Текст книги "Самые разные сказки. Книга сказочных историй"

Сказка про девушку и злую колдунью

Было это давным-давно, когда ещё в лесах жили лешие, а в озерах и реках русалки. Жил-был в одной деревне охотник Федор. Деревня эта стояла в лесу, а рядом протекала речка. Речка эта имела дурную славу. Старики говорили, что живут там русалки, которые путников к себе заманивают сладкими речами, и на дно утаскивают. Боялись люди оказаться возле речки в сумерки, или ночью, а особенно в полнолуние. В полнолуние русалки на берегу хороводы водили, и если кто-то рядом оказывался, обязательно окружали его, чарами опутывали, тут и конец путнику приходил.

Особенно опасно было парням возле речки показываться – русалки те уж больно до молодых парней охочи были! Бывало, пропадали там путники, из тех, кто случайно забрел. Местные-то знали про русалок, и старались вечерами вдоль берега не ходить.

Русалки же, как луна выходила на небосклон, выбирались на берег и начинали играть и веселиться. И была там одна молоденькая русалочка, очень пригожая, которая не веселилась с сёстрами, а сидела, пригорюнившись на стволе старого дерева. Русалка эта, оказывается, однажды увидела Федора, и с тех пор потеряла покой, всё мечтала о нём, и мечтала.

И вот однажды мечта её сбылась. Охотился Федор на уток в тех краях, да так увлекся, что не заметил, как стемнело. Хотел было уже домой возвращаться, но тут его русалочка и заприметила. Прикинулась она девушкой, лежит на берегу, стонет, будто беда какая с ней приключилась. Федор девушку увидел, и подошел посмотреть, что с ней, и как помочь можно? Наклонился, а русалка глаза открыла и прямо на Федора посмотрела. От этого взгляда помутилось у него в голове, и стал он сам не свой. Упал на землю, словно подкошенный, лежит, не шевелится. А русалка замыслила одно дело сделать. Нырнула она быстро на дно реки и нашла там Водяного. Русалка к нему с вопросом – расскажи, как парня на дно утащить, чтобы не утонул он? Водяной губами пошлёпал, глазами повращал и дал русалке одно зелье. Сказал, вольешь парню в рот, и можешь его забирать сюда, на дно реки.

Русалка так и сделала.

Затащила Федора на дно, а он глаза только открыл, а сам как не живой. Смотрит глазами пустыми, даже не моргает. Русалка опять к Водяному – что мол, и как? Водяной усмехнулся – да так вот, говорит, он и будет – ни жив, ни мертв. А по-другому никак. Нет такого средства, чтобы человек под водой жил.

Но русалка и этому была рада. Глядит на Федора, не наглядится. Кудри его чёрные чешет гребнем костяным, за руку берет, в уста целует.

А в деревне меж тем, хватились Федора, искать начали. Искали, искали, нет человека! Кто-то на берегу колчан со стрелами нашёл, ну и порешили, что утащили Федора русалки. Сгинул парень, и всё тут! Ничего не поделаешь…

Была у Федора в деревне той невеста, Настенькой звали. Сказали Настеньке, что Федор сгинул, да она не поверила. Чувствовало сердце девичье, что жив её Федор. Жив, и в помощи её нуждается. Кто-то шепнул Настеньке, что живет на краю леса колдунья, она-то и может знать про её жениха, так как многое ей ведомо. Собрала Настенька подарков колдунье и отправилась в путь.

Добралась до её дома, зашла и поклонилась. Корзину с подарками на стол деревянный поставила – отведай, мол, бабушка, даров наших! Старуха, кряхтя, с печки слезла и к Настеньке подошла.

«Откуда, красавица, ко мне пожаловала?» – говорит.

«Издалека, бабушка!» – отвечала Настенька.

«И что же ты хочешь, милая? Люди-то ко мне не ходят, боятся. А ты смелая, или причина у тебя серьезная?»

Настенька слезу уронила на грудь, и рассказала старухе, что за беда с ней приключилась. Рассказала, что пропал её жених, Федор. Все думают, что русалки его на дно утащили, но она чувствует, что жив он и в помощи её нуждается. А посему не знает ли она, где жених её и как помочь ему, если жив он еще? Колдунья молча выслушала девушку, и покачала головой.

