Текст книги "Политическая психология. Психосемантический подход"

Глава 5
Психосемантический анализ отношения к политическим партиям России избирателей накануне парламентских выборов (декабрь 1995 г.)[5]5
  Статья была впервые опубликована: Петренко В. Ф., Митина О. В. Психосемантический анализ динамики общественного сознания. М.: Изд-во МГУ, 1997.


[Закрыть]

Целью исследования явилось построение семантического пространства, описывающего отношение российских граждан к наиболее известным политическим партиям страны, и выделение базисных категорий этого пространства.

Процедура опроса

Респондентам предъявлялся опросник из 39 пунктов в виде матрицы, содержащей 24 объекта (см. табл. 1). Это были наиболее известные среди населения политические партии. Незадолго до начала предвыборной кампании эти партии были отобраны среди тех, кто заявил о своем намерении в ней участвовать. Большинство из них действительно попали в бюллетень для голосования. Однако было несколько партий, не набравших достаточного для участия в избирательной борьбе числа подписей: Демократическая партия России, “Новая региональная политика”, “Союз патриотов”, Российское движение демократических реформ, Российская партия социальной демократии, Социалистическая партия трудящихся.

Тем не менее в силу того, что эти партии выражают определенные политические позиции, существующие в российском обществе, мы решили не исключать их из списка объектов нашего исследования.

Таблица 1.

Список партий, включенных в опросный лист для анкетирования

39 шкал-дескрипторов описывали различные аспекты имиджа политических партий, т. е. то, какие политические характеристики, цели и задачи приписывались (атрибутировались) рядовыми избирателями тем или иным политическим партиям. Например: “Выступает за свободный рынок”, “Выступает за усиление военного потенциала России”, “В своей политике ставит акцент на приоритет прав человека”, “Выражает интересы малоимущих слоев населения” и т. п. Также были включены несколько пунктов, в которых каждому респонденту предлагалось стать экспертом-аналитиком и оценить шансы той или иной партии на победу в предстоящих выборах: “Имеет большое количество сторонников”, “Имеет шанс победить на выборах” и др. Последний пункт анкеты позволял респонденту высказать свой собственный предполагаемый выбор как избирателя: “Я поддерживаю эту партию”.

Респонденту давалась следующая инструкция:

Оцените, пожалуйста, в баллах от -3 до 3, насколько, с Вашей точки зрения, та или иная характеристика из списка присуща тому или иному политическому блоку, партии, указанным в списке и собирающимся принять участие в выборах. “3” Вы ставите, если качество выражено в максимальной степени, “-3”, если в максимальной степени выражено противоположное ему. Для оценки промежуточной степени выраженности используйте баллы 2, 1, 0, -1, -2.

Время проведения исследования

Исследование проводилось накануне парламентских выборов в ноябре 1995 г. Однако общественно-политическое сознание и соответствующая ему категориальная структура семантического пространства обладают значительной инерционностью (см. наше исследование: Петренко, Митина, 1994) и вполне соответствует и сегодняшнему дню, тем более, что период быстрого рождения и умирания политических партий уже закончился. Маловероятно, что к следующим парламентским выборам состав политических партий, желающих принять участие в предвыборной борьбе, существенно обновится. Реально можно ожидать изменений за счет создания на базе этих партий новых коалиций и блоков и сокращения бюллетеня для голосования. Поэтому наши результаты могут представлять некоторый интерес и для будущих политических прогнозов.

Выбор респондентов осуществлялся по технике «snow-ball» (снежный ком). Каждый из сотрудников лаборатории распространял анкеты среди своих друзей и знакомых, а также коллег, студентов и аспирантов. Те, заполнив анкету, распространяли ее дальше среди своих друзей и знакомых и т. д. В результате в опросе приняли участие жители Москвы, Самары, Перми, Санкт-Петербурга, Смоленска, Барнаула (всего 80 человек). Большинство респондентов – интеллигенция, военные и студенты, живущие на зарплату или стипендию. Однако это люди, наиболее интересующиеся политикой, следящие за средствами массовой информации. Поэтому именно их ответы представляют особый интерес и прогностическую ценность.

Обработка данных

На основе индивидуальных протоколов респондентов получена общегрупповая матрица данных (см. табл. 2 с. 180–185). Эта матрица была подвергнута процедуре факторного анализа с подпрограммой поворота факторных осей по принципу varimax.

