Текст книги "Немецкая мечта"

ХI

У меня началась новая жизнь. Утром я провожал Ангелу на работу и, как на крыльях, летел в Светкину конуру, где ждал, когда после бессонной ночи проснётся Тарас. Затем мы с ним прыгали в мою машину и ехали на «точку» – «напёрсточничать». Эта работа, от которой когда-то сердце колотилось, в желудке стоял холодный ком, руки тряслись – стала привычной рутиной. Главное, денежки шли. Вечером возвращались на Светкину съёмную хату. И мой приятель отправлялся с ней «на дело», а я садился в свою машину и ехал к Ангеле. Через несколько дней она разрешила мне встречать её после работы. Я парковался в нескольких кварталах от университета, где она преподавала, и ждал… И – вот миг запредельного счастья – она выбегает из здания университета, постукивая тонкими каблучками, подходит ко мне, лучезарно улыбаясь, распахивает дверь автомобиля и грациозно усаживается рядом, чмокнув меня – то в нос, то щёку. По дороге мы заезжаем в продуктовый магазин, затариваемся чем-нибудь вкусным, причём платит неизменно она. «Ну, что ты, мой мальчик, тебе деньги достаются тяжёлым трудом на стройке. И – я представляю, сколько платят нелегалам». Я не разубеждаю её. Но, чтобы показать ей, что я – не альфонс и не бедняк, покупаю ей – то букет роз, то – какую-нибудь безделушку в виде цепочки или браслета. Дома мы вместе готовим ужин. Вернее, готовит она, а я, наверное, больше мешаю, но зато проявляю рвение помочь ей, сделать что-то простое – порезать овощи, натереть сыр, помыть посуду. Затем мы садимся за наш семейный ужин. Как мне полюбились эти вечера, проведённые наедине с ней, дома, и наши задушевные разговоры под приглушённым светом бра, под бокал терпкого сухого вина… В барах Ангела пила пиво, дома же предпочитала что-то более изысканное – вино, шампанское… В клубах она могла зажечь под какой-нибудь «дип-хаус», а дома она неизменно включала классическую музыку, особенно ей нравился Карл Орф. И, конечно, знаменитая «Carmina Burana». Ангела вообще любила всё мистическое. А эти латинские трактаты средневекового монастыря, положенные на музыку загадочного немца, вызывали у неё лихорадочный восторг. «Такой музыкой можно дьявола вызывать» – говорила она, задумчиво усмехаясь…

Ангела рассказывала, а я с упоением слушал. Ей нравилось рассуждать на отвлечённые темы. Так, она в то время увлекалась философией Карла Юнга и, кажется, её диссертация была как раз на эту тему. Особенно её занимали – коллективное бессознательное и психология сновидений. Ангела рассуждала о том, что сны – это не просто продукт жизнедеятельности мозга, так как бывает, что человеку снится то, о чём он даже не думал, и вообще – помыслить не мог. И ещё – если сны отражают нашу повседневную жизнь, то почему человеку, живущему однообразно, у которого один день – повторяет другой, один и тот же сон никогда не снится два раза? Значит, всё гораздо сложнее. И странно, что за столько лет существования человечества учёные так и не разгадали тайну снов. А ведь половину своей жизни мы проводим во сне… Ангела вообще предполагала, что через сон мы черпаем информацию из ноосферы – этого «коллективного бессознательного», получаемая нами информация откладывается в нашем подсознании, а затем поступает в сознание. Как если бы кто-то давал нам через подсознание инструкцию поведения на предстоящий день… Каждое утро Ангела спрашивала меня, что мне приснилось. Я рассказывал, а она внимательно и серьёзно слушала, выписывая символы моего сновидения в одну колонку, а их расшифровку – в другую. А потом описывала моё душевное состояние. И, кстати, почти всегда попадала в точку. Ну, а сны мне в тот период снились замечательные: летние дни, наполненные солнцем, очень много моря, я – нежусь в ласковых волнах или плыву на яхте под белым парусом, или парю в небе, а мимо проплывают лёгкие и прозрачные, как туман, облака… Она посвящала меня в тайну снов. Я навсегда запомнил: если снится день, особенно солнечный, значит, у тебя – солнечное настроение, а если ночь – ты в депрессии, либо в растерянности, словом, на душе – один сплошной негатив. Вода – это эмоции. Море, соответственно, море эмоций. Именно такое настроение у меня и было – радостное, солнечное, лучезарное, счастье – через край. Я купался в эмоциях, как в ласковой морской воде. Ну, а то, что летал – возносился на седьмое небо от счастья… В такие вечера, проведённые у неё дома, мне казалось, что мы – семья. И больше всего на свете хотелось, чтобы так продолжалось вечно.