«Знаю, знаю, где жених твой. Русалки на дно утащили, это правда. Но правду и сердце твое сказало, что не умер он. Только вот ни жив он, и не мертв. Лежит на дне речном, как колода, неподвижно, а русалка возле него увивается!»

Настенька ахнула, и чуть в обморок не упала. Но колдунья поспешила утешить её.

«Не волнуйся, помочь ему пока можно. Знаю я слово одно заветное, оно со дна его поднять может!»

«Так скажи мне его скорее, чтобы жениха моего вызволить!» – воскликнула Настенька.

Старуха же засмеялась скрипучим смехом и пальцем ей погрозила.

«Экая ты быстрая да шустрая! Заплатить сначала нужно. Что ты отдать готова ради своего милого?»

«Всё готова отдать!» – не задумываясь, ответила Настенька.

«Так уж и всё?» – переспросила, усмехаясь, старуха.

«Всё!» – подтвердила Настенька.

«И молодость свою, и красоту отдать готова?» – не отставала старуха.

Вздрогнула Настенька, но твердо ответила:

«Готова, если это Федора из беды поможет выручить!»

«Ну тогда ладно, коли ты готова! Иди сюда, слово заветное шепну!»

Настенька подошла к старухе, и та шепнула ей слово. А потом научила, как действовать: « Как к берегу подойдешь, кликни три раза жениха своего по имени. А потом слово то самое скажи, и появится твой жених из воды. Только делать это нужно в новолуние, когда сила русалки мала. Как раз сегодня новолуние, потому поторопись, иначе долго ждать придется!»

Воспрянула духом Настенька, поблагодарила колдунью и убежала на реку. Как раз до темноты успела. Прокричала она трижды имя Федора, затем слово сказала. И вдруг вынырнул из воды жених её, воздуха вдохнул и к берегу поплыл. Сердце зашлось у Настеньки, так она обрадовалась.

Выбрался Федор на берег, сидит, отдышаться не может. Настенька подошла к нему, руки протянула, улыбается, плачет. А Федор посмотрел на нее ласково, да и говорит:

«Что ты, бабушка, ночью-то на реке делаешь? Али заблудилась, сердешная? Может, домой тебя проводить? Откуда ты будешь?»

Поняла Настенька, что колдунья плату с нее взяла, как и обещала. Покачала она головой, и ответила, едва сдерживая рыдания:

«Нет, милый человек! Благодарю на добром слове, но ничего мне не нужно. Я тут рядом живу, а на реку пришла воды испить. Ты иди, я посижу и домой пойду».

«Ну, как хочешь! А мне пора, ночь уже…» – сказал, и пошел, не оглядываясь.

Как только он ушел, Настенька подошла к воде и посмотрела на своё отражение. Из воды на неё взглянула безобразная старуха, и Настенька тут же в обморок упала.

Как пришла она в себя, так поплелась в деревню, а куда еще идти? Дошла, да в дом родительский постучала. Мать ей открыла, не узнала дочери. А Настенька ей говорит:

«Переночевать не пустите? Ноги стерла, устала очень. Путь неблизкий…»

Мать дверь перед ней распахнула.

«Заходи, бабушка! Отведай еды нашей, не побрезгай!»

Зашла Настенька, огляделась, да и спрашивает:

«Что-то вижу я невесело у вас, али горе какое приключилось?»

Мать вздохнула, и отвечает:

«Доченька моя, Настенька, ушла жениха искать, да пропала… жених-то, Федор, вернулся, а она сгинула! Не знаем даже, жива ли, нет?» – сказала, и заплакала.

Настенька отвернулась, чтобы слезы ее не видели, и говорит:

«Жива дочь твоя, только в беду попала. Ну да не печалься, авось, и выпутается она».

Мать руками всплеснула:

«Да точно, что жива? Может, я помогу ей? Скажи, куда идти мне?»

«Что жива, это точно, а помочь тут никто не может. Сама она должна справиться. Ты точно не поможешь. Жди, может, и свидитесь когда…»

«Ну, жива, и то хорошо!» – мать принялась на стол накрывать да постель гостье нежданной стелить.

Рано поутру Настенька поднялась и ушла восвояси. Пошла она в глухой лес, от людей подальше. Шла, шла и набрела на заброшенную избушку. Там и поселилась.