Структура многомерного имиджа политических партий среди россиян

Результаты факторного анализа общегрупповой матрицы данных

В результате обработки данных по всей выборке с помощью факторного анализа было выделено 5 устойчиво значимых факторов, объясняющих 36,7; 13,2; 12,6; 12,1; 5,8 процента общей дисперсии. Устойчивость во всех случаях проверялась путем аналогичной обработки половинной выборки матриц, полученной случайным способом.

Первый фактор 36,7 % на одном полюсе включал следующие шкалы-характеристики:

Противоположный полюс представлен суждениями:

Смысловой инвариант суждений, стоящих на полюсах фактора, позволяет интерпретировать его как фактор «Тоталитарный изоляционизм, с акцентом на усиление военного потенциала ↔ Ориентация на Запад, экономическая и политическая открытость». Исходя из размещения объектов анализа по оси фактора, партиями, проводящими наиболее “прозападную” политику, воспринимаются: Партия экономической свободы К. Борового, “Демократический выбор России” Е. Гайдара, “Яблоко” Г. Явлинского, Партия Российского единства и согласия С. Шахрая, Социалистическая партия трудящихся Р Медведева, а также Экологическое движение “Кедр” и “Женщины России” (рис. 1 с. 184). Последняя пара, очевидно, попадает на этот полюс фактора в силу того, что ее оценивают как весьма миролюбивую (в противоположность “военной” составляющей противоположного полюса первого фактора, на котором оказались “Либерально-демократическая партия” В. Жириновского, “Держава” А. Руцкого, “Конгресс русских общин”, “Коммунисты – Трудовая Россия – За Советский Союз”, “Союз патриотов” А. Стерлигова, “Коммунистическая партия РФ” Г. Зюганова).

По второму фактору (13,2 %) на одном полюсе наиболее значимую нагрузку имеют пункты:

Противоположный полюс представлен суждением:

Второй фактор может быть назван фактором «Социально ориентированная экономика (с элементами популизма) ↔ Криминализированная экономика». С точки зрения наших респондентов, интересы широких слоев населения и малоимущих в первую очередь выражают “Коммунистическая партия РФ” Г. Зюганова, “Аграрная партия”, “Женщины России”, “Социалистическая партия трудящихся” Р. Медведева. Достаточно высокий рейтинг по этому фактору имели “Демократическая партия России” и “Конгресс Русских Общин”. На противоположном полюсе фактора располагаются партии, выражающие (по мнению наших респондентов) интересы криминализированной экономики: “Партия экономической свободы” К. Борового, “Союз патриотов” А. Стерлигова, “Либерально-демократическая партия” В. Жириновского.

Таблица 2.

Общегрупповая матрица данных по всем респондентам

Третий фактор (12,6 % – вклад в общую дисперсию) – униполярный, включал все суждения анкеты, отвечая на которые, респондент должен был выступать как эксперт-аналитик, оценивающий перспективы победы той или иной партии:

Этот фактор можно назвать «Предсказываемым рейтингом партий». Конечно, большинство наших респондентов не являлись профессиональными специалистами в этой области. Свои знания они получали в основном из средств массовой информации, не проявляя при этом специального интереса.

Рис. 1. Семантическое пространство имиджей политических партий России в сознании респондентов накануне парламентских выборов в декабре 1995 г. (факторы: Ф1, Ф2)

Ф1 (+) Тоталитарный изоляционизм ↔ Ф1 (-) Ориентация на Запад;

Ф2 (+) Социально-ориентированная экономика ↔ Ф2 (-) Криминализированная экономика.

Известно, что прогнозы многих российских социологов, сделанные перед выборами, не оправдались. Тем интереснее проанализировать полученные нами предсказания “наивных” экспертов. Партиями, шансы на победу которых оценивали как наиболее реальные, были: “Наш дом – Россия”, “Либерально-демократическая партия” В. Жириновского, “Коммунистическая партия РФ” Г. Зюгановфа, “Демократический выбор России” Е. Гайдара, “Яблоко” Г. Явлинского (рис. 2). Для сравнения на рис. 3 (см. с. 186) мы привели диаграмму реального распределения голосов электората по этим партиям во время проведения выборов (см. Российская газета, 1996). Коэффициент корреляции между фактическими результатами выборов (процент голосов избирателей, проголосовавших за ту или иную партию) и позициями партий по фактору 3 (Предсказываемый рейтинг партий) равен 0,63. Этот высокий уровень корреляции свидетельствует о достаточно высокой прогностической способности наших респондентов.

