Текст книги "Парус, ветер и любовь (сборник)"

Корабль

Я стою на большом корабле и смотрю в уходящую даль… Ветер дует в лицо. И вижу свою уходящую жизнь.

Начало своей жизни вижу в серых красках. Война… Мне два года, но я уже знаю слово «ИНФОРМБЮРО». Как продвигаются войска, сколько потерь. Я боюсь выходить на улицу, там стоит солдат с ружьём – охраняет военный склад. Я боюсь, что он меня застрелит из своего ружья, потому что я вышла на улицу. Сестра силой выносит меня на улицу, я впиваюсь лицом ей в плечо и ору: «Домой, домой!»

Во дворе всё серо, даже трава. Дома мама почернела от горя, всегда с больной головой, туго перетянутой полотенцем. У неё часто болит голова.

Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.

Закончилась война, победа.

Я прыгаю на пружинистой железной кровати и восклицаю: «Папа приедет, папа приедет!»

Но все грустные. У нас не вернётся брат…

Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.

Начальные классы школы. В перемену все бегут к печке погреться, холодно. Отапливают помещение дровами. Все одеты тепло, но всё равно холодно.

Война закончилась, но всё ещё холодно и голодно.

В классе сорок три ученицы. Учительница молодая, фронтовичка, доброе лицо, улыбается.

Я маленького роста, но сижу за последней партой, потому что моя мама не ходит в школу и не просит меня пересадить, я еле достаю до стола парты. Поэтому пишу грязно, ставлю чернильные пятна.

Постепенно появляются цветные краски, чуть-чуть, не яркие, блёклые, но серый цвет уходит.

Я вижу свою уходящую жизнь.

Музыкальная школа радует музыкой и праздником концертов.

Учительница всё время говорит: «Не барабань по клавишам, извлекай глубокий звук, у тебя пальцы крепкие, старайся!» Я очень стараюсь и радуюсь пятёркам.

Я стою на корабле и вижу уходящую юность.

А вот и средняя школа позади, выпускной вечер, скромный, всю ночь гуляние на мосту – и утром домой.

Вижу, как уходит самая счастливая пора в моей жизни – время учёбы в университете. Незабываемое, самое счастливое время.

Вся жизнь проходит перед глазами. Любовь, увлечение, интересная любимая работа, интересные знакомства, семья, дети… Очарования, разочарования, боль, тоска, поиск смысла жизни…

Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.

Я плыву куда-то. Не знаю, где причалит этот корабль.

Душа должна найти приют.

Ей там будет тепло и спокойно.

Но если её никто не приютит, она продолжит искать своё пристанище.

А где оно – душа не знает.

Это как корабль в бескрайнем море-океане.

Ветер, шторм кидают его из стороны в сторону.

Он пытается выстоять, причалить куда-нибудь, а никто не принимает. Берегов не видно. Он один, без помощи, безо всякой надежды.

Но всё равно ищет ту гавань, которая ждёт и примет его и мятущуюся душу.

Если корабль не найдёт свою гавань, а душа – свой приют, то корабль утонет, а душа улетит неведомо куда.

Небо очень голубое, солнце светит ярко. Тучи ещё не набрали силы, чтобы обрушить свой поток на притихшую землю.

Я стою на корабле и вижу свою уходящую жизнь.

И плыву дальше, но куда? Не знаю… Ветер дует в лицо.

Мачо

В летнем ресторанчике «Шатёр», плавающем на двух понтонах прямо на воде, народу было мало. Занято всего несколько столиков. Отчего так? Наверное, лето, все в отпусках, на море.

Инна любит сюда заглянуть, отведать кусочек вкуснейшего абрикосового пирога с творожной начинкой, посидеть, любуясь на Чистые пруды, запивая любование свежевыжитым ананасовым соком и наслаждаясь территориальной близостью со своим любимым театром. Такое случается не часто, но бывает.

