Текст книги "Москва. Приложение для одиноких"

Часть 14.

– Ты, урод, что творишь!!! Ты в курсе, что ты – лицо канала? – шеф орал и нависал надо мной в угрожающей позе.

Женя, зам. шефа, стоял в стороне и смотрел на меня без всяких эмоций.

– Какой ответ нам дать? Что мы придурки, что такое чмо сделали лицом лучшего канала страны? Ты без зарплаты сейчас же идешь отсюда прочь, и я напишу тебе такое письмо, что ты даже в Гондурасе не станешь уборщиком! – Он швырнул стул в дверь, и тот разлетелся на части. – Пошел вон!».

Я сидел не двигаясь и считал в уме, сколько будет стоить весь его сегодняшний look. И сколько лет на этот look должен работать я, если стану простым смертным с зарплатой в 60 000 рэ. Женя тоже молчал, но уже глядя вдаль. Шеф отдышался и продолжил наматывать круги вокруг меня.

Шеф – это зарисовка number one. Человек, который начинает рассказ о себе со слов: «На этой должности я уже…», «Я руковожу людьми больше…», «Я первопроходец в…», «Я сказал…», «Будет по-моему…». Пола number one не имеет. Таким человеком может быть даже Ваша безработная соседка снизу, которая в любой обстановке стремится указать, кто тут на коне. Спорить с number one себе дороже, но если терять нечего, то можно попытаться, а лучше всего переспорить делами. Они всегда над: ситуацией, массой, обстановкой в стране, мире, родном дворе, болоте и т.д. Творец и отстраненный наблюдатель в одних случаях, перст указующий и меч карающий в противоположных. У number one,как правило, все number one. Ощущение лидера должно быть с ними повсюду, иначе нельзя. Почему он в приложении для одиноких? Number one is the one, да и на троне было бы тесно с кем-то еще.

Мы просидели в полном молчании еще минут 10. Потом Женя достал телефон и почитал последние новости обо мне. К вышеописанным добавилось интервью с моей бывшей девушкой, съемки на скрытую камеру, где я ругал свой канал, комментарии Ромы о том, что он подает на меня в суд, представителя отеля и следственного комитета.

– Замечательно, – резюмировал шеф.

Он не успел продолжить, как зазвонил телефон, – он ответил и вышел, оставив нас вдвоем с Женей.

– К руководству, – уточнил Евгений.

С Женей мы тоже молчали, пока и у него не заиграла трубка. Он ответил и жестом показал мне идти за ним. Мы шли к руководству холдинга.

В коридорах и приемной все смотрели на меня с сожалением. Каждый понимал, что я не жилец. Но странно – во мне проснулось желание жить. Отчаянное, сильное, необъяснимое желание бороться за себя и своих близких – сына, мать, бывшую жену и любовь Кати. Мне захотелось их защитить от всего на свете, обнять и не отпускать никогда.

Они – все, что есть в моем мире. В моем мире больше нет Дмитрия Макарова-звезды, счастливчика и центра вселенной. Мой мир… моя семья и немного я – безработный Макаров Д. В.

– Садитесь. – Глава холдинга смотрел на меня со скукой – Дмитрий Владимирович, мы приняли решение и не считаем возможным продолжать наши трудовые отношения. Однако мне бы хотелось знать, учитывая Ваш прошлый вклад в общее дело, каким Вы сами видите выход из сложившегося положения?

Шеф округлил глаза и посмотрел на него, лицо Жени оставалось непроницаемым.

– Вариантов только два, и я ценю, что Вы спросили мое мнение. Или выбрать позицию, когда я ухожу – как с канала, так и от каких-либо объяснений, либо второй вариант, когда на этой истории мы сделаем темы. Темы о звездной болезни, шальных вечеринках, раскаянии и вынесении поступка на публичный суд. Если будем так же агрессивно давать их в ротацию, как те, которые хотят за счет меня посмеяться над репутацией канала. – Я посмотрел на него.

– Вы не сказали мне ничего, что я не знал ранее. Всего доброго, Дмитрий Владимирович. – Он показал, что мы свободны.

Я свалил с Женей из приемной под стук сердца.

– Дим, пропуск и удостоверение сдай, как будешь внизу.

– Сдам. А пока пойдем в курилку? – сказал я.

– Много работы. Прости. – Женя пожал мне руку и пошел прочь.

Я вышел из редакции и сел в такси. Сердце, казалось, было не мое. Но я видел, впервые за долгое время видел реальность.