Четвертый, тоже униполярный, фактор (12,1 % – вклад в общую дисперсию) представлен суждением:

и может быть назван фактором «Субъективных предпочтений» среди респондентов, принявших участие в опросе. Как видно из рис. 4, рейтинг Субъективных предпочтений не совпадает с Рейтингом, предсказываемым самими экспертами. Это показывает, что наши непрофессиональные (“наивные”) респонденты-аналитики обладали рефлексией в достаточной степени и хорошо различали свои собственные политические предпочтения и предпочтения общества, в котором они живут.

Рис. 2. Семантическое пространство имиджей политических партий России в сознании респондентов накануне парламентских выборов в декабре 1995 г. (факторы Ф1, Ф3)

Ф1 (+) Тоталитарный изоляционизм ↔ Ф1(-) Ориентация на Запад;

Ф3 (+) Предсказываемый рейтинг партий.

Четвертый фактор, как можно видеть из рисунка, оказывается слабо дифференцирующим партии. Это, на наш взгляд, позволяет говорить о том, что процедура прямого определения рейтинга в случае множественности объектов оценивания не всегда оправдана и не показывает истинного веса политических субъектов, занимающих ведущие позиции. Они у всех на слуху, и положительные оценки их сторонников “гасятся” голосами противников. А в случае более маргинальных, но менее значимых для всех респондентов политических институтов, хоть и с маленьким весом, но голоса “суммируются”. Ну, кто же в ходе предварительного социологического исследования будет выступать против “Женщин России” или Экологического движения “Кедр”? Природу и женщин, естественно, надо любить.

Рис. 3. Результаты парламентских выборов России 1995 г. по партийным спискам (реальный процент голосов, полученных политическими партиями)

Пятый фактор (5,8 %) включал суждения:

Выделение этих пунктов в один фактор, назовем его фактором «Традиционной коммунистической идеологии», демонстрирует, насколько та или иная партия разделяет эту идеологию или находится к ней в оппозиции. Партиями традиционных коммунистических идей считаются Коммунистическая партия РФ, “Блок Ивана Рыбкина”, “Коммунисты – Трудовая Россия – За Советский Союз”, “Власть – народу” Н. Рыжкова, “Женщины России”. Последние, очевидно, в силу широко известного коммунистического прошлого их лидеров. На противоположном “антикоммунистическом” полюсе оказались партии: “Конгресс Русских Общин”, “Блок Станислава Говорухина”, “Демократический выбор России”, “Яблоко”, Демократическая партия России, Партия экономической свободы, Партия Российского Единства и Согласия, Либерально-демократическая партия. Интересно, что на этом же полюсе оказалась и Социалистическая партия трудящихся, отстаивающая идеи “социализма с человеческим лицом”. Это произошло, очевидно, в силу того, что лидер партии – Рой Медведев – неоднократно выступал в средствах массовой информации, разоблачая бывшую партийную номенклатуру, и акцентировал внимание общества на том, что его партия отмежевывается от политики, проводимой КПСС.

Рис. 4. Семантическое пространство имиджей политических партий России в сознании респондентов накануне парламентских выборов в декабре 1995 г. (факторы Ф4, Ф5)

Ф4 (+) Традиционная коммунистическая идеология;

Ф5 (+) Субъективные предпочтения.

Подводя итог этого небольшого исследования, можно заключить, что “наивные” респонденты-аналитики, так сказать, “люди с улицы”, поставленные в рефлексивную позицию предсказания успеха партий на выборах, дают достаточно верный прогноз независимо (или относительно мало зависимо) от своих политических пристрастий. Общественное сознание в целом на интуитивном уровне достаточно верно угадывает политическую ситуацию и обладает, по крайней мере, не меньшими прогностическими способностями в сопоставлении с ангажированными политологами или специалистами по общественному мнению, давшими менее адекватные прогнозы прошедших парламентских выборов.

Литература

Петренко В. Ф., Митина О. В. Психосемантическое исследование политического менталитета (Россия: 1991–1993 гг.) //Общественные науки и современность. 1994, № 6. С. 42–54.

Российская газета, 6 января 1996 г.

Глава 6
Образ политической и экономической реформ в сознании граждан России[6]6
  Статья была впервые опубликована: Петренко В. Ф., Митина О. В. Образ политической и экономической реформы в сознании россиян //Общественные науки и современность. 1997. № 4. С. 92–105.


