Текст книги "Два сапога. Книга о настоящей, невероятной и несносной любви"

Измены

Моя подруга Алла уверена, что все мужчины изменяют своим женам. Если жене не изменяют, значит, ее не существует. Либо муж просто очень хорошо шифруется.

– Все мужчины полигамны. – Алла говорит уверенно, как политик с избирателями. – С этим глупо спорить. Это как спорить с тем, что лягушка умеет прыгать.

Алла развелась три года назад. Друзья шутят: развивалась, развивалась – и развелась. Алла и правда развивалась. Ходила на тренинги личностного роста, искала свое предназначение. Предназначение нашла, а мужа потеряла.

Муж был хороший. Качественный. Щедрый и веселый. С ним было надежно и нескучно. Алла его недооценила: не боялась потерять. То есть даже как-то не подозревала о такой возможности. Дома он ходил в одних трусах, над которыми набухло пузико, ковырял в носу, чесал зад и оставлял несмытые сопли и подтеки зубной пасты на раковине.

– Что, сложно раковину протереть? – злилась Алла.

Она любила уют, а уют предполагал чистоту. Каждое утро она заходила в ванну после мужа, и ее хорошее настроение врезалось в грязную раковину. Муж шутил, что она патологическая чистюля, поэтому после смерти попадет в чистюлище. Алла смеялась, и смех заглаживал раздражение. Муж считал инцидент исчерпанным, а следующим утром все повторялось вновь. Алле было сложно даже предположить, что вот этого человека с соплями, задом и пузом могут увести. Кому он нужен?

Оказалось, нужен. Появилась еще одна претендентка отмывать раковину от его соплей. Алла сначала даже больше удивилась, чем расстроилась. Опешила. Когда в твоей постели запах другой женщины с длинными секущимися волосами – это как пощечина. Эти волосы, их цвет и структура – все, что она знала о сопернице. Длинноволосая сучка.

У Аллы тоже были длинные роскошные волосы. Муж любил накручивать их на кулак, когда… Неважно. Алла представила, как он так же, в той же позе накручивает чужие секущиеся волосы. Ее передернуло.

У Аллы обострилась астма и начались панические атаки. Организм бастовал и хотел задохнуться назло мужу. Чтобы он знал, что потерял, и безутешно плакал всю жизнь. И остался бобылем. И больше никогда не женился. Но Алла понимала, что так не будет. Скорее наоборот.

Алла пошла в парикмахерскую и обрезала волосы. Сделала каре. Голове стало легче. И в голове.

На тренингах личностного роста говорили, что жизнь одна и жить нужно ярко, не оглядываясь по сторонам. И если кто-то портит твою жизнь, то не нужно волочь на себе тяжелые обиды и оглядываться. Нужно спихнуть этот якорь, стряхнуть, как сопли. Эта аналогия больше подходит для мужа Аллы. Стряхнуть и смыть.

В итоге Алла развелась из-за измены мужа. В процессе развода ситуация стала еще более унизительной: перед Аллой никто не оправдывался, не извинялся, вину свою не замаливал, от развода не отговаривал. Алла бы простила, но ее прощения никто не просил.

Последней каплей стала фраза его сестры, которую Алла все время брака считала своей сестрой. Так вот она сориентировалась в ситуации и, как это модно сейчас говорить, переобулась в прыжке. Сказала слегка высокомерно:

– От идеальных не уходят. Значит, не доработала где-то. Не додала.

Для Аллы это был удар. Ей предпочли другую женщину, совсем не идеальную. Неидеальный с соплями мужик предпочел неидеальную женщину с секущимися волосами. А сестра предательница. Малолетка глупая. Набила бабочку на пояснице и ждет, что ее теперь замуж возьмут. Алла учила ее готовить тар-тар и суп-пюре. А она смеялась и говорила, что в наше время готовят только лохушки, потому что не могут найти мужика, который в состоянии оплатить ресторанную еду. Вот теперь посмотрим. Кому ты нужна, дура малолетняя, без борща, но с махаоном на жопе.

Алла не выдержала, выяснила, кто она. Любовница. Обычная, вот обычная. Пройдешь и не заметишь. А Аллу – заметишь. Алла была лучше по всем показателям: тело моложе, ноги длиннее. И тар-тар. И суп-пюре.

Но, видимо, были еще какие-то показатели, по которым Алла проиграла, и они оказались весомее ног и супов. Алла захлебнулась возмущением. Никто и никогда так ее не унижал.