Но мы не только проводили время в увлекательных беседах. Частенько оставляли машину у её дома, а сами отправлялись в какой-нибудь бар и веселились по полной программе. И опять же, Ангела всегда платила за меня. Но я не очень парился по этому поводу.

А ещё за это время я возобновил связь с родителями. Зашёл в телефон-автомат, набрал код Италии 0039 и их телефонный номер. Трубку взяла мать. Услышав мой голос, разволновалась. Я прекратил её сбивчивый монолог резонной фразой, что время – деньги и коротко сообщил, что с Легионом, увы, не вышло, но что у меня всё хорошо, в Легионе я познакомился с парнем, вместе с ним вернулся в Ганновер, мы устроились на стройку к его родственнику, снимаем жильё, платят нормально, а ещё – я познакомился с чудесной девушкой, настоящей немкой, она – доктор философских наук, живёт одна, не замужем, мы встречаемся… О том, что она меня намного старше и имеет сына, я умолчал. Понятно, что эта девушка – находка для меня, но мама, в силу своего совкового воспитания, придерживается стереотипов, что женщина должна быть младше и без детей, и вообще, лучше, если она – девственница… Мама сообщила, что у них всё хорошо, отец работает, она – наслаждается летом в Италии, ездит осматривать достопримечательности и в целом проводит время интересно и с пользой. Относительно того, что у меня не вышло с Легионом, ответила, что ничего удивительного – так она и предполагала. Моя работа на стройке вызвала сдержанную реакцию – не такого будущего для меня они хотели, чтобы сын профессора на стройке с простыми работягами вкалывал. А по поводу отношений с Ангелой заявила довольно резко, что никакой перспективы тут нет и быть не может – немцы с нашим братом не знаются, и сколько лет может быть этой девушке, если она уже защитила диссертацию, и в курсе ли её родители, что она встречается со мной… На этот раз я честно ответил, что родители – не в курсе. А про то, сколько лет моей подруге – опять трусливо, вернее, осторожно, умолчал. Не надо пока им знать.

А тем временем закончился июнь, первый месяц моего самого счастливого лета.

Я ждал Ангелу в машине – и вот она, летит ко мне, на ней лёгкое платье в стиле «хаки», широкий пояс подчёркивает тонкую талию, распущенные волосы подпрыгивают в такт её шагам.

– Отпуск! – восклицает она, усевшись рядом и обдав меня ароматом цветочных духов. – У меня – двухмесячный отпуск. И я предлагаю… Провести его в Италии! Как ты насчёт того, чтобы сгонять туда на месяц-полтора?

– Ура! – вскричал я. Италия! Сразу же подумал о том, что смогу навестить родителей и познакомить их с моей девушкой. Она понравится им, обязательно! Она же такая красивая и умная и, наверняка, найдёт общий язык с моим отцом. Но… – Я-то – за, вот только… У меня же документы не в порядке.

– Точно… Что же делать? – Ангела погрустнела, нахмурилась.

– Я что-нибудь придумаю, обещаю, – заверил я её. – Дай мне дня два-три.

К кому я мог обратиться за помощью, как не к нашему благодетелю и покровителю Коту! На следующий же день, отработав смену с напёрстками, я дождался его, так как он уже не контролировал нас, а подъезжал к концу смены только чтобы забрать деньги. Подождав, когда он отсчитает свою долю, я осмелился спросить, не сделает ли он мне документы для поездки в Италию. Кот ответил, что нет проблем и озвучил сумму, за которую он взялся бы устроить это дельце. Благодаря тому, что у меня есть одно полезное качество – откладывать деньги – мне удалось скопить некоторую сумму, которой вполне хватило бы и на то, чтобы за документы заплатить, и на отдых в Италии. Деньги эти я прятал в тайнике, который устроил на нейтральной территории, не в Светкиной съемной квартире. Договорились, что завтра я принесу требуемую сумму, и в течение недели Кот сделает мне документы. Я поспешил сообщить об этом Ангеле и мы стали готовиться к поездке: продумали маршрут, забронировали отели. Путешествовать решили на моей машине. Я написал родителям, сообщил, что мы с Ангелой едем в отпуск в Италию.

