Текст книги "Предрассудок"

* * *

Новая школа, новые требования, новые веяния. В начале февраля кому-то из руководства школы, возможно, директору или её заместителям, насмотревшимся на то, как на дискотеках танцуют, а точнее, дёргаются под музыку старшеклассники, пришла в голову идея ввести в расписание уроки бальных танцев, а для эксперимента выбрали восьмой «А», тот самый, в котором учились сёстры Дорофеевы.

Перед первым занятием директор, а вслед за ней и классная руководительница, попытались убедить ребят в том, что необходимо уметь танцевать, и что уже на следующем, весеннем, балу они смогут продемонстрировать свои достижения. Девочки слушали серьёзно и предложение о танцах восприняли на «ура», а мальчишки посмеивались, предлагая открыть секции бокса или волейбола.

– Боксом занимайтесь в «Динамо», – парировала директор, – а волейбольная секция будет, но позже. И не в массовом порядке, – пояснила она, – необязательно всем играть в волейбол на высшем уровне, и волейболом вы и на физкультуре занимаетесь.

– А ты хочешь научиться танцевать? – поинтересовалась Лида у Жеки.

– А я умею, – ответил он, улыбаясь.

Катя к нововведению отнеслась скептически, полагая, что из этой затеи ничего не получится, тем более, что их наставникам, молодой семейной паре, было трудно держать дисциплину и потому в качестве помощника на занятиях, проходивших в спортзале, присутствовала классная руководительница.

– Зачем мне эти танцы? – ворчала Катя, – я из-за этого дополнительного урока только тренировку пропускаю, потому что ни пообедать не успеваю, ни переодеться.

– А мне нравится.

Катя посмотрела на неё с недоумением.

– Нет, я не против, пусть это будет кружок, – не соглашалась она, – пусть танцуют те, кто хочет. Или бы занимались с третьеклассниками, что ли?

Накануне, когда предстояло вставать в пары, девочки так бурно обсуждали предстоящее событие, что чуть не поссорились.

– Ты сама-то с кем бы хотела танцевать? – спросила Лида.

– Ни с кем. А ты?

– Наверное, с Жекой, но он-то, думаю, мечтает быть с Гороховой.

– Какая Горохова? – скривилась Катя. – Кому она нужна?

– Ну, не скажи. Мне кажется, наши мальчишки только с ней и желают танцевать. Наверное, все завидуют её соседу по парте Митину.

– Не думаю, – покачала головой Катя, – она танцует как мясорубка.

– Ну, сравнила!

– Конечно, мясорубка. В мясорубку, если шмат сала запихать, то ручку не повернуть. Вот и Дарья – только что смазливая и одета богатенько. А мифы о её красоте распространяют Дашкины подружки, пиявки да лягушки, которых она подкупила чаем с конфетками, а ещё своими шмотками, которые им одалживает.

У Лиды от такого заявления Кати даже ладони вспотели, словно сестра сама побывала на той Дашиной кухне. Откуда ей известно про чай, девочка спрашивать не стала.

* * *

Когда в начале урока преподаватель по танцам громко объявила: «Юноши, пожалуйста, приглашайте девушек!», нестройный ряд парней пришёл в замешательство. Мальчишки переглядывались друг с другом, но никто не решался шагнуть в сторону ожидавших девчонок. И только после второго призыва от одноклассников отделился Женька и быстрыми шагами, в лёгких лакированных туфлях (он единственный из парней приходил на занятия танцами не в кедах или полукедах, не в ботинках, как остальные, а в туфлях), направился в тот угол, где была Лида. Только теперь та осознала, что стоит рядом с Катей и Снежко. Между тем, обычно сутулившийся Жека шёл сейчас под восхищёнными взглядами девчонок и удивлёнными взглядами парней расправив плечи, подняв голову, отчего сразу стал выше ростом. Остановившись перед Лидой, он галантно протянул ей левую руку. Серые глаза Жеки, в которых не было и тени смешинки, что было совершенно не свойственно ему, дружелюбно смотрели на соседку по парте, и та ответила согласием. Они вышли на середину спортзала и, держась за руки, напрасно ждали, когда к ним присоединится кто-нибудь.