А в это самое время колдунья, что помогла Настеньке Федора выручить, объявилась в деревне. После того, как Настенька ей свою красоту и молодость отдала, стала она красивой и молодой. А что красоте зря пропадать? Вот и подалась колдунья в деревню. Там увидела она Федора, и запал он ей в душу. Решила она его женить на себе. А чтобы никто ничего не заподозрил, прикинулась дальней родственницей старика и старухи, что на краю деревни жили. Старые они уже были, память плохая, вот и она втерлась к ним в доверие, подластилась. Обещала, что ухаживать за ними будет, как родная дочь, если приютят её на время. Старики с радостью согласились. Еще бы! Всё-таки живая душа в доме, не так грустно будет. Назвалась колдунья Варварой.

Стала новоявленная Варвара Федору на глаза попадаться. Всякий раз мимо его дома за водой ходит, да и так среди дня несколько раз пройдет. Федор же, узнав о том, что невеста его, Настенька, как ушла его искать, так и пропала, очень загрустил. Так загрустил, что и свет ему стал немил. Ходит по деревне, мрачнее тучи, ни на кого не смотрит, девушек не замечает, будто и нет их вовсе.

Поняла Варвара, что не так просто ей будет Федора заполучить, и решила морок на него напустить. Для этого подкинула она вещицу наговоренную – платочек свой, Федору на порог, будто невзначай уронила. Федор поднял, да и забыл тут же про Настеньку. Обернулся, а Варвара тут как тут. Увидел он ее и показалось ему, что нет на селе девушки краше.

С тех пор стали их называть женихом и невестой, потому что Варвара Федора от себя почти не отпускала. Осенью решили свадьбу сыграть.

Настенька же в это время жила в убогой избушке, смерти ждала, как избавления, потому что жизнь совсем не мила ей стала. Однажды пошла Настенька в лес, грибов набрать и ягод, да вдруг на старичка-лесовичка наткнулась. Он на пеньке сидел, охал. А выглядел он, надо сказать, как простой старик. Ну Настенька и подумала, что дедушка заблудился. Лесовичок же давно за ней приглядывал, знал он, какая беда с Настенькой приключилась, помочь хотел, но ждал удобного случая. А пока решил испытать девушку – такая ли она добрая да скромная, как кажется?

Настенька старика увидела, и говорит:

«Здравствуй, дедушка! Что ты так стонешь? Ногу повредил? Может, помочь чем? Идем ко мне, тут близко, я отваром тебя напою, ягодами угощу, спать уложу. Глядишь, к утру боль пройдет…»

Лесовик напустил на себя строгий вид, и говорит:

«Да куда тебе помогать мне, ты сама старая, едва ноги волочишь! Как ты дотащишь меня? Я ведь не пушинка какая!»

Настенька еле сдержалась, чтобы не расплакаться, а вслух сказала:

«Да уж справлюсь как-нибудь, не бойся! Ну не хочешь, так сиди тут!»

«Ладно, – махнул рукой старик. – Пойдем к тебе. Нога, и правда, сильно болит. Да и отвара я не прочь отведать».

Настенька подошла к нему, подставила плечо, но старик вдруг прыгнул к ней спину, и за плечи ухватился. Настенька охнула, ноги у нее подкосились, но ничего не сказала, пошла. Так со стариком на спине в дом и вошла. Там старик слез с нее, на постель улегся, стонет пуще прежнего.

Настенька отвар изготовила, ягод набрала, старика потчует. Лапти с него сняла, ноги растерла, чистой водой омыла. Старик кряхтит, про себя улыбается – молодец, Настенька, старость уважает!

Утром проснулась Настенька, на стол накрыла, старика есть зовет. А он уже на ногах, да бодрый такой, веселый. Настенька только диву дается – вчера чуть не помер, а тут надо же! Старик к ней с разговорами:

«Как звать-величать тебя, старуха? Смотрю, а старого человека уважить ты можешь, будто и сама не старая!»

Настенька потупилась, и отвечает тихо:

«Настей меня зовут, а что до старости, так и не знаю, что и сказать тебе, всё равно не поверишь!»

«Ну уж скажи, вдруг поверю? Я давно на свете живу, много всякого повидал, меня удивить трудно!»

«Пошла я жениха своего спасать, да колдунья меня в старуху превратила, за то, что жениха из беды помогла выручить. Вот с тех пор и маюсь».

«О! Колдунья говоришь? Знаю я эту ведьму. У меня с ней давняя вражда. И про тебя я слышал, я ведь не простой старик, я леса хозяин, Лесовик. Слышала про такого?»