Через неделю Кот познакомил меня с немецким цыганом Вернером, который за хорошее вознаграждение вручил мне итальянские права и паспорт на имя Джованни Коста.

Скажу сразу, что наши не были в восторге от того, что я уезжаю. Кот поморщился, узнав, что я еду на целый месяц – это значит, что точка в течение месяца не будет приносить доход. Но – я никому ничего не должен, в этом-то и состоит прелесть свободной жизни. В итоге, пожав плечами, он пожелал мне счастливой поездки и пообещал, что они будут меня ждать с нетерпением! Тарас сразу прикинул, что его заработок ограничится ночными сменами, и тоже скис, впрочем, переговорил с Котом, и тот поставил его в группу поддержки на другую точку. Больше всех ворчала Светка: делаю, что хочу, на коллектив забил и всё такое… Пришлось на неё грубо прикрикнуть. Мне показалось, что она просто отчаянно завидует.

И вот долгожданный день отъезда!

Накануне я провёл ночь с Ангелой. Мы поднялись рано, но от предвкушения путешествия в Италию проснулся я легко, с ощущением переполнявшей меня энергии. Мы позавтракали, выпили кофе, занесли в машину вещи и отправились в путь.

Часа через полтора въехали в Гёттинген. Я грустно улыбнулся – прошло каких-то полгода, как я покинул этот маленький городок, приветливо встретивший и приютивший нас, а такое ощущение, что прошли годы, столько произошло всего и на столько изменился я сам… Кем я приехал в Германию? Ребёнком, несмотря на весь мой детский эпатаж в желании самоутвердиться и проявить самостоятельность. Вчерашним школьником, девственником во всех смыслах этого слова. А сейчас? За плечами – Французский Иностранный Легион, связь с преступным миром. Тогда я въезжал в Гёттинген с родителями, сейчас – въезжаю на своей машине, со своей девушкой, которая сидит рядом, увлечённо листая путеводитель. У меня – поддельные документы и пачки марок в карманах джинсовой куртки, заработанных преступным путём. Тогда я едва на немецком разговаривал, с ошибками, с постоянными паузами – сейчас на этом языке, ставшем для меня почти родным, я уже немецких философов обсуждаю… Да уж, неисповедимы пути твои, Господи… А всё-таки сердце замерло при виде улочек, по которым я бродил, впитывая в себя дух Германии, магазинчиков, в которых мы с мамой закупали продукты к семейному ужину…

Но вот Гёттинген позади. За несколько часов я второй раз пересёк всю Германию. Только в первый раз я пересёк её с востока на запад, а сейчас – наш путь лежал на юг.

