Текст книги "Семейная тайна (сборник)"

– Пойми же, ты сама мне никогда этого не простишь! – закончил свою пламенную речь Андрей.

Саша даже порадовалась, что, задумавшись, ничего из нее не услышала.

Слишком больно было бы.

Господи, как же она могла быть такой дурой…

Андрей помолчал некоторое время, а потом шагнул ближе, попытался взять ее за запястье:

– Саша, ну послушай, ведь это всего два года… Ты вернешься, и мы снова будем вместе.

– Да-да, – пробормотала она. – Конечно… Ты совершенно прав.

Она аккуратно высвободила руку из его цепких пальцев. Отчего-то ей вдруг стало неприятно, что она стоит перед ним, встрепанная со сна, в мятой вчерашней блузке. Стоит, ощущая, как внутри все покрывается коркой льда…

Ворвавшийся в форточку ветер взъерошил пшеничные волосы Андрея. И Саша едва не протянула руку, чтобы привычно пригладить их.

Но понимание того, что больше она такого делать никогда не будет, ударило наотмашь.

– Ты совершенно прав, – повторила она. – Извини, у меня до отъезда еще куча дел. Ты не против, если я сейчас попрошу тебя уйти?

– Саша! – Он напряженно посмотрел на нее. – Что-то не так? Почему ты стала… такая? Ты как-то не так поняла меня? Я вовсе не имел в виду…

– Нет, ну что ты, все в полном порядке, – ослепительно улыбнулась она. – Правда, Андрей, уходи, пожалуйста. Еще увидимся.

Она заставила себя почти вытолкать Андрея за дверь. Стойко перенесла его прощальный поцелуй в прихожей, чувствуя, как внутри все содрогается от боли. И, лишь закрыв за ним дверь и удостоверившись, что лифт уехал с площадки, закричала – некрасиво, истошно, как раненое животное. Было так больно выдирать из себя все живое…

Саша сделала все, чтобы не увидеться с Андреем до отъезда. Пряталась от него, не отвечала на звонки. Отец, довольный, что дочь наконец образумилась, не стал вникать в тонкости ее взаимоотношений с Андреем и спокойно согласился «прикрыть» ее до отъезда.

Саша не знала, откуда Андрей все же узнал номер рейса и время ее вылета. Но в аэропорт он приехал. Правда, с опозданием: Саша в этот момент проходила уже таможенный контроль.

– Саша! Саша, подожди!

Ее просто подбросило от этого голоса, резко прозвучавшего за спиной. Обернувшись, она увидела рвавшегося к ней сквозь толпу Андрея. Служащие аэропорта пытались оттеснить его, он же тянулся вверх, вскидывал руки, окликал, стараясь привлечь ее внимание. Она коротко махнула ему рукой, затем получила в окошечке паспорт с проставленной визой и, не оборачиваясь, прошла в зону вылета.

Уже из Америки, в ответ на пространное письмо Андрея, Саша написала коротко: «Я решила после окончания учебы остаться в Америке. Извини».

Письмо его она так и не прочитала – сунула в машинку для резки бумаг в юридической фирме, где подрабатывала секретарем.

Она больше не могла себе позволить осложнять свою жизнь чувствами. Она попробовала – и ничего не вышло. Все закончилось.

Раз и навсегда.

Александра с трудом разогнула спину. Она так углубилась в воспоминания, что и не заметила, сколько времени просидела в полуразрушенной беседке.

На парк уже спустилась ночь, корпуса санатория стояли тихие и безжизненные в темноте…

Александра встала и расправила плечи.

Что ж, она позволила это себе – позволила заново прожить в воспоминаниях тот год, о котором запрещала себе думать такое долгое время. Теперь, по прошествии стольких лет, она, разумеется, не жалела о том, что все сложилось так, как сложилось. Она получила хорошую прививку – и больше никогда не позволяла личным переживаниям взять над ней верх, нарушить четко отлаженный план ее жизни. Она «сделала себя сама», она уверена в себе и независима!

Ничего подобного из нее бы не вышло, не щелкни ее жизнь по носу так крепко. Андрея стоило бы даже поблагодарить за такой полезный опыт.