Настенька головой помотала – нет, мол, не слышала!

«Ты вот давеча приютила меня, накормила, обогрела, и теперь я помочь тебе хочу. Не просто ведьму одолеть, ты ведь добровольно ей красоту и молодость отдала, но выход есть», – промолвил старик.

Настенька с надеждой на него посмотрела, трепещет вся внутри. Старик помолчал, и продолжил.

«Колдунья эта теперь в деревне твоей живет, Варварой зовется. Скоро свадьба у них с женихом твоим, Федором. Окрутила она его, околдовала, Федор из лап русалки прямо к ней в лапы попал».

«Да что за напасть такая!» – всплеснула руками Настенька.

«То-то и оно, что напасть! – вздохнул старик. – Слушай, что сделать нужно. Слушай, и запоминай. Пойдешь в деревню, в услужение к ведьме наймешься. Только после того, как свадьба пройдет, раньше нельзя. Будешь делать всё, что она велит, не споря и не возражая. Год у нее проработаешь, служить будешь верой и правдой. Потом сюда придешь, если все правильно сделаешь, я тебе скажу, как дальше быть».

«Да как же она возьмет меня, старуху, прислуживать ей?» – удивилась Настенька.

«Возьмет. Ты скажи, что за стол и кров работать будешь. А что старая, так это лучше. Молодую побоится взять, вдруг Федор на нее глаз положит? Чары чарами, но они и ослабнуть могут. В душе-то она как была старой ведьмой, так и осталась».

«Сделаю, как велишь, – опустила голову Настенька, – жизнь не мила мне уже, терять нечего!»

«Ну, иди тогда, свадьба через три дня, как раз доберешься»

Поклонилась Настенька Лесовику в пояс, поблагодарила за помощь, и пошла к себе в деревню. Как дошла, узнала, что Федор с Варварой свадьбу сыграли. Пришла она в дом к молодым, и говорит Варваре:

«Не будет ли у тебя работы для меня, красавица? Не смотри, что я старая, много могу – готовить, дом прибирать, по хозяйству помогать. А плата мне не нужна, поесть чуть, и поспать в чулане где, вот и вся моя корысть!»

Варвара посмотрела на Настеньку, задумалась, потом промолвила:

«Что ж, старая карга! Возьму, коли не шутишь! Только не надейся, что на печи лежать будешь целыми днями! Увижу, что от работы отлыниваешь, выгоню вон в тот же день!»

«Что ты, красавица, что ты! Я уж расстараюсь, не бойся!»

Варвара калитку открыла, да Настеньку впустила. Там и Федор в избе сидел, лук чинил. Бросил хмурый взгляд на Настеньку, да отвернулся. Ничего его не интересует.

С тех пор стала Настенька работать у Варвары в доме. Варвара ее не жалела, по каждому поводу звала, работой непосильной загружала. Так она ее загоняла, что вечером Настенька едва живая до чулана доползала. Но Варваре старуху не жалко, сама напросилась! Федор-то к Варваре равнодушен, вот она на прислуге и отыгрывалась.

Так год прошел, и стала Настенька в лес собираться. Сказала Варваре, что надобно ей в соседнюю деревню сходить, родственницу проведать. Варвара скрепя сердце, отпустила. От людей стыдно стало, разговоры пошли, что старуху-служанку почем зря гоняет, спуску не дает, замучила совсем.

Пошла Настенька на свое старое место, в домишко, где жила одна. Зашла, а там уже и Лесовик ее поджидает.

«Ну как, милая, – ласково так спрашивает, – намаялась?»

«Уж как намаялась, думала, живая не останусь! Лютует ведьма, Федор мой не любит ее».

«Вот и хорошо, что не любит! Долг свой перед ведьмой ты теперь сполна отработала. Пора тебе облик свой принять! Дам я тебе травки волшебной, ты вечером, как в дом вернешься, отвар свари, и слова над ним произнеси, которые скажу. Как поужинаете, отвару налей, да ведьму пригласи отпить с тобой. Вроде как устала ты от пути далекого, намаялась. Сама тоже пей, да в глаза ей смотри. Потом спать ложись, а утром сама увидишь, что будет!»

«Как мне отблагодарить тебя, Лесовик? Ты жизнь мне вернул!» – Настенька руки к груди прижала, глаза огнем пылают.