Алла искала спасения в историях чужих разводов и измен. Они примиряли ее с действительностью. Потому что в тех историях мужья изменяли даже самым совершенным женщинам.

Она листала глянец. Читала биографии. «В голове не укладывается, – думала Алла. – Как так может быть? Вот же, идеальная женщина. От такой не уходят! А ушел! Ушел, кобель!» И вдруг Аллу осенило. Не нужно копаться и искать общее в обманутых женщинах. Общее в них только то, что они женщины!

– Изменяют всем женщинам. Бинго! – поняла Алла и успокоилась. Стала хорошо спать, астма больше не душила горло.

Она ничем не хуже и все делала правильно. Просто она женщина, и в этом все ее преступление.

– Ну, вот про лягушек, раз ты сама о них вспомнила, – говорю я Алле. – Есть такой пример. Три лягушки сидят на кочке. Одна из них собирается прыгнуть в воду. Сколько лягушек на кочке?

– Две!

– Почему две?

– Ну так одна ж прыгнула.

– Алла, она собиралась. Собираться и прыгнуть – это две разные вещи, понимаешь?

– Это к чему?

– Это к измене. Хотеть и изменить – разные вещи. Ворчливый сладострастец Иван Кузьмич, может, и рад изменить, но кому он нужен с волосами в носу и ушах и в майке-алкоголичке?

– Но если шанс выпадет и звезды совпадут, то он изменит!

– Измена – это сложный и накладный для совести и кошелька процесс. Целое приключение, азартное и рисковое. Там мало только лишь желания, даже страсти мало. Там столько факторов должны совпасть! Нужно, чтобы оба хотели и могли. Нужно, чтоб было место. Нужно, чтобы у обоих было алиби. Чтобы они оба были настолько умны, чтобы складно врать.

– Некоторые не удосуживаются складно врать, – вздохнула Алла.

– А между тем врать – это же вообще целая наука. Ложь – это как строительство дома. Она нагромождается поэтажно, и нужен очень крепкий фундамент, очень хороший цемент, чтобы каждый этаж проложить и скрепить надежными версиями лжи. Потому что любая трещина – это падение всей башни.

– Оля, тебе просто выгодно так думать. Думать, что уж тебе-то никто и никогда не изменит.

– Алла, да я в сознании. Я обычная совершенно, и у меня не поперек. Просто мой муж в этом вопросе жадный и ленивый. И еще брезгливый. Он уверен, что люди совпадают запахами. Однажды я купила ему куртку, и он сразу понял, что она не новая, хотя на ней был ценник. «Она пахнет каким-то мужиком, – сказал мой муж. – Ее уже носили». И не смог ее носить. Он мой запах знает наизусть и любит его. А все другие запахи – чужие. К ним надо привыкать, влюбляться.

А у него на это времени нет, и желания особо тоже. Это ж надо гоголем ходить, выпячивать свои достоинства, сиять, как медный рубль, дарить цветы. Он лучше домой пойдет, там борщ и дети. И жена в огурцовой маске на лице. Но своя и пахнет огурцом. Я в нем уверена поэтому. А не потому, что я уникальная и медом намазана.

Измена – это весы. Ты всегда знаешь, что там, на другой стороне весов. Готов ли ты этим рисковать ради сексуального приключения, которое еще не гарантированно закроет твои дефициты? Большинство изменщиков не секса ищут, а адреналина и вдохновения. Это те, кто уже отчаялся получить их в семье. У кого весы со стороны семьи стали совсем невесомыми.

– Не успокаивай себя банальностями, Оля. Если он будет ехать в поезде, в купе со смазливой 20-летней куклой, то ее клубничный запах сразу перекроет всю твою аргументацию возможностью безнаказанно сходить налево. Клубника вкуснее огурца.

– Алла, ты провокатор, – смеюсь я. – То есть ты не допускаешь мысли, что он скажет: нет, клубничка, у меня есть жена, и в доказательство станет прямо в купе читать наизусть мои посты?

Алла тоже смеется. Она уверена, что я наивна, как любая жена, голова которой плотно закопана в песок наивности. А я не считаю, что я наивна. Я считаю, что у каждого свой опыт и своя правда, в которые нам выгодно верить.

Я верю в честных мужчин, которые не изменяют. Не потому, что случай не представился. А потому, что для них семья – это высшая ценность и ее нужно нежно беречь. Верю в мужиков, которые живут в уверенности, что им досталась самая лучшая женщина на земле, и боятся ее потерять. Им огурец важней клубники. Мой муж часто говорит, что я лучшее, что случилось с ним в жизни. Ну и почему я должна ему не верить? Я вот согласна.