Странно только…

Странно, что она отчего-то не может испытывать к нему ненависти, презрения, хотя бы просто неприязни. Он подходит ближе, поднимает на нее свои синие глаза, говорит – и внутри у нее что-то замирает и обрывается…

Ладно. Все это ерунда!

Расшалившиеся нервы.

И если она немедленно не отправится спать, завтра ей станет еще хуже.

Александра тихо проскользнула по уснувшим улицам поселка, вошла в дом на цыпочках, стараясь никого не разбудить. На секунду заглянула в комнату отца – тот все так же недвижимо лежал на кровати, в изголовье подмигивали огоньками приборы, слышалось тихое размеренное пищание.

Значит, по крайней мере, отец все еще жив.

Александра поднялась в свою бывшую комнату, которую теперь ей приходилось делить с Асей.

Девчонка уже спала.

Александра удивилась, увидев, что одета ее спящая племянница была во что-то странное, никак не напоминающее пижаму. Склонившись ниже, она убедилась, что на девочке толстовка, большая ей на несколько размеров и совершенно определенно – мужская.

Александра удивленно хмыкнула и забралась в собственную постель.

4

Ночью прошел дождь, и теперь весь сад был мокрым и свежим. Капли воды, застрявшие в листве, так сверкали, словно само солнце лопнуло на тысячи осколков и просыпалось прямиком в бабушкин сад. Синие, зеленые, розовые, фиолетовые искры сыпались из крон старых яблонь, подмигивали с лепестков пионов и медленно гасли в мокрой давно не стриженной траве. Ася, остановившись на ступенях террасы, привычно потянулась за телефоном, чтобы увековечить все это великолепие в инстаграме. Но вдруг вспомнила вчерашнего странного парня, подшучивавшего над ней из-за пристрастия к соцсетям, и сунула смартфон обратно в карман. Артем в чем-то был прав – у нее не так уж много друзей, а все эти люди, с которыми она общается через Интернет, по сути, ей чужие.

Ей действительно есть дело до того, понравится ли им умытый дождем бабушкин сад?

Кажется, нет.

Кажется, единственный, с кем ей хотелось бы поделиться этой красотой, – тот самый забавный парень Артем.

Хм-м… Любопытно.

Рано утром опять приходил Новиков осматривать деда. Вся семья в этот момент завтракала, тетка Саша разливала чай. Когда в гостиную вошел Андрей Палыч, Александра вздрогнула и пролила несколько капель кипятка на ногу Максиму. Тот взвыл, подскочил со своего места, задрал повыше штанину шорт и принялся поливать ошпаренное место холодной водой.

– Ты, Саша, как-то контролируй свои эмоции, что ли, – бросил он сквозь зубы. – Ты же, если так пойдет, нас всех тут перекалечишь.

Отец явно был зол и раздражен. Еще до завтрака ему снова звонили из вчерашней аптеки. Ася слышала, как он сдавленно бубнил что-то в телефонную трубку. Впрочем, насколько Ася могла судить, у Макса вечно были проблемы на работе: какие-то не туда переведенные деньги, не сходившиеся счета – и каждый раз в последний момент он умудрялся из всего выпутываться. Значит, выберется и в этот раз, не стоит брать в голову. Хотя видно, что эта ситуация его гнетет – вон как срывается на всех! И тетке Саше уже прилетело…

– Извини, я просто неловко взяла чайник, – буркнула отцу Александра.

Честное слово, кажется, шея у нее покраснела…

Ася голову дала бы на отсечение, что тетка полцарства подарила бы сейчас за своевременный звонок с работы, позволивший бы ей сбежать из гостиной. Но мобильник молчал – в Америке сейчас глубокая ночь, надо ведь даже этим чокнутым трудоголикам из теткиной конторы когда-нибудь отдыхать.

Новиков тоже смотрел куда-то мимо Александры и явно нервничал.

«Интересно, – думала Ася, – у них правда, что ли, когда-то был роман и до сих пор не остыло?»

Ей казалось невероятным, что такие замшелые старперы могут еще интересоваться чем-то подобным.