Наконец преподавательница не выдержала:

– Спасибо вам, молодой человек, – обратилась она к Жеке и, пожав плечами, глядя равнодушно в сторону Лилии Петровны, произнёсла: – На сегодня наше занятие, к сожалению, окончено.

Розочка, словно давно ждала команды, вскочила с насиженного стула и, быстро переговорив с хореографами, велела своим подопечным следовать в класс. Огорчённая Лида нехотя потащилась в кабинет математики, рядом с ней шла сердитая Марина Терентьева:

– Повезло тебе, Лидок, с соседом. Орёл, не то что мой тефтеля, так бы и вдарила Куницына колышком по головушке.

* * *

– Что, юноши, решили бойкотировать наши труды? – обратилась Лилия Петровна к мальчишкам. – Как не стыдно! Сидеть болтать на уроках, курить за углами у вас смелости хватает, а девочек на вальс пригласить – нет. Спасибо, Семёнов, – Лилия Петровна остановилась у парты, за которой сидели Жека с Лидой. – Молодец, Женя! Настоящий джентльмен, а вы…

Но Жека не дал ей закончить:

– А что я?

И с самым серьёзным видом запел:

– Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра!

В кабинете раздался громкий хохот.

– Ах, Семёнов, опять шутить изволишь? А мне совсем не до шуток!

Лилия Петровна старалась придать лицу гневливое выражение, но, похоже, вся эта история с танцевальными занятиями ей и самой уже порядком поднадоела, и Розочке было явно всё равно, чем она закончится, лишь бы закончилась поскорее.

– Хватит уже смеяться! – прикрикнула она. – Вам всё хиханьки да хаханьки, а мне перед директором отвечать.

В этот момент, словно её пригласили войти, появилась Алевтина Алексеевна. Класс дружно поднялся.

– Здравствуйте, восьмой «А». Садитесь!

Директор, подтянутая, в синем кримпленовом костюме с белым отложным воротником, встала за учительский стол.

– Вы что это себе позволяете? – лицо Алевтины Алексеевны, как и шея, что особенно подчёркивал белый воротничок, покраснело. – Почему так подводите нас, учителей? Почему так подводите школу? Вы учитесь в прекрасном здании, школа новая, от нас ждут хороших, творческих мероприятий. Ты, Томин, – обратилась она к комсоргу, – должен первым показывать пример, а ты? Мы же договорились с ГОРОНО, включили Весенний бал в план воспитательной работы, и что теперь прикажете делать? Что скажете?

Класс подавленно молчал, и вдруг поднялся Васин:

– Вот вы, Алевтина Алексеевна, с ГОРОНО договорились, с нашим классным руководителем Лилией Петровной, похоже, тоже, только нас никто не спросил, хотим ли мы заниматься танцами или нет?

– Вот именно, – поддержала соседа Катя. И тут же с мест загалдели пацаны.

– Никто нашего мнения не слушает!

– С родителями хотя бы посоветовались, – буркнул кто-то.

Не выдержала и Лида:

– Давайте лучше организуем кружок для желающих, больше толку будет.

– Тебе, Дорофеева, лишь бы выделиться, – осадила её классная, – ты у нас и так уже и чтец, и Снегурочка, теперь ещё в примы балерины подалась.

– А это тут при чем? – встрял Дима Костецкий, сидящий за Лидой, – конечно, пусть танцуют желающие и способные.

– Да как вы не поймёте! – заговорила Алевтина Алексеевна, и в классе снова стало тихо. – Кружок погоды не сделает. Мы хотим, чтобы было массово, красиво, эстетично. Понимаете?

Нотации директора парни слушали с отсутствующим видом, пока запас энергии Алевтины Алексеевны не иссяк.

– Хватит разводить демагогию! Уроки бальных танцев будут продолжаться! – заявила она твёрдо.

– Ура! – Снежко захлопала в ладоши, двинув локтем в бок Митина, мол, никуда ты не денешься. Девчонки, за исключением Кати, тоже радостно зааплодировали, одобряя решение директора.

Едва Альбина Алексеевна покинула кабинет, как Розочка отпустила мальчишек, попросив девочек задержаться:

– Завтра двадцать третье февраля, значит, мы договорились, что каждая из вас поздравляет соседа по парте. Так?