Потягивая из трубочки сок, заметила за соседним столиком мужчину. Шевелюра роскошная, но седая, а усы тёмные. Интересно. А что, усы не седеют вместе с шевелюрой? Глянула – и уже не могла не смотреть на него.

Потихоньку поглядывала. Такой статный, сильный, притягательный. Мачо! Такое она ему дала определение. И вдруг он ей улыбнулся. Она ответила ему улыбкой. Взглядом спросил: можно ли присесть за её столик? Она тоже взглядом с улыбкой пригласила.

– Вы, я вижу, одна. Не скучно?

– Нет, здесь не скучаю никогда.

– Мороженое будете? Жарко всё-таки.

– С удовольствием!

– Какое? Фисташковое?

– Да-а-а-а! А почему именно фисташковое? Угадали! Я так его люблю!

– А я сразу это понял.

– Почему?

– Мне кажется, это Ваш любимый цвет, – продолжал улыбаться Мачо.

– Интересно, неужели с первого взгляда можно догадаться, кто что любит?

– Да что там любит, влюбляются с первого взгляда! Вы мне показались женщиной спокойной, а этот цвет спокойный.

– О, не скажите! Я бы не сказала, что я спокойный человек, но цвет действительно успокаивает.

Инна с интересом смотрела на этого Мачо и слегка улыбалась, а в глазах загорелся огонёк. Мачо говорил уверенно, хрипловато и с улыбкой, которая пряталась в усы, но слегка выглядывала. Взгляд цепкий, уверенного в себе человека. Подсел к женщине, скоротать время. Здесь проездом, через три дня улетает в Голландию. Инна любила новые, ничего не значащие знакомства. Поговорить, освежиться новыми впечатлениями для неё большое удовольствие, вместе с Чистыми прудами, её театром, апельсиновым соком и кусочком абрикосового пирога.

– Влюбляются, говорите, с первого взгляда? Случается… – задумчиво сказала Инна.

– Давно в Москве?

– Всю жизнь. Это мой город.

– А я проездом. Из Сибири. Через три дня еду в Голландию, по делам. Поехали со мной! Я много раз бывал в Амстердаме. Красиво там.

– Да Вы что? Через три дня! Я бы с удовольствием, при одном упоминании: Голландия, Амстердам – сердце так забилось! Но там же облако, аэропорты закрыты! – рассмеялась Инна.

– А мы с Вами облако разгоним и поедем в Новую Голландию – на остров в Адмиралтейском районе Санкт-Петербурга, ограниченный рекой Мойкой, Крюковым и Адмиралтейским каналами.

И он рассмеялся. Долго беседовали Мачо и Инна. Качался шатёр на Чистых прудах, им не хотелось прощаться.

Сиреневый туман

Какого цвета туман? Все считают, что сиреневого. Оля тоже так считала.

А особенно весной, когда цветёт сирень. В воздухе всё сиреневое. А у Оли теперь в памяти ещё сиреневое утро.

Пашка прислал телеграмму: «Проездом в Челябинск буду седьмого в семь утра Жду Целую Паша».

Оля читает, и улыбается, и бурчит себе под нос:

«Ну и бестолковый! Ни номера поезда, ни номера вагона. Как же я его найду? Ну, ладно. По расписанию посмотрю, какой поезд прибывает к нам в семь утра из Москвы в Челябинск. А там видно будет!» Всю ночь прокрутилась, боялась крепко уснуть, проспать всё на свете. Они так редко встречаются. Всё письма, письма, а телефонов не было. Увидеть дорогого Пашку, обнять, расцеловать, разглядеть тайну в его огромных сиренево-голубых глазах! Конечно! Они у него тоже сиреневые! Какими же они могут быть ещё в сиреневое утро?! А у него всегда в них улыбающаяся тайна.

Вот Оля добралась до вокзала, взглянула на расписание, поезд вычислила и стала слушать диктора о прибытии поездов. Поезд прибыл. Остановка двадцать минут. Оля на перроне туда-сюда глазами, не видит. Состав большой. Побежала вдоль вагонов от первого, заглядывает в окна.