Доктор Новиков прошел в комнату к деду, провел там некоторое время, а затем вернулся и заговорил с бабой Лидой, отцом, Никой и Александрой. Ася как раз в этот момент выбралась на террасу и любовалась залитым дождевой водой садом. Из комнаты до нее доносились лишь обрывки разговоров:

– Положительной динамики нет…

– Андрей, но ведь что-то еще можно сделать…

– Мы делаем все возможное, но…

Потом Андрей Павлович ушел, а бабка Лида, проревевшись, вдруг поднялась с дивана и твердо заявила:

– Мы не можем так просто сидеть сложа руки. Мы должны… Давайте пойдем к нему. Все вместе пойдем! Может быть, он почувствует нашу энергетику и…

– Боже, мама, ты же человек с медицинским образованием… – покачала головой Александра.

– Я человек, у которого есть сердце, прежде всего! – дрожащим голосом перебила ее Лидия Сергеевна.

Вероника, все утро препиравшаяся с кем-то по телефону, пылая скулами, неожиданно поддержала мать:

– А что? Вдруг правда поможет. Я слышала одну историю. Представляете, человек семнадцать лет пролежал в коме, а потом…

В конце концов Лидия Сергеевна, то срываясь на крик, то заливаясь слезами, загнала все честное семейство в комнату к несчастному деду. Она заставила всех их выстроиться у кровати и теперь настаивала на том, чтобы все родня взялась за руки и в едином порыве пожелала деду прийти в себя.

– Ну, хватит! Я в этом фарсе участвовать не буду! – заявила Александра.

– Мамик, не переживай, давай я возьму тебя за руку, если это так нужно, – подольстился к бабке отец.

Ася, нарочно остановившаяся позади всех, чтобы не видеть неподвижного, с заострившимися чертами лица деда, пугавшего ее, могла из-за спин своих родственников разглядеть лишь его тяжелую крупную руку, бесцельно лежавшую на одеяле и отливавшую синевой. Зато ей прекрасно видно было, как Ивар, сохранявший совершенно бесстрастное выражение лица, медленно протягивал за спиной свою длиннющую ладонь к брату.

Повисло тяжелое молчание.

Лидия Сергеевна, опустив тонкие, полупрозрачные веки, беззвучно шевелила губами, погрузившись в странный, только что изобретенный ею ритуал. Вероника, глядя на отца, всхлипывала и терла глаза. Максим был занят своими мыслями. Машинально продолжая поглаживать бабу Лиду по плечу, он рассеянным взглядом таращился в окно, явно что-то соображая и прикидывая. Александра, поджав губы, топталась на одном месте, раздраженная из-за нелепости всего происходящего.

В эту самую минуту Ивар дотянулся наконец до Камиля и, сохраняя отстраненное выражение лица, крепко ущипнул его за спину, выкрутив кожу над лопаткой.

– Ах ты, ублюдок! – заорал Камиль и бросился на стоявшего с совершенно невинным выражением лица брата.

Бабка вздрогнула и открыла глаза.

Вероника бросилась разнимать дерущихся сыновей. Ивар, отвесив брату подзатыльник, бросился вон из комнаты. Камиль поспешил за ним.

В конце концов, убедившись, что изобретенный бабкой Лидой ритуал не удался, все остальные тоже высыпали обратно в гостиную.

– Боже, что же это такое! – стонала Лидия Сергеевна. – Что за воспитание! Мои дети никогда себя так не вели!

– Еще бы, – ядовито отозвалась Александра. – Мы лишнее слово сказать боялись!

– А помните… – вступила вдруг Вероника. Голос ее звучал весело, хотя на лице еще оставались красные пятна от недавних слез. – Помните, мне лет восемь было, и я притащила домой котенка. Грязного такого, ободранного. И страшно боялась, что папа заставит его выгнать. Вот, помню, сижу я вечером дома, тут врывается папа, в ярости, глаза сверкают. И кричит: «Где этот придурок!» Я так испугалась, лепечу: «Папа, ну, пожалуйста, можно я его оставлю? Я его вымою, честное слово! И в кабинет твой пускать не буду». А папа так смотрит на меня непонимающе и кричит: «О ком ты говоришь?» Я отвечаю: «О котенке». А он: «Я спрашиваю – где этот придурок, твой брат!»

Все рассмеялись. Напряжение понемногу начало отступать. Даже тетка Саша подхватила:

– Я помню! Оказалось, отцу из школы позвонили. Макс очередное стекло разбил в спортивном зале.

