Текст книги "Предрассудок"

– Ой, я совсем забыла, – виновато призналась она Кате, стараясь держать в поле зрения бегавшего по квартире младшего брата.

– Ну, ты даёшь, мать! – не поверила сестра. – Сегодня же курсанты речного училища будут, ансамбль их. Собирайся, я подожду, время ещё есть.

– Нет, Катя, не уговаривай, – вздохнула Лида. – И Мишка со мной, отец что-то задерживается нынче.

– Мишку к моим пристроим, записку дяде Серёже оставишь. Пошли!

– А вдруг отец выпивши придёт, – предположила девочка, понизив голос, – праздник же.

– Да ну тебя! – не выдержала Катя, в очередной раз полюбовавшись на себя в зеркало в прихожей.

– Красивая, красивая, – успокоила её Лида, – все кавалеры твои будут.

Катерина, довольная произведённым впечатлением, заулыбалась, потом обеспокоенно спросила:

– Ты не из-за Гороховой ли идти не хочешь? Из-за бойкота, может быть? Терентьева мне рассказала в двух словах. Так тьфу на неё, на Дашку. Завтра покажем им, кто в доме хозяин.

– Нет, Катя! – заверила Лида. – Я действительно не хочу. Не обижайся, ладно?

– Но на вечер Восьмого марта обязательно пойдёшь. Обещаешь?

– Обещаю.

– Смотри у меня! – Катя погрозила пальчиком. – Обещания надо выполнять!

* * *

На другой день Катерина стала открыто разговаривать с мальчишками, её поддержали осмелевшие Лида с Мариной Терентьевой и другие девочки. Лилия Петровна, объяснив своё отсутствие накануне недомоганием, поздравила ребят с прошедшим праздником, а после занятий отчитала провинившуюся Дашу за своеволие. Вскоре прошёл подтвердившийся позже слух, что уроков танцев больше не будет. Это, конечно, расстроило Лиду, но Варя с Катей убедили её, что пора думать о предстоящих экзаменах по математике и русскому, а вместо бальных танцев можно ходить на лыжах или кататься на коньках.

Снежко, казалось, после провала организованного ею бойкота присмирела, Нечаева с Ковриной и примкнувшая к ним часто болеющая Настя Лебедева перестали цепляться к Лиде. Митин с разрешения Розочки поменялся местами с круглолицым увальнем Сашей Адамовым, который щёлкал задачки по математике как кедровые орешки. Горохова, поначалу обрадовавшись такому соседству, вскоре была горько разочарована. Невозмутимый Саня, поглядывая озорными умными глазами из-за стёкол своих в золотистой оправе очков, на первую же просьбу Снежко помочь ей решить примеры во время самостоятельной работы заявил на весь класс командирским тоном:

– Давай договоримся, ты ко мне обращаешься только по существу!

Снежко, не ожидавшая отказа, да ещё в такой грубой форме, фыркнула:

– Ну и ладно!

Когда же добряк Саша предложил ей остаться после уроков для того, чтобы позаниматься дополнительно, Даша гордо заявила:

– Обойдусь без твоей помощи! Нашёлся тут Лобачевский!

– Наше дело предложить – ваше отказаться, – развёл руками Адамов.

Варвара, несмотря на то, что Снежко, казалось, образумилась, ни на минуту не доверяла её приветливой улыбке и говорила подруге, что это затишье перед бурей.

Буря началась с того, что у Лиды пропала ручка. Потерю она обнаружила, когда собиралась готовиться к урокам. Осмотрела весь портфель, но не нашла. Ручку в виде факела привёз ей дядя Ваня из командировки в Хабаровск. Особой ценности ручка, конечно, не представляла, не серебро всё-таки, не золото, но это был подарок от чистого сердца, и Лида дорожила им. Утверждать, что ручку украли, Лида не могла, не исключала, что могла оставить её в кабинете домоводства, где проходили последние уроки. Но если бы это случилось так, то Оксана Петровна, человек аккуратный и внимательный, обязательно бы обнаружила чужую вещь и вернула. К огорчению девочки, ручка так и не нашлась.