А Алла верит в нечестных мужчин. Потому что главный мужчина в ее жизни поступил с ней нечестно, хотя ничто не предвещало. И теперь она подозревает, что все остальные – такие же, с червоточинкой. И когда уверен, что ты купил червивое яблоко не потому, что не повезло, а потому, что все червивые, то с этим проще жить. Такое искусственное торжество справедливости, и никому не обидно.

Поэтому Алла верит в свою выгодную правду, и ей с этой правдой не так больно переживать свою личную трагедию.

– Лену помнишь? Худая такая, с челкой? Разводится. Муж признался, что изменял. – Алла смотрит на меня ликующе, будто выложила козырь против моих шестерок.

– Светленькая такая? Блин, жалко ее. Я вот считаю, что измена должна стать прерогативой умных людей, способных уберечь свою вторую половину от такой информации.

– То есть пусть втихую ходят налево? Оригинально.

– Пусть вообще не ходят. А если ходят, то втихую. Я же говорю, измена – накладное для совести мероприятие. Тяжеленный груз на душе. Не все в силах вынести.

Там нельзя просто поклубничить и как ни в чем не бывало прийти домой и есть борщ, приготовленный женой. Ей же в глаза смотреть нужно, жене этой. А совесть, она же вместе с тобой борщ ест. И думает: вот старалась она, варила, свеклу терла, капусту, а я чужой бабой пахну! И не вывозит мужик мук совести, часть на женщину перекладывает. Признается. Мол, прости меня, горемыку. Бес попутал, кобелину. А она прощает, куда деваться. Любит же. И живет потом с этим всю жизнь. Спать ложится, а та любовница как бы с ними. Потому что жена уже не про то, что завтра приготовить, думает, а про то, как муж ее целовал.

Алла вздыхает. Она устала от одиночества, хочет семью и детей. Но за три года после развода она пока не встретила достойного мужика. Всех достойных, видимо, расхватали щенками и лепили под себя.

Алле предлагалось либо переделывать то, что было уже слеплено, – а это очень сложно, ведь с годами пластилин затвердевает и лепка превращается уже не в лепку, а в пиление по затвердевшей глине, либо взять то, что никому не нужно. А такое и Алле не нужно.

А нужен добрый, успешный, работящий. Влюбленный в Аллу по уши. А где ж такого взять?

Алла – успешная женщина. У нее салон красоты, даже два. На первый папа дал, на второй сама заработала. Алла нашла свое предназначение – делает людей красивыми.

Она думает, что здорово бы делать людей не только красивыми, но и счастливыми. Такой же салон открыть, только не красоты, а счастья. Приходишь туда несчастный, одинокий, а уходишь цветущий и счастливый. Вот как такой сделать?

Алла грустит. Успешная одинокая женщина. Сейчас это тренд. Очень много красивых и успешных одиноки. Все они хотят вложить свои ресурсы в надежный банк, который их оценит и приумножит. А кругом одни ларьки «Быстроденьги» и сомнительные предприятия.

Успешная женщина дорога в эксплуатации. Причем я не про деньги, деньги она и сама может. Просто успешной женщине соответствовать нужно. Не отсвечивать, а соответствовать. То есть тоже быть успешным в какой-то сфере, в любой. Чтобы два успеха, как параллельные прямые, поддерживали друг друга магнитными полями взаимного восхищения.

И Алла ищет этого восхищения. Пока не нашла. Если кто-то нравится – так сразу женат. Женат, но не прочь намотать на кулак длинные (она снова отрастила) волосы Аллы. Пока жена с детьми на даче.

Но Алла знает, что ни одна женщина не найдет в своей постели ее волос. Потому что Алла не хочет, чтобы из-за нее какая-то другая женщина задохнулась из-за панической атаки или астмы.

Пусть эта неведомая женщина живет себе счастливо, делает огурцовые маски на лицо и беззаботно варит борщ. И думает, что ее муж ей не изменяет. Наивная.

Каренина

Муж Анны Карениной простил ей измену, спас ее от смерти, полюбил дочку, рожденную от другого мужчины. Ей было тошно от его идеальности. На его фоне ее собственные поступки казались особенно кощунственными и не имели оправданий. Нет, он не был тряпкой. Он пытался ей запрещать, строил шлагбаумы ультиматумов.

Но она не могла стать лучше, а сделать его хуже тоже не могла. Она пыталась сбежать, но от себя не сбежишь. И она пошла на вокзал и нашла поезд. Как решение.