Зарисовка следующая – Я.

Зарисовка, о которой трудно писать и трудно говорить всем. Но сейчас, в такси, я увидел мир персонажа «Я» таким, каким он в реальности и был: фантазия и сказка, которая льстит эго, но далека от того, что есть на самом деле.

Этим персонажам нравится свое мнение больше, чем свое окружение и своя жизнь.

Замечая в других лишь изъяны, «я» не видят, что полны тем же самым. Я старался защищаться цинизмом и всезнанием, но защищался от жизни, выбирая позицию критика.

Эта реальность не соответствовала моему эго, которое рисовало меня со скипетром и короной на белоснежном коне под названием «успех». Рисовало идеальных людей, которым дозволено прикасаться ко мне, рисовало мне сказочные крылья и доспехи, которые были пустым воображением, защитой от бессмысленного прожигания жизни.

– При всем при этом я сам не мог похвастаться даже порядочностью и добротой.

Наемный работник, зависимый объект, который считает себя центром вселенной и сходит с ума от иллюзии признания. Теперь я – это я.

– Мы едем куда или нет? – спросил водитель.

– Парк Культуры.

Часть 15.

Я прибежал в здание бизнес-центра, где находился офис интернет-портала, в котором работала Маша, в 00:12. Но я знал, что она, конечно, там.

– Позовите, пожалуйста, Машу Давыдову. Отдел новостей… Есть срочная информация для нее.

Маша вышла из проходной в серой кофте, черной юбке и черных туфлях. Под полузакрытыми глазами лежали синие мешки, а сама она выглядела так, будто сейчас расплачется.

Несуразней и несчастней девушки, чем была в тот момент Маша, я не мог и представить. В правой руке она держала телефон, а на безымянном пальце было то самое кольцо, которое я видел в метро.

– Дима? Ты? – Маша отшатнулась от меня, а я и забыл, что все еще был в парике, очках и халате тети Вари.

– Я хочу дать интервью. По поводу себя.

– Почему нам?

– Хочу дать вам эксклюзив.

– Я спрошу, нужно ли нам это. Подожди немного. – Она ушла поговорить с кем-то по телефону и вернулась спустя пять минут. – Пошли, пропуск на тебя готов.

Мы молча поднялись в студию, я молча снял халат, парик и очки, сел на стул и поправил волосы.

Маша все это время также не проронила ни слова и сидела и переписываясь с кем-то в телефоне. К нам уже поднялся оператор и звукарь, такие же сонные и несчастные как и Маша.

Несмотря на то, что я давал первое после произошедших событий интервью и за мной охотились все мои коллеги, я не увидел ни капли радости или какой другой эмоции на Машином лице. Она была очень потерянной и какой-то безразличной ко всему.

– Маша, а…

– Начали! – Она дала команду оператору, проигнорировав то, что я попытался сказать.

После интервью я попросил ее прислать ссылку, когда поставят интервью, хотя и знал, что она забудет. Я сам всегда об этом забываю, но мне хотелось начать разговор.

– Прости меня, Маша. Я не мог никого ценить и любить и так было всегда и со всеми.Прости, что не успел ничего.

– Все нормально, Дима. Мне жаль, что у тебя сейчас такая ситуация. – Она собралась уходить.

– Я провожу тебя.

– Не надо. Давай, пока.

– Все можно изменить.

– А если сильно захотеть, можно в космос полететь. – Она вышла за дверь.

Часть 16.

Ночью я сдал в ломбард свою коллекцию часов. Не все, а те, которые я давно не носил. Часть денег сразу же отослал маме и сыну, часть отложил на адвоката. Маша прислала сообщение: «Интервью не поставят».

Я погуглил последние новости – ничего утешительного. Значит, надо затаиться и ждать. Надо успокоиться и ждать. Нет. Я популярен! Меня хотят все! Я… Но какое СМИ возьмется за очищение моей репутации?

В Питере принято говорить «булошная», «дожжь», «кура», «греча» и «парадная». Я захотел в Питер – спрятаться во что-то меланхоличное, иррациональное, тяжелое и безучастное. Не в Москве, а в Питере, куда туристы приезжают пить, я хотел забыться в стиле всех психов, кто там обитает. Пойти на квартирник и очнуться в отеле в Риге, забыться в «Русской рыбалке», а проснуться в компании американских туристов где – то под Псковом. К черту этот стресс, я еду в Питер.

Прямо у ломбарда я позвонил знакомому и договорился улететь к нему в Питер. Билеты были только на утренние рейсы, и я поехал в «Облака», взяв с собой бутылку Hennessy.