– Так.

– Вот и отлично. Последней у вас значится физика, я договорюсь с Мирославой Геннадьевной, она нам даст в конце урока несколько минут. Даша, ты выступишь от имени девочек?

Снежко согласно кивнула, польщённая оказанным доверием.

– Я тоже подойду, поздравлю ребят. И, пожалуйста, девочки, – Розочка произнесла с мольбой, закатив вверх глаза, – давайте как-нибудь уговорим мальчишек танцевать, а то мне точно выговор дадут за срыв Весеннего бала.

* * *

Поздно вечером к Лиде забежала сестра, предупредила, что завтра её с Васиным не будет, потому что нужно быть в спортивной школе для прохождения медицинского осмотра, и добавила, что звонила Терентьева, сообщила, что Снежко что-то затевает против парней.

– А она откуда знает?

– Видела, как Горохова шепталась со своей свитой. Вообще, плохо, что тебя Женя пригласил.

– Почему? Потому что завидуют мне теперь, да?

– Естественно, – подтвердила Катя. – Если бы ты видела, какими глазами на вас Горохова смотрела, аж лицо всё перекосилось от злости. Она же думала, что Митяй первым побежит, а ошиблась в расчётах.

– А ты? Тоже злишься на Толика?

– Ещё чего! Ты же знаешь, я против бальных танцев, и Толик тоже, мне одного баскетбола хватает выше крыши. А Женька смелый.

– По-моему, ему просто стало жалко наших хореографов. Я так поняла, что они знакомые его брата.

– Возможно, но всё равно он молодец.

* * *

В здание школы Лида вошла в приподнятом настроении: ещё бы, утром она с мамой поздравила отца, бывшего танкиста, который очень обрадовался подарку: рубашке и одеколону «Лель». И Миша в кое-то веки встал и отправился в детский садик без капризов, и в группу побежал со счастливым видом, помахав ей рукой. К урокам она тоже была готова, да и уроков тех намечалось всего четыре, и никаких ни контрольных, ни самостоятельных не обещали. В портфеле девочки лежал подарок для Жеки – аккуратно упакованная в целлофан компакт-кассета для магнитофона. Компакт-кассета – вещь дефицитная, не всегда в продаже бывает, а Жеке такой подарок стопроцентно понравится, потому что у него, в отличие от Лиды, кассетный магнитофон имеется.

Девочка бодро направилась к раздевалке, впрочем, раздевалки как таковой не было, а просто в широком коридоре первого этажа стояли ряды вешалок для каждого класса, за порядком возле которых строго следила дежурная техничка.

Лида едва успела снять пальто, как возле неё, пользуясь отсутствием посторонних, оказалась Коврина:

– Приветик, Фея! А где Катрин?

– У неё медосмотр в спортшколе. А что?

– Короч, тут вот какое дело. Ты же хочешь, чтобы бальные танцы у нас продолжались?

– Хочу, – подтвердила она.

– Отлично. Мы с девчонками решили пацанам объявить бойкот. Короч, никаких им подарков и поздравлений, и не разговариваем с ними с сегодняшнего дня, пока не поумнеют. Согласна?

Лида задумалась, какой дать ответ, но Коврина не стала дожидаться её решения, а поспешила к приближающейся Терентьевой.

Теперь ей стало ясно, о чём предупреждала Катя: так вот, оказывается, что задумала Горохова с девчонками. Идея, наверное, неплохая, если учесть, что многим парням в ближайшее время не у кого будет списывать ни домашние задания, ни решения во время контрольных, но начинать бойкот сегодня, в праздник… Нет, это Лиде казалось совершенно неправильным. Получалось так, словно они, девчонки, не приготовили мальчишкам подарки и решили под предлогом танцев исправить свою оплошность. И потом, как быть с Жекой, ведь он-то её пригласил, а, значит, ни в чём не виноват. Как жаль, что рядом нет Кати, было бы с кем посоветоваться! Но едва девочка представила, что танцы отменят (а она в последнее время только и жила мечтой научиться танцевать да переездом в квартиру Дорофеевых-младших), как согласилась действовать заодно с девчонками.