Я муж Анны Карениной. Приторный и правильный чиновник, хороший человек. Такой хороший, что хочется прибить. Занимаюсь благотворительностью, спасаю людей. Еще немного – и замироточу. На фотографиях уже заметен нимб, поданы документы на причисление меня к лику святых.

Иногда я сама себе противна в этом своем смиренном благоговении. Мне хочется засунуть руки в таз с грязью и вытереть их о свое белое пальто. Я работаю над этим. Пока мимо.

Моя любимая история – про очень хорошего мужа, с которым решила развестись очень обычная жена. Муж успешный, красивый, статный, отличный семьянин и отец. А она от него уходит! Как? Куда? Ты с ума сошла?

Но она устала жить и оттенять. Хочет просто жить и не подсвечивать чужую белизну. Она разводится без видимых причин. Не потянула такого мужика, слишком хорош для нее.

Он разбит. Не понимает: как так? Ведь он из тех, кого нельзя бросить, можно потерять. Он решает ей отомстить: показать, что она потеряла, и заставить кусать локти.

По выходным он забирает дочь и в воскресенье должен вернуть девочку в шесть вечера. И вот – шесть вечера. На крыльце дома стоит бывшая жена с подругой, ждет бывшего мужа с дочкой. К дому подъезжает шикарная тачка. Из нее выходит бывший муж. Одет с иголочки, пострижен, улыбчив. В руках букет для мамы, который они выбирали вместе с дочкой.

Он открывает дверь, из машины выпархивает счастливая дочка-принцесса с новой куклой и воздушным шаром, бежит к маме. И вот с букетом и улыбкой к жене и ее подруге направляется он. Он совершенство.

Подруга, не справившись с эмоциями, шепчет тот самый текст, который он бы так хотел слышать:

– Как ты могла от него уйти, он же идеальный?

И бывшая жена, обнимая дочку, кутаясь в любимую вязаную кофту, абсолютно счастливая в своей свободе, отвечает:

– Ничего. Он работает над этим.

Пресловутая идеальность – это иногда порок. На фоне кипенно-белого пальто так сильно заметны чужие пятна на чужих плащах. Я это понимаю.

Я бы хотела быть иногда плохой. Я не про импульсную случайную «плохоту» с ее пересоленными борщами и белым бельем, постиранным с красным носком. Я про повсеместную внутреннюю плесень, ментальную гниль, желание причинять боль, творить подлость, ругаться матом, толкать локтями, жалить взглядом, про жажду ярости и повсеместного разрушения.

Во мне этого нет. Я, даже когда злюсь, никого не хочу обидеть и ударить. Могу на эмоциях задеть словом, но тут же раскаяться и долго просить прощения. Мне физически некомфортно быть плохой. Если я залью в мой бензобак энергию ненависти, я никуда не уеду, заглохну на первом же светофоре.

А просто я могу оправдать любой плохой поступок. Как правило, в знаменателе любого плохого поступка лежит дефицит любви. Ну или психологический диагноз.

Люди не становятся подлецами просто так. Подлецом быть сложно, неприятно. Это как жить на мусорке, мириться с запахом. И уйти нельзя, потому что мусорка внутри. Человек сам выбирает быть подлецом. Между подлецом и неподлецом выбирает подлеца. Зачем?

Думаю, не от того, что он счастлив. Выбирают образ подлеца те, кто внутри заполнен сквозняком обид и колючей проволокой одиночества, недолюбленные, ожесточенные, необнятые люди.

Эта подлость – их защита от внешнего мира. Он их укусил, а они его. Подлецы нуждаются в помощи еще больше, чем неподлецы. Если внутри любовь, она и выплескивается.

У моей подруги Нины ребенок, сын, попал в аварию. Стал инвалидом-колясочником. Жизнь разделилась на до и после. Она посвятила себя служению болезни сына. Всю свою жизнь перестроила под него. Ушла с работы, научилась делать массаж, перепробовала все методики. А муж не смог. Назовем мужа Вова.

Однажды Вова вышел погулять во двор с сыном на коляске. Пришел на детскую площадку, на которой раньше играл его здоровый сын. Все на них смотрели: кто-то с любопытством, кто-то с жалостью. Всем было до них дело. Муж погулял, вернулся домой.

– Что у нас на ужин? – спросил он из прихожей.

– Сейчас массажист придет, я убиралась, – сказала Нина. – У меня только каша Семе. Я не прислуга. Сходи в магазин.