Возле «Облаков» стоял какой-то шум и гам. Я попросил таксиста тормознуть – намечалась заварушка, и мне жизненно необходимо было начистить кому-нибудь морду.

– Что у вас происходит? – Я подошел к компании дерущихся.

– Тебе надо? Иди отсюда! – закричал на меня тот, к кому я обратился.

– Ты как разговариваешь? – Я кинулся к нему с кулаками.

Били какого-то кудрявого парня, и я решил, что я на его стороне. Хотя не то чтобы били – толкали, и я без труда раскидал двоих нападавших.

– Ты как? – спросил я его, когда обидчики ушли.

– Отвали! – Он тер руку.

– Да пошел ты! – Я повернул к «Облакам».

В «Облаках» я сел у стойки бара и заказал чай. Почему-то кутить мне расхотелось.

– Ты же Дмитрий Макаров? Ведущий канала «Страна 24»? – Кудрявый подсел ко мне.

– Да, угадал. А теперь иди нахер.

– Да ладно тебе! Я просто так спросил! А ты что, правда бухаешь так, что спишь в парках?

– Тебе дать в рожу или просто разбить нос?!

– А я Гоша Ган, 5 место среди топа «Ютуба»! – Он похлопал меня по плечу.

Спустя полчаса я был у топового блогера Гоши Гана дома.

– Дмитрий Макаров, телезвезда из детства (ютубер был на 18 лет меня моложе), вместо зомбоящика будете хайпить на «Ютубчике»! – Он прямо-таки сиял позитивом, настраивая камеру.

– Меня выгнали пинками под одно место. Будем ловить хайп.

– Неплохо! Будешь пуэр?

Часть 17.

С Гошей мы записали три программы, каждая на свою тему. Я превратился в инсайдера, аутсайдера и героя мемов. Ну, я был этому рад. Я хотел славы все 20 лет, что работал в СМИ, а сейчас просто изменилась моя аудитория, вернее разделилась на две части. Для прошлой, из телека, я стал аутсайдером и антигероем, для нынешней я превратился в инсайдера, героя из прошлого и просто забавного персонажа. Параллельно, пока меня бомбили по ту сторону баррикад, я сделал свой канал: мои бывшие коллеги выпускали одну программу за другой все с новыми и новыми инфоповодами. Так продолжалось в течение недели – все это время я ежедневно приносил Маше на работу сюрпризы: билеты на аттракционы, концерты, выставки и цветы, инкогнито оставлял на ресепшене. Каждый день я звонил сыну и матери. Отдал долги. А на шестой день я получил сообщение от Кирилла Петровича: «Котлеты с макаронами есть?».

Кирилл Петрович пришел в районе полуночи. Я подарил ему букет каких-то синих цветов – увидел в цветочном и вспомнил о Кирилле Петровиче. Пока я ставил на стол тарелки с макаронами, котлетами и нарезанными овощами, он смеялся над подаренным букетом.

– Дима, ты согласен, что надо относиться к героям своих репортажей с любовью? Ну, даже если ты берешь интервью у преступника, он – твой герой, тот, от кого зависит, получится твой сюжет или нет, получишь ты зарплату или нет. Если идти с негативом, то человек закроется и интервью не будет полным, а может и не выйти вовсе. Как думаешь? – спросил он, садясь за стол.

– Да, согласен. – Я стал накладывать макароны в наши тарелки.

– А к людям вообще? Их надо любить?

– Нет, не ко всем. Некоторые с первого взгляда вызывают неприязнь. Да Вы и сами это знаете. А кто-то потом оказывается не таким, как ты его представлял себе. Но любви должно быть больше. Христианской любви к ближнему, как к самому себе.

– А чтобы раскрыть героя, его иногда надо ставить в незнакомую ситуацию? Ну, если он привык жить в сарае – отвезти его в хоромы? Если привык жить в хоромах – записать интервью в коровнике? Если он и его окружение считают, что он суперзвезда, надо записать другую сторону? С другим мнением? Нет?

– Ну, не совсем.

– Точно, это тонкая вещь. И не все умеют, и не у всех срабатывает. А если человек не умеет любить и ценить то, что имеет? Что с ним должно произойти? – Он понюхал котлету: – Не отравленная?

– Он должен это потерять, чтоб оценить, что имел.