В классе, несмотря на то, что большинство ребят уже были на месте, стояла непривычная тишина. Лида под вопрошающими взглядами одноклассников молча кивнула сидящей позади неё Ларисе Афанасьевой и стала доставать из портфеля учебник и тетрадь.

– Как дела, Фея? – поинтересовался Жека тихонько. – Ты что-то сегодня пасмурная.

Лида удостоила его непродолжительным взглядом и уставилась на классную доску.

– Я, Фея, думал, что ты умнее, – Жека демонстративно сел к ней спиной.

– Ты хотел сказать смелее? – не выдержала Лида. – Да, в отличие от тебя, я трусиха.

– Я сказал, умнее, – повторил Жека, не поворачиваясь.

Ей очень хотелось возразить, но она промолчала. Сидели бы они с Жекой на последней парте, где один свидетель – стена, то ещё можно было бы обмениваться репликами, но на первой парте, где они были на виду у всего класса, а точнее, у Гороховой и её свиты, нужно было держаться начеку. Вместо того, чтобы внимать новой теме по истории, Лида представляла на своём месте Катю и думала, как бы поступила сестра. Сомнений, впрочем, не было. Сестра не поддержала бы бойкот, ей танцы ни к чему, а Лида видела себя плавно кружащейся в вальсе. На ней, Лиде, светло-голубое платье, удобные туфельки, а рядом с ней, конечно, Жека во фраке. Стоп! И тут Лиду словно пронзило: где она возьмёт бальное платье, туфли, где Жека купит или сошьёт фрак? Ведь это абсолютно нереально. Конечно, Жека может быть в обычном костюме, она в обычном платье, но разве это будет бал? А Горохова? Она, пожалуй, точнее, её родители, достанут для своей ненаглядной доченьки соответствующий наряд. А её партнёр? Кстати, интересно, за какие заслуги рядом с ней Розочка посадила Митина? Надо спросить у Кати, возможно, у Кости тоже есть какие-то “протежи”, как говорила Лидина мама вместо “протеже”.

Нет, Жека прав, она действительно глупая и наивная, в отличие от двоюродной сестры. Та сразу же или сама, или с помощью матери, с которой у них доверчивые отношения, догадалась, к чему всё идёт. «Какая же я недотёпа!» – ругала себя Лида, глядя то на энергичную учительницу истории, то на Жекину спину, облачённую в школьную форменную синюю курточку. «Ладно, – загадала она про себя, – если Жека сам ко мне обратится, то отвечу».

А сосед по парте не заставил себя долго ждать, вскоре по привычке, слегка повернувшись, спросил:

– Запасная ручка есть?

Лида молча протянула ему понадобившуюся вещь.

– Спасибо, – поблагодарил Жека тихонько.

Жест с ручкой не прошёл незамеченным, уже через пару минут Лариса Афанасьева передала Лиде записку: четвертинку тетрадного листка с печатными буквами: «Не смей с ним разговаривать!»

Что? Кровь прихлынула к лицу Лиды. Кто это ещё будет приказывать ей? Она обернулась назад, посмотрела на Ларису: мол, ты написала? Но об этом можно было и не спрашивать. Узкие, раскосые, добрые глаза девочки свидетельствовали о том, что не она автор подобных указаний. Афанасьева только передала по чьей-то просьбе бумажку и, скорее всего, не общается с Костецким в силу угрозы от Гороховой.

Стараясь ничем не выдать волнения, она села боком: Коврина и Нечаева слушали или делали вид, что слушают учительницу, Снежко на третьей парте первого ряда с отсутствующим видом смотрела в окно, за которым стоял плотный туман, зато сосед Снежко Костя Митин, заметив обращённый на него взгляд, расплылся в улыбке и подмигнул Лиде. Красавчик Митин, брюнет с голубыми глазами, всегда с аккуратной короткой стрижкой, учился кое-как, но, по слухам, успешно занимался боксом и уже имел первый юношеский разряд. Он единственный из одноклассников носил не школьную форму, а расклешённые чёрные брюки и тёмно-синий двубортный пиджак, под который надевал светлые рубашки. Но чаще на нём была сшитая, явно по индивидуальному заказу, двойка: брюки и тёмно-серая жилетка, которая носилась с водолазками.