– Точно! – отозвался Макс. – Ты, Сашка, еще потом меня в своей комнате прятала, в шкафу, чтоб отец остыл немного и не набросился на меня сразу с – ремнем.

Ася наблюдала, как ее родственники смеются и предаются воспоминаниям, как будто и не грызлись только что все утро. Было так странно, что именно недалекой Веронике удалось своим рассказом разрядить атмосферу. Даже Лидия Сергеевна слабо улыбнулась и прошелестела:

– Ох, Алеша, конечно, был слишком вспыльчивый.

И Ася неожиданно брякнула:

– Почему – «был»?

И в ту же минуту снова все нахмурились. Бабка Лида спрятала лицо в сухих ладонях. Вероника посмотрела на племянницу осуждающе и опять шмыгнула носом. А Александра, нервно пройдясь по комнате туда-сюда, наконец остановилась и заявила твердо:

– Так, послушайте! Мы уже второй день просто сидим здесь, ждем и ничего не делаем. Так не пойдет. Мы должны определиться… Составить план: что мы будем делать в случае… в случае самого неблагоприятного исхода.

– Как ты можешь? – ранено вскрикнула Лидия Сергеевна. – Как ты можешь говорить об этом, когда отец еще жив? Сухарь! Юристка!

– Мама, послушай, – подступила к ней Александра. – Я действительно юрист, и я знаю, что чаще всего срабатывают именно те обстоятельства, которых никто не предусмотрел. Я от души надеюсь, что папа поправится, но мы должны рассмотреть все варианты. Я беспокоюсь прежде всего о тебе. Если папы… не станет, ты не сможешь оставаться в этом доме совершенно одна. Кто-то должен будет…

– Уж не собираешься ли ты, Сашенька, забрать маму к себе в Америку? – насмешливо протянула Вероника.

– Не хочу, ничего не хочу об этом слышать! – взвизгнула Лидия Сергеевна и быстро пошла прочь из комнаты.

В этом чертовом доме совершенно невозможно было остаться наедине с собой!

Драгоценные родственнички оказывались повсюду.

Днем Ася отправилась на кухню налить себе чаю. Но, стоило ей ткнуть кнопку электрического чайника и налить в чашку пахучей заварки – дед добавлял в нее какие-то собственноручно собранные и высушенные травы, – как в кухню тут же влетела Лидия Сергеевна.

Ася, разумеется, не помнила бабушку молодой. Но, судя по фотографиям, та была в юности удивительно красива. К старости Лидия Сергеевна, конечно, поблекла и погрузнела, но сохранила повадки женщины, прекрасно осознающей свою красоту и грацию. Вот и сейчас она влетела в кухню этакой чайкой, страдальчески всплеснула руками и картинно спрятала лицо в ладонях. Ася едва не прыснула – так нелепо выглядело это фуэте в исполнении пожилой полной женщины.

– Ну, хоть ты меня пощади, – стонала она. – Я не могу больше об этом…

Следом за ней в кухню широкими шагами вошел Макс, решительно направился к матери и сжал ее – плечи.

– Мамик, ты пойми, Сашка ведь в чем-то права. Мы должны подумать, что будет с тобой. Ну, представь себе, как ты останешься в этом доме одна?

– Зачем ты меня мучаешь? – в грудном голосе бабки звенели слезы. – Я не останусь здесь одна, я не перенесу… Если Алеши не станет, я очень скоро последую за ним, вот увидишь!

– О, бога ради, прекрати эти заупокойные разговоры! – скривился Максим.

Он был единственным, кому в присутствии бабы Лиды безнаказанно позволялось ерничать, подшучивать над нею и даже слегка хамить. Видимо, в подсознании Лидии Сергеевны он так и остался очаровательным черноглазым мальчиком, проказником и сорванцом, чьи шалости всегда, против воли, вызывали у нее умиление, просачивавшееся даже сквозь притворную суровость.

– Брось, ты еще моложавая женщина, здоровая, красивая! Тебе жить и жить! И потом… ты что же, собралась бросить меня? Так не пойдет, мамик, я решительно протестую.

– Максюша, – всхлипнула бабка и припала лицом к плечу сына, принявшегося лениво поглаживать ее по спине.

– Послушай, – продолжал уговаривать отец. – Я же понимаю, как тебе будет тяжело оставаться в этом доме. Здесь все будет напоминать… Мам, я считаю, если отца не станет, ты должна будешь сразу же пере-ехать ко мне.

