинской поры.» Ответила: «Мой дедушка директор колледжа и современный классик. У него случаются души прекрасные порывы. Бывает возьмёт себе бутылочку и пишет, пишет…»