Непривычная приветливость Кости в совокупности с подмигиванием вызвали у неё недоумение: раньше Митяй не то что не улыбался ей, а даже и не смотрел в её сторону, и вдруг, «здрасьте», такое внимание. С чего бы? Понял, что она, возможно, единственная из девчонок, которая не стала плясать под дудочку Гороховой? Или он видел, как Даша готовила записку, и, зная, что в ней, и решил приободрить Лиду?

Она снова посмотрела в сторону Митина, их взгляды встретились, и одноклассник опять улыбнулся и подмигнул ей.

– Митин! – поведение Кости привлекло внимание бдительной Людмилы Павловны. – Хватит уже перемигиваться!

– Я не перемигиваюсь, – начал оправдываться он совершенно искренне, – у меня тик нервный.

Класс, получивший возможность отвлечься от урока, казалось бы, должен был зашуметь, но ничего подобного не произошло.

– С чего это у тебя тик-то? – поинтересовалась историк. – Молодой ты ещё для тика.

– Вот из-за соседки моей Гороховой, – выпалил Костя, – и тик, и аллергия.

Людмила Павловна недоверчиво покачала головой, а Снежко, прищурив глаза, смотрела на Митина, ожидая, что он ещё скажет в её адрес.

– Аллергия? – тут уже Людмила Павловна засмеялась. – На что у тебя аллергия?

– А вот на Дашины духи, – рассказывал Митин, делая большие глаза, явно играя на публику, и довольный, что оказался в центре внимания. – Она же целый флакон на себя каждый день выливает какого-то бабушкина букета за пятьдесят копеек, дышать нечем, – жаловался он.

– Не флакон, а чуть-чуть, – не выдержала Горохова. – Какой ещё бабушкин букет? Это французские!

– Да что вы говорите, мадам? – спросил удивлённо Костя, поворачиваясь к соседке. – И как ваш аромат обзывается?

– “Чёрная магия”! – выпалила Даша гордо.

Фраза Снежко вызвала дружный хохот у пацанов, а Костя нараспев уточнил:

– А не белая?

– Чёрная! – настаивала на своём Горохова. – Я завтра же бутылочку принесу!

– Людмила Павловна, – Митин жалобно посмотрел на учительницу, – можно мне от этой магии пересесть?

Та снисходительно кивнула головой:

– В другой день, Константин, я бы тебя за подобный балаган выгнала из класса, а сегодня, ладно уж, будущий солдат, пересаживайся. А тебе, Дарья, ещё рано такими духами пользоваться, по крайней мере, в школу.

Костя быстро подхватил спортивную сумку, заменявшую ему портфель, и направился за парту отсутствующих Кати и Толика. По пути он хлопнул по плечу Илью Зеленкова, чем снова вызвал смех у пацанов.

– Вот даёт Констанц, – объяснил Женька Лиде, воспользовавшись возникшим шумом, но не поворачиваясь к ней, – всё-таки разговорил Снежко, а Илюшка с ним спорил, что не получится. Теперь в кино Костю поведёт и ещё пять порцаек мороженого должен. Ловко, ловко.

Лида, напуганная автором записки, делала вид, что никак не реагирует на слова Жеки, хотя сказанное Семёновым вызвало у неё восхищение Костей и к тому же объясняло его необычное поведение по отношению к ней. Девочка решила дождаться физики, на которую собиралась прийти классная, а значит, хочет или не хочет Горохова, но она должна будет, раз обещала, поздравить мальчишек.

Однако, когда прозвенел звонок с последнего урока, а Розочка так и не появилась, Лиде стало понятно, что и классная в курсе далеко идущих Дашкиных планов, и потому ничего не оставалось делать, как подчиниться Снежко, но именно делать это ей хотелось меньше всего. Она открыла портфель, но, прежде чем упрятать в него учебник и тетрадь, достала и молча протянула Жеке подарок. Тот, не ожидая от неё ничего подобного, настороженно осмотрелся вокруг, хотя к тому времени в кабинете уже не было ни Гороховой, ни её ближайших соратниц, поблагодарил и быстро спрятал кассету.