В отчаянии, хоть кричи на весь перрон «ПАША!!!».

Наконец видит – бежит Паша от последнего вагона. Схватил её – и давай крутить! Поставил и отошёл в сторону:

– Дай я на тебя погляжу со стороны! Какая ты, ух, какая ты…

– Говори скорее, какая, а то поезд уйдёт!

– Ты – самая дорогая, любимая, лучшая, королева!

И больше не могли они оторваться друг от друга все эти двадцать минут. Объявили посадку. Они побежали к его вагону. Стояли на перроне до тех пор, пока поезд не поехал.

Кондуктор кричит и смеётся над ним:

– Прыгай скорее, влюблённый!

Оля долго бежала за поездом, а он на подножке махал ей рукой.

И утро было сиреневое, и ветер был сиреневый. И глаза у него сиреневые, и её слёзы расставания тоже были сиреневые.

И сиреневый туман…

Во всём виноват фильм

– Скучный фильм, тебе не показалось?

– Нет, мне понравился. Это в моём духе. Мелодрама и романтика. – Рита замолчала. Ей не хотелось его обсуждать сейчас. Он взволновал её, посеял грусть и тоску.

Её спутница Шурочка что-то ещё говорила про своё впечатление, смеялась, но Рита её не слушала. Она думала о своём. Музыка красивая, и актёры играли без лишних эмоций, всё на уровне взглядов и незначительных слов, но так сумели передать чувства двоих, что в данный момент хотелось только думать, мечтать и не обсуждать. Шурочка намного старше Риты. Никогда не была замужем и ни с кем никогда не встречалась. Она красивая, умная, но одна. Многие девушки её поколения остались одни, их кавалеры 1922 – 25 года рождения погибли на войне.

Но она уже о своём личном и не думала. Рита тоже была уже ближе к тридцати. Но мечтала найти свою любовь и ждала её. Про себя отметила, что у героини фильма фасон платья, как у неё сейчас, и длина такая же. Только не понятно, какого цвета, кино-то чёрно-белое. А у Риты синее платье. Решила, что у героини тоже синее. Шла и улыбалась, вспоминая, как та танцевала.

Рита с мамой приехала в гости к Шурочке. Она у неё впервые. Их родители какой-то период жизни прошли вместе и решили организовать встречу. Шурочка купила билеты на новый фильм «Каждый вечер в одиннадцать». Чёрно-белое кино, серые волны моря дополняли тихую, нежную музыку фильма. В главных ролях всеми любимый тогда Михаил Ножкин и очаровательная Маргарита Володина. Немного придя в себя, Рита услышала Шурочку:

– А мне больше нравятся фильмы, где всё ясно и понятно. А тут додумывай да разумей. Очень сентиментально.

– У каждого своё мнение, мне нравятся такие фильмы.

Наконец дошли до дома. Особо говорить им было не о чем.

– А вот и мы, – радостно сообщила Шурочка.

– А вас тут гость дожидается.

– О, Костенька, пришёл! Вот знакомься. Маргарита – наша гостья, о которой мы тебе говорили.

Костя – самый любимый Шурочкин племянник – очень обаятельный, застенчивый, синеглазый, с копной пушистых русых волос.

– Здравствуйте, а я вас заждался, уже давно пришёл. Не знал, что вы в кино отправились, – смущенно и слегка покраснев, густым голосом высказался Костя.

Рита с интересом рассматривала его. И думала: «Надо же, покраснел слегка, не мальчик ведь, а красив этот Костя!» Она ещё находилась под впечатлением от фильма и отвечала на вопросы кратко, без встречных обязательных вопросов. Костя ещё немного посидел, расспросил про фильм и ушёл.