Ася едва не подскочила на месте от неожиданности.

Услышать подобное от отца, постоянно сетовавшего на то, какие надоедливые достались ему родители, как с ними сложно, как они за час общения умудряются вывести его из себя и как бы ему хотелось смыться от них на край света, было, мягко говоря, неожиданно. Отец, кажется, сообразил, что дочь может быть крайне изумлена его словами, и тут же поспешил предвосхитить любую ее реплику.

– Правда же, Аська? – обернулся он к ней с широкой улыбкой. – Заберем бабушку к себе?

– Ну, я… – промямлила Ася. – Конечно, если она захочет…

– Что ты, сынок, я не хочу быть для тебя обузой, – возразила Лидия Сергеевна. – И потом: как я все здесь брошу? Кто будет следить за домом?

– Да никто, – отмахнулся отец. – Мы его продадим. И побыстрее – долгие проводы, лишние слезы. С этим проблем не возникнет. Дом же на тебя записан, правда? Нам не придется ждать полгода для оформления наследства?

Он продолжал тепло успокаивающе улыбаться, но в лице его, в растянутых губах, в сдвинутых бровях чувствовалось какое-то хищное напряжение. Как будто ответа бабы Лиды он ждал с плохо скрываемой тревогой. «Так вот в чем дело, – сообразила Ася. – Его дом интересует. Точнее, деньги за дом. Вот же…»

– На меня, – кивнула Лидия Сергеевна. – Ты ведь знаешь, Алеша никогда не занимался этими бюрократическими вопросами. Ему некогда было, столько работал. И мы в свое время, когда началась вся эта канитель с приватизацией, решили, что так будет – проще…

Плечи отца едва заметно расслабились, и Ася могла бы поклясться, что на висках его выступила испарина от спавшего напряжения.

– Вот и отлично, – подытожил он. – Значит, переезжаешь ко мне, а домина этот – на продажу. С глаз долой – из сердца вон, как говорится. Решено, да, мамик? Ты только сама утряси этот вопрос с сестрами. Ну, объясни им, что это твое решение, что так тебе будет легче. А то ты знаешь, они мне почему-то не слишком доверяют…

– Ох, я не знаю, Максюша, это все так сложно, – простонала бабка.

Затем перевела взгляд на Асю и спросила, мгновенно переключаясь на совершенно другой – воспитательный тон:

– А что это на тебе такое надето, Настенька?

Ася передернулась от ненавистного имени.

– Это? Толстовка!

– Что это еще за толстовка? Она же тебе вдвое велика, – тут же вцепилась в нее бабка. – Посмотри на себя, на кого ты похожа? Ты же девочка, ты должна быть аккуратная. Куда только твоя мать смотрит?

– Ну, понесла-аась, – сквозь зубы пробормотала Ася. – Может, вы просто продолжите обсуждать, как половчее облапошить Сашу и Нику с наследством, а меня оставите в покое?

Разъяренная, она выскочила из дома и спустилась в сад.

Отчаянно хотелось покурить, но Ася боялась в очередной раз наткнуться на кого-нибудь из милых родственничков.

На душе было мерзко.

Отец с этими откровенными подкатами к бабке по поводу дома казался ей отвратительным. Понятно – ему нужны деньги, у него какие-то проблемы с работой. Но вот так, не стесняясь ее, разводить бабушку продать дом?! Тем более сейчас, когда дед еще жив, а он его практически заведомо похоронил?..

Тьфу, гадость какая!

Толстовка Артема и в самом деле была ей велика, болталась чуть ли не до колен. К тому же днем в ней было жарко. Но, черт знает почему, ей не хотелось ее снимать.

Артем обещал сегодня покатать ее на велике или на лодке, как получится. Где же он, в конце концов? Они ни о чем толком не договорились, не обсудили время. Но ведь он знает, где она живет. Мог бы уже зайти и избавить ее от необходимости толочься вместе с идиотами-родственничками!

В конце концов Ася забралась в разросшиеся вдоль забора кусты малины, присела на корточки, достала из заднего кармана шорт пачку сигарет и зажигалку, свистнутые у отца, и закурила.