* * *

Опасаясь, что Снежко попытается перехватить её для выяснения отношений, Лида после уроков направилась в библиотеку – в надежде, что Горохова не станет дожидаться её сегодня. А завтра? А завтра она будет с Катей, которая её в обиду не даст.

В библиотеке, кроме Лиды оказалась и Варвара Трофимова. Варя обрадовалась встрече с ней, попыталась завязать разговор, спросив, что она посоветует ей почитать, но та, занятая своими невесёлыми мыслями, отвечала, к огорчению Варвары, без охоты.

Когда Лида подошла к раздевалке, вешалка класса была пустой, а её пальто валялось на полу. Раньше никогда такого не случалось, и она подумала, что, может быть, оторвалась петелька, но когда подняла одежду, то чуть не заплакала с досады: кто-то специально сорвал пальто с крючка, сорвал так, что выдрал петельку «с мясом». Ей стало жаль изуродованного подклада, она отлично помнила, как обрадовалась мама сообщению соседки по лестничной площадке тёти Вера, продавца из магазина детской одежды, о том, что та отложила для девочки зимнее пальто с воротником из песцовых хвостиков. Хвостики есть хвостики, это не цельный воротник из норки, как у Гороховой, но всё-таки мех. «И дешёво, и сердито», – похвалила тётя Вера обновку, и сама же предложила занять им нужную до аванса сумму. И вот тёмно-зелёное пальто, в котором Лида чувствовала себя не только не бедной, но ещё и взрослой, теперь в пыли и с надорванным воротником. Едва она начала очищать пальто, как услышала за спиной насмешливый голосок Нечаевой:

– Ну что, Фея, просили же тебя по-хорошему, но ты не понимаешь.

Обернувшись, она наткнулась на злые глаза одноклассницы и заметила, что у входной двери за происходящим наблюдают Снежко с Ковриной. Больше в коридоре никого, кроме них, нет, даже дежурная техничка отлучилась куда-то. Значит, специально поджидали её. Лида смотрела на Нечаеву, не зная, чего от неё ожидать. Неужели полезет драться?

– С завтрашнего дня, – Галя скривила губы, – с парнями никаких разговоров!

Она сжала руку в кулак, намереваясь поднести его к лицу Лиды, и та инстинктивно отступила назад, но вдруг руку Нечаевой перехватили и резко отвели назад – за спиной Галины стояла Варвара Трофимова.

– Ещё раз сунешься – получишь по полной, – пообещала она.

– Больно, отпусти, – попросила Галя.

Варя разжала руку:

– Иди и больше не попадайся!

Нечаева рванула в сторону подружек, но тех и след простыл.

– Что ей нужно было?

Девочка, меньше всего ожидавшая помощи от скромной тихой Вари, которая ей, Лиде, доставала до подбородка, растерялась.

– Ну что ты? Что там у тебя? – Варвара развернула пальто, тихо присвистнула:

– Вот паразитки! Ладно, не расстраивайся, сейчас пойдём ко мне, я тебе так зашью, что не заметишь. Пойдём!

– Нет, – отказалась Лида, – лучше ко мне.

– Можно и так.

* * *

Варвара мастерски отремонтировала пальто, пока Лида подогревала обед и накрывала на стол. Оказалось, что шить Варю учит тетя, сотрудница швейного цеха театра, заведует которым мать Кости Митина. С пятого на десятое Лида поведала Варваре о своём конфликте с Гороховой, недоумевая, зачем Даша искала дружбы с ней, девочкой из семьи без особых связей и достатка. На её счастье, Варя знала ответ на этот вопрос: Гороховой нужна свита для претворения в жизнь её подленьких желаний. Варвара была наслышана о Снежко ещё до того, как увидела её впервые, от старшей сестры Бори Топчило, с которой они вместе занимались фехтованием в прежней Вариной школе. С осени сестра Бориса стала студенткой московского вуза, но Варя виделась с ней недавно, когда та приезжала на каникулы. Варвара поведала, что Борис и Даша действительно, как и предполагала Лида, не только были знакомы, но даже некоторое время дружили, пока Снежко не вздумала подшутить над Борей. Попав к нему в гости, когда дома он был с сестрой, Дарья ради смеха, пока они не видели, перевела стрелки будильника вместо шести часов утра на два часа ночи. Только разбудил звонок не Бориса, а его маму, которая одна, после смерти мужа, растила детей. Проснувшись среди ночи, женщина долго не могла успокоиться, и сомкнула веки только под утро, проспав по этой причине на работу. Добраться на предприятие она могла только на служебном автобусе, на который, естественно, опоздала, и была вынуждена ловить такси. Как назло в то утро она, как исполняющая обязанности начальника отдела, срочно понадобилась заместителю директора по производству, и потому её отсутствие на рабочем месте сразу было зафиксировано, а вскоре руководителем отдела был назначен совсем другой человек, хотя до этого её кандидатура вполне устраивала администрацию.