[Закрыть]

Следствием реформ, проводимых в России, является грандиозная перестройка сознания большинства ее граждан, изменение политического и экономического менталитета общества. Описанию этих изменений посвящена настоящая статья. Она продолжает собой цикл публикаций, отражающих динамику общественного сознания (см. работы: Петренко, Митина, 1991, 1994, 1995а, 1995б; Петренко, Митина, Шевчук, 1993.) Используя методы психосемантики, авторы исследуют отношение граждан России к политическим и экономическим реформам, происходящим в стране. На основе ответов респондентов была также проведена их теоретическая типологизация по отношению к российской действительности.

Был предложен метод построения типологии и ее качественного и количественного анализа.

Ключевые слова: политический менталитет, психосемантический анализ, типологизация, факторный анализ, математическая модель.

Согласно теории личностных конструктов Дж. Келли (G. Kelly), каждый человек является наивным или житейским психологом, экономистом, правоведом. То есть у каждого человека есть своя индивидуальная система представлений, взглядов в различных областях человеческой жизнедеятельности. Она может разительно отличаться от научной картины мира, определяя тем не менее принятие решений и поведение индивида. Брунер и Тагиури (Bruner, Tagiuri, 1954) назвали эту систему взглядов и представлений “имплицитной теорией личности” (в той или иной области знаний). Имплицитной эта система называется потому, что сам субъект, как правило, не осознает те структуры категоризации, через призму которых он воспринимает эту реальность.

Поясним эту мысль на примере языкознания. В лингвистике выделяют понятия “language performance” и “language competence”. Ребенок может отлично говорить на родном языке (“language performance”), но не осознавать его грамматику (“language competence”). Аналогично и взрослый человек может не осознавать собственную “имплицитную модель” политики или экономики и те образующие ее категории, с помощью которых он идентифицирует события. Выделение этих когнитивных структур – задача экспериментальной психосемантики, истоки которой восходят к работам Дж. Келли, Ч. Осгуда, Дж. Керролла, Франселлы, Баннистера, Бьери и других, к методам репертуарных решеток (repertory grid technique), семантического дифференциала (semantical differential) и техникам построения семантических пространств (semantic space).

Методом психосемантики и одновременно формой репрезентации категориальных структур сознания (картины мира) субъекта выступает построение субъективных семантических пространств. Знания субъекта, его система значений, конструктов в психосемантическом эксперименте задействованы в режиме употребления (а не интроспекции). Испытуемый (интервьюируемый, респондент) что-либо оценивает, шкалирует, классифицирует, выносит суждения о сходстве или различии анализируемых объектов, дает ассоциации и т. п. На основе единичных суждений, оценок каждого респондента строится матрица данных, отражающая его индивидуальный опыт в некоторой конкретной содержательной области (в нашем случае в области экономики и политики), а затем к полученной матрице данных применяются методы многомерной статистики – факторный, кластерный анализ, методы многомерного шкалирования, латентный анализ, методы распознавания образа и пр. Выделенные структуры, лежащие в основе матрицы данных, интерпретируются как категориальные структуры сознания испытуемого. Являясь структурами осознания мира субъектом, “несущими конструкциями”, каркасом картины мира субъекта, они могут не осознаваться субъектом как таковые (т. е. быть недоступными самонаблюдению и интроспекции), аналогично тому, как маленький ребенок может использовать естественный язык, не осознавая его структуры (грамматики), но тем не менее правильно строить речь на основе имплицитных правил грамматики.

Выполнение некоей деятельности (оценки, классификации, вынесения суждений о сходстве и различии) позволяет актуализировать, задействовать искомые (исследуемые) когнитивные структуры, и они проецируются и скрыто содержатся в “продукте” этой деятельности – матрице данных. Применение аппарата многомерной математической статистики позволяет выделять эти структуры для последующей интерпретации.

Так, например, факторный анализ позволяет выделить пучки взаимосвязанных признаков, конструктов и таким образом уменьшить исходный базис признаков описания, сводя их к неким обобщенным категориям – факторам, которые выступают координатными осями семантического пространства. Факторные нагрузки каждого признака-описания показывают, насколько данное интегральное измерение-фактор выражено в этом признаке и геометрически соответствует проекции этого признака на ось фактора. Знак факторной нагрузки содержательного смысла не несет, а показывает, к какому полюсу фактора (левому или правому) относится шкала.

При таком геометрическом представлении семантического пространства выделяемые с помощью факторного анализа личностные или познавательно-культуральные конструкты образуют координатные оси некоего n-мерного пространства, а анализируемые объекты задаются как координатные точки внутри этого пространства. При этом величина проекции объектов на семантические оси показывает степень выраженности в объекте (понятии, образе) смысла, заданного этим фактором (конструктом).