Старик рукой махнул.

«Это я тебя благодарить должен, что не оставила старика в лесу помирать! Да и колдунью давно наказать хотел за жадность и жестокость!» – старик протянул Настеньке пучок травы и сказал слова заговорные.

Настенька все это в котомку убрала, и в обратный путь пустилась. Пришла в дом к Варваре, а там грязь и запущенность кругом, печь не топлена, в избе холод. Варвара Настеньку увидела, даже обрадовалась. Крикнула, чтобы печь растопила и убрала всё.

Настенька прибралась, ужин приготовила, и отвар сварила. Слова над ним сказала, и есть зовет. После ужина со стола убрала и говорит Варваре, давай, мол, отвара отведаем. Вкусный, с ягодами! Открыла крышку, а оттуда запах разносится душистый.

Варвара тотчас пить захотела, Настенька кружки на стол поставила, и отвар разлила. Сама выпила, на Варвару смотрит, как старик велел, в глаза прямо. Варвара отвар пьет, а в голове у нее мутится. Смотрит прямо в глаза Настеньке, оторваться не может. Выпила отвар, и рухнула, как подкошенная.

Федор увидел это, Варвару на руки поднял, на кровать отнес.

«Что это с ней?» – спрашивает.

Настенька только руками развела: откуда мне знать, занемогла что-то хозяйка!

После этого ушла Настенька в чулан, спать. Утром Настенька проснулась, а в доме крики да ругань. Вышла она из чулана, да потихоньку из-за печки смотрит, что в доме происходит. А там Федор ногами стучит, кричит, чтобы старая карга немедленно из дома убиралась, она-де его жену куда-то упрятала. Старая карга (а это Варвара была, колдунья) зубами скрипит, шипит, как змея, угрожает Федору. Говорит, что она его жена, да и все тут! Тогда Федор не выдержал, к бадье с водой колдунью подтащил и головой в воду сует – на мол, посмотри, какая ты мне жена?!

Колдунья глянула и обомлела! Глазам не верит, как такое случиться могло, что она опять старухой стала? Присмотрелась, да вдруг видит, мелькнуло в воде лицо Лесовика с ехидной ухмылкой. Поняла она все тогда, сникла. Вырвалась из рук Федора, да и была такова.

А Настенька из-за печи вышла, глазки потупила, стоит, не шелохнется. Федор как ее увидел, так и чары с него спали. Подхватил она Настеньку на руки, закружил по комнате.

«Никуда теперь тебя не отпущу!» – говорит.

Потом поставил ее на пол, она Федору все и рассказала – и про колдунью, и про спасение его чудесное, и про Лесовика, который спас ее. Федор только диву давался, рассказ Настеньки слушая.

А потом пошли они к родителям, и сказали, что околдовала Федора злая колдунья, но теперь чары развеялись, и Настенька тому помогла. А посему быть им вскорости мужем и женой! Народ-то поверил, потому как чудеса в ту пору все же случались, и колдуньи в лесах жили…

Про колдунью же с тех пор никто не слышал в тех краях. Говорили, что ушла она из тех мест в другие счастья искать, потому что в родном лесу житья ей не стало.

А Настенька с Федором стали жить-поживать да добра наживать. Правда, с тех самых пор Федор на реку ходить все же остерегался… понял, с русалками шутить не стоит!

Сказка О рыжей кошечке

В давние-давние времена, в далеком-далеком уральском селении жила-была красавица Таисия. Жила она в родительском доме и горя не знала. Все у нее было: нарядов полные сундуки, украшений да каменьев разных видимо-невидимо. Отец дочку обожал и все для нее делал, потому что она была у него одна-единственная, а мать ее умерла родами. Семья ее по тем меркам зажиточной была, отец считался богатым купцом. Ездил он в далекие города, возил шкуры соболиные, да изделия из камня, кои скупал у резчиков. В ту пору много на Урале было мастеров да резчиков по камню – один другого искуснее. И все богател он и богател, да вот беда– жадность стала его одолевать. А, как известно, богатство в руках у слабого человека много бед натворить может, потому как, кроме денег все остальное стало купцу уже не мило. И все сидел он и думал, как бы ему еще побольше заработать. Сундуки уже ломились от добра, складывать было некуда, но купцу все мало и мало было. Через ту жадность и приключилась с ним беда.