Кроме того, мать Бориса сначала лишили премии за месяц, потом за квартал, а это для семьи была существенная прибавка. Разумеется, мать попыталась выяснить у детей, кого она должна «благодарить» за неприятности, и Боря, не желая впутывать в дело Дашу, взял сначала вину на себя, о чём доподлинно было известно его сестре. Благо ещё, что из-за того проклятого опоздания мать не отодвинули и не лишили очереди на квартиру, хотя и выделили вместо трёхкомнатной двухкомнатную.

Глядя на переживания матери, у которой одно время даже давление подскочило по причине свалившихся на неё напастей, Борис потерял всякий интерес к Даше, и ни видеть её и ни слышать о ней больше не хотел. Однако Горохова, не желая верить, что Боря расстался с ней добровольно, и не следуя указаниям родных, специально попадалась ему на глаза, обзывала «маменькиным сыночком», а когда поняла, что подобные уловки на него не действуют, принялась ему досаждать, решив вернуть его симпатию к ней во что бы то ни стало.

Поначалу это выражалось в том, что Даша, хотя ей и нужно было делать приличный крюк, по нескольку раз на дню медленно прохаживалась мимо уходящего в землю барака, в котором проживал Борис, при этом с любопытством и без всякого стеснения заглядывая в окна его квартиры, в надежде увидеть в них Борю. В случае такого везения или встречи с ним на улице она приветливо махала рукой, улыбаясь во весь рот, в общем, была сама душечка. Но прошло время, и осознав, что предпринятые действия результатов не дают, стала звонить в квартиру Топчило на домашний телефон и молчать в трубку, если её брали. Когда Боря переехал, то был рад-радёшенек, что теперь у них четвёртый этаж и новый абонентский номер. Но счастье было недолгим: Горохова оказалась с Топчило в одной школе и продолжила творить ему мелкие пакости, при этом поймать её за руку никак не получалось, потому что действовала она очень хитро и, как правило, через других. Жека Семёнов был соседом Бори по подъезду, и вскоре парни подружились. Несмотря на то, что, по-видимому, из стратегических соображений, в школе они не подходили друг к другу, Дашка откуда-то и про их отношения разведала, поэтому, наверное, решила через одноклассницу получать информацию о Борисе. Ну а уж когда Боря исполнял роль Деда Мороза, а Лида Снегурочки, Снежко извелась от зависти.

Задумка с танцами, несомненно, считала Варя, тоже принадлежит Гороховой, которую во всём поддерживает её бабуля, работающая в Министерстве торговли. Весенний бал, где Снежко надеялась блеснуть с размахом, был частью её плана мщения Борису. Она надеялась вновь стать королевой, и вдруг на пути осуществления её желаний возникли непредвиденные преграды, даже бабушкин авторитет не помог.

– Кстати, бабушка входит в родительский комитет школы, – сообщила Варя. – И Митина посадили с Дашей не случайно: его мама, мастерица, конечно, при необходимости сошьет какой хочешь фрак и всё, что нужно.

– Да, дела… – вздохнула Лида, оглядывая отремонтированное пальто.

– Боишься, что снова испортят? – угадала её мысли Варя.

– Угу.