– Ну а если он научился любить, допустим, а тот, кто ему симпатичен, это делать не умеет? Видно, что тянется, но… не умеет. Как тогда? Бросать его и ждать идеал? – Он откусил котлету и поднял вверх брови.

– Если готовы ждать… Не знаю, бросаем эту затею и бежим искать дальше.

– Надо же, Дима! Я помню, что ты философ. Но это ж все умозаключения, какая-то фигня? Или ты проверил опытным путем?

– Я еще не знаю, Кирилл Петрович. Не проверял.

– Как твой сын?

– Пишет картины, хорошо знает Интернет, даже подсказывает мне много интересного.

– А ты знал это месяц назад?

– Ну знал, мне говорили. Но подробно не интересовался.

– У тебя есть девушка?

– Точно нет… Но есть симпатия, и это не совсем понятные отношения. Все сложно…

– А снимать на войне легко? Может, добывать информацию раньше твоих конкурентов – это проще?

– Ну как бы разные вещи.

– Ну как бы знаю, что еще Шиллер задумывался над вопросом «понятных отношений». Как бы это было давно. С тех пор много книг, песен, сериалов, программ – все про поиск ответа. Все ищут ответ постоянно. Ты, философ, нашел ответ?

– Кирилл Петрович, а…

– Как найти? Не знаю. Что есть жизнь? По-разному. Общепринятое? Не всегда. Необычное? Только по твоим личным ощущениям. Плыть бревном по течению или труд? Труд – труд. Или ты про то, когда твоя персона исчезнет из повестки дня? – Он доел и отодвинул тарелку.

Я достал телефон и открыл последнюю сохраненную фотографию. На снимке рядом с Кириллом Петровичем был тот самый парень, которого я видел во время оргии в «Арарат Парк Хайятт».

– Как журналист Вы меня поймете – мне нужен контент. – Пролистал еще галерею в телефоне и открыл видеозапись с девушкой, которая была на оргии вместе с парнем. Включил момент, где она говорила, что медиапродюсер Кирилл Кобтов и его сын ее преследуют, и нажал на «Delete». – Я хотел спросить про котлеты. Это по маминому рецепту.

* * *

Все это время я узнавал Москву другой – Москву для тех, кто счастлив. Я иногда видел Машу, давал ей советы по работе, ждал ее у редакции, но встречал вроде как невзначай раз в 2 недели – не хотел напрягать. Я хотел, чтобы Маша забыла прошлое. Это так просто, оказывается, – и даже получаешь удовольствие от того, что можешь идти с кем-то рядом, заботиться о нем, пусть и немного, но так… типа так.

Недавно заходил к Кате с игрушками для ее ребенка, сделал им с мужем семейную фотосессию. Успешно развивал проект на YouTube, снял короткометражку и собирал деньги на съемки полного метра. Привез Колю к себе, оставив для его матери свободное время, чтобы она могла заняться личной жизнью. Навещал каждую неделю свою мать. Гулял в парках с сыном и изучал методы воспитания детей.

У меня был выбор, когда случилась эта история: пустить все на самотек и спрятаться или идти вперед. Я оседлал волну успеха – как сказал кому – то в интервью. Но ведь мог и просто уйти на дно.

По выходным мы с Колей ходили на Пречистенку – заряжались позитивом и завтракали с Гошей Ганом. Москва не для одиноких, конечно, не такая отчаянная, опасная и наполненная адреналином, но тоже ничего.

В декабре мне написал Кирилл Петрович – предложил поехать консультантом в Сирию. Туда отправлялся новенький корреспондент, и он просил, чтобы я стал его помощником. Я согласился, отправил Колю в родной город и начал готовиться к командировке.

Заключение.

Чтобы вернуться, люди кидают монетки в воду. Рядом со мной море, но я не в Москве, а значит, бессмысленно сюда что-то кидать. Приложение для одиноких должно обновляться или исчезнуть, уступив место другим, новым. Москва для одиноких – это мои личные ощущения, основанные на собственном восприятии города и понимании слова «счастье». Я считал, что счастье и успех нельзя с кем-то делить, они полностью твои и только твои. Я считал, что привязанность и неуспех – это слабость. Я искал идеальных людей, я, неидеальный, был уверен, что только безупречные могут быть рядом со мной. Думал, что все умею, но сотрясал воздух и терял время. Сейчас 5 утра, мы в аэропорту. Через 20 минут я вылетаю поздравлять военных с новым 2017 годом. Да, еще мы везем детям медикаменты. Это не очередной безумный репортаж военкора. Это – больше.

Москва, я люблю тебя.