К красавице Таисии многие сватались, но она все же одного из всех женихов выделяла – местного мастера Никиту. Был он в тех краях самым искусным резчиком по камню. Что за изделия выходили из его рук! Любо-дорого посмотреть было. Славились они далеко за пределами Урала, аж до самого царского дворца слава о них доходила. Отец Таисии все покупал у него за небольшие деньги и отвозил в столицу, где продавал втридорога. Но Никита не горевал. Для отца любимой он мог сделать все, что угодно. Камня вокруг было полно, а мастерить было для него все равно, что воды напиться. Вскорости он собирался к Таисии посвататься, и копил деньги на свадьбу. Но все случилось иначе. Всем сватам отец девушки отказывал – они казались ему недостаточно богатыми. Ему пришло в голову, что за Таисию он непременно должен получить сундук золота и сундук драгоценных камней, только тогда он соглашался отдать ее замуж. Девушка плакала, умоляла разрешить ей выйти за Никиту – они любят друг друга, Никита лучший мастер, он много поделок отцу смастерит, да и бедным его не назовешь. Но отец был непреклонен. Он и слушать ничего не хотел. Топал ногами, кричал – сундуки, да и точка.

И вот, как-то раз в пасмурный осенний вечер, когда за окном свистел злой ветер с гор, сгоняя в кучи опавшие листья и бросая их комьями в окна, да так, что иногда приходилось вздрагивать, дверь в избу Таисии отворилась, и изумленные домочадцы увидели на пороге странного гостя. Он был высок ростом, черноволос, с орлиным недобрым взглядом из-под насупленных черных бровей. Если не принимать во внимание злого выражения лица, его можно было бы назвать красавцем. Одет он был великолепно– дорогая соболья шуба до пят, на голове шапка из белого горностая, руки унизаны перстнями, которые таинственно мерцали в тусклом свете лучины. Как только он взглянул на Таисию, она сразу и обомлела, почувствовав что-то неладное. Низким утробным голосом гость спросил, где хозяин? Тот поспешно вышел из загородки, жестом отослав Таисию в светелку, а сам спросил, что будет угодно господину? Что это очень важный господин, купец сразу смекнул, но зачем он к ним пожаловал?

«Может поделки осмотреть желаете, али шкурки? Извольте войти, я сейчас все принесу», – засуетился купец. Такой гость впервые сам к нему пожаловал, и он растерялся.

«Нет, не нужно, я по другому делу, -прогудел гость, – слышал я ты дочь красавицу замуж выдаешь? Видел, видел, хороша, ничего не скажешь. Я долгий путь проделал, да и времени у меня мало, скажу сразу – свататься я пришел. Сватов мне засылать недосуг, сам и приехал. Отдашь за меня?»

Купец оторопел. Как рыба открывал он рот и закрывал, но не мог и слова вымолвить.

«Успокойся, – сказал чернявый, – знаю я о твоем условии, иначе бы и не приехал», – он крикнул что-то в пустоту за дверь, и как по волшебству появились вдруг на полу в избе сундуки: один до верху наполненный золотом, другой драгоценными камнями.

«Ну как? – поинтересовался гость, – этого ты хотел? Смотри, как сверкают! Только зачем тебе столько, ума не приложу? Вовек не истратишь, старый дурень. Ну да ладно, бери, мне не жалко, у меня этого добра сколько хочешь».

Но купец его уже не слушал. Глаза его от жадности загорелись, а руки затряслись. Блеск золота и каменьев ослепил его, и он готов был на что угодно. Бедная Таисия все слышала, она дрожала за дверью, как осиновый лист, хотя в доме было жарко натоплено. Незнакомец внушал ей ужас, а когда она услышала от отца согласие на свадьбу, и вовсе чуть не лишилась рассудка.

«Таюшка, доченька, выходи, – закричал купец не своим голосом, – посмотри, жених-то какой у тебя завидный– и красавец, и молодец, ни на что не скупится. Оденет тебя в шелка и бархат заморские, на золоте да на серебре кушать будешь, выходи, радость моя!»

Таисия вышла ни жива, ни мертва. Она боялась голову поднять, чтобы не встретится взглядом с женихом.

«Когда свадебку сыграем?» – купец потирал руки, довольный сделкой.