Оставалось надеяться, что бабка не последует за ней в сад, не застукает ее здесь и не начнет голосить на всю округу: «Что это такое? Как тебе не стыдно! Ты же девочка!»

Откуда-то со стороны шоссе донесся рев мотора.

Ася приникла к щели в заборе и увидела, как из-за угла вырулила дребезжащая «шестерка» с пятнами ржавчины на крыльях. Допотопный автомобиль мчался, развивая удивительную для подобной колымаги скорость, вздымая облака пыли, и резко затормозил перед калиткой дедовского дома. Из машины вышел горбоносый голубоглазый мужчина – этакий красавец-мачо, явно родом из краев, куда более горных и жарких, чем родное Асе Подмосковье. Одет он был с иголочки – щеголь в светлом костюме, ладно обхватывавшем подтянутую мускулистую фигуру.

«Господи, это еще кто?» – изумилась Ася.

Мужчина уверенно толкнул калитку, пересек сад и поднялся в дом. Но почти сразу же вышел оттуда – вместе с Вероникой. Та хмуро поглядывала на него, пока он что-то горячо говорил, размахивая руками.

«Вот оно что, – поняла Ася. – Значит, это Бекхан, очередная вечная любовь тетки Ники».

Подняв глаза, она вдруг заметила, что с крыши дома за этой сценой внимательно наблюдает вольготно развалившийся на скате Ивар, меланхолично жующий яблоко.

– Вероника, ты не права! – донесся до Аси низкий голос с мягким плавным акцентом. – Сорвалась с места, забрала все деньги… Обидно даже. Ты что, мне не доверяешь? Мне в Шалажи надо, мама приболела, я же говорил. Я за билетами – а дома ни копейки. Как ты можешь так поступать, мы же семья!

– Семья? – недоверчиво протянула Ника. – Теперь, значит, мы – семья. Не много ли у тебя семей?

– О чем ты? Что ты говоришь, дорогая, я не понимаю, – развел руками Бекхан.

– Я говорю про твою Милану, с который ты, по твоим уверениям, уже два года в разводе. И которая почему-то вчера звонила мне и требовала, чтобы я отстала от ее мужа и отправила его домой, к детям, которые по нему скучают. И к свекрови, которая места себе не находит. И – удивительное совпадение! – буквально на следующий день тебе, оказывается, срочно надо домой в Шалажи. Да еще и со всеми деньгами – моими деньгами!

– Верониченька, сердечко мое, ты все не так поняла! Милана плохо говорит по-русски, она… Она не то имела в виду. Просто мама приболела, и ей нужны деньги. Я отвезу…

– Не много ли моих денег за два года ты туда уже отвез? – в голосе Вероники начали проскальзывать базарные нотки. Она уперла руки в бока и принялась наступать на Бекхана. – Признайся, ты для этого в Москву и приехал – чтобы «зарабатывать» таким образом на свою драгоценную семью? Нашел дуру вроде меня, напел всякого… Еще и в квартире моей чуть не – прописался.

– Вероника, ну, послушай… – Бекхан все еще пытался найти пути к примирению.

– Знаешь что, давай так: или ты сейчас никуда не едешь – в конце концов, у меня тоже отец болен, мне твоя поддержка нужна, – или разбегаемся.

– Вероника, ты меня обижаешь, – подступил к ней Бекхан. – Зачем ты такие слова мне говоришь? Перед выбором меня ставишь? Ты же знаешь, как я тебя люблю. А с Миланой у меня давно уже все кончено. Ты не так все понимаешь, дорогая!

В этот самый момент примостившийся на крыше Ивар вдруг размахнулся и коротким точным движением запустил огрызком яблока ровно в лоб красноречивому жителю Шалажи. Тот схватился за голову, мгновенно налился лиловым цветом и заорал, потрясая – руками:

– Где этот засранец! Я его выпорю сейчас! – и рванул к дому, кажется, не на шутку вознамерившись всыпать несостоявшемуся пасынку.

Ивар в мгновение ока скатился с крыши и исчез где-то.

– А ну, стой! – Вероника уцепилась за рукав его футболки, почти повиснув на нем. – Не смей трогать моих детей! Своих воспитывай. Сколько вы их там настругали с Миланой? Двоих? – Троих?