* * *

В начале марта, возвращаясь с Мишей из детского сада, Лида неожиданно столкнулась с Борисом, который выгуливал, как выяснилось, соседскую собаку. Собака была большая, чёрная, уже немолодая, и как объяснил Борис, дворянской породы. Хотя собака была в наморднике и вела себя спокойно, Миша старался держаться от неё подальше, а Борис, выяснив, где живёт Лида, решил пройтись с ними до перекрёстка.

– А я и не предполагал, что мои окна смотрят на твои. Теперь будем друг другу желать «спокойной ночи!», – предложил Боря.

– Это как? – не поняла Лида.

– Ну, ты во сколько спать ложишься?

– Не позже одиннадцати.

– Давай в половине одиннадцатого я буду тебе махать вон из того окна на четвёртом этаже. Согласна?

– Согласна, если не забуду.

– Да ладно, память у тебя хорошая, возможность убедиться в этом была. Ну, пока.

– Пока-пока, – ответил Миша. – Пока, собачка.

В этот самый момент с ними поравнялась Лебедева:

– Добрый вечер!

– Добрый вечер! – дружно отозвались они. Настя прошла мимо, потом, обернувшись, ещё раз окинула их долгим взглядом, прежде чем следовать дальше.

О встрече с Лебедевой Лида вспомнила в тот момент, когда махала, как условились, Борису. Ей непривычно было видеть его в белой майке, как, наверное, и ему наблюдать за ней, одетой не в школьную форму, а в простенький домашний халатик в цветочек.

Эти ритуалы, от которых на душе у девочки становилось тепло и спокойно, она хранила в секрете. «Выдумщик, однако, Борька, – думала Лида, – и добрый, конечно, помогает заболевшей бабуле, а вот Горохову не простил. А, скорее всего, дело не в прощении, а в том, что разочаровался в Даше, а та не верит и мстит ему». Скоро Дорофеевы-младшие поселятся в доме напротив и, возможно, Катя станет приветствовать её иногда из окна или с балкона. Впрочем, после того новогоднего разговора сестра больше не поднимала тему переезда, а Лида стеснялась спросить, как обстоит дело с получением квартиры.

Надо же, раньше, до их с Борисом общения через дорогу, четырехэтажка представлялась Лиде бездушной глыбой, возвышающейся над низкими домами, следящей за каждым шагом, сделанным ими, мелкими камушками. Если посчитать точнее, то с учётом того, что кэпэдэшка стоит на сваях, это уже будет как минимум один этаж, плюс технический, и получается по меркам тёплых регионов, что Борис живёт не на четвёртом, а на шестом этаже. С такой высоты она никогда не смотрела на город. Интересно, а как выглядит её дом из его окна, их двор, кладовки, улица? Вот бы увидеть хотя бы однажды, а лучше бы и заснять такую панораму на память. Кто знает, сколько лет ещё простоят эти разномастные, разнокалиберные, как говорит отец, деревянные здания, сколько ещё прослужат сбитые из досок тротуары, та же колонка для набора воды или небольшой продуктовый магазинчик с покосившимся крылечком?

У Катиной мамы и бабушки с дедушкой сохранилось много старых фотографий, даже Катиных прабабушек и прадедушек, братьев и сестёр бабы Мани и дедушки Петра, которые любила рассматривать Лида, ведь на них всё так непривычно: причёски, одежда, украшения, обстановка и выражение лиц. У мамы Лиды, с пяти лет воспитывавшейся в детском доме, остался только снимок отца, отправленный с фронта (погиб дед Лиды на Курской дуге), и фотография бабушки, сделанная во время её похорон. Совсем молодой умерла она почти сразу после получения известия о гибели мужа. И у отца с дядей ничего не осталось, потому что пришлось бежать из разрушенной фашистами деревни. Не до фотоальбомов было.

А Лиде хотелось бы узнать, какими в детстве были её родители. Вот отец говорит, что Миша – копия маленького дяди в таком же возрасте, а ей не верится, что когда-то её высокий и широкоплечий дядя Ваня тоже был вихрастым, с оттопыренными ушами и белёсыми бровками, как Мишка.