Незнакомец засмеялся: « Мы свадьбу играть не будем, завтра вечером я за невестой заеду, а ты собирай ее, да смотри, не шути со мной. По пути в церковь заедем, обвенчаемся, и домой скорее, я и так тут у вас задержался. Недосуг мне долее оставаться. Готовь, отец, дочь в дорогу, да береги ее как зеницу ока. Завтра, как стемнеет, я ее заберу».

Купец закивал, ему не терпелось с богатством своим остаться. Незнакомец еще раз захохотал, и вышел вон, как ветром его сдуло. Выглянула Таисия в окно, а там только ветер воет, да деревья к земле клонятся. Никого, пусто. Страшно ей стало, да деваться некуда – воля отца – закон. Скрутила Таисию тоска смертная, села она на лавочку возле печки и заплакала. Никто ее слез не видел. Отец спустил сундуки в подпол, да и сам там остался – богатства перебирать. Много ли времени прошло или мало, неизвестно, а Таисия так и сидела около печки, да, видно, уснула с горя. Очнулась она оттого, что кто-то об нее терся. Посмотрела вниз, а там рыжая кошечка сидит. Да такая забавная, шерстка длинная, шелковистая, рыжая-рыжая, прямо огонь. И глазками изумрудными прямо на Таисию смотрит. Удивилась Таисия, не было у них в доме никогда такой кошечки. Взяла она ее на руки, прижала к себе и начала про беду свою рассказывать, что жизнь не мила ей стала. Кошечка слушала внимательно, да вдруг и заговорит человеческим голосом:

«Не плачь, милая, твоему горю помочь не просто, но можно».

Таисия от изумления чуть в обморок не упала, но взяла себя в руки и спросила:

«Откуда ты, чудесная кошечка, и почему по-нашему говоришь? Никогда такого чуда не видела, да от людей не слышала. Может, от горя разум мой помутился? Наверное, так и лучше. Глядишь, жениху не мила стану».

Кошечка не помедлила с ответом: «Нет, с тобой все в порядке. Я не простая кошечка, а волшебная. Я не каждому являюсь. Отец мой огонь, а про мать ничего не скажу. Уж больно сильно ты горевала, жаль мне тебя стало, вот я и решила помочь. Да и жених твой мне давно известен, это горный дух Синей гряды. Он красивых девушек похищает, или вот как тебя забирает, а потом в каменные истуканы превращает. Душу живую он себе забирает, поэтому и может он иногда в человека превращаться. Но время у него в человеческом облике ограничено, для этого ему все новые и новые жертвы нужны. Ведь душа в его каменном теле долго не живет, она все равно улетает, и тогда он вновь рискует в глыбу превратиться, и горе ему, если это не дома произойдет. Только у себя, в Синих горах, может он передвигаться без опаски, далее без души ему путь заказан. Ну а когда душа улетает, человек, что в камне спрятан и вовсе надежды лишается, и ничто его уже не спасет, так и будет истуканом весь век стоять. У него целый сад таких фигур. И тебя такая же участь ждет. Ну да я тебе помогу. Сейчас уже ничего поделать нельзя. Дух силен как никогда. Придется тебе с ним ехать. Но ты главное не бойся. Зашей в подол красную ленточку, синюю в косу вплети, а зеленую в рукаве спрячь. И смело иди за ним. Как до места доберетесь, он тебя конечно, в камень превратит, но часть души твоей с тобой останется. А я тем временем Никиту предупрежу, и мы к тебе на подмогу отправимся, одной мне не справится», – промолвила так кошечка и потерлась ласково о подол девушки. Таисия немного успокоилась, решив, чему быть, того не миновать, раз уж так судьба распорядилась, послать им с Никитой такие испытания, пусть так и будет. И пошла выполнять кошечкин наказ, да и заодно в дорогу собираться. Очень Таисия на кошечку понадеялась, потому как надеяться ей больше не на кого было.

Собрала она немного пожитков, зашила ленточки, как сказала кошечка, и прикорнула до утра. Утром вышла она в горницу, позвала отца, а он все в погребе сидел, деньги считал. Только каждый раз он со счета сбивался, и приходилось заново начинать. Уж больно много там денег было. Кликнула Таисия его из погреба, сказала, что хочет пойти с Никитой попрощаться, но отец раскричался на нее, и велел дома сидеть, жениха дожидаться. Негоже сосватанной невесте по парням бегать. Нечего делать, осталась Таисия, села у окошка, пригорюнилась, и запела песню о родном крае, о любви девичьей несостоявшейся. Хотела кошечку рыжую найти, погладить, да той нигде не было. «Видно, привиделось мне с горя, -подумала Таисия, – ну, да ладно, судьба девичья такая, от родительской воли никуда не денешься». Так, за думами, и вечер наступил. Стемнело. И сразу услышала Таисия во дворе цокот копыт. Сердце ее замерло, голова поникла на грудь. Поняла она, что жених здесь. Тотчас дверь распахнулась, и он показался на пороге.