– У Кости жена скоро должна родить. Пять лет уже женаты, но детей не заводили, потому что жена училась в институте. А сейчас уже можно, институт закончила, – рассказывает Шурочка. – Но не очень они хорошо между собой ладят. Вот уж родится ребёнок, может быть, и найдут общий язык. Костя у нас очень хороший, ответственный, серьёзный, ценится на работе. А ей всё чего-то надо. То не так, это не эдак. Избалованная. Папа профессор, мама доцент, дома полная чаша. Привыкла жить на всём готовом.

Рита слушала и думала: «Неужели даже такие красивые мужчины бывают не устроены в жизни? А я думала, что только женщинам не везёт». Потом Костя заходил к ним ещё несколько раз. А когда Рита с мамой уезжали, он пришёл их провожать с большим букетом алых роз.

Прошло два года. Уже росла дочь у Кости – и вдруг звонок.

– Алло, это я, Костя. Еду к вам в командировку, никогда прежде не бывал у вас в городе. Встретишь?

– Да, да, конечно, встречу! Ты самолётом? Во сколько?

Он прилетел, моросил мелкий осенний дождь. Был вечер. Она под зонтиком, а он так, с открытой головой и улыбается во весь рот, глаза совсем синие-синие.

– Костя, вставай под зонтик!

– Да нет, не растаю!

Немного помолчали. Рита не знала, как начать разговор.

– Рита, я развёлся с женой. Приехал к тебе.

– Ты что? У тебя там ребёнок!

– Не получается у нас мирная жизнь. А вот как увидел тебя тогда в первый раз и подумал: «Неужели такие девушки есть в жизни, на самом деле?» Я думал, что только в кино такие бывают. И с тех пор о тебе думаю. Я написал как-то письмо тебе, а ты не ответила.

– Я твоей маме написала, что получила от тебя письмо, у меня всё по-прежнему. Я правда не знаю, что тебе сказать, Костя!

– Скажи, что выйдешь за меня замуж. Мы же тогда с тобой встретились долгим взглядом, и я понял, что это ТЫ.

Заблудившаяся

 
Кажется, забыла я о времени.
Удалилась далеко назад.
Теперь вот думаю, была ли ТАМ когда-нибудь?
Я думаю, что нет.
Совсем не Я, а кто-то, слегка похожий на меня.
Теперь живу другой я жизнью,
и по инерции лишь повторяю
дела давно минувших лет.
И не пойму сейчас, что явь, а что похожее на сон.
Быть может нахожусь во сне?
И не проснуться мне никак!
Очнись, о, заблудившаяся дева!
Проснись! Открой глаза!
То время убежало и не вернётся НИКОГДА!
Как грустно мне сейчас, и стало жаль себя!!!
 

Про них…

Это было очень давно…

Они – это Мила и Аркадий – прожили долгую-предолгую жизнь. Вместе пятьдесят четыре года. Сейчас их уже нет. А началось всё в далёкой молодости. Мила была хорошенькая, голубоглазая, с красивым носиком. Аристократка, изящного телосложения. Весёлая, смешливая, сочиняла стихи и пела очень хорошо.

Училась в техникуме, в девчачьем. Ребят совсем не было. А Аркаша учился в лесотехническом техникуме, и у них почти не было девочек. Стали эти учебные заведения дружить, приглашать друг друга на вечера. Мила, когда увидела Аркадия впервые, ну потеряла покой и сон.

Он высокий, красивый, играет на гитаре, поёт. На Новый год в девчачий техникум пригласили этих ребят. Мила стала думать: как ей завлечь Аркашу? А он на неё внимания не обращает. Она маленькая, хрупкая, незаметная, хоть и красивая.

Дождалась Мила Аркадия у раздевалки. Он повесил пальто, взял номерок и пошёл в зал. Мила подошла к гардеробщице и попросила, чтобы её пальто повесили на его номер, успела подглядеть.