– Оставь Милану и моих детей в покое, шлуха, – сорвался наконец Бекхан, все еще потирая покрасневший от удара лоб. От волнения акцент в его речи стал заметнее. – Не смей своими грязными губами их имена произносить! Ты и твои гребаные кяфиры у меня уже вот где сидят! Хочешь разбежаться – пожалуйста. Отдай мне мои деньги и больше меня не увидишь.

– Ах, теперь это твои деньги? – взвилась Вероника. – Значит, полчаса назад мы были семья – все общее, и те деньги, что я за машину получила и тебе отдала, – тоже общие. А теперь вдруг деньги стали твои? Знаешь что? Пошел ты к черту, Бека! Довольно ты меня разводил, машину продать заставил. Хватит! Больше ты от меня ни копейки не получишь. Едешь в свои Шалажи – ну и вали. Милане-обезьяне пламенный привет!

– Ах ты, сука!

Бекхан развернулся, больно схватил Веронику за плечи и принялся трясти ее. Та вырывалась, визжа.

– Пусти меня, ублюдок! Вали отсюда, говна кусок!

Бекхан, коротко размахнувшись, влепил ей хлесткую пощечину. Этого Ася уже не выдержала. Она выскочила из-за кустов с криком:

– А ну, руки не распускай, урод!

Бекхан вздрогнул – двор казался пустым, и он явно не ожидал такого внезапного явления.

– Пошел отсюда! – кричала Ася, молотя кулаками по его спине.

Всхлипывавшая Вероника с пылавшей щекой тоже умудрилась вывернуться из рук бывшего любовника и теперь толкала его к калитке. А из дома уже спешил Максим, грозя:

– Эй, уважаемый! Что тут происходит? Я сейчас в милицию позвоню!

Бекхан, злобно отплевываясь, направился к выходу. У забора он обернулся, зыркнул на Веронику, выплюнул:

– Да пашла ты, шлуха дешевая! – и вышел.

Через минуту за забором взревел мотор «Жигулей».

В морозилке на кухне нашелся пакет замороженной красной смородины из бабы-Лидиного сада. Ася осторожно прикладывала его к Никиной припухшей скуле. Ягоды медленно оттаивали, и по лицу Вероники стекали красноватые, похожие на кровь, дорожки талого смородинового сока.

– Уехал, – коротко всхлипнула Ника. – Свалил к своей обезьяне. Урод…

– Так это же хорошо, что уехал, Ника, – заметила Ася. – Ты же сама этого хотела.

– «Хотела», – бросила та. – Если я так говорила, это еще не значит, что я этого в самом деле хотела. Поорали, поскандалили, то-се… Обычное дело. Надо же было Ивке вылезти со своим проклятым яблоком. А теперь уже все, точно все.

– Ника, ведь он же тебя ударил, – осторожно сказала Ася.

– Ну, ударил, подумаешь… Все бывает. Ты, Аська, ничего еще о жизни не знаешь. Думаешь, вокруг полно прекрасных принцев, так и горящих желанием жениться на тридцатидвухлетней бабе с двумя детьми? Куда вот мне теперь податься? Без работы, без образования, без мужика. Открыли, блин, хинкальную… Ох, черт, как больно!

Ника перехватила из рук Аси пакет замороженных ягод, сильнее прижала его к скуле и откинула голову, прижимаясь затылком к стене.

Над ее головой висела большая черно-белая фотография в рамке. Снимок был профессиональный, четкий и ясный. Восемнадцатилетняя Вероника, похожая на голливудскую кинозвезду, заливисто хохотала в камеру, сверкая зубами, ее светлые волосы рассыпались на ветру…

– Видишь, какая я была, – она движением головы указала на фотографию. – Мордочка смазливая, мозгов – ноль. Спустила свою жизнь в унитаз, как последняя идиотка. Папочка мечтал из меня врача сделать. Это из меня-то! Я от вида крови в обморок падала и школу еле-еле тянула, с тройки на двойку. Ему бы трезво на вещи посмотреть – и пристроить меня в кулинарный техникум какой-нибудь. Так нет же: как так, дочь Воронцова без высшего образования – позор на всю семью! Ну и что вышло? В институт я, ясен красен, провалилась. Нашла объявление в газете – «школа моделей приглашает девушек…». Явилась на кастинг – семнадцатилетняя идиотка, но красивая, конечно, этого не отнять. Меня приняли. Папа, когда узнал, орал, как безумный, из дома выгнать грозился. Но я уже уперлась, видела себя на обложке «Вога», не меньше.