Интересно, а у Бори есть фотоаппарат?

* * *

С этим вопросом, забыв про меры предосторожности, она обратилась к Борису, встретившись с ним в коридоре школы. Нет, Топчило не фотографировал, но фотоаппарат и все необходимые, как он выразился, причиндалы, у него имелись, остались от отца. В своё время Топчило старший пытался увлечь детей фотоделом, но и Боря, и его сестра постигать премудрости фотодела отказались, к тому же изготовление снимков требовало определённых условий, что в их прежнем жилище было проблемно, и фотоматериалов. Но когда перед новосельем мать решила раздать ненужные, как она полагала, вещи, Борис вдруг стал на защиту отцовского имущества и под недоброжелательными взглядами родительницы расположил его часть во встроенном шкафу, а часть – под кроватью. Идея Лиды очень понравилась Боре, но, как всегда, он тут же принялся мыслить масштабно и предложил снимать не только улицу и старые здания, но и начать документально оформлять историю школы.

– Надо переговорить с Сержем Поповым и чертёжником.

– Зачем?

– Владимир Игоревич постоянно фотографирует. Между прочим, его снимки были в республиканской газете, а на Седьмое ноября, на демонстрации, он вообще на кинокамеру снимал. Айда к нему!

Выслушав ребят, молодой, лёгкий на подъем учитель согласился вести фотокружок для желающих, если таковых наберётся не менее семи человек, а все вопросы, связанные с помещением, он собирался уладить с Алевтиной Алексеевной лично.

– Будут желающие! – заверил Борис.

* * *

Последствия разговора Лиды с Борей не заставили себя долго ждать: в тот же день, во время большой перемены, едва ступив на лестницу, ведущую на первый этаж, она ощутила толчок в спину. Хорошо, что по выработавшейся за последнее время привычке, она держалась за перила, а потому упала не плашмя, а на колени. Пока поднялась, превозмогая боль в правой ноге, пока достала улетевший вперёд портфель, напавшего и след простыл, а мимо неторопливо, но шумно проходили ученики начальных классов. На этот раз сомнений у Лиды не было, что кто-то специально решил навредить ей, и она точно знала, кто.

Доковыляв до дома с помощью Варвары, она никому не призналась в истинной причине падения, сказав, что якобы поскользнулась.

– Какая ты неуклюжая, Лида! – ворчала Катя. – Ещё собиралась бальными танцами заниматься! Какая из тебя танцовщица? И получается, опять у тебя есть повод не пойти на вечер!

Лида лежала на диване с охлаждающим компрессом на правой коленке, рядом хлопотала Алла Васильевна, охая:

– Только бы не было перелома или трещины!

Племянница успокаивала:

– Не переживайте вы так, тётя Алла, обойдётся. Я осенью какую гематому заработала во время игры – и ничего.

Мама Лиды смотрела на неё как на великого мудреца и кивала головой в знак согласия.

– Ты, главное, отлежись, – советовала Катя, жалея Лиду, и тут же добавляла недовольно:

– Ну, ты, мать, даёшь!

Лида бы и возмутилась тем, что сестра называет её матерью, но мысли девочки были заняты совсем другим: откуда у Гороховой такая неприязнь к ней? Ясно, что толкнул её кто-то другой, а не Дашка, но ведь и тот тоже ненавидит. Так что делать дальше? Попросить у Снежко прощения? Пообещать и на шаг не приближаться к Борьке? Во-первых, Дашка не поверит, это однозначно, будет вынюхивать и выслеживать. Во-вторых, она сразу станет диктовать условия примирения. Нет, лучше просто держаться от Бориса подальше, а к Кате с Варей поближе. Предупреждали же её, чтобы была осторожнее, а она забыла об этом.

* * *

На другой день Лида с нетерпением ждала Катю, ей очень хотелось поскорее узнать обо всех школьных новостях, но сестра проявилась поздно с Мишей, которого забрала, вызвавшись помочь, из детского садика.

– Принимай своё сокровище, – сказала она, имея в виду малыша, – я побежала собираться в школу.