На танцах Мила пригласила несколько раз Аркадия на белый танец, но он всё так же равнодушен был к ней. Вот уже все собрались домой. Аркадий подал номерок, ему дают два пальто.

– У меня одно пальто, это не моё, – возмутился он.

Но гардеробщица уже отпускала других и его не слушала, народу было много. Мила стояла в стороне и наблюдала, что он будет делать с этим пальто.

– Эй, друзья-товарищи, – кричит на весь вестибюль Аркадий и высоко держит пальто, – чьё это?

Мила вся заулыбалась, подбежала и радостно сообщила:

– Моё, моё, как оно к тебе попало?

– Да кто его знает. Висело на моём, – смеётся и смотрит на неё. – Все уже ушли почти, я уж не знал, что мне с этим пальто делать, хотел обратно отдать, а гардеробщица не берёт. Ты где живёшь?

– Тут недалеко, в центре. Если хочешь – проводи, я не против, – сверкая своими голубыми глазищами, предложила Мила.

По дороге разговорились: оба в этом году заканчивают свою учёбу. Так и подружились. А после окончания поженились и вместе уехали работать в Сибирь.

Любовь на всю жизнь, на все пятьдесят четыре года!

Когда друзья Аркадия меняли жён, он сказал:

– Нет, я Милку ни на кого не променяю. Она же всё про меня знает! Ей не надо говорить, что я хочу и что я люблю. Она вперёд меня успеет всё предусмотреть.

А у Милы всегда:

– Сейчас Аркаша приедет, надо ему пельмени сделать, только большие, он маленькие не любит!

Приехал Аркадий, поели пельмени. Все родственники собрались. Мила суетится:

– Дайте гитару! Аркаша, спой мой любимый романс, – и запела «Утро туманное, утро седое…».

А Аркадий уже пожилой, прикрыв глаза, наигрывает и подпевает своей Милочке.

Красота, Любовь и Счастье – это самое главное!

Пишу тебе

Здравствуй, Слава!

Решила написать тебе письмо. Это письмо, наверное, в никуда, так как, думаю, ты уже никогда его не прочтёшь. И я не знаю, жив ли ты и живёшь ли в нашей стране. В трудные перестроечные годы многие покинули свою родину. И я ничего о тебе не знаю.

У нас с тобой была недолгая встреча, всего около года, а она оставила память на всю жизнь. Когда уже пройдена вся жизнь и остались лишь воспоминания, я часто мысленно улетаю в то далёкое время, конец замечательных шестидесятых годов прошлого (XX) века.

Ты помнишь, как мы с тобой познакомились у касс Театра на Таганке?

Я только накануне сдала экзамены в аспирантуру и утром помчалась в заветный театр, чтобы попытаться купить билет, но увы… Зато я встретила тебя. Ты произвёл на меня впечатление молодого студента. Высокий, по-моему, у тебя рост был 186 см, худенький, русоволосый, с большими голубыми-голубыми глазами, которые прикрывали очки. Мне казалось, что я старше тебя, а ты студент. Но, познакомившись, узнала, что ты постарше меня и заканчиваешь аспирантуру в Институте стали и сплавов при Академии наук. А худенький, потому что жил в общежитии. Питался кое-как, на аспирантскую стипендию не разживёшься.

В первый же день мы не могли никак с тобой расстаться. И в оружейную палату сходили, и в театр им. Ермоловой сходили, и в ресторане посидели, и не было сил оторваться друг от друга.

В Москву я приезжала каждый месяц к руководителю по аспирантским делам. После того как устроюсь в гостинице, первое, что я делала, – бежала в твоё общежитие (а это не так близко было), чтобы в твоей почтовой ячейке оставить записочку о своём приезде. Тогда ещё не было сотовых телефонов для быстрого контакта и приходилось преодолевать расстояния. Пока я добиралась обратно в гостиницу, ты уже сидел у дежурной на этаже и ждал меня.

Уставший, утомлённый после своих доменных печей, но прибегал.