Отдельные параметры выступают операциональными коррелятами когнитивных структур. Так, размерность семантического пространства (число независимых или слабо коррелирующих между собой факторов) отражает когнитивную сложность индивидуального или группового сознания. Сознание человека гетерогенно, и субъект может иметь высокую когнитивную сложность в одной области знания и низкую – в другой.

Другим операциональным коррелятом семантических пространств выступает мощность выделяемых факторов (вклад фактора в общую дисперсию), отражающая субъективную значимость данного основания категоризации, представленного фактором, в сознании субъекта. Мощность фактора как показатель субъективной значимости данного основания категоризации еще не определяет, конечно, позицию самих испытуемых по этой проблеме (их координаты по оси этого фактора). Так, например, фактор “религиозности” будет одинаково мощным и у религиозного фанатика, и у воинствующего атеиста.

Содержание выделенных факторов – склейка неких смысловых признаков (личностных конструктов в терминологии Дж. Келли) – отражает специфику категоризации субъекта, его способы осмысления мира. Когда

маленький ребенок говорит о том, что “грязная рубаха теплее” (Чуковский, 1970), то это специфический личностный конструкт, связывающий две характеристики его опыта. Когда политик утверждает, что “приватизация – это преступная форма передачи народной собственности в руки компрадорской буржуазии и транснациональным монополиям” – это тоже его специфический личностный конструкт, отражающий его понимание экономической реформы и его мировосприятие.

Наконец, анализируемые объекты (например, политические партии, известные политические деятели, политические ценности и т. д.) задаются на основе оценок их респондентами как координатные точки в семантическом пространстве, что позволяет описать, понять “видение” этих объектов “глазами” респондентов-испытуемых.

Работа человеческого сознания и процессов бессознательного задается, прежде всего, его индивидуальной ассоциативной системой (З. Фрейд, А. Р Лурия, А. А. Брудный), и различие в осознании мира определяется в значительной мере спецификой “индивидуального языка” личности или, в терминах Ю. Караулова (1987), “языковой личностью”.

Согласно предтече теории “лингвистической относительности” Вильгельму Гумбольдту, “различные языки – это не просто различные обозначения одного и того же предмета, а разные видения его” (Гумбольдт, 1984.) Этот принцип, сформулированный применительно к национальным культурам как языковым субъектам, может быть расширен и применительно к различным “языковым личностям”. Каждый человек как “языковая личность” погружен в свой уникальный мир, будь то мир политики, экономики, человеческих взаимоотношений и т. п. Несовпадение форм категоризации мира порождает проблему “смысловых лакун” как принципиальную неполноту перевода с одного языка на другой, с одного сознания на другое (Маркарян, 1969; Сорокин, Маркова, 1985).

Уникальность человеческого сознания не исключает наличия общих инвариантных структур категоризации, присущих различным социальным, профессиональным или этническим сообществам людей относительно тех или иных аспектов социальной жизни. Психосемантический подход позволяет исследовать социальные представления этих групп населения.

Например, можно построить на основе индивидуальных протоколов общегрупповую матрицу данных – исследовать “фигуры” общественного сознания для определенной эмпирической выборки респондентов.

Или, используя методы многомерной статистики, провести теоретическую классификацию респондентов согласно их ответам на вопросы анкеты.

Различные идеологии ставят задачу унификации личностных смыслов человека, его “имплицитных теорий” и т. п., претендуют на универсальную систему мировосприятия: “Неужели непонятно, что задача “новоя за” – сузить горизонты мысли? В конце концов мы сделаем мыслепре-ступление попросту невозможным – для него не останется слов. Каждое необходимое понятие будет выражаться одним единственным словом, значение слова будет строго определено, а побочные значения упразднены и забыты… Атмосфера мышления станет иной. Мышления в нашем современном значении вообще не будет. Правоверный не мыслит – не нуждается в мышлении. Правоверность – состояние бессознательное” (Оруэлл, 1992, c. 56).

С другой стороны, исследование имплицитных теорий общественного сознания, его категориальных структур позволяет обществу рефлексировать самое себя и, следовательно, расширяя горизонты сознания, увеличивать степени свободы в выборе путей своего развития. На решение этой сверхзадачи и направлены исследования в политической психологии, претендующие в идеале не на обслуживание властных структур, а на просвещение гражданского общества.