– И что? Не получилось? – участливо спросила Ася.

В общем-то, о жизненном пути Вероники она ничего не знала, кроме скептических замечаний отца о том, что младшая сестра его отличается удивительной никчемностью и совершенно кошачьей влюбчивостью.

– Куда там! – невесело усмехнулась Ника. – Сначала мне повезло: один крупный концерн косметический – не «Ланком», конечно, наш, отечественный, – мной заинтересовался, предложили стать официальным лицом их марки. Контракт мне прислали – кабальный, конечно, но по-другому-то и не бывает. А я как раз с Валдисом познакомилась, Ивкиным отцом. Молодой перспективный прибалтийский режиссер, богема, понимаешь ли… Влюбилась, как ненормальная. Он мне стихи читал, такое говорил – господи, как я умом не двинулась, сама не понимаю. Сказал: едем со мной в Казахстан! Гениальный проект – степи, солончаки, экзистенциальные кадры, ты – в главной роли. Я сорвалась, концерн этот с их контрактом в жопу послала, поехала. Ну и осталась через полтора года без Валдиса, без проекта, без контракта – зато с пузом. Господи, как я его любила, Валдиса! Может быть, останься я с ним, вся жизнь сложилась бы по-другому… Спасибо папочке, влез, как всегда, не в свое дело, спустил Валдиса с лестницы.

– За что? – с интересом уточнила Ася.

– Да потому что вроде тебя был, такой же резкий. Хирург, понимаешь ли. «Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита». Не хотел понимать, что люди – живые, и ошибки иногда совершают, и поступки некрасивые. А потом… потом раскаиваются. Ну, что, разве не бывает такого?

Вероника посмотрела на Асю с какой-то наивной отчаянной надеждой. А та лишь пожала плечами – наверно, бывает, кто знает…

– А дальше что? – спросила Ася. – Почему ты в модельный бизнес не вернулась?

– Да кому я там, на хрен, была нужна? – фыркнула Вероника. – Поправилась после родов, живот весь в растяжках… Когда Ивка подрос немного, отец меня секретаршей устроил в одну контору. Там начальником отдела был Бахтияр, узбек. Молодой такой, красивый, как степной кочевник, глаза рысьи… Такой, знаешь, карьерист, трудоголик, ужасно мечтал до топ-менеджера дослужиться. У него так глаза горели, когда о работе говорил! Ну, я и пропала. А он женат был, конечно, развестись обещал. Знаешь, как все они говорят: «Мы давно чужие люди, спим в разных комнатах, просто надо немножечко подождать, все так сложно…» Закончилось все – как всегда. Он слился в голубые дали, а у меня Камка на руках остался. И вот так, понимаешь, каждый раз ведь кажется, что вот теперь – все, настоящее, на всю жизнь! Ведешься как дура. Они тебе лапшу на уши вешают, а ты слушаешь и веришь и добавки просишь… А однажды оглядываешься – и понимаешь, что тебе уже за тридцать, и морда уже не такая свежая, и детей кормить чем-то надо. Эх, что ж за жизнь гребаная такая!

Вероника в сердцах отбросила расползшийся подплывший талой водой пакет с ягодами.

– Теперь вот и Бекхан свалил. А так пел красиво – хинкальную с тобой откроем, будешь управляющей, у тебя такой талант, такой вкус. Тьфу! Хорошо, в квартиру, которую папа мне купил, его прописать не успела. А теперь вот и непонятно, что дальше делать. Еще и… – она резко оборвала саму себя на полуслове и махнула рукой: – Ладно. С этим я потом разберусь, мне бы сейчас придумать что-нибудь, чтоб хоть на первое время денег раздобыть.

Ника поднялась с кровати, прошлась по комнате, в задумчивости комкая пальцами носовой платок, затем нерешительно обернулась к Асе:

– А может, мне с пацанами сюда переехать, к маме? А московскую квартиру сдать? Тысяч тридцать же в месяц получится. Как думаешь, Аська, а?

На губах ее заиграла неуверенная улыбка, словно Вероника сама еще до конца не верила в успех своей затеи.