К вечеру приехали в Мюнхен, где и остановились на ночлег. Для того, чтобы скоротать одну ночь, мы посчитали достаточным и трёхзвёздочный отель. Наш номер оказался малюсеньким: в него едва вмещалась двуспальная кровать с прикроватными тумбочками, а платяной шкаф был такой узенький, что напоминал пенал, в нём вряд ли поместилась бы и половина нашей одежды. Ради одной ночи мы даже не стали распаковывать чемоданы. Зато этот маленький номер оказался очень уютным, впрочем, как и всё в Германии: покрывало с кружевной оборкой, подушечки с вышитыми наволочками, мягкие коврики, шторы с кистями и настольные лампы с кружевным абажуром на тумбочках… Оставив вещи, мы отправились гулять. Я очень хотел посетить мюнхенскую достопримечательность – пивную «Hofbräuhaus», что в переводе означает «Придворная пивоварня». Пофоткавшись на центральной площади города – Мариенплац – на фоне готического здания с высокой башней и арками, мы без труда нашли этот располагавшийся неподалёку пивной ресторан, открытый аж в начале XVII века. Это царство пива, которое может вместить четыре тысячи посетителей – культовое место, которое посещали разные известные люди. Здесь Моцарт смаковал пиво, сваренное по тому же рецепту, что и сейчас (интересно, какое пиво вдохновляло гениального композитора – тёмное, светлое или оригинальное?), сюда захаживали дедушка Ленин с супругой, которые, кстати, знаменитые инициалы ресторана «HB» в шутку расшифровывали как «Народная воля», но главный персонаж, отметившийся в этой пивной – Адольф Гитлер, который в 1920 году в Парадном зале – «Festsaale» – провёл первое крупное собрание Немецкой рабочей партии, на котором присутствовало более двух тысяч человек. На этом собрании, продолжавшемся четыре часа, Адольф Гитлер огласил Программу «25 пунктов», которая стала официальной программой нацистской партии, и предложил переименовать организацию в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию. Так что именно в этих толстых кирпичных стенах образовалась НСДАП и потом, кажется, с 1933 – года, когда к власти пришли национал-социалисты, и на протяжении одиннадцати лет здесь отмечались все годовщины создания партии. И именно здесь в 1941 году фюрер, поднимая бокал за день рождения своей партии, объявил об использовании субмарин в военных действиях. Я представил этого одиозного вождя, истерично произносящего речь и размахивающего пивной кружкой, и восторженные крики толпы, с обожанием взирающего на своего лидера и пьющего за его здоровье. Здесь и сейчас кричат. Все – в приподнятом, возбуждённом настроении. Наверно, этому способствует сама энергетика места. Ещё бы, четыреста лет здесь веселились тысячи людей, здесь оставили частицы своих гениальных душ многие знаменитости. К сожалению, нам не удалось посетить Парадный зал – мы разместились на первом этаже, в зале Швемме, так называемом «погребке» на сто двадцать столов из древесного массива, каждый – на восемь человек. Мимо нас сновали официантки – крупные немки в фирменных фартуках, а оркестр играл традиционную баварскую музыку. Мы попробовали все три сорта пива, предлагаемые в пивной: самый старый сорт «Hofbräu Dunkel» – тёмное мюнхенское пиво, «Hofbräu Original» и «Münchner Weiße» – светлое пиво. А к пиву мы заказали свиное колено и белые мюнхенские колбаски с традиционной кислой капустой. За фирменной кружкой пива мы с Ангелой вели философские разговоры.

– Я не удивлён, что Гитлер выбрал именно это место для декларации своих самых знаковых идей. Здесь такая энергетика – чувствуешь себя как будто наэлектризованным.

– Гитлер был умный человек, харизматичный, одиозный лидер. Он мог заразить своей энергетикой в любом другом месте.

– Да, – мечтательно протянул я, – вот если бы он тогда победил, мы в России тоже пили бы баварское пиво, самое вкусное пиво на свете.

– Гитлер – не мой кумир, – возразила Ангела, – и хорошо, что он не победил. Сколько людей погибло по его вине, сколько народов проклинают фашизм.

– Разве тебе, как немке, не близка его идея арийского господства?

– Ни один народ не имеет право господствовать над другим и навязывать свою культуру, религию, традиции. Должна быть толерантность.

Кажется, это словечко – «толерантность» – я впервые услышал именно от Ангелы.

– Неужели тебе приятно осознавать, что ты принадлежишь к нации, которая породила такого преступника? – не сдавался я. – Во Франции, к примеру, Наполеон считается национальным героем. А он немногим отличается от Гитлера.

– В каждой нации есть свои злодеи и свои святые, – сказал Ангела. – У вас – свои злодеи: Ленин и Сталин. Это ничего не значит.

– Всё-таки немецкая нация более великая, чем русская! – я горячо отстаивал свою любовь ко всему немецкому.

– Это почему? – прищурилась Ангела, и, как мне показалось, моё мнение пришлось ей по вкусу.

– У вас – великие философы. А у нас с философией туго.

– Просто для нашего менталитета характерна отвлеченная мысль, а вы выражаете философию через художественный образ. У вас почти вся литература – это же философия в образе. Например, Достоевский.

– Ты читала его?

– Да.

– А я – нет. Мы его в школе проходили. С тех пор я испытываю к нему стойкое отвращение… Впрочем, признаю: Достоевский – единственный писатель, которого уважают в Европе.

– Вовсе нет… Ну, чем же ещё мы – более великие?

– Музыка! У вас – Бах, Бетховен, Шопен, Вагнер… да тот же Орф!

– А у вас – Чайковский, а Рахманинов – вообще интеллектуал в музыке. А русский балет? Ты любишь балет?

– Не знаю, никогда не был. А то, что в Союзе по телевизору показывали – никогда не смотрел.

– Жаль. Мне вот нравится «Лебединое озеро» и «Щелкунчик» Чайковского… А русская живопись?

– Не знаю.

– Вот видишь… Ты просто ничего не знаешь – ни балет, ни живопись, ни музыку, ни литературу.