Но на тот праздничный вечер Катя не попала: не смогла оставить в одиночестве отца, расстроенного из-за того, что его снова отодвинули в очереди на квартиру. Случилось то, что они и предположить не могли: оказалось, что хозяин предназначенного им будущего жилья, отбывающий на новую должность в молодой город Нерюнгри на юге Якутии, вовсе не собирался расставаться со своей якутской квартирой, а решил забронировать её, и это притом, что на прежнем месте жительства за ним тоже осталось жильё, но так как иметь две квартиры в одном регионе не положено, то он обменял её то ли на Омск, то ли на Томск. Этот факт больше всего и расстроил Дорофеева-младшего.

– Если бы очередь вместо меня отдали многодетным или ветерану, то ещё можно было понять, – сокрушался он. – Но этот хапуга без году неделя, как сюда приехал, а уже и жильё без очереди, и машина новая тоже без очереди, а мой водитель в одной комнате с двумя детьми в неблагоустроенной общаге. Я надеялся его в Серёгину квартиру запихать, Серёгу в нашу. Тёща опять пилить будет, что надо идти в профком, в обком, стучать по столу кулаком…

Он заканчивал ужинать, время от времени поглядывая на стоящую в буфете бутылку коньяка, которую под пристальным и умоляющим взглядом дочери не решался достать.

– Ладно, папа, – Катя обняла отца, – мы жили здесь пятнадцать лет и ещё проживём. Правда? До лета, да?

– Да, доча, до лета. Дом сдадут новый возле площади Победы, туда и переберёмся.

– А можно мы завтра с Лидой сходим на него посмотреть. Ты объяснишь, где это?

– Обязательно.

– Нет, завтра не получится.

– Почему?

– Лида коленку ушибла, так что мы после сходим.

– Конечно, все вместе прогуляемся, тут недалеко.

* * *

«Интересно, на кого нужно учиться и какую должность занимать, чтобы несколько квартир иметь, и главное – зачем?» – недоумевала Лида, взволнованная услышанной от Кати информацией. Если дядя Ваня, заместитель директора такого крупного предприятия, уже много лет ждёт улучшения жилищных условий, то её отцу уж точно ничего не светит. Конечно, пока каждый начальник будет вести себя как тот, о котором рассказала Катя, то очередь может длиться вечно.

Вот и Варя с мамой и двумя братьями ютятся в одной комнате, но и тому рады, потому что теперь живут в центре и в благоустроенной квартире, а совсем недавно снимали угол на окраине в холодном бараке. Варвара – оптимистка, говорит, что старший брат скоро окончит университет и поедет к отцу в район, будет работать ветеринаром. Отец Вари в Якутск переезжать никак не хочет, не оторвать его от охоты и рыбалки, кроме того, его родителям, уже немолодым, надо помогать, и в квартире городской теснота, а младшему брату Варвары требуется наблюдение у врачей, каждые три месяца нужно сдавать анализы, из села не наездишься.

У Дорофеевых-младших не тесно, но тётя Нина всё равно переживать станет, а ей нельзя, она, Катя поделилась секретом с Лидой, ребёнка ждёт.

В половине одиннадцатого Лида подошла к окну: в квартире Бориса не было света. Наверное, забыл, решила она, а, может, передумал желать ей «спокойной ночи». Ведь, в сущности, кто она по сравнению с ним? Боре пророчат блестящее будущее, он такой эрудированный, и сестрёнка его учится не где-нибудь, а в самой Москве.

Вдруг в окне у Бориса загорелся маленький огонёк. Лида сначала даже не поняла, что случилось, а потом догадалась: Боря фонариком светит. Чудак этот Боря, чудак и выдумщик, потому не могла Снежко не влюбиться в него.

Счастливая, Лида не только помахала Боре рукой, но даже, шутя, изобразила воздушный поцелуй.

В тот поздний мартовский вечер она и представить себе не могла, что на следующий день Катя передаст ей подарок от Бориса: альбом для записи стихов и большую шоколадку «Чайка», и что через много-много лет к ней на страницу в «Одноклассниках» с предложением дружбы зайдёт Стебунова (Горохова) Дарья, но она, Топчило (Дорофеева) Лидия, откажет ей.