«Ну что, невестушка, готова? – спросил он громким голосом. – Заждался я тебя. Уже не терпится мне наедине с тобой остаться. Поехали поскорее, время не ждет».

Таисия поднялась со скамьи, тут и отец, услышав голоса, из погреба вылез.

«Здравствуй, здравствуй, дорогой гость, невеста готова, только вас с нетерпением дожидается. Ты готова, доченька?» – купец посмотрел на девушку с радостным умилением.

«Готова, отец», – произнесла Таисия чуть слышно.

«Ну, вот и хорошо, пойдемте во двор, провожу», – купцу не терпелось остаться одному.

Вышли они во двор, а там запряженные в карету, четверка вороных коней стоит. Что это за кони были! Один другого краше. Да и карета богато убрана, только мрачновата немного, шторки серые на окошках, и сама вся серая. Несмотря на непогоду, жители деревни вышли посмотреть на чудо, отродясь они такой кареты не видели. Многие дальше соседней деревни никогда и не были. Дивились они, языками цокали. А купец, гордый, что такой гость у него, вел дочь под руку к карете. «Сосватали Таисьюшку, видите, какой жених нашелся, не то что вы, босяки, всем женихам жених!» – радовался купец. На сельчан он теперь и смотреть не хотел, не ровня они ему. В толпе и Никитка промелькнул, хотел броситься на жениха, да удержали его. Негоже бузу учинять, все знали– воля отца-закон для дочери.

«Уймись, Никитка, успокойся, – говорили люди, – не пара она тебе».

Уже занесла невеста ногу в карету, как отец спохватился, и, обращаясь к жениху, спросил: « Любезный зять, а как звать величать тебя? Так и не познакомились».

Зять усмехнулся, недобро посмотрел на купца, и ответствовал: «Имя мое, старик, ни к чему тебе, вряд ли более свидимся мы, но зови меня Варфоломеем».

Старик кивнул: «Хорошо, Варфоломеюшка, как скажешь». Поднял он руку, с дочерью попрощаться, и тут на пальце его перстень сверкнул, с огромным синим сапфиром – это он в сундуке с камнями нашел, и тут же надел. Гость перстень заметил, взгляд его вспыхнул каким-то красным злым огоньком, но ничего не сказал. Сели они в карету, дверь за собой захлопнули, и только их и видели. Не успела пыль улечься, а кареты уже и след простыл. Такие прыткие кони оказались. Все разошлись, а Никита еще долго вдаль вглядывался. Да только не было там ничего, как ни смотри. Не успели они уехать, как у купца с рукой что-то странное начало происходить. Отяжелела она как-то враз, обвисла, ни поднять, ни пошевелить он ей не может. Посмотрел купец на руку, а она почернела вся, скукожилась, словно высохшее дерево стала. Хотел он перстень снять, да не смог. Рубин в булыжник превратился, а золото в простое железо. Кое-как спустился купец в погреб, на богатства поглядеть, да так и застыл там в столбняке. Все золото, что было, на глазах его в землю превратилось, а камни простыми булыжниками стали. И почудился ему вдруг в тишине погреба дьявольский хохот. Заплакал купец, понял, какую непоправимую ошибку совершил, понял, что дочь нелюдю сосватал, да поделать ничего не мог. Вылез он из погреба, хотел к Никите пойти, да ноги вдруг подкосились. Немощь одолела. С той поры и занедужил. Слег, и, видно, уже не чаял подняться. Ни жив, и не мертв. Как окаменел. Дела его тоже в упадок пришли, совсем в бедность впал. Позвал Никиту к себе, и слезно умолял Таисию найти, и домой вернуть, иначе не умереть ему спокойно: «Прости меня, Никитушка, жадность дурака одолела. Да, видно, не заработанное счастья не приносит. Понял я все, да поздно уже. Смерть на пороге стоит».