– И знать не хочу! – слишком горячо воскликнул я. – Ненавижу всё русское! Жалею, что русским родился!

На самом деле мне было просто стыдно перед Ангелой за своё невежество.

… А фирменные подставочки с инициалами ресторана «HB» мы забрали на память. И потом долго у меня болтался этот сувенир, напоминая о времени, когда я был счастлив…

Утром, отведав типичный европейский завтрак – кофе, сыр типа брынзы, тосты и мёд, – с первыми лучами солнца мы отправились в путь. А путь наш лежал в Венецию.

Но, чем ближе мы подъезжали к границе, тем больше в животе ощущался неприятный холодок страха, как в школе перед экзаменами. Ведь я еду с поддельными документами. А Ангела щебетала, как ни в чём не бывало. Наконец, заметив моё состояние, спросила:

– Ты чего такой мрачный? Что случилось?

– Ну, я же говорил тебе, что у меня нет документов.

– Ну?

– Ну, и понятно, что легальным путём за неделю я сделать их не мог.

– Тебе сделали фальшивые документы?

– Да.

– Кто?

– У одного парня со стройки нашёлся знакомый, который этим занимается, он как-то связан с криминалом… Ты только не подумай чего, я – добропорядочный гражданин, но, чтобы поехать с тобой в Италию, я обратился к нему и… заплатил за фальшивые документы. Вот, и теперь ужасно боюсь.

– А! – Ангела не выглядела удивлённой или напуганной. – Покажи.

Я съехал на обочину дороги и достал паспорт и водительские права.

– Они – итальянские.

– Да. И если ко мне начнут обращаться на итальянском, я пропал.

– Ты не знаешь итальянского? – спросила Ангела с таким видом, словно я знал все языки на свете, а вот итальянский не удосужился выучить.

– Нет. Я захватил с собой самоучитель и за эту неделю пытался выучить хоть что-то.

– О! Самоучитель – это прекрасно! Давай его сюда. Пока мы едем, я тоже поучу итальянский. Он нам пригодится.

– Ещё как пригодится! Особенно при переезде границы.

– Не бойся! Границу я беру на себя. Ты, главное, сделай мрачное лицо, как будто у тебя зуб болит или ты с похорон едешь, а потому беспокоить тебя неуместно, – смеялась Ангела. – А вообще, на взгляд простого обывателя – вполне себе нормальные документы. Так что…

Она произнесла словечко, которое с немецкого можно перевести как «не парься». Её веселье и успокоенность передались и мне. Я улыбнулся и подумал, что вся моя жизнь последних месяцев – сплошная авантюра, а потому – где наша не пропадала!

Однако я зря боялся – немецкую границу проехали спокойно. Пограничники едва взглянули на мои документы. Австрийскую переехали тоже без происшествий. Австрийский аппендикс, втиснутый между Германией и Италией, проскочили за час. И вот – итальянская граница. Я придал лицу такое неприветливое выражение, чтобы отбить у стражей границы всякое желание вступать со мной в беседу. Документы – и свои, и мои – подала Ангела, лучезарно улыбаясь. Молоденький пограничник, ещё не утративший своего рвения, внимательно изучал документы Ангелы, пока она болтала на итальянском то, что успела за это время выучить из самоучителя:

– Sono un dottore in filosofia. Voglio conoscere le attrazioni d'Italia. Andiamo a Venezia. Ah, Venezia! Sogno… Я – доктор философских наук. Я хочу познакомиться с достопримечательностями Италии. Мы едем в Венецию. Ах, Венеция! Мечта…

Пограничник с интересом взглянул на мою спутницу, вежливо улыбнулся, а затем принялся за мои документы. Мне показалось, что пограничник рассматривает их подозрительно долго. Затем он поднял на меня глаза. Я решил тоже вставить пару фраз на итальянском, для конспирации забив рот жвачкой, чтобы замаскировать акцент:

– Voglio mostrare all'amica l'Italia. Я хочу показать подруге Италию.

Пограничник, наконец, вернул нам документы и, улыбаясь, сказал:

– Buon viaggio! Приятного путешествия!

Отъехав от границы на достаточное расстояние, я остановил машину, и мы с Ангелой обнялись и в унисон заорали:

– Да! Получилось!

Как будто мои крылья были связаны и вдруг – оковы спали – и я взлетел… Да, мне казалось, что я лечу в своей машине навстречу новой, ещё более счастливой жизни! а путь наш лежал в Венецию.