Муж собрался и ушел в магазин. И не вернулся. Через магазин ушел из семьи. Подлец. Слабак.

Женщины сильнее мужчин. В стрессовой ситуации это особенно очевидно.

Нина не прощает предательства. Она считает, что Бог обязательно отомстит Вове. У Бога свой реестр страшных грехов, и Нинин муж занимает в нем лидирующие позиции. Первый претендент на ад.

На днях муж попросил у Нины свидетельство о браке. Без него не дадут развод. То есть он решил не просто уйти, а официально закрепить свой уход. Нина звонит мне, рыдает, злится, просит написать пост возмездия.

Мол, мужики, вы слабаки. Сволочи, предатели. Вы бросаете нас, женщин, с болезнями и детьми-инвалидами, вы находите в 50 лет новых жен, вы предаете чувства, плюете на обязательства, у вас нет совести, есть только жажда жизни. Я слышу, как плачет Нина на том конце трубки.

– Напиши! Напиши! Напиши! И затегай его. Он читает тебя, пусть сгорит от стыда.

– Нин, – виновато говорю я. – Я не могу. Понимаешь, он ушел вместе со своей совестью. Ему же с ней спать. Это же наказание посильнее.

Я хотела сказать «посильнее инвалидности», но не уверена, что это уместно.

– Я правильно понимаю: ты на его стороне?

– Нина, нет, конечно. Нет. Он тысячу раз не прав. Он поступил подло. Но ты понимаешь, мне кажется, он ушел не из-за сына. Ему не хватило командной игры. Сплоченности, семьи.

Болезнь мальчика – страшный удар. Муж контужен. Нина нашла себя в спасении, занялась лечением сына, выкарабкалась. А он остался там, на войне, брошенный и никому не нужный. Нина ушла от Вовы к болезни сына и живет с ней семьей. А он за бортом – оглушенный, опустошенный. Он не может найти себя в спасении сына, там все вопросы закрыла Нина, он не может простить себя за то, как все случилось, он не знает, как это все прожить и принять. Он убегает куда глаза глядят. Там, над пропастью во ржи, наверное, есть ответы. Или на вокзал?

– Нин, а вот когда он придет за свидетельством, ты можешь налить ему чаю? Не ругаться, обнять?

– Может, еще в жопу поцеловать?

Я замолкаю. Я понимаю. Нину распирает от гнева и несправедливости. Она сейчас не может поделиться теплом. Она сама ледник. Ледник никого не может отогреть. И заросший щетиной, непонятно где живущий муж тоже такой же, одинокий айсберг. Айсберг ходил гулять с сыном и натыкался на чужие взгляды, и цепенел от холода, и леденел от жалости, и покрывался коркой равнодушия. Он пришел домой. Что на ужин? Ну скажи: макароны. Макароны – это забота. Это щепотка тепла. А макарон нет. Есть массажист, болезнь сына. А ему, мужу, дома нет места.

Мне кажется, все так. Я не могу возненавидеть его за компанию с Ниной, у меня не получается. Я наращиваю в себе мощь его подлости. Ушел, сволочь. Бросил. Дрянь. Немужик.

Но внутри меня пусто. Не отзывается. Нет энергии в моем гневе, потому что нет гнева. Есть желание сварить ему макароны. Сказать: на, поешь. Будут силы – соберись. Сходи еще раз погулять. Ты привыкнешь, примешь.

– Я не могу, Нина, – говорю я. Это я про пост.

– Спасибо, подруга, – говорит Нина. – Ты настоящий друг.

Она строит между нами баррикады ерничества, манипулирует дружбой.

– Вот когда у тебя с Катей все случилось, я тебя поддержала.

Это правда. Нина поддержала: искала врачей, предлагала денег. Я не знала, что это платная услуга. Я теперь должна взамен возненавидеть ее мужа. Нине плохо, ей нужно время. Она один в поле воин: сражается с болезнью, борется за сына. Она все на алтарь, это так правильно. Нина идеальная.

– Нина, прости меня. Я не буду писать плохо про Вову. Я тебя люблю.

– Да пошла ты, – говорит Нина и бросает трубку.

Ну слава богу. На моем белом пальто огромная клякса. Я ужасная подруга. Я пишу этот пост. На заднем фоне играет музыка.

 
Разведи огонь,
если точно выбираешь меня,
разведи огонь —
и посреди ненастного дня
скажи мне: я приду, я тебя не подведу.
 

Мне кажется, это Вселенная что-то хочет сказать Вове. Если вдруг Вова и правда меня читает.