– Не беспокойся, – убеждённо сказала Варвара, – Горохова придумает что-нибудь новенькое и разбираться с тобой, я имею в виду драться, и она, и её подружки побоятся, но, на всякий случай, я покажу тебе пару приёмчиков. Меня брат старший научил, чтобы от мальчишек могла защититься, а пришлось опробовать на девчонке, и не защищаться, а защищать, – усмехнулась она.

* * *

А потом они сидели в детской и наперебой читали друг другу любимые стихи.

– Мне Юлия Друнина нравится, – призналась Варя. Вот это, например:

 
Теперь не умирают от любви —
Насмешливая трезвая эпоха.
Лишь падает гемоглобин в крови,
Лишь без причины человеку плохо.
Теперь не умирают от любви —
Лишь сердце что-то барахлит ночами.
Но «неотложку», мама, не зови,
Врачи пожмут беспомощно плечами:
«Теперь не умирают от любви…»
– А я наткнулась на стихи Ирины Маляровой о маме:
Опять черёмуховой заметью
Проходит май, июнь грядёт,
А ты уходишь в область памяти,
Её долгот, её широт.
Ах, детства пёстрые осколочки…
В цветные стёклышки гляжу.
Опять «В лесу родилась ёлочка»
За мамой тихо вывожу.
… Летят в Мадрид снаряды тоннами,
Пылают Лондон и Париж,
А ты меня целуешь сонную
И сказку на ночь говоришь.
Блокады пояс туже стянется,
И стужа с каждым днём сильней,
Но капля мира нам останется
В ладонях наших матерей.
Опять черёмуховой замятью
Приходит май, июнь грядёт,
А ты уходишь в область памяти,
Её долгот, её широт.
 

– Хорошее стихотворение, – похвалила Варя. – Перепишешь?

– Да я могу тебе дать мои записи, здесь всё, что мне нравится. – Она протянула Варе общую тетрадь. – У меня ещё таких три.

– Ой, как здорово! Я люблю стихи. – Варя прижала тетрадку к груди. – Я обязательно верну и тебе дам почитать то, что у меня есть, но, по сравнению с твоей, пока только блокнот тоненький.

Лида сразу обратила внимание на то, как читала Варвара строки Юлии Друниной. Она рассказывала без особого выражения, но душевно, вкладывая в слова поэтессы свой, одной ей ведомый смысл. И потом, когда настала очередь Лиды, слушала так, как когда-то это делали только Светлана Николаевна и Лидина бабушка: внимая каждому звуку, смотря во все глаза, боясь даже пошевелиться, словно неосторожным движением можно было спугнуть невесть откуда взявшиеся, облечённые в рифмы слова.

Баба Лида, сама не знавшая наизусть стихов, всегда восхищались людьми, способными запомнить такую массу словесных конструкций и их порядок. Случалось, что попавшееся ей в журнале или в газете стихотворение (поэтических сборников у них отродясь не водилось) она могла прочитать вслух несколько раз, иногда при этом пустить слезу, если единственным свидетелем её восторженного состояния оказывалась внучка.

– Как красиво сказано, – восхищалась она в такие моменты, – как красиво!

И не содержание (стихотворение могло быть и весёлым, и оптимистичным), а особая мелодия, энергетика звуков вызывали у бабушки чувство умиления.

Собственно, Лида и посчитала тогда Горохову своей единомышленницей, потому что та проявила интерес к творчеству Роберта Рождественского, а, оказалось, ничего подобного не было и в помине, просто Снежко надеялась на восхищение и поддержку с её стороны, но просчиталась, чего теперь не могла ей простить.

Катя, если сестра читала ей понравившиеся стихи, слушала их из вежливости, она вообще относилась к литературе с прохладцей, с трудом заставляя себя осилить хотя бы необходимое по школьной программе.

Февральский день короткий, темнеть начинает рано, и Варя заторопилась уходить, взяв с Лиды слово на следующей неделе обязательно побывать у неё.

* * *

Или по причине дневных событий, или под влиянием услышанной от Вари информации, но Лида совсем забыла о предстоящем по случаю праздника школьном вечере и вспомнила о нём только тогда, когда в дверь постучалась Катя. Весёлая, с накрашенными ресницами, отчего глаза её приняли какое-то неестественное кукольное выражение, сестра с разочарованием смотрела на Лиду.