Тебя уже знали все дежурные на этажах. Иногда я не замечала тебя и пробегала мимо, дежурная меня окликала, а ты сидишь и улыбаешься своей доброй роскошной улыбкой. И мы опять весь вечер вместе.

Посещали каждый день концерты, театры, кино. Как нам было хорошо, не забывается! А помнишь ресторан «Арагви» на Тверской (тогда это была улица Горького)? Ты – бедный аспирант, и я пригласила тебя в этот ресторан. Я была в командировке и при деньгах. Ты очень сопротивлялся по этому поводу, но я тебя уговорила. Как мы там хорошо посидели, потанцевали, а потом долго гуляли в сквере. Разве это всё забудешь?!

Однажды в кинотеатре «Художественный» на Арбате мы с тобой встретили родственников моего будущего мужа. Ты всё время держал меня за руку и время от времени целовал руку. Я чувствовала себя немного неловко. Они, увидев всё это, передали моему будущему мужу: «Пока ты думаешь и раскачиваешься, её уже, кажется, увел от тебя такой красивый парень».

И он забил тревогу и разлучил нас. Но не в нём дело. Я знала, что ты женат и у тебя есть сын, твоя семья живёт в другом городе и ты будешь разводиться. Тайно думала, что все мужчины вне дома «холостые» или «разводятся». Мне не очень хотелось участвовать в этом, тем более ребёнок, и я приняла другое решение.

Ты мне писал такие письма! Я их читала и перечитывала и не знала, как тебе отвечать. Ты не писал о себе, ты мне рассказывал, какая я. О себе, конечно, читать приятно. Но терялась в ответах на твои письма, мои казались скучными и очень правильными. Я не была, наверное, такой, как ты меня представлял, а может быть, и была, мне трудно о себе судить.

Главное, что ты восхищался, называл меня королевой, доброй и стойкой, не такой, как все: кто погладил, тот и хозяин. И тебе нравилось, что я такая, со своими убеждениями и своей моралью. А я сейчас об этом очень жалею. Ты был такой уютный и интересный во всех отношениях. Я помню, как ты мне рассказывал все фестивальные фильмы, а я не знаю, слушала ли то, о чём ты говорил, или слушала, скорее всего, как ты говорил.

Спустя некоторое время я снова приехала в Москву в командировку. Остановилась в той же гостинице. Администратор, которая меня оформляла, спросила, что так долго меня не было. Я еле узнала ту дежурную по этажу, она стала уже администратором. Я сказала, что вышла замуж, родила ребёнка. «Вы за того молодого человека вышли замуж, который всегда вас поджидал?»

Тебя помнят даже дежурные в гостинице и меня тоже. А мы не вместе, как жаль! Много чего жаль.

Я уехала жить к мужу, а твои письма остались в моём доме. Когда я вернулась домой, писем не оказалось на месте. Я хотела их почитать, так они меня грели! А оказывается, мама их уничтожила, боялась, что эти письма смогут внести разлад в мою семью, если вдруг случайно мой муж их обнаружит. Я плакала и возмущалась, как она могла так сделать? Но я всё равно их помню. Их было много, ты писал часто и так красиво! Когда я вышла замуж, ты ещё не знал об этом и продолжал писать письма. Мама заставила меня ответить тебе и сообщить, что изменилась моя жизнь. И ты замолчал. Больше от тебя не было писем. А я всё равно ждала.

Так хочется тебя увидеть! Я, конечно, уже совсем другая, со всеми недостатками своего пожилого возраста. А ты, наверное, всё такой же уютный, с роскошной улыбкой и голубыми-голубыми глазами.

Я счастлива от того, что у меня была такая встреча в жизни, которая сохранилась в памяти как доброе и прекрасное время. Где же ты, милый Слава? Я помню о тебе даже в конце жизни. А помнишь ли ты меня? Возможно, что я прошла в твоей жизни как незначительный эпизод. А может быть, и нет…